Игры. Вне школьных правил... (Школьные отметки - пляшем от метки).

Игры вне школьных правил. Продолжение. Часть восьмая. Раздельное обучение. В подобное “воспитание” учителями младших классов своих малышей, в том воспитании, где учителя привычно и злобно называют мелких детишек "быдлом". А маленькие "быдлята" и будущее большое уже подросшее "быдло" вместо граждан Великой Страны Россия и достойных русских учеников, я больше никогда не вмешивалась. Школа распределяет и лепит. Из подсобного и удобного материала, маленьких детей, которые так легко поддаются воспитанию авторитетом педагога, любого педагога, названного учителем, школа, всем коллективом учителей создает и лепит из детей, точно из мягкой, послушной, глины, раздавая собственные оценки, затем подгоняет, обтесывает ребятишек в соответствии с высокими педагогическими стандартами и компетенцией, и пониманием педагогов о педагогике. Так, с самого первого класса начинается " раздельное образование и обучение детей. Их разделяют внутри рейтингов класса, позднее школы так, точно молоко деревенским большим сепаратором сепарируют. В маленький ковшик для сливок и тоненькой струйкой льётся небольшая от общего объёма парного молока, часть сливок - талантливых или грамотных, а в последнее время, чаще всего только лишь обеспеченных учеников. Все остальные уходят в "обрат", молоко обезжиренное, которое льётся в жестяное ведро - подойник большой, широкой и звонкой струёй. Впрочем, при правильной подготовке обезжиренного молока, из этого молока - "обрата" получаются вкуснейшие: творог, простокваша. И даже кислая молочная сыворотка всегда может пригодиться в доме у рачительной деревенской хозяйки - на блины! Но это я говорю только лишь о правильном применении и раздельной сепарации тёплого и парного молока. Но как же тяжело бывает маленькому и пока ещё неумелому человечку, ещё вчера любимому всей своей семьёй, узнать из уст авторитетного учителя - педагога, что он для школы - никто и ничто... И оказался впихнутым на все долгие десять - одиннадцать лет непрерывного школьного "обучения" в эту малоуважаемую всем обществом "двоечника" роль. Слабые души постепенно смиряются. Сильные духом разделяться и сепарироваться отказываются. Так проявляются внутри раздельного школьного образования на "плохих" и "хороших" детей, лидеры "сопротивления" и их последователи. С которыми впоследствии школа всё долгое время обучения, непрерывно борется. Так и не умея всеми силами педагогического коллектива и всей мощью образовательной науки педагогики завзятых и энергичных хулиганов, которые имеются в каждой, самой порядочной школе, перевоспитать, приструнить или устранить... Потому что каждый ребёнок борется, как умеет за себя. Не понимая всех нюансов, тонкостей и постулатов педагогики, ученик сопротивляется и борется даже не разумом, а инстинктами живого существа против узаконенной попытки общества его нивелировать, смести с лица земли, как уважаемую обществом личность и полностью обезличить. И сопротивляется маленький человек, очень часто, вполне успешно и долго, приобретая при этом статус хулигана, с которым ни школа, ни возмущённое родительское сообщество, ни полиция никак не могут справиться. Потому что школа, всеми мерами своего "раздельного образования" борется только лишь за то, чтобы из её стен, с аттестатом зрелости или без аттестата выходила масса удобных для общества людей. И каждый из выпускников знал бы своё место внутри общества... В первой четверти шестого класса, - продолжаю рассказывать я историю для младшей сестры и пользуюсь воспоминаниями собственной матери, - старательно или не очень работая над трудной наукой математикой, дочь Соня написала все контрольные работы на “двойку”. “Ужасную двойку” в конце школьной четверти мне в дневнике принесла. - Вздыхает обязательно и очень грустно в этом месте наша мать. И продолжает свой печальный рассказ: - После осенних каникул, их звучной и гулкой “пустой” тишины, которая копилась внутри здания школы и отдавалась звучным эхом на звуки самых легких шагов, я шла просторным холлом, затем коридором школы и поднималась на второй этаж. Учительницу математики я нашла посреди холода неподключенного к теплым отопительным батареям класса и коридора третьего этажа. Мне стало жарко от холода и страха. Тряслась, задавая не самые удобные вопросы учительнице о том, почему же моя дочь, старательная и умненькая деревенская ученица - хорошистка, вдруг стала в обычной городской школе обыкновенного "спального" района города, двоечницей и полностью неуспевающей личностью... Математичка закуталась в пуховый платок, сердилась, меня ругала: - Она ни одну контрольную, кроме, как на двойку не написала! А если с ней позаниматься дополнительно? - Робела и старательно упрашивала я. - Берите, нанимайте репетитора! Платите! - Отвечал разгневанный педагог. Обратной дорогой я шла взволнованная, почти раздавленная тяжелым разговором и горько думала о том, что получается, всю математику в объеме школьно - вузовской программы изучая и понимая до собственного точного ограничителя: высшая математика, пределы и транспортная высшая математическая логистика, третий курс, УГСХА, ВУЗ, я не могу передать собственному ребенку. Только лишь потому, что не умею правильно математику преподавать. И не могу донести ту радость мою до маленького, уже подавленного этой тяжёлой математической жизнью человека, когда, вдруг понимаешь, КАК РЕШАЕТСЯ АЛГЕБРАИЧЕСКОЕ УРАВНЕНИЕ, решается внутри собственной головы мгновенно, так, точно перемещаются и перемешиваются две разные корзины в собственной голове. Одна шепчет : «Не знаю!» Сменяется радостным шёпотом из второй корзины: «Знаю! Понимаю! Могу! Сейчас всё решение запишу и ответ правильный скажу!» Педагогического, уверенного таланта в себе не имея, помочь ребенку я ничем не могла. А Клавдия Ивановна Петрякова, наша сельская учительница математики, - вдруг вспоминала я, - работала в классе, как будто бы пела! И понималась мною алгебра, весь сложный урок! На дополнительные занятия она, Клавдия Ивановна, непослушных мальчишек оставляла! Они, мальчишки, иногда, убегали. Тогда учительница приходила к их родителям и разговаривала с ними. Мальчишек оставляла на дополнительные занятия и занималась с ними снова. Огромную учительскую работу вела! И никого никогда не разделяла и не сепарировала! В моём девятом классе Клавдия Ивановна ушла на пенсию, ее сменила другая учительница, с однообразным тихим голосом или неясным произношением. И я переставала понимать математику или, быть может, вслед за учительницей, вдруг безразличными стали мне уравнения алгебраические и геометрические теоремы. Незаурядная или увлеченная личность педагога возбуждает и поддерживает интнрес к предмету. Интерес к знаниям творит! - А бабушка моя, между прочим, хорошей учительницей была! - Я именно так защищалась в кабинете у директора, достойной биографией своей славной бабушки - учительницы. Не помню, была туда вызвана или пришла сама по некоторым, уже забытым сейчас мною вопросам раздельного обучения. Или просила как - то помочь и разделить нас с двойками по математике. Или разделаться, всё - таки не с нами, а с нашими двойками по математике! Но помню - директор школы был зол, ужасен даже во всём своём гневе. Он в суд на меня подать обещал. И выиграть процесс директор обещался тоже в административном порядке судебного судопроизводства. Я защищалась сначала, держалась стойко, припоминая педагогические заслуги своей собственной бабушки, прабабки ребенка - нынешнего неуспевпющего школьника. И говорила, что наша бабушка, Казакова Екатерина Александровна была заслуженной учительницей! – И орден имела, «Знак Почета», между прочим! Бабушка рассказывала мне, той непослушной и крохотной внучке, которая между делами, забавами и играми, вырвала и потеряла вкладыш к орденской книжке, так что положенные за орден пенсионные надбавки - выплаты, бабушка никогда получать не смогла. Но внучку за это озорство не ругала... Рассказывала только бабушка, что в классе у нее ученики, всё всегда понимать начинали, любые предметы, если она им правильно объясняла. Вслед за сельским ветеринаром, моим дедом, бабушка часто переезжала из одной деревни в другую. И поступала учителем в новую школу, всегда принимала, отброшенный от себя другим педагогом наихудший класс. И поднимала своим талантом его за не слишком - то длинную половину учебного года, подтягивала по всем предметам до порядочного, переводного уровня. А потом, во времена Великой Отечественной Войны это было, деда вновь перебрасывали на тот участок, где ветеринарного врача в сёлах не было. И моя бабушка, вместе с семьей, спешно собиралась и уезжала вслед за ним. И принимала новый отстающий класс, в другой школе. Мы, между прочим, всегда были сельской интеллигенцией, в четвертом, нет, в пятом ( прадед наш писарем в волостной управе работал ) поколении! - Сообщала мать. И преданно, как учил её муж, смотрела на директора школы! Старалась съесть глазами начальство... Учителя местные гневной тирады не приняли, но из директорского кабинета меня выпустили. На время меня оставили в покое. Для дочери наступила тяжелая математическая жизнь. От всех моих математических объяснений по предмету ребенок спасался или прятался. В критических случаях - рыдал. Обычная городская школа уверенно лепила из обыкновенного, педагогически, возможно, по некоторым предметам запущенного ребенка - ребенка особенного, ребёнка - неудачника. В течение школьного года дочь все контрольные по математике написала на “двойку” и, переписывая все контрольные работы по нескольку раз, исправила не свои знания, а школьные отметки на хилую, натянутую «тройку». В итогах четвертей и за год нам «тройки» по математике выставляли. А дочь ссутулилась, втянула голову в плечи, дробей не понимала, ночами от страшных снов начинала вскрикивать и продолжала бояться их всех: Дробей, математических действий и учителей. И начинала бояться нас: Своих собственных, неумных, потому как не умеющих ей помочь - родителей. Апофеоз ( от греч. Apotheosis - обоготворение торжественое причислениечеловека к сонму богов. В трактовке “Словаря литературоведческих терминов”. Москва. “Просвещение”. 1974 год. ) наступил случайно и скоро. И я, как будто бы со стороны, увидела себя учавствующей в этом странном действии, внутри него, в нём самом: - Стою с протянутой вперед рукой перед учительницей труда и и по обучению домоводству. Держу в руке подушку, собственноручно вышитую дочерью и реферат, написанный за дочь мною самою. Стою, держу все предметы в твёрдой руке. И также твёрдо и уверенно прославляю: 1) Характер школы, предельно дружелюбный к нам, что мало соответствовало действительности. 2) Высокие качества духа той замечательной учительницы труда, которая весь год вела домоводство, а сейчас сидела передо мной задумчивая, о чем - то значительном размышляла. Нам очень была нужна ещё одна благополучная “четверка”, хотя бы и по труду, совмещенному с домоводством. Спев все положенные дифирамбы ( От греч. Dithurambos, хорова́я песнь - гимн в честь Диониса, а, позднее, и других богов или героев, сопровождающаяся бурным оргиастическим танцем (Как понимаю теперь слово "оргия" - оно обозначает теперь в развлекательной литературе для лёгкого чтения не то неприличные, не то развратные действия. Это уже нынешние примечания автора...) В трактовке “Словаря литературоведческих терминов”. Москва. “Просвещение”. 1974 год )). Итак, я ожидала. Видом своим: суровым, содержательным и грозным, стремилась устрашить другую женщину. Внутри себя боялась. И очень боялась. Стою ведь здесь, в школе, вместо дочери, с отшитой ею подушкой и переписанным из учебника рефератом. Постоянная учительница по домоводству весь год болела. Ее заменяли различные другие учительницы. Они то любили, то не любили, моего ребятенка, остальных ребятишек, а также не самый важный для всей школы, домоводческий, свой собственный предмет. Но «тройка» за весь год, за все ее труды, оставалась угрозой для дочери реальной. Поэтому вместо нее пошла я. Ребёнок боялся, трёсся и не шёл в школу. А я боялась немного меньше. Стояла перед учительницей с протянутой подушечкой рукой. Смотрела грозно, губы сжимала. Нам очень нужна была лишняя “четверка” по домоводству, как и годовая “пятерка” по рисованию. Под суровым родительским взглядом учительница другая вдруг вздрогнула: - Идите, «Четыре». - Она произнесла. На выходе из школьного двора я запоздало опомнилась. И затолкнула реферат в мусорный ящик, пришкольный мусорный ящик, стоявший рядом и пустым у школьного крыльца; подушку положила рядом с мусорницей, домой ушла. И понимала уже, что не такой мне виделась моя ближайшая судьба, теперь, оказывается, прописанная на годы вперед. Стоять перед учителями с протянутой рукой и вымогать из них приличные отметки?!... Закрадывались сомнения: Так неужели же я сама всегда получала в школе хорошие отметки лишь потому, что поддерживала меня удачная судьба своего собственного отца, главного ветеринарного врача птицефабрики и благополучно сложенный имидж семьи? А школа ориентируется на заслуги и возможности родителей, обращая мало внимания на способности учеников и детей? На вымогательстве из учительницы домоводства порядочной оценки надорвалась я, устала дочь, и вся семья изнемогла... Необходим был поиск новых форм околошкольного обучения, совмещенный с нестандартными и годными к использованию их ребенком решениями... Продолжение следует.