Сокровенные чувства

      Хюррем Султан, прикрыв глаза, наслаждалась легким прохладным ветерком. Сидя на тахте в шатре, Хасеки попивала сладкий щербет и ожидала долгожданной встречи со своим союзником. В этот раз Хасан стал инициатором их беседы, намекнув Сюмбюлю Аге, что разговор предстоит серьезный. Когда евнух сообщил своей госпоже об этом, она даже удивилась такому стремлению Хасана срочно что-то обсудить. Наконец, мужчина появился в поле зрения султанши, и она поднялась с места. Приблизившись к Хасеки, хранитель покоев старшего наследника поклонился и сразу же решил перейти ближе к делу. Как только Хюррем узнала, что на карету с Фатьмой Хатун было совершено нападение, то с удивлением прикрыла рот рукой. — Вот, значит, зачем Мустафа в тот день покинул дворец, — задумчиво произнесла она, — А я ломала голову, думая, к чему такая срочность… — госпожа подняла взгляд на Хасана и нахмурилась, — Она жива? Здорова? — поинтересовалась Хюррем, очевидно, желая услышать отрицательный ответ. — Хатун не пострадала, отделалась испугом и парой ссадин, — невозмутимо ответил мужчина. Султанша с досадой кивнула, — С ребенком также все в порядке. Кроме того, шехзаде сейчас ведет расследование, пытается найти того, кто приказал устроить нападение. — И он, конечно же, считает, что это сделала я, — хмыкнула Хюррем. Ее собеседник лишь неопределенно повел плечами, — Но я не отдавала такой приказ, — задумчиво произнесла Хасеки, поглаживая перстень с изумрудом, — Я бы не стала посягать на жизнь невинного ребенка… Однако кому еще выгодна гибель этой хатун? — поинтересовалась она, обращаясь к Хасану, который в свою очередь опустил глаза, чтобы султанша не поняла, что ответ на этот вопрос ему известен, — Может, это были обычные грабители? Хотели обворовать карету состоятельных людей, вот и напали… — мужчина кивнул в ответ, подтверждая ее версию. Разумеется, он рассказывал только то, что ему приказал говорить шехзаде Мустафа. Незадолго до встречи с супругой падишаха Хасан заходил к наследнику, где они обговорили все, что хранитель покоев должен был поведать госпоже.       Пока мужчина докладывал о недавних событиях, Хюррем напряженно потирала переносицу. Не успела она порадоваться воцарившемуся в гареме спокойствию, как оно тут же было нарушено: причиной этому послужил не шехзаде Мустафа и не его беременная фаворитка, а рабыня по имени Фирузе, которую во дворец привела Хатидже Султан. Госпожа лично воспитала эту девушку и готовила ее для падишаха несколько лет, тщательно контролируя обучение наложницы танцам, пению, игре на музыкальных инструментах и, конечно же, женскому искусству. Фирузе не отличалась яркой внешностью и взрывным характером, как у законной жены султана, а наоборот, была кроткой, тихой и не выделялась из толпы. Хюррем старалась не обращать внимание на эту девушку, поскольку Фирузе, как казалось госпоже, ничем не могла заинтересовать Повелителя. Однако что-то в новой рабыне серьезно беспокоило рыжеволосую Хасеки — все-таки наложница попала во дворец благодаря Хатидже Султан, от которой Хюррем не ожидала ничего хорошего.       Ее волнение было оправдано — в последнее время падишах значительно отдалился от своей супруги, и на то была веская причина: Хюррем решила забрать роскошные покои, принадлежавшие почившей Валиде Султан, но Сулейман решительно был против того, чтобы комната его матери обзавелась новой хозяйкой. Возможно, покои Валиде стали бы своеобразным мемориалом, однако у Хасеки на этот счет было другое мнение — она хотела поднять свой авторитет во дворце и была уверена в том, что достойна столь шикарной комнаты. Время от времени султанша подходила к мужу с этим вопросом, но каждый раз получала отказ, что заставляло ее врагов ликовать. В конце концов Хюррем все же нашла способ получить желаемое — и все благодаря Михримах, которая, пользуясь своим влиянием на отца-падишаха, попросила для матери покои. И вот, наконец, Хасеки въехала в новую опочивальню и не могла поверить своему счастью, однако султан был обижен на супругу и на протяжении нескольких месяцев не звал ее к себе. Хатидже поняла, что это прекрасная возможность нанести удар, и решила ее использовать, приведя во дворец хорошо обученную наложницу.       Тем не менее, Хюррем не хотела беспокоиться по пустякам, поскольку дел у нее было невпроворот. Мустафа в скором времени должен был покинуть столицу и отправиться в свой санджак, и это радовало Хасеки, но ей предстояло наладить отношения с отстранившемся от нее мужем, и султанша даже не представляла, как это лучше сделать после всего произошедшего между ними. Однако она понимала одно — Фирузе ни в коем случае нельзя было подпускать к Повелителю.       Когда сборы наконец были завершены, шехзаде вместе со своей многочисленной свитой приготовился отправляться в Манису. Его провожали со всеми почестями, а султан даже приказал устроить большой праздник в честь отъезда старшего наследника. Мустафа был рад вернуться в санджак, в котором прошла немалая часть его детства, поэтому находился в предвкушении поездки и не мог больше ждать. В день отбытия семья падишаха собралась воедино, дабы проводить шехзаде — только Хюррем Султан не явилась, сославшись на важные дела. Пока Мустафа прощался с младшими братьями, Хасан ожидал его, стоя чуть поодаль, и внезапно почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернув голову, мужчина обнаружил позади себя Михримах Султан — юная госпожа, не стесняясь, смотрела прямо на него, легко улыбаясь кончиками губ. Через пару секунд переглядываний с девушкой Хасан наконец опомнился и склонил голову в знак приветствия, а Михримах, в свою очередь, изящной поступью приблизилась к нему. — Жаль, что вам уже нужно ехать, — тяжело вздохнув, произнесла она, — Вы могли бы задержаться еще на пару дней… Когда же мы вновь увидимся? — непринужденно поинтересовалась принцесса, смущенно отведя взгляд. — Я не осведомлен об этом, госпожа, — ответил Хасан, немного расстроив девушку слишком официальным тоном. Судя по всему, Михримах не оставляла попыток сблизиться с новым объектом своей влюбленности, — Как только шехзаде пожелает, а Повелитель даст разрешение, мы снова приедем. — Я буду ждать, — улыбнулась султанша. Она снова опустила глаза и замолчала на несколько секунд, после чего, собравшись с духом, продолжила: — Понимаете, в тот день, когда я впервые Вас увидела, в моем сердце что-то вспыхнуло… Словно пламя, это чувство обжигает меня изнутри, с каждым днем становясь все сильнее, — девушка нервно потирала запястье, не решаясь взглянуть в глаза собеседнику, — Матушка рассказывала мне о том дне, когда она впервые увидела отца и влюбилась. С детства я мечтала о такой же великой любви, как у моих родителей, — Михримах улыбнулась и тут же покраснела от нарастающего смущения, — Сейчас Вам стоит лишь ответить взаимностью на мои чувства, и тогда эта мечта сможет стать явью, — она вновь отвела взгляд и зарделась еще больше, а Хасан недоумевал, откуда у госпожи появилась столь внезапная влюбленность — прежде они пересекались очень редко, в саду или в дворцовых коридорах, и мужчина всякий раз кланялся и сдержанно приветствовал госпожу, даже не глядя на нее, поскольку это могли трактовать неверно. Однако принцесса, видимо, приняла его тактичность за смятение, вызванное ничем иным, кроме как любовными чувствами. К тому же, на это ложное впечатление наложилось то, что сама Михримах испытывала к мужчине. — Я понимаю Вас, госпожа, — спокойно произнес Хасан, тщательно подбирая слова. Резко отказать султанше было нельзя по дворцовому этикету, да и обижать девушку хранителю покоев не хотелось, — Однако сейчас для подобных разговоров не место и не время, — Михримах согласно закивала, понимая, что подняла эту тему совершенно не в нужный момент. Затем она покорно опустила голову, словно смирившись со словами мужчины, и зашагала прочь, натянув на лицо вымученную улыбку. Хасан тяжело вздохнул и сжал кулаки, понимая, что своей фразой мог посеять неопределенность в душе юной госпожи и дать ей надежду на нечто большее.       Хюррем не просто так отказалась провожать шехзаде — у султанши действительно появилось важное дело, не требовавшее отлагательств. Хасеки нужно было встретиться с Рустемом Агой, ее верным приближенным, которому она в последнее время доверяла даже больше, чем Хасану. Рустем времени зря не терял — за достаточно короткий срок он успел понравиться не только жене султана, но и самому падишаху, при любом удобном случае демонстрируя свой острый ум и смекалку. Хюррем нравилась его предприимчивость и желание достичь наиболее высокой позиции, ради чего мужчина был готов пойти на любую жестокость, и султаншу это совершенно не пугало. И вот, она встретилась со своим сторонником в саду, дабы обговорить их дальнейшие действия. — Вы рассказывали про какую-то наложницу, которую привела во дворец Хатидже Султан, — произнес Рустем, всеми силами стараясь угодить госпоже, — У нее явно есть какой-то план против Вас. От этой рабыни нужно избавиться как можно скорее, пока не стало слишком поздно. — Согласна, — спокойно кивнула Хюррем, щурясь от ярких лучей солнца, светившего ей прямо в лицо, — Но я не хочу действовать опрометчиво. Хатидже Султан защищает эту девушку. К тому же, пока что хатун не представляет опасности, ибо Повелитель с ней даже не встречался ни разу, — госпожа устало вздохнула и зажмурилась, пытаясь собраться с мыслями, — Враги подступают со всех сторон, — выпалила она. Рустем сосредоточенно нахмурился, ожидая новых указаний, — Мало того, что в гареме появилась хорошо обученная рабыня, от которой я не знаю, чего ожидать, так еще и Хатидже Султан передумала разводиться с мужем. Ибрагим Паша снова вышел сухим из воды, — с раздражением произнесла Хасеки, — Даже измена султанше из правящей династии ему с рук сошла. Подумать только, у них вновь воцарилась семейная идиллия, будто ничего и не было! — в ее голосе послышалась горькая ирония, — Кроме того, шехзаде Мустафа скоро станет отцом — его фаворитка со дня на день должна родить. Повелитель собирался отправиться в Манису, когда его внук появится на свет. Махидевран, того гляди, ликует… — хмыкнула женщина, не переставая потирать перстень на своем пальце, — И самое страшное, — она опустила взгляд на кольцо с изумрудом, обратив внимание Рустема на украшение, — Повелитель отдалился от меня. С каждым днем я все больше чувствую, словно между нами выросла стена, — Хасеки не могла откровенничать ни с детьми, ни с робкими служанками, а подруг у нее, разумеется, не было, поэтому ей оставалось делиться переживаниями с конюхом, который, по совместительству, являлся ее приближенным. Конечно, посвящать его в подробности их с падишахом личной жизни Хюррем не собиралась, но больше рассказать о своих треволнениях ей было некому, — Возможно, Хатидже Султан захочет этим воспользоваться. О, Аллах, если бы я только повременила и не стала бы сразу требовать те покои… — Не отчаивайтесь, госпожа, — попытался успокоить ее Рустем, — Вы сделали то, что должны были. Зато когда покои Валиде Султан перешли к Вам, всем стало ясно, кому в гареме принадлежит власть, — в ответ на его слова Хюррем лишь горько усмехнулась, словно не веря в убеждения сторонника.       Послышался шорох чьих-то шагов, и они оба обернулись. Рустем тут же согнул спину в поклоне, а госпожа удивленно подняла брови, когда на горизонте появилась Михримах. Дочь султана приближалась к ним, покачивая бедрами с изяществом, присущим девушкам ее положения, и осторожно придерживала подол роскошного нежно-розового платья, чтобы не испачкать его. Михримах поклонилась матери и коротко кивнула Рустему, даже не удостоив его взглядом, после чего принялась беседовать с Хюррем Султан о чем-то своем. Мужчина отошел в сторону, дабы не смущать госпожей, и с расстояния до его ушей долетали лишь обрывки их фраз. Спустя пару минут Рустем осознал, что не может перестать наблюдать за Михримах, словно анализируя каждое ее движение, каждый поворот головы, каждую улыбку или жест — все в юной госпоже восхищало и очаровывало мужчину, притягательная внешность девушки радовала глаз, а ее звонкий смех заставлял сердце колотиться с бешеной силой.       Сама Михримах прекрасно понимала, что Рустем к ней неровно дышит, и султаншу это, мягко говоря, не устраивало — услужливость мужчины, иногда чрезмерная, раздражала дочку падишаха, поэтому Михримах старалась делать вид, что не замечает постоянных попыток Рустема впечатлить ее. Нежелательное внимание к султанше со стороны конюха проявлялось не только во взглядах и красивых словах, но и в якобы случайных прикосновениях, когда Рустем помогал девушке взобраться на лошадь. Однако Михримах понимала, что этот человек может помочь ее матери в борьбе с многочисленными врагами, поэтому общалась с Рустемом сдержанно, не демонстрируя неприязнь, и терпела его тщетные попытки сблизиться.       Маниса встретила шехзаде и его свиту солнечной и при этом прохладной погодой. Как только Мустафа оказался в небольшом дворце своего санджака, первым же делом он поспешил к беременной фаворитке, которая ожидала возлюбленного в просторных покоях, выделенных специально для девушки и ее еще не рожденного ребенка. Хасан, порядком уставший после долгой дороги и получивший от господина разрешение отправиться к себе, проводил наследника взглядом и размеренным шагом направился в свою спальню. Присев на тахту, мужчина прикрыл глаза, и его тут же начало клонить в сон. Однако отдохнуть Хасану так и не удалось — в дверь настойчиво постучали, и этот громкий звук вырвал хранителя покоев из сладкой дремы.       На пороге стояла запыхавшаяся Фидан, которая, судя по беспокойному бегающему взгляду, была чем-то встревожена. Мужчина с долей раздражения пригласил ее войти, а затем, закрыв дверь, встал напротив калфы и скрестил руки на груди. Его недовольный вид не предвещал ничего хорошего, поэтому Фидан поняла, что говорить нужно быстро и только по делу. — Шехзаде Хазретлери разрешил мне поехать в Бурсу, дабы навестить госпожу, — выпалила она и стала наблюдать за реакцией Хасана, который тут же изменился в лице. Мужчина, безусловно, был рад такой новости — переписку с султаншей он не вел из соображений безопасности, а отправиться в Бурсу, чтобы лично увидеться с возлюбленной, также не мог, не получив разрешения от Мустафы. Тем временем Фидан немного воспряла духом и продолжила, — Кроме того, мне удалось уговорить шехзаде, чтобы он разрешил Вам поехать со мной, — калфа заискивающе улыбнулась, понимая, что принесла очень хорошую весть. — Я понял, — коротко ответил Хасан, на лице которого тоже засияла улыбка, — Тогда отправляемся как можно скорее. Завтра или послезавтра. Не могу больше ждать, — произнес он и направился к письменному столу, — Госпожа там совсем одна, — с горечью добавил мужчина, — Мне столько всего нужно ей поведать… Надеюсь, Махидевран Султан еще не знает о том, что Фатьма нас шантажировала? — Нет, конечно же, — покачала головой Фидан, вызвав у Хасана лишь укоряющий взгляд, — Кстати, насчет Фатьмы, — калфа опустила глаза на свои руки и сделала паузу. С лица мужчины мгновенно сошла блаженная улыбка, и выражение его лица в один момент стало серьезным, — Если мы вдвоем поедем в Бурсу, она точно что-то заподозрит. Вдруг хатун решит рассказать все шехзаде? Тогда нам всем придет конец, — несмело проговорила девушка, не поднимая взгляд на задумчивого собеседника. — Если бы она хотела, то уже давно бы все ему рассказала. Не бойся Фатьму. Она не причинит вред ни нам с тобой, ни госпоже, — невозмутимо ответил Хасан, вернувшись к бумагам, лежавшим на столе, — По крайней мере, сейчас, — уже менее уверенно произнес он. — И все же мне как-то не по себе, — робко возразила Фидан, заламывая руки, — Зачем тогда эта хатун угрожала Вам в день своего отъезда из столицы? Одному Всевышнему известно, что у нее на уме, — сказала калфа, мысленно проклиная фаворитку наследника, — Я уже давно поняла, что Фатьма — зло во плоти! В одной этой девушке столько подлости и желчи, что она не упустит возможность сделать нам гадость. Нужно обязательно рассказать обо всем нашей госпоже. Что, если… — Нет, — твердо ответил Хасан, не поднимая головы от многочисленных бумаг, разбросанных по всей поверхности стола, — Махидевран Султан об этом знать необязательно. Пока что, — вкрадчиво проговорил он, — Сейчас госпожа находится в положении, и ей нельзя волноваться лишний раз. Когда придет время, я сам обо всем расскажу. Но до той поры попрошу тебя держать рот на замке, — мужчина погрозил калфе пальцем, — Иначе ты нас погубишь. Если из-за твоего длинного языка что-то случится с госпожой или с нашим ребенком, то, клянусь Аллахом, я лично тебе его вырву. Все ясно? — Фидан часто закивала, с испугом округлив глаза, — Хорошо. А теперь ступай. Я очень устал и хочу вздремнуть, пока есть время. Чуть позже я отдам приказ, чтобы начинали подготовку к отправлению, — Фидан поклонилась и засеменила в сторону двери. Покинув комнату мужчины, она направилась в гарем — до отъезда в Бурсу ей предстояло навести там порядок. Хасан тем временем решил отказаться от запланированного отдыха и вновь склонился над документами, предоставленными ранее слугами. Он долго не мог сосредоточиться — сердце мужчины выпрыгивало из груди, ибо он находился в предвкушении поездки в Бурсу и долгожданной встречи с возлюбленной.       Через пару дней погода изменилась, и на смену теплым солнечным дням пришло настоящее ненастье: холодный ветер, пронизывающий до костей, заставлял жителей Манисы кутаться в меховые одеяния, а ливень все никак не успокаивался, размывая дороги и усложняя передвижение как для пеших путников, так и для тех, кто имел возможность передвигаться в карете или верхом. Спустя несколько часов непрерывной езды на лошади Хасан пришел к выводу, что капюшон не только не спасает от дождя, но и усугубляет положение — ткань неприятно прилипала к лицу после каждого дуновения ветра, иногда закрывая обзор. Наконец, не выдержав нескончаемой пытки со стороны стихии, мужчина был вынужден переместиться в карету, в которой ехала Фидан Хатун. Когда дверца отворилась, и перед замученной долгой дорогой калфой предстал мокрый и раздраженный Хасан, девушка начала двигать свои немногочисленные пожитки, освобождая место для своего спутника. Усевшись напротив нее, Хасан шумно выдохнул и устало прикрыл глаза. Колеса кареты постоянно проваливались в колеи и скользили по размытой дороге, но, по крайней мере, теперь мужчина мог немного обсохнуть и расслабиться — после продолжительной езды верхом у него довольно сильно разболелась поясница. — Почему шехзаде не поехал с нами? — внезапно поинтересовалась Фидан, которая никогда не любила молчать, сидя напротив кого-то, — Он ведь хотел навестить свою матушку, не так ли? — девушка хотела разговорить хранителя покоев, но тот, судя по всему, не горел желанием вести беседу. — Боится пропустить рождение ребенка, — нехотя ответил Хасан, снимая насквозь промокший плащ и аккуратно кладя его рядом с собой, — Шехзаде давно хотел поехать, но, видать, Фатьма его отговорила, — горько усмехнулся он, отворачиваясь к окну, — Как и любой достойный мужчина, я мечтаю погибнуть на поле боя, сражаясь за наше великое государство. Но, чувствую, меня в могилу сведет эта несносная девица, — Хасан в очередной раз вздохнул, а калфа чуть наклонилась вперед, видимо, обрадовавшись тому, что ей представилась возможность обсудить хатун, вызывающую раздражение у них обоих, — Шехзаде просил меня подождать несколько дней, чтобы распогодилось. Да и я сам не хотел ехать в такой ливень, — пожал плечами мужчина, — Но мне не терпится наконец повидаться с госпожой, — он легко улыбнулся, чем вызвал у Фидан неподдельное умиление, — Надеюсь, с ней и ребенком все в порядке, — Хасан резко изменился в лице и нахмурился, задумчиво отводя взгляд. Его собеседница вновь подалась вперед, заинтригованно теребя рукав, — Фидан, я очень сильно люблю госпожу, — искренне, даже немного неожиданно для самого себя произнес мужчина, поворачиваясь к калфе, — Если нужно будет, я, не раздумывая, отдам жизнь за нее. Однако, — он замолчал на долю секунды, собрался с мыслями и продолжил уже более уверенным тоном: — Одному Всевышнему известно, что готовит нам судьба. Я очень долго размышлял над тем, что делать дальше, когда госпожа родит ребенка. Она не сможет находиться в Бурсе годами, в скором времени шехзаде пожелает вернуть свою мать в Манису, и госпоже не останется ничего, кроме как подчиниться его воле. Это значит одно, — Хасан сжал кулаки и посмотрел на девушку, которая внимательно его слушала, не пропуская ни единого слова, — Малышу придется расти в окружении чужих людей. Конечно, мы с Махидевран Султан постараемся как можно чаще навещать нашего ребенка, но мой долг — быть рядом с шехзаде, да и госпожа не сможет покидать санджак без веской причины. Я понимаю, что во дворце в Бурсе служат хорошие люди, но все же мне сложно беспрекословно им доверять. Особенно, когда речь идет о жизни и здоровье нашего еще не рожденного сына или дочери, — хранитель покоев наследника прикрыл глаза и потер пальцами переносицу, — В общем, я хотел попросить тебя остаться в Бурсе, Фидан, — заключил он и скрестил пальцы в замок. Его спутница какое-то время молчала, не решаясь произнести ни слова, а затем несмело начала говорить. — Вы… Вы хотите, чтобы я… — калфа так и не закончила фразу, поскольку не до конца понимала, что конкретно от нее требуется. — Чтобы ты осталась жить в Бурсе, — помог ей договорить Хасан, — Если ты откажешься, я пойму и не стану осуждать. Все-таки ты немало времени провела рядом с госпожой и, возможно, не захочешь ее покидать на длительный срок. Но зато мы с Махидевран Султан будем уверены в том, что наш ребенок находится под твоим надежным присмотром, — тщательно подбирая слова, мужчина надеялся, что получит положительный ответ, — К тому же, ты будешь находиться вдали от дворцовых интриг и распрей. — Вы правы, я бы не хотела оставлять госпожу, — робко ответила Фидан, сжав в кулаке ткань платья, — Я ведь уже несколько лет служу Махидевран Султан… Однако я и Вас могу понять, — вздохнула девушка, — Вы не хотите оставлять малыша на чужих людей, какими бы опытными они ни были. Что ж, — калфа подняла глаза на мужчину и слегка улыбнулась, — Я согласна. Если Вы сможете объяснить шехзаде мое отсутствие, то я останусь в Бурсе и буду присматривать за ребенком, — подытожила она. После этих слов уставшее лицо Хасана словно посветлело — мужчина был настолько рад, что приблизился к калфе и крепко обнял девушку, немного ее шокировав. — Спасибо, — произнес хранитель покоев, видимо, не веря своему счастью, — Аллах свидетель, я никогда не забуду твоей доброты. Прости, если прежде я имел неосторожность чем-то тебя расстроить или обидеть, — он виновато опустил взгляд на свои руки, — Ты очень добра, Фидан. Да не оставит тебя Всевышний. — Это Вам спасибо, — ответила калфа, заставив Хасана поднять голову и удивленно воззриться на нее, — За те годы, что я служила у Махидевран Султан, мне ни разу не удавалось увидеть ее по-настоящему счастливой. Нет, конечно, иногда госпожа улыбалась и радовалась каким-то мелочам, — поправила себя Фидан, — Однако чаще всего я видела ее печальной и тоскливой. Иногда даже слышала, как госпожа плачет по ночам. Да и не удивительно. В ее жизни было мало хорошего, — девушка вздохнула и сокрушенно покачала головой, — Но в какой-то момент все изменилось. Госпожа стала… другой, — Фидан смутилась и немного покраснела, — Это проявлялось даже не в улыбках. Госпожа словно начала излучать свет, — восторженно сказала хатун, — В каждом ее взгляде, жесте или походке была неописуемая легкость, такая, что даже девушки в гареме это заметили, — на лице Фидан появилась озорная усмешка, и мужчина, не сдержавшись, улыбнулся в ответ, — Я долго думала и гадала, в чем же дело, что сделало госпожу такой счастливой… Позже выяснилось, что причина этому — Вы, — проговорила калфа, а Хасан тут же почувствовал, как его сердце, которое до этого учащенно билось, внезапно замерло, — Конечно, когда я поняла, что у вас… отношения, мне стало страшно за Махидевран Султан. Я решила, что ваша любовь, не дай Аллах, может погубить ее, поэтому поспешила предостеречь госпожу, но было уже поздно… Сами понимаете, — девушка вновь смущенно опустила глаза, — Ребенок, которого госпожа носит под сердцем, является плодом вашей любви. А это чувство изменило Махидевран Султан, несомненно, в лучшую сторону. И поэтому я согласилась на Ваше предложение, — подытожила Фидан, а у Хасана вновь появилось желание крепко ее обнять.       Султанша сидела у окна в привычной позе. На улице шел проливной дождь, и его капли постукивали по стеклу, немного клоня женщину в сон. Махидевран отвела взгляд от окна и посмотрела на колыбель, где мирно посапывала ее новорожденная дочь. Госпожа еще не выбрала девочке имя — она, очевидно, хотела дождаться приезда возлюбленного, дабы сделать это вместе. Когда у Махидевран родился сын, то нарекал его, разумеется, Сулейман. Годами позже Мустафа оправдал свое величественное имя, означающее «избранный» — мальчик превратился в молодого мужчину, с каждым днем вызывая у матери все больше гордости. Махидевран любила своего первенца, и его имя более чем устраивало госпожу, однако мысль о том, что она будет иметь право голоса в момент наречения дочки, несомненно, грела душу женщины.       Иногда ей даже казалось, что все происходящее — сон, и, будь это так, султанша не хотела бы проснуться. Конечно, Махидевран понимала, что и Хасану, и ей самой в будущем предстоят различные жизненные испытания, но это не пугало женщину. Ради маленького комочка счастья, ныне спящего в колыбели, Махидевран была готова и убить, и умереть. По ночам, лежа в постели и прислушиваясь к тихому дыханию дочери, султанша погружалась в себя и начинала мечтать: небольшой, но чистый и уютный домик, находящийся вдали от посторонних глаз; камин, в котором еле слышно потрескивает огонь; сама Махидевран накрывает на стол, за которым уже сидит Мустафа и рассказывает матери занимательные истории; в колыбельной спит новорожденная малышка; с тихим скрипом открывается входная дверь, и на пороге появляется Хасан, и женщина с радостной улыбкой идет встречать своего супруга, уставшего после долгого дня; мужчина снимает головной убор, здоровается с Мустафой, проходит к кроватке и, с нежностью целуя дочку, берет ее на руки, после чего вся семья садится за стол и приступает к ужину — они разговаривают, рассказывают, как прошел день у каждого из них, шутят и смеются до упаду, искренне и непритворно. — Госпожа моя, — из раздумий Махидевран вырвал до боли знакомый голос, который она желала услышать вот на протяжении долгих недель. Женщина подняла голову и увидела перед собой Хасана, который, судя по выражению его лица, был взбудоражен и непомерно рад видеть свою возлюбленную после затянувшейся разлуки.       Махидевран вскочила с места и бросилась к мужчине — спустя пару секунд она впервые за два месяца оказалась в крепких объятиях любимого человека. Прижавший щекой к его плечу, султанша почувствовала, как в глазах защипало — все происходящее вновь начало казаться ей сном, мечтой, фантазией. Мужчина вдыхал чудный аромат волос госпожи своего сердца и осторожно, словно боясь причинить боль, поглаживал ее по спине. Некоторое время они обнимались, не произнося ни слова, поскольку в этом совершенно не было нужды — все эмоции витали в воздухе, погружая обоих в сладкую дрему. Наконец Хасан нежно отодвинул от себя расчуствовавшуюся женщину и провел кончиками пальцев по ее лицу, проникновенно глядя в глаза возлюбленной. Махидевран наконец улыбнулась ему и почувствовала, как все тело пылает, давая понять, что их разлука действительнь затянулась. Взгляд мужчины, до этого блуждавший по скромной спальне, в которой он не был целых два месяца, остановился на колыбели. Хасан удивленно приоткрыл рот и посмотрел на султаншу, ожидая ответа на свой немой вопрос — ему в голову резко ударило осознание того, что Махидевран уже не беременна, а детская кроватка, заранее купленная мужчиной на базаре, больше не пустует. Реакция Хасана почему-то рассмешила госпожу, и она заулыбалась еще шире, после чего взяла возлюбленного за руку и повела к колыбели, выводя мужчину из ступора.       Увидев дочь, Хасан не смог сдержать эмоций — взяв малышку на руки, он прижал ее к груди, не до конца веря в происходящее. Девочка была недовольна тем, что ее сон прервали, и уже начала похныкивать, но спустя минуту затихла на руках у отца. Мужчина испытывал неописуемую нежность к ребенку, и в тот момент старался не заплакать, хотя знал, что его за это никто не осудит. — Когда? — лишь смог произнести он. Махидевран подошла к любимому и взяла его под руку, умиляясь со спящей малышки. — Две недели назад, — ответила она, а Хасан тут же начал мысленно проклинать самого себя за то, что не приехал раньше. Какое-то время они стояли молча, лишь посмеиваясь с того, как девочка ворочается во сне, но затем, когда Хасан вернул малышку в колыбель, Махидевран прервала тишину: — Я еще не выбрала ей имя. Хотела дождаться твоего приезда, — султанша прижалась щекой к груди мужчины, почувствовав, как его руки легли на ее талию. — Но ведь ты как-то называла ее, верно? — почти шепотом поинтересовался Хасан, улыбаясь, — Про себя, я имею в виду. Говорят, стоит впервые взять новорожденного ребенка на руки, как в голове сразу возникает подходящее для него имя, — Махидевран выжидающе посмотрела на него, — У меня сразу несколько, не могу выбрать что-то одно, — произнес мужчина, не сводя глаз с дочери. — Как я ее называла? — переспросила госпожа, задумчиво глядя куда-то перед собой, — Кажется, знаю, — женщина отстранилась от Хасана и взяла его руки в свои, — Разие, — почему-то в тот момент ей на ум пришло именно это имя. — Разие… — протянул ее возлюбленный, подняв взгляд к потолку, — Разие… — повторил Хасан, в то время как Махидевран не сводила с него горящих глаз, — Если не ошибаюсь, это означает «счастливая», не так ли? — султанша кивнула в ответ, и ее губы вновь растянулись в улыбке, — Лично я верю в силу имени. Иншааллах, наша девочка будет счастлива. — Наша Разие, — произнесла Махидевран, еще крепче обнимая возлюбленного.