Сокровенные чувства

— В гареме все спокойно, Повелитель, хвала Всевышнему. Каждый занят своим делом, — отчитывалась Хасеки, стоя напротив мужа. Сулейман восседал за письменным столом и мастерил очередное украшение, — Афифе Хатун и Сюмбюль Ага помогают мне поддерживать порядок, — султанша сделала паузу и вздохнула, ожидая какой-то реакции от падишаха. Мужчина выпрямил спину, внимательно осмотрев свое творение и кивнул на дверь, дав Хюррем позволение удалиться. Он все еще был обижен на супругу, и в воздухе по-прежнему висела недоговоренность, — Очень красивое кольцо, — тихо произнесла госпожа, с легкой полуулыбкой разглядывая украшение, — Оно еще не готово? — Не готово, Хюррем, — односложно ответил султан, даже не удостоив жену взглядом. Хасеки понимающе кивнула, устало прикрыв глаза, но уходить не собиралась. Спустя пару минут мужчина прервал тишину, — Если тебе больше нечего сообщить, то можешь идти к себе, — сказал Сулейман, намекая, что общество жены ему порядком поднадоело — ее присутствие напоминало падишаху о той ссоре, которая стала причиной для их последующего разлада. — Повелитель моего сердца, — почти что прошептала Хюррем, подходя чуть ближе. Ей хотелось обнять любимого мужа, положив голову ему на плечо, и весь вечер слушать прекрасные стихи, в которых Сулейман всегда воспевал их любовь, однако султан уже давно не подпускал жену близко к себе, находясь в обиде на нее, — Я совершила огромную ошибку. Но поверь, я уже поплатилась за свою дерзость и неуважение по отношению к тебе. Лишь одному Аллаху известно, сколько раз я сгорала и умирала за эти месяцы, — еле сдерживая эмоции, произнесла султанша, — Душевные терзания, которые я испытываю, не сравнятся ни с чем. Ты злишься, и я понимаю, почему. Но если в твоем сердце осталась хоть капля любви ко мне, то прошу, прости свою ничтожную рабыню, — закончила Хюррем, от напряжения закусив нижнюю губу. Какое-то время Сулейман молчал, не поднимая глаз, заставляя супругу еще больше нервничать, но затем, откинувшись на спинку стула, вновь указал на дверь. Хасеки зажмурилась и сначала хотела что-то возразить, но передумала. Если годами ранее она могла, словно ураган, без спроса влететь в покои падишаха и начать выяснять с мужем отношения на повышенных тонах, то ныне у госпожи не осталось ни желания, ни сил для громких ссор. Поклонившись, Хюррем покинула султанскую спальню, в которую еще недавно была вхожа почти что каждую ночь, и пошла к себе, ощущая неприятный ком в горле.       Зайдя в роскошную комнату, еще год назад принадлежавшую султанше лишь в мечтах, Хюррем первым делом перевернула стол с едой, напугав и без того тихих служанок. Приказав рабыням немедленно выйти и дождавшись, пока они удалятся, Хасеки села на тахту и схватилась руками за голову. Острый ум госпожи, прежде ее не подводивший, в тот момент не мог предложить хотя бы какой-то способ примирения с султаном, и это приводило Хюррем в настоящую ярость. В раздумиях Хасеки провела остаток вечера и даже не заметила, как на улице начали сгущаться сумерки. В дверь постучали, и султанша нехотя разрешила посетителю войти — перед ней предстал чем-то встревоженный Сюмбюль. Хюррем подняла голову и поняла, что выражение лица евнуха не сулит ничего хорошего. — Говори, не тяни, — потребовала она. Сюмбюль медлил, не решаясь рассказать султанше плохую новость, коих в последнее время накопилось немало. — Госпожа, я сам только что узнал, — осторожно начал евнух, втянув голову в плечи, — Вы, главное, не переживайте, — встретившись с пронзительным взглядом Хасеки, Сюмбюль понял, что малейшее промедление может стоить ему многого, и поэтому решил ускориться, — В общем, Хатидже Султан приказала подготовить ту новенькую рабыню. Сегодня она пойдет в покои Повелителя, — договорив, евнух согнул спину в поклоне, а его глаза с испугом забегали. Если бы в тот момент перед Хюррем стоял еще один стол, то госпожа тут же перевернула бы и его. Шумно выдохнув, женщина отослала слугу прочь, а сама направилась на балкон, чтобы подышать свежим воздухом. Опираясь на парапет, Хасеки подняла голову и посмотрела туда, где располагались покои султана — она ожидала увидеть там падишаха, наслаждающегося видом ночного Стамбула, но на балконе никого не оказалось. — Сулейман, — прошептала госпожа, опустив взор на перстень с изумрудом — своеобразный символ их с мужем любви, сделанный руками самого султана много лет назад, — Умоляю, не отталкивай меня. Тебе не нужны другие женщины. Ни одна из них никогда не сможет дать любовь такой силы, как у меня, — по щекам Хюррем непроизвольно потекли слезы, и госпожа принялась быстро их вытирать.       На следующее утро, только позавтракав, Михримах направилась к конюшне. Юная госпожа любила ездить на лошади, но каждый раз ее прогулки верхом омрачались нежелательными знаками внимания со стороны Рустема. В тот день ничего не изменилось — возле конюшни Михримах столкнулась с безнадежно влюбленным в нее мужчиной, который сразу же начал заваливать ее вопросами и интересоваться, как прошло утро султанши. Девушка старалась отвечать односложно и как можно вежливее, но боялась своей учтивостью сделать еще хуже и дать Рустему надежду на что-то большее.       Перед прогулкой Михримах решила покормить свою любимую лошадь. Пока животное ело морковь из рук хозяйки, султанша успокаивающе поглаживала его по длинной морде. Погрузившись в свои мысли, девушка не увидела подошедшего к ней Рустема, который до этого уже успел украдкой насмотреться на предмет воздыхания, скрываясь за большим стогом сена. — Госпожа, — мужчина поклонился, выражая бесконечное уважение. Михримах вздрогнула от его голоса, хоть и ожидала встретить своего поклонника, — Простите, — Рустем тут же стушевался, увидев реакцию девушки, — Я, должно быть, напугал Вас, — виноватым голосом произнес он. Султанша молча покачала головой в ответ, сдержанно улыбнувшись, — У меня к Вам есть одно дело, — Рустем запустил руку в нагрудный карман и извлек оттуда драгоценную брошь в форме лилии. Изделие было украшено сверкающими самоцветами и желтыми сапфирами, которые красиво переливались на солнце. Михримах сдвинула брови и с удивлением посмотрела на конюха, — Я купил его на базаре, — продолжал тем временем Рустем, — В лавке у одного торговца. Он делает изысканные украшения наподобие этого, — мужчина кивком указал на изделие, — Конечно, эта брошь недостойна такой прекрасной девушки, как Вы, госпожа. Однако Ваш верный раб будет на седьмом небе от счастья, если Вы все же примете этот скромный дар. — Спасибо, — сухо ответила Михримах, взяв украшение из рук конюха, — Очень… изящный подарок, — она мимолетно улыбнулась и пристегнула брошь к одежде, заставив Рустема вздохнуть с облегчением. В воздухе повисло неловкое молчание. — Вы хотели покататься верхом? — непринужденно спросил мужчина, нарушив тишину. Михримах отрицательно покачала головой. — Нет-нет, я как раз собиралась уходить. Просто решила немного прогуляться и заодно зашла проведать Алмаза, — сказала девушка, кивнув в сторону гнедого коня, стоящего поодаль. Общество Рустема начинало ей порядком надоедать, и поэтому госпожа поспешила удалиться как можно скорее. Уходя, она почувствовала, как мужчина смотрит ей вслед, и брезгливо передернула плечами. Завернув за угол, султанша наконец смогла выдохнуть и снять подарок Рустема со своей одежды, после чего быстрым шагом подошла к служанке и отдала украшение ей, — Держи, Гюльбахар, — произнесла юная госпожа, — Можешь забрать себе. Только при Рустеме Аге не надевай, ладно? — хатун робко кивнула в ответ, — Отлично. Можно подумать, мне нужны его подарки! — раздраженно воскликнула Михримах. Служанка понимающе вздохнула и поджала губы. — Он не понимает Ваших намеков, госпожа, — произнесла Гюльбахар. Она была близка с дочерью падишаха, и султанша смело доверяла этой хатун все свои секреты. О чувствах Рустема к Михримах, помимо самой принцессы, знала только ее верная служанка, — Может, стоит перестать ходить вокруг да около и прямо заявить, чтобы он отстал от Вас? — предложила Гюльбахар. Прежде она нередко выслушивала жалобы султанши насчет ее воздыхателя, поэтому могла подобрать нужные слова. — Я бы с радостью, — Михримах натянуто улыбнулась и плотнее закуталась в теплую шаль, спасаясь от прохладного ветра, — Но матушке дорог Рустем. Как бы я к нему ни относилась, стоит признать, что этот человек умен и хитер. Возможно, в будущем Рустем сможет добиться высокого положения во дворце и даже попасть в Совет Дивана. По крайней мере, мама этого хочет, — пожала плечами султанша, — Я стараюсь держать Рустема на расстоянии и не сближаться с ним, всячески намекаю на то, что он мне не интересен, но Рустем словно ничего не понимает! — с возмущением возгласила девушка, — И грубо отказать я тоже не могу. Мало ли, вдруг он пригодится? — Может, Рустем Ага все поймет без лишних слов, если узнает, что у Вас на сердце есть кто-то другой? — лукаво улыбаясь, проговорила Гюльбахар, — И, насколько мне известно, так и есть, — Михримах бросила смущенный взгляд в сторону хатун и моментально залилась краской, — Вы даже мне еще не сказали, кто этот счастливчик. Может, пришло время раскрыть тайну? — служанка подмигнула султанше, но та промолчала, застенчиво расплываясь в улыбке, — Это Хасан Ага, не так ли? — предположила Гюльбахар и поняла по виду принцессы, что попала в точку, — Что ж, госпожа, я Вас прекрасно понимаю. Хасан — очень видный мужчина. К тому же, он предан Вашей матушке. И с Повелителем тоже знаком, верно? — поинтересовалась хатун и, получив от Михримах утвердительный кивок, продолжила: — Надеюсь, Вы понимаете, к чему я клоню? — служанка вновь игриво улыбнулась, — Вы уже достигли брачного возраста. Полагаю, если Вы попросите Хюррем Султан и Повелителя выдать Вас замуж за Хасана Агу, то они оба согласятся. И Рустем наконец от Вас отстанет. — Ты права, Гюльбахар, — Михримах резко оживилась, — Я поговорю с матушкой. Вот только… — она сделала паузу и задумчиво почесала подбородок, — Я не знаю, что Хасан чувствует ко мне… И чувствует ли он что-то вообще? — спросила у самой себя принцесса, — До отъезда брата Мустафы в Манису я пробовала поговорить с Хасаном, но он отвечал как-то неохотно и односложно, словно вовсе не хотел со мной беседовать. После того разговора я весь день не находила себе места, а ночью долго не могла уснуть, — взволнованно произнесла Михримах и повернула голову к служанке, ожидая от нее поддержки. На глаза принцессы навернулись слезы, и она часто задышала. — Не говорите так, госпожа, — Гюльбахар сразу же начала убеждать султаншу в обратном, ободряюще положив руку ей на плечо, — Не забывайте, что Вы — дочь Повелителя мира и, кроме того, очень красивая девушка. Любой захочет быть с Вами. — Но мне не нужен любой! — капризно воскликнула Михримах, сжав в руках ткань шали, — Мне нужен он! — девушка приложила ладонь ко лбу и сокрушенно покачала головой, — Ну почему он смотрит на меня с таким равнодушием? Видимо, я совсем ему не нравлюсь… — О чем Вы, госпожа? — с деланным удивлением произнесла Гюльбахар, стараясь успокоить расстроенную принцессу, — Как Вы можете кому-то не понравиться? Говорю же, любой мужчина отдаст жизнь только ради Вашего взгляда, а раз уж речь зашла о замужестве, то тем более! — твердо сказала хатун и тут же подметила, что Михримах изменилась в лице после этих слов, — Возможно, Хасан Ага просто постеснялся быть с Вами более искренним. Сами понимаете, влюбленные мужчины порой ведут себя совсем иначе, — подмигнула Гюльбахар, вызвав у султанши смущенную улыбку, — Вы говорили, что беседовали с Хасаном в дворцовом коридоре перед отъездом шехзаде в Манису, — Михримах утвердительно кивнула в ответ на слова служанки, — Скорее всего, его смутило присутствие Ваших братьев и отца, только и всего, — спокойно пояснила Гюльбахар, — Вам нужно организовать встречу и поговорить в более уединенной обстановке, и тогда все станет ясно, — закончила хатун. Госпожа еще несколько секунд находилась в раздумиях, словно переваривая услышанное, а затем вздохнула и улыбнулась, мысленно согласившись со служанкой.       Что бы Хюррем ни делала и что бы ни говорила, ей так и не удалось попасть в покои падишаха. С самого утра, только проснувшись и приведя себя в порядок, Хасеки поспешила к супругу, желая серьезно с ним поговорить, но стражники, стоявшие у султанской спальни, отвечали отказом, повторяя одно и то же, а затем, выслушав порцию претензий от госпожи, ссылались на строгий наказ Повелителя. Делать было нечего — постояв около покоев еще некоторое время, расстроенная султанша вернулась к себе. Идя по направлению к своей комнате, Хюррем невольно вспомнила молодые годы, когда она, наплевав на приказ султана и усилия стражи, забегала в покои падишаха и устраивала грандиозный скандал, после которого все девушки в гареме перешептывались друг с другом, предлагая разные версии событий, которые до этого разворачивались в султанской спальне. Однако Хюррем знала, что ссоры и крики стоит оставить в прошлом, поскольку если раньше Сулейман относился к бурным эмоциям жены с некой снисходительностью, то со временем начал воспринимать ее скандалы менее терпимо. Опасаясь разозлить супруга еще больше, Хасеки решила спокойно принять свою участь и не начинать очередной «бунт во имя любви». Оказавшись наконец в своих покоях, Хюррем отослала прочь всех служанок и принялась думать о том, как решить новую проблему в лице наложницы, которую в постель падишаха подсунула его сестра.       Хатидже Султан не заставила себя долго ждать — госпожа вошла в спальню Хасеки без стука, к тому же, с торжествующей ухмылкой на лице. Подняв глаза и увидев перед собой султаншу, Хюррем вскочила с места и поклонилась, тут же поморщившись от гудящей боли, отозвавшейся в коленях. Хатидже была вне себя от радости, ведь ее рискованный план удался — впервые за много лет Сулейман провел ночь не с законной супругой, а с рабыней из гарема. Рыжеволосая Хасеки изо всех сил старалась скрыть досаду и ярость, но получалось плохо — сестра падишаха сразу все поняла, и нервное состояние неприятельницы доставило ей еще большее удовольствие. — Что такое, Хюррем? — с иронией поинтересовалась Хатидже, подходя ближе, — Ты чем-то расстроена? — не получив ответа, султанша усмехнулась, — Видимо, переживаешь по поводу того, что прошлую ночь Повелитель провел с девушкой из гарема, — невозмутимо молвила она, наблюдая за реакцией Хасеки, которая, в свою очередь, прикрыла глаза и что-то нашептывала себе под нос, видимо, в попытках успокоиться, — Честно говоря, я даже удивилась, — с деланным изумлением произнесла сестра султана, — На протяжении долгих лет по золотому пути пройти не удавалось никому… кроме тебя, — добавила султанша, — Что ж, видимо, теперь двери в покои Повелителя открылись, и закрыть их будет не так уж просто. — Двери спальни Вашего драгоценного мужа тоже были открыты для другой женщины, — парировала Хюррем, — Уже весь свет знает о его греховной связи с Нигяр Калфой. Мне интересно, как паша отнесся к тому, что вы приказали отослать его любовницу из государства? — спросила она, — И это Вам еще повезло, что ребенок родился мертвым. Иначе у вас с супругом не получилось бы сыграть спектакль о чудесном примирении, — заключила Хюррем и горделиво приподняла подбородок, демонстрируя свое превосходство над сестрой падишаха. — Знай свое место, — проговорила Хатидже, чувствуя, что проигрывает дискуссию, — Помнишь, однажды ты сказала, что не похожа на Махидевран? Ведь она когда-то пережила то, что ты переживаешь сейчас, — султанша приблизилась к сопернице, — Повелитель точно так же отказался от нее. — От меня никто не отказывался, госпожа, Вы ошибаетесь, — возразила рыжеволосая Хасеки, — То, что султан провел одну ночь с другой женщиной, совершенно ничего не значит. Таких, как эта Фирузе, множество. Они быстро приходят, а уходят еще быстрее. Только я остаюсь здесь и никуда не ухожу, — после этих слов Хюррем слегка склонила голову и улыбнулась краешками губ, сохраняя самообладание. Хатидже открыла было рот, чтобы что-то ответить, но в итоге не стала спорить и решила отступить. — Все начинается с малого, — бросила она напоследок, оглядываясь через плечо, — Сначала одна ночь, потом десять ночей, а затем и сотни, — произнеся эти слова, султанша покинула комнату Хасеки, оставив ту размышлять над тем, как избавиться от новой конкурентки в борьбе за внимание падишаха.       Фатьма Хатун уверяла всех, что носит под сердцем сына, и в конце концов поверила в это сама. Девушка была убеждена в том, что в скором времени, уже через месяц или даже меньше, станет госпожой, и эта мысль грела душу беременной наложницы. Однако отсутствие статуса матери шехзаде не мешало Фатьме вести себя куда более развязно, чем позволяло ее положение — фаворитка старшего наследника наслаждалась тем, что Махидевран Султан в тот момент находилась в Бурсе, и поэтому бо́льшую часть дня проводила в гареме, попивая щербет со сладостями и сплетничая с другими рабынями. Девушки учтиво кланялись «будущей госпоже» и подносили ей различные яства, стараясь заслужить благосклонность фаворитки шехзаде. Каждая из рабынь надеялась, что через некоторое время их угодливость окупится в виде подарков от султанши.       Кроме того, Фатьма носила в себе страшную тайну, которая могла разрушить жизни сразу нескольких человек. К несчастью, в число этих людей входил и сам Мустафа, поскольку если бы грех его матери всплыл наружу, это стало бы сильным ударом по репутации наследника. Фатьма не хотела для него такой участи, а поэтому молчала. Однако Хасан был подозрительно молчалив и спокоен, будто знал, что наложница шехзаде никогда не раскроет эту тайну. Днями напролет Фатьма размышляла о покушении на карету, в которой она ехала вместе с повитухой — наложница помнила, что разбойники, напавшие на них, перевернули все вверх дном в попытках найти любовные письма, которые Фатьма перевозила в одном из сундуков. Девушка не сомневалась в том, что нападение было организовано Хасаном, дабы уничтожить единственные доказательства его любовной связи с матерью Мустафы. Но несмотря на то, что письма были похищены и, скорее всего, уничтожены, Фатьма даже не думала сдаваться. Наложница знала, что шехзаде вряд ли поверит ей на слово, и не хотела ссориться с возлюбленным, однако хотела добиться соответствующего наказания для человека, по приказу которого ее чуть не лишили жизни.       Хасан как раз уехал навестить госпожу, с которой его вот уже долгое время связывали любовные отношения, и Фатьма планировала использовать свой шанс. Как только приближенный наследника покинул Манису, девушка решила действовать: написав записку для Мустафы, Фатьма осторожно, так, чтобы никто не видел, оставила ее в покоях шехзаде, когда тот вызвал возлюбленную к себе. Покинув спальню наследника спустя некоторое время, Фатьма быстрым шагом направилась к себе и стала ждать.       На следующее утро, как только рассвело, Мустафа приказал седлать лошадей, а затем в спешке покинул свой дворец. Его беременная фаворитка наблюдала за отъездом шехзаде, глядя в окно, и хитро улыбалась, предвкушая настоящую бурю. Сам Мустафа находился в недоумении — накануне отбытия в Бурсу он нашел в своих покоях смятую записку от неизвестного отправителя: «Поезжайте в Бурсу, шехзаде. Там Вас ждет сюрприз, от которого весь мир содрогнется. Нужно спешить. Вы узнаете страшную тайну, которую скрывают Ваши самые близкие люди», — гласило послание. Мустафе оставалось лишь догадываться, от кого оно, однако содержание записки заинтриговало и даже встревожило наследника, поэтому он, наспех завершив все свои дела, отправился в Бурсу.