Времена грёз 3 том

Тяжелые, бархатные кулисы вновь распахнулись, явив на сцене новые, неожиданные лица, на этот раз, сменив ориабцев, перед нами оказались жители Тирио, оборотни и даже волки, послушно и выучено занявшие свои места. Последние на выступлениях явно были в новинку, люди с интересом замерли в ожидании, зазвучала музыка далеких фьордов, но звери не шелохнулись, не испугались и начали движение, только когда девушка в рыжем платке пустилась в пляс, послушно следуя за словами неведомой легенды, напеваемой низкими гудящими голосами мужчин. — На северных просторах, Где леса и горы, На праздник молодых, Явилось дева Тора. — Смех её, как свет, Ярче пламя свеч, На пиру веселье, Танцы, сидр и смех. Несколько оборотней в кожаных доспехах высыпали на сцену достав оружие и угрожающе двинувшись на волков. Тихо зарычав, звери ощетинились, обнажив клыки и совсем нешуточно, с злобой глядя на «врагов», от чего по залу пронеслась тревожная волна перешептываний и испуганных вздохов. Зрители на первых рядах заметно заерзали, то и дело поглядывая на музыкантов, упрямо отыгрывавших один и тот же завораживающий ритм, заставлявший кровь в висках биться в такт. Хрупкая дева с рыжим платком отшатнулась от воинов, прижав руки к груди и словно по-настоящему ужаснувшись их прибытию. — Вдруг враги пришли, В ночь безлунной тьмы, Хэрсир Бьярга пал в бою, Сквозь мечей огни. Ближайший к ней мужчина с выкрашенными в белый цвет волосами махнул топором в сторону самого крупного волка и резким выкриком топнул ногой по сцене. Зверь упал как подкошенный. Бросившись к нему, дева скрыла волка своим плащом и, гордо выпрямившись, вытащила из-за пазухи небольшой клинок, выставив руку с ним в качестве защиты. — Рыжая дева встала, Смело в бой пошла, Сверкнул металл в руке, Словно Тора молния. На миг, музыка грянула громче, да так сильно, будто в театре и правда разразилась гроза, вместе с этим со стороны волков на сцену вышел еще один крупный мужчина и несколько воинов. Выступив вперед, они вдруг резко бросились в бой с захватчиками, в воздухе зазвенела сталь. — Врагов сокрушила, Хэрсира Бьярга спасла, В сердце нового конунга Любовь зажглась сильна. После короткой, но крайне реалистичной схватки враги один за другим оказались на полу, порой словно подкошенные настоящей раной падая на помост и затихая подобно мертвецам. Волки, помогавшие своим защитникам, как по команде торжественно завыли, подняв головы и забыв про недавнюю злость. Самый крупный воин, новый конунг, не стесняясь подхватил девушку на руки и крепко поцеловал, прижимая ее к себе как драгоценность, но она тут же выскользнула из объятий. Подхватив свой плащ с раненного волка, дева задержалась на мгновение, взглянув на возлюбленного, и выбежала со сцены, капюшоном прикрыв заблестевшие на щеках слезы. — Остаться она не смогла, Старый долг звал вперёд, И в разлуке горькой Прошёл несчастный год. А на земле далекой Маг душу пленил ей, Силой мрака чёрной Отнял светлый день. Теперь только в легендах Их любовь и боль, Конунг помнит деву, Её свет и роль. Гнетущая, тяжелая музыка, сопровождавшая песню, вдруг стихла, напоследок став скорее печальной, нежели угрожающей. Конунг, проводив взглядом девушку, опустился на одно колено подзывая волков, и те, будто пытаясь поддержать мужчину, сбились рядом, ластясь и забираясь под раскрытые ладони. Занавес медленно опустился, скрыв сцену. Зрители зашлись аплодисментами. — Такое чувство, будто я уже где-то слышала эту историю. — Это одна из самых последних легенд севера, из цикла об объединении Тирио их новым конунгом, — приложив руку к груди, Эдит мечтательно закатила глаза. — Очень видный и красивый оборотень, довелось разок увидеть. Будь я моложе или останься у меня сердце, я несомненно влюбилась бы. — Настолько хорош собой? — Этот разворот плеч до конца жизни будет являться мне во снах. Во взгляде уже не молодой, но всё еще бойкой и симпатичной леди явственно заплясали озорные огоньки. Ничуть не сомневаюсь, что пожелай она привлечь к себе внимание, из женихов выстроилась бы длинная очередь, начиная аристократами и заканчивая юнцами, плененными этой строгой харизмой. — Бо-оги, не думали занять пустующее место? — Милая Софи, мне льстит ваша надежда на подобный исход, но нет. Всё, что осталось от души, я вверила господину и счастлива буду остаться подле него до конца дней своих. — Это тоже по-своему романтично, могу вас понять. В конце концов для своего сердца я тоже не желала больше потрясений, пускай даже приятных, но что-то пошло не так. Попав под влияние божества, у меня не было ни единого шанса не влюбиться, и почему-то это даже не смущало. Каждый раз представляя невинное прикосновение, дыхание на коже, мягкие объятья, не чувствую отторжения, скорее наоборот, словно вот-вот услышу тихий вздох и губы у самой шеи… Уши постыдно заалели. Какой же сегодня бесконечно долгий день. Рассеяно проследив за сменой декораций, я будто издалека вновь услышала голос Эдит. — Говорят, конунг должен был приехать к праздникам сюда в Санктум, но неизвестно, когда именно навестит театр. Вероятно, в главный день праздника через неделю, на зимнее солнцестояние, тогда будет больше всего гостей. — Полагаю, я тоже буду здесь? — Конечно, сможете увидеть, из-за чего целестинские девицы массово ринулись стачивать ноги и красить волосы. — Ой, им только волю дай. — И правда. — А кто еще будет, помимо конунга? Король? — Скорее королева, у Авреллиана полно работы. Часть министров заглянет, мелкие сошки, Герц и кто-то из Сомны, представители Беллатора и наше духовенство. — Мелоуни? — О, конечно, оба если быть точной, и Виктор, и Габриэль. — Гадость какая. — Да, Виктор не из самых приятных людей, в свое время он вынудил меня поклясться, что я не убивала пропавшего мужа, а я правда его и пальцем не тронула. И не поспоришь, хотя удивительно, что Эдит не в курсе про скрытую жизнь святоши. Неужели Кейн скрывает от нее такие подробности? Не доверяет? С другой стороны, едва ли это могло пригодиться в работе, Габриэля наверняка покрывает немало людей с властью, ни к чему ввязывать в это помощницу. Дождавшись смены декорации, вновь грянула приветственная музыка, но в этот раз лишь ненадолго, тактично объявив начало следующего представления. Сверившись с наручными часами, Эдит чуть не подскочила и похлопала меня по плечу, привлекая внимание. — Точно, это она, ваша новая цель на ближайшие пару выступлений. Как только песня закончится, я отведу вас к гримерке, чтобы вы не допустили попадания туда нежелательных гостей. — Получается, я телохранитель? — Да, поверьте, она вам понравится. Под сдержанные аплодисменты гостей занавес величественно поднялся, позволив лучу света выхватить из полумрака высокую, удивительно статную фигуру девушки, облаченную в длинное шелковое платье цвета слоновой кости. Подол тянулся за ней шлейфом, золотые, словно выточенные искусной дланью ювелира волосы блестящей, волнистой пеленой спускались на пышную юбку. Широкие рукава почти полностью скрывали руки, декольте скромно показывало тонкие ключицы, но в остальном, несмотря на приталенный силуэт, словно стекающей с бедер ткани, для зрителей оставались видны лишь лицо, шея и щиколотки, всё поразительно нежного оттенка, слегка темнее топленого молока. В купе с южным профилем: миндалевидной формой карих глаз, четко очерченным ртом и выдающимися скулами, она производила безумно притягательный эффект, который лишь усилился, когда очень лиричное, чувственное вступление позволило девушке запеть. — Я пытаюсь задержать дыхание, Пусть все остается как есть, Пусть это мгновение не заканчивается, Благодаря тебе во мне родилась мечта… Зал замер, кажется, вместе с певуньей боясь спугнуть зарождающуюся в груди нежную тоску, которую, готова поклясться, сейчас ощутил каждый. Мягкий, почти интимный бархатный голос за долю секунды заставил прислушаться, потянуться всеми мыслями к почти скульптурному силуэту на сцене и, дыша через раз, рассматривать, разглядывать изучать. Почти не двигаясь, она овладела публикой, всеми ощущениями и душами, да так, что сложно было хотя бы на миг отвести взгляд. Готова поспорить, многие в зале всерьез размышляли о том, кто именно из родителей подарил ей такую необычную внешность и тембр, в ней нашлась и толика Целестии, и толика Беллатора, будто некто взял самое лучшее от двух типажей и смешал их в идеальной пропорции. — Сияния тысяч свечей, Звезд, украденных нами с ночного неба Никогда не будет достаточно… Протянув ладони к публике, девушка запела громче, сжимая чужие сердца, вкладывая в слова столько чувств, сколько могли перенести наши потерянные разумы. Музыка зазвенела в ушах, что-то неуловимо изменилось в лице певуньи, и момент чистых, незамутненных эмоций сменился резко обрушившейся на зал тишиной, в которой лишь крохотной подписью, заключительными строками послышался почти что шепот. — Никогда не бывает достаточно Для меня… Несколько долгих секунд зрители молчали, пораженные скоротечным, ярким выступлением, подобным неожиданно вспыхнувшей звезде. Она, несомненно, ослепляла, ошеломляла своим светом, но публика, оставшись наедине с вернувшимся ощущением мира вокруг, будто по команде захлопала, вставая с мест. Торопливо промокнув глаза платком, Эдит коснулась моего плеча, тоже поднимаясь. — Идем, стоит поторопиться и встретиться в гримерке. Тихо выдохнув, я поправила маску и тоже поспешила выбраться из ложи, на ходу стараясь прийти в себя, переварить увиденное. Для одного дня событий стало как-то слишком много, каждая минута в Дворце Искусств сыпала на голову всё больше и больше нового, удивительного, необычного. Куда ни глянь, всюду открытия, чудеса, праздник, фанфары и водоворот почти сумасшедшей чувствительности. Не представляю, какого здесь работать постоянно и сколько сама протяну прежде, чем очередное безумное выступление или идея окончательно отберет рассудок. После такой работы всю ближайшую неделю посвящу только сну, спокойным, умиротворенным сновидениям с закатом, пикником среди незабудок и дреме в теплых объятьях. Хватит с меня впечатлений. Свернув от основного коридора, проходящего через второй ярус, Эдит просеменила к малозаметному повороту и небольшой двери для персонала. Оттуда мы попали в место хранения всех нужных на вечер декораций, работники, словно муравьи, слаженно передвигали задники и вытаскивали дополнительные вещи для сцены. Чуть дальше, на лестнице вбок, было заметно собравшихся за кулисами артистов. Проверив, что певуньи уже среди них нет, мы продолжили путь, петляя по многочисленным коридорам и обходя объемные костюмы. Не заметив ничего подозрительного, я было решила, что работа в этот раз обещает быть легкой, как после короткой лестницы, в узком коридоре до гримерки певуньи мы наткнулись на целый рой журналюг. Девушка явно успела пробежать и запереться в комнате, но рассерженный, встревоженный улей и не думал расходиться, поджидая, когда знаменитости вынужденно придется выйти из убежища. — Леди Фьяметта! Леди Фьяметта! Приходите к нам на интервью! — Всего один вопрос, леди Фьяметта! Подскажите, кто ваш отец! — Леди Фьяметта, пару слов самому крупному изданию Целестии! Леди! Поморщившись, словно от зубной боли, Эдит дернула меня за руку, уводя из коридора и проследив, чтобы никто не видел, куда мы идем, повела по другому пути, малозаметному, почти тайному коридору в обход, оказавшись у противоположной от прежнего входа, стене, выходящей в технические помещения. — Здесь дерни подсвечник и закрой дверь, как пройдешь. Посиди с Метти, пока она собирается, а я пока сбегаю за ужином. Никого к ней не пускать, вопросами не донимать, если будет расстроена, то просто сделай пару комплиментов. Всё ясно? — Да, вполне. — Тогда вперед. Следи, чтобы ни один засранец не сунул сюда нос. Сделав шаг назад, помощница вновь огляделась, придирчиво всматриваясь в окружающую полутьму, и как только убедилась в безопасности, жестом дала знак идти. Будто погрузившись в исследование древнего замка, я послушно дернула нужный рычаг, и, вторя тихому щелчку, часть стенной панели отодвинулась, буквально на пару сантиметров. Этого хватило, чтобы подцепить край и потянуть его на себя, открывая секретную дверь. Заперев ее за собой, я тихо последовала по темному проходу к высокой, ростовой раме с полупрозрачным серебристым стеклом, видневшейся в конце. К моему удивлению, она была слегка приоткрыта. — Рауль… — Твое положение нестабильно, твоя слава зыбка, сегодня она есть, завтра ее не будет. Что ты станешь делать, когда красота померкнет, а голос уйдет? Куда подашься? Пойдешь продавать остатки наследства отца? — Рауль, прекрати, этот разговор бессмысленный, я не вернусь к тебе, мне обременительна жизнь взаперти. Оковы удушают… Здесь на сцене я могу сиять. Чуть ли не бегом я подскочила к проему и сделала шаг в заполненную цветами комнату, взглядом отыскивая певунью среди множества ярких коробок, пахучих бутонов и тканей для выступления. Сбоку, за ширмой для переодевания, показался крепкий целестинец с военной выправкой, с силой стиснув девушку за плечи, он вынуждал ее смотреть только на себя. Его голос и фигура показались смутно знакомыми, будто нам довелось мельком видеться раньше. — Отпустите девушку, это первое и последнее предупреждение. Страшная доброта с моей стороны, обычно даже не пытаюсь церемониться с подобными типами, но шум поднимать было опасно. Призвав Ненависть, я сделала шаг к паре, готовясь при надобности отрезать лишние части чужой наглости, но девушка вдруг встрепенулась и, повернувшись ко мне, сверкнула золотыми глазами. — Убери оружие! — Что… — Немедленно! Замерев на месте, я ощутила, как мышцы руки свело судорогой, тело повиновалось, скрыв божественное копье. От неожиданности пропал дар речи, не веря в происходящее, я обратила взгляд к собственной длани, вновь неожиданно предавшей спустя десятилетие вместе. Ненавижу, когда так делают. Что вообще происходит? Почему она его защищает? Откуда у нее подобная магия? Склонившись к певунье, мужчина обнял ее крепче, будто вовсе не заметив моего появления, прожигающий в ярости взгляд затуманился, словно злость в его разуме мешалась с чем-то еще. — Я забрал тебя из ада, из жестокой, безумной клети, спас тебя и подарил дом, уют, защиту. На руках тебя носил, Фьяметта! — Чтобы поместить в другую клеть, — покачав головой, она скорбно поджала губы. — Я так не могу, Рауль. Мне нужна свобода, мне нужен голос… теперь я знаю, какой мир скрывается за стенами. От запаха цветов начала болеть голова, встречу стоило бы уже заканчивать, пока я могла еще защитить певунью. На глаза попался небольшой чайный столик возле бархатных кресел, на узорчатой поверхности девушку ждала пара хрустальных графинов. Фьяметта слегка покачнулась, когда дрожащая ладонь отпустила ее и поднялась к лицу, мягко коснувшись щеки, как самой большой и желанной драгоценности. — Подумай хотя бы о том, что я могу помогать тебе здесь, защищать тебя, оберегать, стать твоей опорой, опекуном. Кто тебя оградит от журналистов, если не я? Кто закроет от назойливого внимания? Опустив взгляд, Фьяметта смутилась, очаровательно покраснев и будто бы вправду задумавшись о предложении мужчины. Пушистые, темные ресницы затрепетали, набрав в грудь воздух, певунья коснулась груди Рауля, словно собираясь оттолкнуть, и этим, кажется, уничтожила последние крохи терпения целестинца. Не дожидаясь ответа, он стиснул девушку сильнее и, тряхнув, вновь прижал к себе. — Ты принадлежишь мне! Мне! Иного выбора нет! Схватив графин с водой, я единым прыжком подскочила к Раулю и, коротко размахнувшись ударила по затылку. Пошатнувшись, мужчина медленно завалился на бок, поздно расцепив пальцы на хрупких, женских плечах и чуть не утянув Фьяметту за собой. Тихо вскрикнув, девушка отшатнулась, схватившись за ширму и словно только проснувшись от мучительного сна. Всего какие-то несколько секунд, и от опасности не осталось следа, стоило бы сразу так сделать. — Не расскажете, что это было? Болезненно растерев руки и поежившись, Фьяметта, едва держась на ногах, осторожно прошла к креслу и села на краю, явно с немалым усилием собирая мысли воедино. Ее колотило словно в ознобе. — Ничего. Проверив пульс целестинца и удостоверившись, что он еще жив, я сдернула с штор подвязки и принялась на всякий случай перевязывать щиколотки и запястья. — Ясно, тогда вы не против, если я это «ничего» выкину сейчас в коридор? — Ты что, мне угрожаешь? — У вас видимо так принято. Беспечно пожав плечами, я затянула узлы потуже, надеясь, что это обеспечит хоть какую-то безопасность, пока не разгонят журналистов или не заглянет Эдит. Трясущейся рукой Фьяметта взяла второй графин с вином и, налив себе целый бокал, отпила разом половину, сгорбившись в кресле, словно в надежде исчезнуть. — Нет… я просто… я слабею рядом с ним. — Мне так не показалось. — Ты не понимаешь, он во многом прав, во многом… почти во всем. — Что ж вы не согласитесь вернуться? — Потому что не могу. Ох, только не говори мне, что я глупа, нет, совсем нет, но я правда ему обязана, во мне нет ненависти, лишь благодарность, немалая толика благодарности за то, что он для меня сделал. Соскользнув с сидения, девушка протянула ладонь к светлой голове целестинца и осторожно, с какой-то особенной нежностью погладила по макушке. Открыв окна гримерки, я села на соседнее кресло, тяжело выдохнув. — Мой бедный Рауль, ты зря меня спас из дворца, я так и не принесла тебе счастья. — Дворец? — Да… — вернувшись к столику, она подлила себе еще вина. — Я родилась и выросла в Беллаторе, мой отец был одним из глав. У него был целый гарем жен и наложниц, огромное количество детей, но мы с мамой самые близкие сердцу. Фавориты менялись день ото дня, но я, сидя подле отцовского трона, неизменно оставалась его ласковой канарейкой. Мне было предначертано петь каждый день, до самого конца, в довольствии, в любви, в богатстве, пускай ни разу не выходя за границу двора, и так случилось бы, если бы не светлые. — Они завоевали Беллатор. Рассеяно покивав, Фьяметта отпила из бокала и, глядя на багровую гладь, словно погрузилась в былые воспоминания. — Кайса убили, ворвались в дом, будто чудовища, и, разрушая всё вокруг, перечеркнули всю дальнейшую судьбу. Один из солдат вошел в спальню и убил мать на моих глазах, она не успела спрятаться, а я, увидев эту ужасающую жестокость, не смогла молчать, закричала что было сил. Тогда и появился Рауль. — Но он, насколько я вижу, тоже светлый. Неужели обманывают глаза? — Да, он был частью армии, уничтожившей мой дом, но там в спальне он прирезал своего, не дав меня осквернить, и, замотав в плед, вынес словно трофей. Было безумно страшно, всюду сверкала магия, пылал огонь, но Рауль не дал другим даже коснуться меня. Оберегал как сокровище всё время в Беллаторе и, как только переворот кончился, привез к себе в поместье на север. — Даже не попросил плату за спасение? Вспыхнув то ли от выпитого, то ли от смущения, Фьяметта задумчиво покачала головой, слегка улыбнувшись. — Попросил, но не так, как ты думаешь. Он желал лишь, чтобы я пела. Только для него, по вечерам, пока мы вместе собирались у камина, и я честно исполняла обязанность, пока холод, чужбина и жестокие северные ветра не лишили меня голоса. — Представляю, как тяжело там жилось после жаркого юга. — Да и не только это… Мне не хватало спелых фруктов, легких тканей и солнца, щебета птиц и зелени за окном. Рауль построил мне оранжерею, нашел лекарей, но они все как один твердили, что никаких воспалений и повреждений нет, я не болела в привычном смысле слова, и причина молчания хранилась в душе. Мой защитник понимал это… он был крайне терпелив и дал мне время привыкнуть. Надеялся, что я рано или поздно приму новую жизнь. И вот он здесь. Даже и не скажешь, что он с возлюбленной принцессы ничего более не просил, выглядело как-то совершенно иначе. — По нему что-то не слишком заметно. Неужели не получилось привыкнуть? — Не то чтобы… Клянусь, старалась как могла, отчаянно искала возможность вновь запеть, молчание мучило мое сердце, я никогда так надолго не замолкала, но голос не возвращался. В конце концов на очередном празднике с друзьями Рауль выпил лишнего и пришел домой не в духе. Вцепился в меня, как сегодня, кричал, а я ничего не могла ответить, это взбесило его еще больше. В груди на миг похолодело. Слишком легко представить, что может натворить пьяный мужчина, слишком много вариантов. — Что он сделал? — Сказал, что найдет другое применение сокровищу, тогда я по-настоящему испугалась. Попыталась его оттолкнуть, но куда там. Меня охватила такая безумная паника, что я вновь закричала. Рауль отпустил меня от неожиданности, я освободилась и приказала ему застынь, а потом забыть меня, настолько долго, насколько сможет. Только так получилось сбежать. Придвинувшись ближе, я осторожно забрала бокал из ослабевшей руки девушки, едва появившийся румянец сменился болезненной бледностью. Подобно Раулю, мне захотелось замотать ее в какой-нибудь плед и дать выспаться или хотя бы привести себя в порядок. — Приказы подействовали? — На несколько лет. Долгие, тяжелые года, когда я училась сама познавать мир, кормить себя, выступать, но оно того стоило, хоть я до сих пор с теплотой вспоминаю доброту целестинского защитника. Меня не отпускают мысли, вдруг я зря сбежала, вдруг он исправился? — Как видишь, нет. — Пожалуй… но, он не плохой, я знаю это точно.