Невесомость

Тянется обычная вереница дней, и Элен с радостью погружается в спокойный быт. Зима вступает в свои права, дни становятся короче, а воздух все холоднее. На жухлой траве каждое утро образуется густой белый иней, который приятно хрустит под ногами. Элен то и дело спрашивает Кириона о войне и о том, как далеко продвинулсь Империя. Но все мирно, и имперские миссионеры, похоже, надолго застряли среди мелких королевств и селений, разбросанных по средним землям. Приближаются и экзамены. Элен нервничает, допоздна засиживается над книгами и плохо спит. Так, после длительного изучения биологии, она никак не может уснуть — в голове все вертятся сложные названия лечебных смесей из растений и способы их приготовления. Выучить нужно все, вплоть до того, под каким углом следует держать ложку, помешивая тот или иной отвар. Наконец она забывается тяжелой липкой дремой, почти не дарящей отдых. Ей кажется, что она бродит между деревьями, точно такими, какие растут вокруг Обители — старыми, ветвистыми, мрачными. Потом картинка сменяется: девушка оказывается в хижине старого гоблина-шамана. Только теперь она одна, без Эша. В доме темнее, чем тогда, и клубящийся в углах мрак и длинные тени пугают. — Мешай! — говорит ей старик недобрым скрипучим голосом, и Элен обнаруживает, что стоит рядом с огромным чаном и размешивает деревянной палкой черную воду. — Мешай! — снова командует старик, и его голос повторяет эхо. — Мешай! Элен орудует палкой усерднее, но вода густая, как кисель, и мешать ее сложно. Черная жижа закручивается водоворотом, и от этого у девушки идет кругом голова. Окрики старика отдаются набатом в голове, но у нее просто нет сил мешать сильнее. Элен хватается за палку двумя руками, но чувствует, как ладони соскальзывают в черную ледяную жидкость, а потом водоворот затягивает ее всю… Элен вскрикивает и просыпается. За окном поздний зимний рассвет, хотя кажется, что она спала не более часа. Голова тяжелая, все тело в липком поту, и Элен спешит соскочить с кровати и поскорее привести себя в порядок и переодеться. Поверх темно-зеленого простого платья из плотной ткани она набрасывает еще и плащ с широким меховым воротником и подхватывает колчан со стрелами и лук — раз уж идти на улицу освежиться, то не следует забывать и о тренировке. Софи же спится отлично — девушка глубоко дышит во сне и довольно улыбается приятному сновидению. По-доброму завидуя подруге, эльфийка на цыпочках выскальзывает из комнаты. Морозный воздух обжигает лицо, лед и заиндевелая трава хрустят под ногами. Обитель просыпается: где-то рядом переговариваются двое сторожей, завершающих утренний обход, а из кухни сладко пахнет свежей выпечкой, готовящейся к завтраку. Элен вытаскивает последнюю стрелу из деревянной мишени и кладет обратно в колчан. Пора возвращаться, только голова все так же болит, и не отпускает дурное предчувствие после страшного сна. Она чувствует себя разбитой, будто не спала этой ночью. В еще одной попытке взбодрится, эльфийка решает описать полукруг вдоль стен Обители и зайти с другого входа. Поросшее травой пространство быстро сменяется аллейками, фонтанами, скамейками и клумбами. В теплое время года здесь просто замечательно: всевозможные цветы и травы, аккуратно подстриженные кусты, стройные деревца. Теперь же в садике царит запустение: опавшая листва покоится в чашах фонтанов со статуями драконов и русалок, и нет ни единого яркого пятна, чтобы разбавить эту серость. Где-то рядом слышатся стук топора и голоса. Элен любопытно, и она сворачивает на узкую каменную дорожку между фруктовыми деревьями, чтобы посмотреть, что происходит, но тут же замирает, затаившись за постаментом с большим крылатым драконом. Сложно не узнать Эша и Кириона. Оба юноши одеты в рубашки, разгоряченные и взлохмаченные, с топорами в руках. Элен ужасается от мысли о том, что они могли бы сделать друг другу при очередной ссоре, имея в распоряжении топоры. Однако, их занятие довольно мирное: юноши разрубают старое раскидистое вишневое дерево на поленья, так как дерево, вероятно, умерло. В процессе они ведут диалог, часто прерываясь на взмахи топора, и Элен неосознанно прислушивается, будучи не в силах просто так уйти, не понаблюдав за ними. — …мне правда жаль, что так вышло, — говорит Эш, и резким ударом рассекает увесистое циллиндрическое полено на две половинки. Топор он держит в руке, потому что гном-рабочий, собирающий поленья в тележку, переодически прикрикивает «Без магии, господа, будьте любезны!». Элен находит это разумным наказанием, но тут же все внутри нее содрогается от стыда и чувства вины, как и каждый раз, когда она видит этих двоих за исправительными работами. Они отдуваются за нее… — Мне не нужна твоя жалость… — холодно отзывается Кирион, занятый отсечением более мелких веток об более крупных. Морозный воздух наполнен приятным ароматом свежей древесины. — Я понимаю, — фея утирает пот со лба и останавливается, чтобы передохнуть. — Но до каких пор мы будем это вспоминать это? Пока не убьем друг друга? Дерево трещит под топором Кириона, и Элен становится страшно — такой он сосредоточенный и мрачный, словно следующий удар будет предназначен не мертвой вишне, а живому существу рядом с ним. — Я считал тебя другом, — наконец говорит он, прерывая напряженное молчание. — Я тоже! — измотанный физической работой, Эш срывается первым. Переходя на крик, он нервно взмахивает рукой, с зажатым в ней топором. — И что? Я не виноват! Так вышло, я же не знал! — Ты даже не признаешь свою вину, ведь ты не можешь почувствовать то же, что и я, — со злостью отвечает темноволосый эльф, теряя всю былую холодность и спокойствие. — Потому что у тебя нет принципов, нет чести, нет души, потому что ты ничтожное создание… Элен уверена, что юноши сейчас кинутся друг на друга, и в паническом ужасе пытается решить, стоит ли ей вмешаться и предотвратить катастрофу. Но Эш сносит это страшное оскорбление с нетипичным для себя спокойствием, и лишь по тому, как бледнеет его лицо и сжимаются кулаки, понятно, чего ему это стоит. — И сейчас ты делаешь все то же самое, — продолжает Кирион. — Хочешь помучать меня, да? Вашему народу такое нравится… Элен кажется, что они неуловимо меняются характерами. Фея становится отрешенным, а Кирион горит эмоциями. — Это совсем другая история, — качает головой Эш. — Я до последнего хотел стать твоим другом вновь. Но раз так… Если однажды настанет день, когда мне придется убить тебя, я сделаю это без сожалений. Кирион перекидывает топор из одной руки в другую, и Элен уже хочет кинуться к ним и остановить, но ситуацию спасает гном, отлучившийся буквально на пару минут. — Вы почему отвлекаетесь, господа? — недовольно спрашивает он. — Вы желаете пропустить завтрак? — Да пошли вы все! — восклицает Эш, бросая топор на землю. — Пусть директриса сама рубит ветки! Всё! Отчисляйте меня, если хотите! Элен наконец отмирает и устремляется прочь, ближе к стенам Обители, пока ее не раскрыли. Удивительно, но ей почти не стыдно за то, что она подслушивала. Она прикоснулась к их тайному конфликту, наконец узнав больше о двух юношах, каждый из которых ей по-своему симпатичен. Она может лишь догадываться, что произошло, но что-то подсказывает, что не правы оба, и ей становится искренне их жаль. Если Кирион и переживает, то ничего не говорит. Он улыбается ей, помогает с учебой, сидит с ней за одним столом и в целом ведет себя как ни в чем ни бывало. Элен доверяет ему: но нет-нет вспоминается его полный ненависти взгляд и занесенный для удара топор, и тогда ей становится боязно. На что он способен в гневе? Эш просто не замечает ее. Он так же приветлив со своими друзьями, так же гадок в своих подколах и проделках по отношению к самым безобидным ученикам, но Элен приходится лишь наблюдать за ним со стороны, не имея ни малейшей возможности подойти к нему самой. Да и зачем? Она не представляет, что ему сказать, как завязать диалог. Кажется, если она пойдет, то просто будет глупо смущенно смотреть на него, не умея связать и двух слов… А если он спросит, обдумала ли она его предложение… О нет, в таком случае и правда стоит держаться от него подальше. Часть ее сознания все же хочет красивой романтической сказки. Прогулок в саду вдвоем, долгих разговоров по душам, маленьких подарков, доверия и тепла. Но уже слишком поздно, чтобы это могло получиться с ним, и ей остается только смотреть, боясь пересечься с ним взглядом, и пытаться забыть, как он целовал ее однажды. Элен думает обо всем этом вместо парной медитации. После танцев следовало восстановить силы этим древнейшим магическим ритуалом, однако Элен не так устала, чтобы нуждаться в этом. Танцы, наоборот, расслабляют ее и дарят скорее приятную физическую усталость, чем утомление. Глаза Элен закрыты, как и положено, ноги сложены в позе лотоса под бальной юбкой, а ладонями она касается ладоней сидящей напротив подруги. Софи кажется ей очень усталой. У девушки еще меньше магии, чем обычно, и сложно не ощутить, как измотано тренировкой ее нежное девичье тело. — Десять минут прошло, господа, — нежный голос преподавательницы разносится над небольшим залом для танцев, словно мелодия, мягко выводя учеников из медитативного состояния. — Предлагаю поменяться партнерами и отдохнуть еще столько же, а после вас ждет обед. Элен открывает глаза и мягко отпускает руки Софи. От ее ладоней тянутся золотые нити: она снова отдала свою целительную магию в неосознанном порыве, несмотря на то, что ей почти нечего было взять взамен. Глаза режет теплый оранжевый свет, проникающий сквозь витражные окна, и кажется, что за окном теплый летний день, а не зима. Но Элен быстро отвлекается от витража и ищет глазами Ника или Глорию: ей нравится медитировать с оборотнем и друидкой, потому что они обладают такой же магией, но гораздо более слабой, и ей удается просто расслабиться и подумать о своем. Однажды она пробовала медитировать с Кирионом. Однако мощная боевая магия земли, которую он так и не смог обуздать и направить в медитативное русло, только утомила ее. К тому же, было страшно неловко сидеть рядом с ним с закрытими глазами: она словно становилась совсем беззащитной перед ним, и это смущало и пугало одновременно. — Пожалуй, сейчас я расставлю вас по парам сама, — неожиданно заявляет госпожа Салия и легким танцующим шагом проходит мимо сидящих на полу студентов, поочередно показывая на них пальцем. — Вы, — очередь доходит до Софи, и та с любопытством вскидывает голову. Рыжевато-каштановые локоны распадаются по плечам. — С ним. И тут же разочарованно выдыхает, увидев одного из приятелей Эша. Пока девушки занимались танцами, юноши изучали искусство боя, и у светловолосого человека на лице написано, что все, чего он хочет после сражения на деревянных мечах, так это поесть и принять ванную, а не медитировать с какой-то девчонкой. — Вы, — госпожа Салия останавливается на Элен. Похоже, она последняя. — С ним. Юноша, и не думайте улизнуть. Юношей, подозрительно поглядывающим на закрытые створчатые двери, оказывается, как не кстати, Эш. Элен ничем не выдает своего смятения, а лишь смиренно ждет, пока он закатит глаза, демонстрируя преподавательнице свое неуважение ко всяким медитативным практикам вместо обеда, и наконец прилетит к ней через весь зал. Ему все равно. Она отчетливо видит абсолютное равнодушие в его лице, когда фея садится напротив в позу лотоса и молча протягивает ей руки. Впрочем, она и не ожидала от него дружелюбия… Но втайне надеялась вновь ощутить тот пронзительный и жадный взгляд, которым он смотрел на нее раньше. Эш закрывает глаза, и Элен касается его ладоней. Руки у него теплые, сухие и больше ее собственных. Кольца на его пальцах холодят кожу — магические. Свет, окрашенный витражом в оранжевый, причудливо ложится на его лицо, и Элен с трудом заставляет себя не смотреть на него. На этот раз стихия ветра не сразу захлестывает эльфийку, как тогда, когда он не сдерживал силы и эмоции, целуя или просто касаясь ее. Но затем фея, измотанный тренировкой, расслабляется, и бурная магиях проникает сквозь пальцы девушки, мигом заполняя все тело. Ощущение, словно ее выталкивают из душной комнаты замка на балкон, и резкий порыв горного ветра ударяет в лицо, сбивая дыхание и заставляя зажмуриться. Точно такие ветра бывали дома: свежие, неуправляемые, срывающие шляпы с прохожих и валящие деревья на открытых участках. Но она не закрывается, не прячется от стихи. Наоборот, мысленно расправляет руки, подобно крыльям, и отдается этому ощущению полета и свободы. Однако что-то резко отвлекает ее, выдергивая из медитативного состояния. Чудесное видение пропадает. Элен распахивает глаза и обнаруживает, что она, подобно фее, левитирует над полом под влиянием его магии, а он кривится, будто от боли. Эльфийка отпускает руки юноши, прерывая медитацию, и тут же шлепается на пол. Он открывает глаза и трет руками лицо. — Ты меня словно заживо похоронила. Я лежал в земле и не мог шевельнуться. — Прости, — растерянно отвечает она и, кажется, бледнеет от неловкости. Она ведь правда не хотела… — Забудь. Мне больше по душе твоя боевая магия, — отмахивается он, поднимаясь. — Хватит с меня этих посиделок. Я сейчас умру от голода… Госпожа Салия гневно машет на него рукой, другую прикладывая к губам, чтобы фея поскорее убирался и не мешал остальным разговорами. Разочарованная, Элен отворачивается к окну. Элен не сразу замечает, как меняются настроения в Обители. Ее занимает учеба, подруги, собственные мысли, и неожиданно она обнаруживает, что все вокруг, кто с тревогой, кто с почтением, говорят об Империи севера и магии воды. Окончательно ее накрывает паника тогда, когда одна из учениц на уроке биологии, посвященном разным магическим существам, поднимает руку и спрашивает: — А кто от природы обладает магией воды? Русалки? — В каком-то смысле да, русалки, а так же мелкие духи воды, водяные, никсы… — задумчиво отвечает гном, почесывая длинную, застично заплетенную в косы бороду. В руках у него увесистая книга в кожаном переплете, потрепанная и гораздо более старая, чем он сам. — Но это слабая, созидательная и мирная магия, не такая, как сила земли, огня или ветра. Мы подойдем к изучению этих существ в конце следующего занятия, если изволите… — Нет-нет, я про черную магию воды, господин Абнер, — перебивает юная девушка, выделяя голосом слово «черный». По классу разносится удивленно-заинтересованный шепот. — Черной магии воды не существует, моя дорогая, — удивляется он. Очки в тонкой оправе сползают почтенному господину на нос, и он поправляет их неловким жестом. — Говорят, конечно, когда-то были шаманы, которые использовали специальные обряды, чтобы создать артефакты, временно дарующие что-то похожее на магию воды, только страшную и разрушительную, но это легенды… И мы не изучаем шаманов, как явление, здесь, в Обители, ведь, понимаете-ли, это все очень спорно…. — Но, говорят, Империя возродила магию воды. Король дарует ее приближенным, — спорит та же девушка. Элен пристально рассматривает ученицу. Они почти не общаются, так как Элен, тихая по природе, ограничивается узким кругом друзей, и поэтому она ничего не знает о темноволосой, немного пухловатой человеческой девушке. На той простое строгое платье и много медных цепочек, подвесок и браслетов. Кто она? Неужели ее королевство, как и народ Кириона, тоже сдались под власть Империи? — Кто знает, настоящая ли это магия воды, или трюки с помощью других магий и артефактов, — отвечает гном, и от эльфийки не укрывается нервозность в его голосе. Преподаватель очень хочет уйти от темы. Почему же? — Я бы хотел поговорить с вами об этом, Таша, но я даже не уверен, в праве ли я, по правилам Обители… Давайте вернемся к… Что же мы изучали, о, Создатель… Грифоны, правильно? Так вот, грифоны… Господин Абнер вытирает выступившую на лбу испарину узорчатым платочком и перелистывает страницу книги на картинку с грифоном. Элен уже давно взяла похожий учебник в библиотеке и знает про этих удивительных крылатых сознаний почти все, включая то, как следует договариваться с грифоном, чтобы он доставил тебя куда-то. Поэтому она осторожно касается руки Кириона, лежащей рядом на столе. Юноша вздрагивает, словно она оторвала его от размышлений. Разумеется, не о грифонах, судя по задумчивости на его лице и тяжелому взгляду карих глаз, обрамленных густыми ресницами. — Это правда, что она говорит? Империя дарует магию? Каждый может стать шаманом? — шепотом спрашивает она. В памяти еще свеж рассказ Кириона о культе черной магии на Севере. Но так, чтобы раздавать всем подряд умение владеть силой… — Да… Я сам не понимаю, как это возможно. Но большинство и эльфов, и людей, не выдерживают этой магии долго. Мне сообщили, что мой друг, о котором я говорил тебе… так и не пришел в себя, — отвечает эльф. — Это не шаманство… Преподаватель бросает на них строгий взгляд, и ученики затихают, замерев, будто не они шептались секунду назад. Элен обнаруживает, что так и продолжает касаться руки Кириона, и поспешно отнимает пальцы от тыльной стороны его ладони. Юноша, похоже, не обратив внимания на этот жест, наклоняется к ее уху и продолжает: — Я слышал, что на юго-востоке, в пустынях, они перемалывают кожу оранжевых ящериц в яд. Принявший яд чувствует себя очень хорошо какое-то время, а потом впадает в беспамятство до следующей порции яда. Я думаю, что Империя делает то же самое, выдавая это за магию. Элен в ужасе закрывает ладонью рот, чтобы не охнуть от возмущения. Травить живых существ под видом магического культа… Какой злобный кровожадный ум мог вообще придумать такое? — Пожалуйста, в следующем письме домой, спроси, как близко они подобрались к моим землям… Мне ничего не пишут, возможно, не хотят пугать, — просит эльфийка. Кирион вместо ответа накрывает ее руку своей под столом и коротко сжимает. Элен принимает это как «да», а по телу предательски бегут мурашки. Она доверяет ему. Она восхищается его строгостью, умом, рациональностью, но разум каждый раз напоминает, каким этот юноша может быть в ярости, и Элен невольно содрогается. Хорошо быть под его защитой. Но что может случиться, если вывести его из себя? Думать об этом не хочется.