Времена грёз 3 том

Порыв ветра подхватил цветущие лепестки яблонь, неудержимым снежным вихрем пронесшиеся мимо прямо над головой, неизбежно путая, теряя в волосах весенние белые хлопья и сопровождающий их сладкий аромат. Невозможно не улыбнуться. Заслышав шелест в растрепанных локонах, я попыталась встряхнуть их, освобождаясь от упрямых даров таинственного сада, но на расшитую полынью грудь Мундуса едва ли упала парочка крохотных листков. — Оставь, тебе очень идет. Подняв ладонь, мужчина едва коснулся щеки, заправив непослушную черную пелену волос за ухо, словно ему мало было просто видеть меня рядом, особенно важно было запечатлеть каждую деталь лица. В то время как я стеснялась шрамов. Сегодня мы проводили мой сон под деревом. Обнаружив себя здесь, я не стала никуда уходить, уже привычно озвучив заветное имя и с удивлением проследив, как Мундус расстелил цветочное покрывало, соткавшееся из плотных мягких нитей будто по воле природы прямо на росистой траве. Сел, прислонившись к неровной коре, и жестом пригласил к себе в объятья. Где-то под рукой трепетало божественное сердце. Неловкость приветствия и такой скорой близости постепенно сходила на нет. Сознание всё охотнее воспринимало нежные прикосновения, возможность уложить голову на чужом плече и голос, тихий и спокойный, один звук которого мягко внушал, что всё обязательно будет хорошо. — Жаль, нельзя унести с собой хотя бы эти лепестки. Как напоминание. — О саде? — О тебе. Этого страшно не хватает там, в яви. Осмелев, я подняла глаза, встретившись взглядом с Мундусом. В радужках оттенка лета искрилась неподдельная, чистая радость, обожание и, кажется, даже больше, что до сих пор произносилось с придыханием и робостью. — Я тоже мечтаю о напоминании здесь. Без тебя сны бесконечно одиноки. Невольно улыбнувшись, я огладила края вышивки под пальцами и приблизилась к веснушчатому лицу, остановившись на расстоянии вдоха. Внимание неумолимо скользнуло к губам божества, а за ними к зардевшим скулам, предательски выдававшим смущение Мундуса. — Разве ты не можешь создать что-то для себя здесь? Например, тень или скульптуру? — Это будет не то… не так… Прикрыв веки пеленой золотых ресниц, он склонился, обняв за талию и едва начиная поцелуй, словно боясь, что я могу отпрянуть, но моя душа сияла от восторга. — Доставка от мадам! Примите, пожалуйста! Резкий и без того не слишком приятный оклик прачника в такой важный момент показался форменным предательством со стороны всего постоялого двора и конкретно Уны. Дернувшись в постели, я с недовольством встретила слепящее холодное солнце в окне и добрые полминуты соображала, где нахожусь. Съемная комната была непривычно светлой, а учитывая, как редко я проводила в ней время, еще и чуждой, не принадлежащей моей жизни. На полном автоматизме, как управляемая кем-то кукла, я свесила ноги к полу и сунула их в огромные, разношенные гостевые тапки невнятного цвета. Рука стянула кардиган со спинки кровати, я не глядя натянула его на плечи и лишь кроем сознания понадеялась, что вышло всё не наизнанку. — Доставка… — Иду-иду! Не ори. Принесли тебя демоны в такую рань. — Госпожа попросила занести коробку, я не при делах. Единым движением оторвавшись от еще теплого постельного белья, я первый раз шаркнула тапочками и повернулась к выходу, мимолетно мелькнув в зеркале напротив. В серебристой глади на секунду отобразилось опухшее от сна лицо и растрепанный, еще не чесанный ореол волос. Застыв на месте, я деревянно, с неимоверным трудом собрала в себе силы и шаркнула назад, с немым укором глянув на своё отражение и будто собираясь его в чем-то постыдном уличить. И даже было за что. Среди спутанных подушкой локонов белела первым снегом россыпь яблоневого цвета. Медленно подняв руку, ориентируясь только на изображение перед собой, я сняла один из лепестков, растерянно повертев его между пальцев. Такого быть не может. — Ты долго там? Мне еще вещи стирать! — Да боже мой, просто оставь всё на пороге! Как же ты всегда невовремя… — Не могу, сказали лично в руки передать. Едва не зарычав от злости, я бросилась к двери и, с силой двинув щеколду, дернула ручку, на один постыдный миг искренне пожелав стукнуть прачника по лбу. Юлий, словно заранее предугадав подобный исход, замер на безопасном расстоянии. — Выглядит как особый заказ, не видел, чтобы где-то было подобное ателье. — Да-да, я поняла, спасибо. — Обращайся, если понадобится помощь очистить пятна после выхода в свет, только прошу, кровь замочи в холодной воде заранее или накинь что-то на себя, прежде чем отрывать бедолаге голову. — Я постараюсь. — Удачи на задании. Забрав объемную, дорогую коробку из чужих рук, я захлопнула было дверь, но в последний момент любопытство взяло верх. Не раздумывая и секунды, я вновь распахнула ее, замерев на краю коридора. — Стой, погоди, скажи, ты тоже их видишь? — Кого? — Лепестки от цветущей яблони. — Какие… Софи, сейчас зима уж, снег ночью шел, ты чего? Лицо прачника скривилось в недоумении. Поджав губы, я подскочила к зеркалу, уже готовясь обвинить юнца в слепоте, но в спутанных волосах действительно больше не было ни одного напоминания о прошедшем сне, а тот единственный лепесток в ладони, словно специально куда-то подевался, то ли упал на пол, то ли запутался в одежде. — Отдыхай почаще, Софи, спи побольше. До скорого! С силой хлопнув дверью в ответ, я замерла на пороге, закрыв глаза и вновь прокручивая в голове суетливое начало дня. Я просила Мундуса оставить мне напоминание о себе, о наших встречах, но он ничего не обещал и не подтверждал. Тем не менее лепестки совершенно точно были, могу поклясться, что прикосновения к ним были более чем реальны, я ощущала эту прохладу, гладкость и… запах. Запах весны, яблоневого цвета до сих пор витает где-то рядом. Или мне кажется. Впору уже окончательно сойти с ума и больше не переживать о подобных пустяках, надеюсь, хотя бы причина раннего подъема будет убедительной, всё же мадам, то есть Уна, отправила доставку. Юлий говорил что-то про ателье. Повернув голову к коробке, брошенной на комоде перед зеркалом, я медленно, словно опасаясь, что картон меня укусит, подошла ближе, рассматривая печать, видневшуюся на крышке. Там золотым сургучом был придавлен одинокий стебель с полупрозрачным, будто бы стеклянным цветком. Осторожно потянув за ленты, я сняла их очень аккуратно, чтобы не повредить печать, и приоткрыла посылку, встретив взглядом кремовый конверт на темной, тонкой оберточной бумаге. Руки едва не зудели от желания проверить дальше всё, что скрывалось внутри, но я упрямо одернула себя, прежде всего взявшись за конверт. Здраствуй, дорогая, ты не представляешь, как я рада писать тебе эти строки. Долгих десять лет я была лишена возможности обратиться к тебе, поговорить и хоть как-то отблагодарить за ту неоценимую услугу мне и… Кельвину. Твоя сила огромна, а доброта совершенно безгранична, я искренне горжусь возможностью быть твоей подругой, но… мне снова нужна помощь. На этот раз сущие пустяки, я бы попросила Джасинту прислать кого-то иного, но не смею пренебречь возможностью вновь увидеться с тобой. К тому же подарок внутри идеально подходит для подобной работы. Его, как ты можешь догадаться, сделал Морган для тебя в полной уверенности, что рано или поздно ты вернешься. Эта уверенность питала и меня, несмотря на то, что наш общий друг не смог больше задерживаться в Целестии и вынужден был уехать до твоего возвращения. Прошу, примерь этот костюм, если будет нужно, мы подгоним размер во Дворце искусств, сейчас ты сильно исхудала, но я верю, наряд сядет идеально, и так же идеально подойдет ма-аленькая деталь, добавленная мной лично. Светлые обожают развлечения, а лучше всех в этом разбирается мой дражайший супруг, надеюсь, ты станешь частью нашего любимого представления. Воспоминание о Моргане невольно затронуло застарелую печаль в душе и стыд от жуткого, неловкого расставания. Полукровка заслуживал полноценного прощания, разговора, откровения, помощи, объяснения моих планов, но вместо этого всеми силами вытаскивал меня из уныния, в то время как, вероятно, ему самому нужна была поддержка. Хотелось бы извиниться, но разве подобная глупость будет иметь хоть какой-то смысл после долгих десяти лет? Потешить совесть тем, что я хотя бы попыталась исправить содеянное? Как же всё-таки повезло оказаться в разных городах. Надеюсь, он уже забыл о прошлом, как о страшном сне, и обо мне в первую очередь. Даже если Морган не держит обид, проявляя удивительное милосердие, то наша былая страсть сейчас оказалась бы не к месту, расстраивая полукровку еще больше. Коснувшись стеклянного цветка, некогда символа парфюмерной лавки Грея, я вновь обратилась к содержимому коробки и, приподняв зашуршавшие листы, осторожно раскрыла подарок, с толикой удивления встретив сливочного цвета уголок под темной бумагой. Матовая поверхность едва не сияла на ярком солнечном свету, оттененная угольной тканью одеяния под ней. Два миндалевидных черных провала встретились взглядом с моими глазами, вынуждая с благоговением подхватить дар Уны и трепетно прижать к лицу, как дополнительную броню для собственных чувств и эмоций. В зеркале спальни я разглядела символ нового дела и новой истории, возложенной на мои плечи, невольная защита от каждого, кто мог бы меня узнать. В утренних лучах белела маска, скрывающая шрамы. Добраться до Дворца искусств получилось только к полудню. Крупные, пушистые хлопья снега медленно опускались с неба, невесомой завесой скрывая за собой подъездную дорожку, окруженную еще зелеными, стройными кипарисами, и пряча за неровной пеленой безумно вычурную, богатую лепнину исполинского дома, будто бы вырезанного из гигантской кости самого бога. Светлый мрамор стен, удивительно гладкий и словно чуть прозрачный, отдаленно напоминал фарфор. Фигурные колонны в виде высоких древних воинов подпирали балкон над входом, позволяя приглашенным подняться на второй этаж и оттуда встречать подъезжающих гостей, чьи машины вереницей собирались у самого края длинной лестницы, укрытой по случаю темно-зеленым плотным ковром. Мужчины и женщины разного достатка, вида и в разных нарядах стекались к отполированным молочным перилам, формой напоминающим сбившуюся морскую пену, и, тихо переговариваясь друг с другом, единой рекой поднимались под радостную, приветствовавшую их музыку и восторженное оглашение ближайших мероприятий. — Поторопитесь, дорогие гости! Уже через пятнадцать минут в главном актовом зале начнется выступление наших дражайших актеров и актрис из Сомны, Ориаба, Беллатора и конечно же Тирио! Танцы с волками, пугающие ритуалы, удивительные постановки и голос, знаменитый голос очаровательной южной красавицы Фьяметты! Не пропустите праздник Восходящего солнца! Отметьте его с нами! Голос в громкоговорителе затих, сменившись задорной мелодией, стоило мне только добраться до главных дверей Дворца, гостеприимно распахнутых для толпы. Пара встречающих слуг у входа, похожих друг на друга, как две капли воды, радостно возвестили прибывшим: — Да здравствует Восставшее солнце! — Да услышит нас Солар! Грациозно склонившись в глубоком поклоне и подобострастно опустив белесые головы, обрамленные символами солнца, словно сами став маленькими гласами богов, близнецы позволили мне пройти, довольно явно рассматривая мой необычный вид. С тех пор, как я впервые надела костюм и появилась на празднике при дворе, прошло уже больше десяти лет, но вид женщины в приталенной версии мужского наряда до сих пор воспринимался людьми чем-то удивительным и странным, особенно учитывая неподобающие солнечному празднику оттенки. Морган сделал всё, чтобы подарок мне совершенно точно понравился и был к лицу, прогадав разве что с размером, но и это не было заметно за вопиюще смелой и наглой расцветкой черного бархата с акцентными алыми вставками в декоре, то тут, то там, словно намеренно еще сильнее выделявшими мою принадлежность к темным магам. На миг мне даже показалось, что в таком облике, привлекая внимание окружающих, вся работа сойдет на нет, едва ли кому-то сгодится столь заметный наемник, но, переступив порог Дворца Искусств, многообразие форм и красок заставило меня забыть о подобных глупостях. Поистине роскошный, обрамленный изящным камнем и блеском золота гостиный зал умещал в себе не меньше сотни гостей, освещаемый безумным множеством магических огней в ладонях сливочных статуй дев, застывших в игривых позах на высоких постаментах. Кельвин явно не скупился на красоту, не скупился на украшения, на стеклянную крышу, пропускающую максимум света, зеркальные вставки, визуально делающие пространство бесконечно огромным, на живых музыкантов, играющих по бокам от еще одной широкой кремовой лестницы на противоположной стороне, ведущей прямо к театральной части здания, сокрытой от любопытствующих глаз пеленой тяжелой красной ткани. А до нее — людское море, сошедшее с чьих-то чарующих полотен, разодетое в яркие наряды всех фасонов и цветов, платья с огромными кринолинами, тонкие сорочки на грани допустимой длины и прозрачности, вышедшие из моды викторианские костюмы, сюртуки с безумно длинными плащами или кафтаны с вышивкой в виде невообразимых зверей, но самое главное, каждый, абсолютно каждый скрывал лицо маской, расшитой бусинами, лентами или пайетками, разрисованной красками или дополненной золотой поталью. Немалая часть из присутствующих, несомненно, являлась персоналом Дворца, выучено и элегантно танцующим в парах, и одним своим видом вовлекающим остальных скрыть лицо предложенными на небольших лавках у входа вариантами украшений, пустившись в безудержный пляс. При этом, даже если гость танцевать не умел или не любил, во Дворце нашелся бы любой другой вариант досуга. Сверкающие бронзой и серебром механические гимнастки, виденные мной еще на ярмарке Кейна, стояли в небольших нишах у стен, собирая свою аудиторию и показывая заученные трюки, плавные движения и почти живую грацию под тихий стрекот шестеренок под кристаллическим сердцем. Помимо них, свернув налево, в просторный проход между залами, можно было увидеть продолжение выставки чудесных искусств местных часовщиков и инженеров. Афиша у дверей гордо возвещала о настоящем открытии в работе целестинских гениев, а в открытом проеме зазывно виднелись высокие стройные исполины, на голову выше человеческого роста. Облаченные в доспех они двигались скованно, но четко, железные пластины чуть поскрипывали, а восторженная публика охала, вновь и вновь поражаясь беспрекословной покорности материи. — Спешите увидеть Часовых воинов! Получите возможность управлять неживым стражем! Всего один браслет, и в ваших руках окажется собственный рыцарь, защитник и помощник! Юркая девчонка, демонстративно усевшаяся на плечо одному такому истукану, дождалась, пока он выпрямится, и вновь продолжила зазывать гостей, едва не рассыпая листовки на головы посетителей. Отодвинувшись от нее подальше, я прошла к правой стороне зала, заинтересованно заглянув в проход. В таком месте удивительные вещи ждали куда ни повернись, в каждом, даже самом неприметном углу, но именно сейчас находка оказалась скорее поразительно удручающей. В глубине коридора были афиши выставок живописи и скульптур, керамика Ориаба и ковры Зара, некоторые работы заманивали людей прямо у дверей малых залов, но ближе всех на полу стояла вывеска «восхитительного преображения дам», при которой некая фирма предлагала «раскрыть свою женственность» с помощью операции по уменьшении щиколоток хирургическим методом. Поморщившись и не желая больше плутать, я вернулась в главный зал, оттуда двинувшись к театральной части Дворца. В письме не было никаких указаний, но проверить место стоило. Подобравшись к алым занавесям, я осторожно коснулась одной из них, запоздало заметив движение рядом. — О! Мисс Софи, я вас ждала! Мадам просила сопроводить вас к пятой ложе. Вздрогнув от неожиданности, я сделала резкий шаг назад, развернувшись к говорящей и чуть не сбив незнакомку с ног. Невысокая женщина средних лет в опрятном, но неожиданно строгом для этого места платье с высоким горлом с мягкой улыбкой придержала мой локоть, ничуть не смутившись небольшого столкновения. Растерянно кивнув в качестве приветствия, я постаралась вглядеться в ее лицо, но не нашла ни одной знакомой черты. Откуда она меня знает? — Простите. А сама она где? — Обещала подойти чуть позже, дела поглотили ее и господина с головой, даже жаль, что они не всегда могут насладиться собственным детищем. Пара человек смело откинули завесь в сторону и вышли из тетра в зал, восхищенно переговариваясь. Пропустив гостей, я вновь обратилась к женщине. — А вы…? — Эдит Гилсон, помощница лорда Кельвина, к вашим услугам. Слегка поклонившись, она жестом предложила пройти к театру, и я не посмела отказаться. Придержав полог, я дождалась, пока Эдит пройдет вперед, и, сама лишь запоздав, увидела, какая красота скрывается внутри. Красного оттенка кресла партера обрамлял бельэтаж с изящными колоннами в виде золотых дев, удерживающих над головами чаши с магическим светом и еще один ярус мест для зрителей, над которым, уходя далеко ввысь, простирался большой стеклянный свод, украшенный лепниной. Настолько удивительно, что захватывало дух, каждая деталь дополняла друг друга, слетаясь в общий рисунок, и даже небольшие размеры помещения скрашивались невероятным уютом и налетом таинства перед предстоящим выступлением. Заметив мое смятение и интерес, Эдит не стала меня торопить, хотя, судя по шуму и количеству людей на местах, представление вот-вот обязано было начаться. Мысленно поблагодарив сопровождающую, я дала ей знак продолжить путь до пятой ложи. — Надо же, я думала, у Кельвина только одна помощница. — Ну что вы, мадам уже давно стала полноценным партнером в любой работе, да и едва ли можно сравнить мою работу и ее. Я увы даже образования не получала и не являюсь аристократкой. — Как же вы тогда попали на службу? Неужели по объявлению в газете? — Ха-ха, едва ли кто-то сейчас доверяет прессе, но эта история очень в духе нашего господина. Если вам действительно интересно, и вы не против скоротать со мной время, я расскажу, как на самом деле это случилось. — Буду крайне благодарна. Последний свет в зале медленно потух, и со стороны сцены вдруг резко грянула музыка, веселая, зазывающая мелодия, встретившая появление нарядного ведущего под единственным лучом освещения. Мужчина в алом сюртуке с золотыми лентами выглядел так, словно нарочито неловко копировал стиль и манеры Кейна, радостно передавал приветы самым именитым гостям и объявлял первое выступление. Под громкие овации кулисы распахнулись, пока мы с Эдит пробирались на свои места в почти кромешной темноте, стараясь не мешать другим и не шуметь. На миг даже показалось, что я так пропущу начало действия, от того едва ли пойму происходящее, не зная контекста, но, даже застав первое движение актеров и упорно всматриваясь в витиеватые, порой хаотичные танцы ориабцев, не могла сказать, что именно вижу перед собой и складывается ли это в целостную картину. Все выглядело слишком странно, люди, разодетые огромными летучими мышами, и простые жители поклонялись высокому человеку в черном. Нескладные стихи путались в голове скомканной рыболовной леской, дополняя эту картину завораживающим гудением голосов под звук старых флейт, то и дело взывавших прямо за спинами культистов. Темные руки бережно обнимали запаянные глиняные кувшины, перенося их с места на место, из вообразимого моря вышло жуткое создание, забравшее к себе совсем юную девушку. Не выдержав и не заметив у Эдит особого интереса к происходящему, я тихо продолжила разговор: — Так что там с вашей работой? — Ох, вам не по душе выступление? — Выглядит непривычно и непонятно. — Да, есть такая проблема, но лорд верит, что со временем мы привыкнем к такому искусству и будем перенимать образы из него в свои новые истории. — Даже так? Что ж, Аластор, как всегда, мыслит шире и дальше других. — Возможно даже слишком. Женщина замолчала, явно что-то обдумывая про себя, и я не стала более навязываться, давая ей подобрать слова или, может, наоборот, всё же вникнуть в творящееся на сцене, в это время среди прочих танцоров появилась фигуристая дева в красном одеянии и с множеством крупных украшений. Застыв, она воззвала сначала к подданным, а затем к собственному божеству, слов было не разобрать, но от них инстинктивно бежали мурашки по коже и холодок по спине. Спустя несколько долгих минут, соседка подала голос, выдернув меня из оцепенения: — У меня есть одна теория, по которой к Кельвину люди попадали под воздействием страшной несправедливости, которую мог разрешить только господин. — Хах, прям-таки святой защитник. — О нет, скорее наоборот. Добро и свет учат нас терпеть, помогать, принимать и не отвечать насилием на насилие, а Аластор предлагает мстить за бесчестье, бить в ответ и обрывать никчемные жизни. — Нокс бы одобрил такой подход. — Да, такое ощущение, будто подобное воспитание в крови, хотя полагаю, почившая мадам Катарина просто воспитывала сына, следуя устоявшимся в роду стандартам. — Как темная? — Как темная. Окончание выступление ориабцев встретили всё те же довольные аплодисменты, кто-то из зрителей действительно был впечатлен и даже восхищен происходящим, но мои мысли невольно свернули в иное русло. Сердце неприятно кольнуло, как от потери кого-то действительно важного в жизни. — Она… правда умерла? — К сожалению, инцидент с королем был тяжелым ударом для леди, а ее и без того не слишком щадила жизнь. — Мне жаль. — Как и нам всем, но надо сказать, она встретила это испытание достойно, сумев защитить сына. Щеки и уши совершенно оправдано обожгло стыдом, сгорбившись, захотелось спрятаться куда-нибудь подальше. Я чуть было не отказалась помочь. Пускай у меня и были веские основания, но сейчас они кажутся такой мелочью по сравнению со всем тем, что сделал Кейн, оставшись в живых. — Удивительная женщина. — Она ушла спокойно и без боли, в полной уверенности, что Аластора не достанет стража, а юная мадам Уна станет опорой господину. Примерно тогда же я нанялась экономкой в новый дом семьи как одно из доверенных лиц. — Доверенных? Покосившись на Эдит, я заметила, как она неловко опустила взгляд, маленькие тонкие пальчики с чуть шишковатыми суставами теребили край платка. — Кейн… появился в моей жизни, когда я была замужем за черствым, жестоким тюфяком, не желавшим работать и тратящим заработанное мной на собственные развлечения. Это было жуткое время, страшное, работая прачкой почти круглые сутки, я едва скопила на школьное обучение сыну, но супруг нашел припрятанные деньги и спустил всё до копейки. На мою истерику он даже бровью не повел. Мне ничего не оставалось, кроме как обратиться к знакомой, в публичный дом в трущобах. — О не-ет… — У нас не осталось денег даже на еду, но муж, прознав от друзей, где видели его жену, закатил скандал. Сломал руку и вывихнул челюсть, я была сплошным синяком. Сыну тоже чуть не досталось, но соседи, заслышав крики, и не пустили его в дом, заперев у себя. Обошлось. — Прям-таки обошлось. Каждый раз я поражаюсь тому, что женщины порой называют удачей, хотя, сказать честно, я тоже не раз размышляла подобным образом, пока бывший не добрался до моего ребенка. Везение кончилось. — Так и есть, пусть и звучит жутко, но с побоями я смогла окончательно отвернуться от супруга и своей былой любви. Вырвавшись из дома, зная, что может пострадать сын, я отправилась прямиком в приемную Кейна и, упав на колени, начала умолять забрать моего мужа на фабрику. — Как работника? На худом, миловидном лице показалась таинственная, не предвещающая ничего хорошего, улыбка. — Как материал. Мне не нужны были деньги за него, только помощь пары крепких молодцов, которые смогут скрутить этого засранца в бараний рог и впервые в жизни заставить сделать что-то полезное. — И Аластор согласился? — Конечно, более того он оплатил из своего кармана врачей, прибывших в приемную и ухаживающих за мной на протяжении всего лечения, а через две недели прислал мою часть суммы с продажи и колье с камнями, по цвету безумно напоминающими оттенок глаз того, кто когда-то мне полюбился. Буквально лучшее, что было в супруге, настоящий подарок. Покачав головой, я не могла не отметить задумку, хотя едва ли захотела бы себе украшение, напоминающее об Ангеле. Разве только что-то из его кости… — Что ж звучит очень в стиле Кейна. — Да, и я с гордостью могу это подтвердить, господин жесток и милосерден по-своему, хотя сын так и не простил мне случившегося и не понял меня. Детский взгляд едва не обожествлял отца. — Сбежал? — Как только стукнуло шестнадцать, сказал, что всего добьется сам своим трудом, без чужой помощи. Уже два года я довольствуюсь лишь слухами. Повернувшись к Эдит, я протянула руку и осторожно коснулась чужой ладони, в попытке поддержать женщину, в полумраке ложи было заметно как заблестели уголки глаз. — Готова поспорить, рано или поздно он обязан вернуться. — Посмотрим, если только мне вновь сильно повезет.