Зничкино

      Уже второй день подряд был неспокойным. Сегодняшний же заставил обеих лесных жительниц выйти из дома. Но они в него уже вернулись, и каждая думала о своём. Женщины не обсуждали это между собой, потому что боялись друг другу признаться в том, что их праведная вера надломилась. Серафима посвятила всю свою жизнь служению Зничу, всем сердцем веря в его силу и благосклонность. По её стопам Василиса развила в себе небывалую преданность к божеству, которое когда-то вселяло в душу страх и уважение. Каждый день девушка возносила искренние молитвы, нередко проводила и ритуал на кострище. Так она выражала привитую любовь к Зничу, что огнём горела внутри неё, направляя каждое её действие и решение. Но как мог всевышний допустить ошибку? Как образец силы мог отвернуться от людей, которые почитали его и беззаветно следовали пути сохранения традиций и памяти о нём? Смятение в сердце Василисы затмило некогда непоколебимую веру, определявшую её существование. Она не могла молиться. Слова не связывались в единую нить, когда она пыталась обратиться за наставлением к Зничу. Противоречивые мысли и эмоции властвовали над телом. Неясная вина тяжёлым бременем легла на плечи Василисы. Она старалась отогнать сомнения, но безуспешно, и оттого чувствовала себя потерянной. Не знала, куда и к кому теперь обратиться. Не знала, как примирить свои разбитые убеждения с суровой реальностью окружающего её мира. Дома стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь звуками ночного леса. Бабушка молча легла спать — как у неё это только удалось, если голову терзал нескончаемый поток мыслей, ищущих ответ и утешение? Василиса в раздумьях сидела за столом. Думала она о том, что, вероятно, раз её вера пошатнулась, может быть, она и не была такой нерушимой, как казалась ранее? Заветы магии считались неоспоримыми лишь до тех пор, пока не объявился смутьян Арефьев, сумевший обернуть их в пустую пыль. Однако… Так ли это плохо? Мужчина указал на несовершенный мир вокруг, даже открыл на него глаза. Девушка не понаслышке знала об этом мире, погрязшем в изъянах, из-за матери, которая обошлась с ней, как с ненужной вещью. Потому и не хотела столкнуться с его проявлением вновь, избегала ужас окружавшей действительности. Если бы Павел не напомнил о нём, в счастливом неведении и наступила бы смерть, мучительная смерть, потому что душа бы изнывала от сожаления о жизни, прожитой в мнимых идеалах, ставшими укрытием от жестокой реальности для нерешительной девушки. Огонь Знича в последний раз воздействовал на Василису — о него она больно обожглась. Обманулась его верой, в которой можно было спрятаться; разочаровалась во всём том, что долгое время её восхищало. «Происходящее в Зничкино далеко от божественного замысла. Оно не идеально, потому что вполне человечно» — фраза эхом звучала в голове. Опустошала. Традиции предков и сохранённая память о них не прошли даром, этот эпизод Василиса не собиралась вычёркивать, поскольку благодаря нему она знала: к внутренним ощущениям следовало прислушиваться. Так девушка пришла к заключению — она больше не хотела жить, скрываясь от реального мира со всеми его недостатками. Вера в божество, которое когда-то казалось всемогущим, исчезла. Но осталась вера в хороших людей. И один такой человек не позволял ей угаснуть. Василиса поднялась со скамьи и подошла к травам, чтобы выбрать для себя успокаивающие и приготовить из них отвар. Она остановилась на полпути, так как в дверь громко постучали. — Откройте, пожалуйста! — судорожно просил знакомый голос. «Прошу, будь осторожнее» — предостерегал другой в мыслях. Девушка подошла ко входу и спросила: — Кто там? — Евгений! Василиса удивилась и, провернув старый ключ в замочной скважине, открыла дверь. На пороге стоял молодой человек, чем-то обеспокоенный. Его одержимые, испуганные глаза не меньше пугали саму девушку, и она, одумавшись, закрылась прямо перед носом у позднего гостя. Не успела только это сделать до конца. Евгений подставил в щель лезвие инструмента и моментально толкнул дверь внутрь, как она и открывалась. Василиса потеряла равновесие и больно упала на пол. Слыша переполох, Серафима спустилась с полатей, наблюдая в доме Женьку, который баррикадировал вход. — Ты что вытворяешь? — недовольно спросила старушка, помогая внучке подняться. Молодой человек повернулся к женщине и указал на неё лезвием стамески. — А… Вот и ты, тварь. Серафима оторопела и от услышанного, и от увиденного. Тогда же Евгений стал к ней медленно приближаться, словно хищник, поймавший свою добычу, страх которой для него был разогревом. — Развешала всем на уши лапшу про всяких Зничей, мертвяков и леших. Посмотрим, спасут ли они тебя теперь. Безумец покрепче взялся за стамеску и завёл руку с ней в замахе. Серафима с Василисой была вжата в самый угол комнаты, она держала внучку за руку, закрывая её собой. Евгений резанул воздух в ударе, но навстречу ему вылезла метла. Тонкие, прочные ветви берёзы воткнулись в лицо молодого человека, отчего он сделал пару шагов назад. Девушка вышла из-за старушки, сжимая в руках метлу, которой она принялась бить злоумышленника. — Бабушка, иди в подпол! — Васечка, а ты?.. — Бегом! Вслед за тем Серафима скрылась в темноте подвала. Евгений стерпел очередной удар. Метёлку он схватил за основание и вырвал у Василисы, отшвыривая прочь. — Хочешь принять на себя удар? Зачем, Васька? Ты же нормальная, я видел это. Потому ты мне и приглянулась. Или ты тоже верила в то, что моего отца свёл с ума леший? Верила или нет?! Молодой человек сходил с ума на глазах, совсем как его отец. Николай Александрович одним днём пришёл к бабушке после обхода леса и рассказал ей о том, что не мог отделаться от чьего-то присутствия, от взгляда, упорно смотрящего ему в спину. За ним шелестела трава, казалось, за стволами деревьев прятался некто — найти его только не удавалось. Николай Александрович раньше был скептиком, но услышав о лешем, призадумался о своих взглядах на мир. В село просочился слух о лешем — соседи без умолку твердили леснику, что тот требовал от него подчинения. И в каждой новой вылазке в лес Николай Александрович находил новую причину для роста своей паранойи и мании преследования. Да, это была именно паранойя. Сейчас Василиса могла с уверенностью об этом говорить. Она чувствовала тяжелейший груз вины в произошедшем, ведь сельские стали говорить о лешем не без её помощи. Василиса, бабушка и жители — они все вместе свели с ума Николая Александровича. Они были виновны в пожарах. Они были виновны в мести Евгения. Механик размахивал перед девушкой наконечником инструмента, а та не давала дистанции сократиться, швыряя всем, что попадалось под руку. Внезапно под чьим-то не менее громким ударом дрогнула дверь так, что стоящий под ней стол слегка отъехал в сторону. Молодой человек и закрыл её на ключ, и выставил на входе препятствие. Однако Павла остановить не могло ничто. От второго удара дверь сорвалась с петель и смела за собой следом стол. Мужчина ворвался в дом, направив в сторону Евгения дуло пистолета. Он застал преступника за преследованием Василисы, та держала деревянную тарелку наготове, чтобы пустить её в ополоумевшего. — Руки за голову, мерзавец! Участковый приближался к Евгению, не убирая палец с курка. Оказавшись с ним совсем рядом, он заметил, что молодой человек дрожал то ли от страха, то ли от сломленного рассудка. Арефьев мгновенно выбил у него стамеску, но тому она и не была, в действительности, нужна, чтобы напасть на человека. Евгений вцепился в руки Павлу мёртвой хваткой, отводя от своего лица дуло пистолета. Отбросив оружие в сторону, он повалил мужчину на пол и смотрел на него так же, как Николай Александрович ещё в лесу. Вдобавок к умалишённому отцовскому взгляду он заливался смехом, звенящим далеко не радостью и счастьем, а наоборот — отчаянием и беспросветным горем. — Ты всё испортил! Ха-ха-ха-ха! Только они всё равно все сдохнут рано или поздно! Павел обозлённо нахмурился и, вжавшись в пол головой, отпружинил от него, ударяя лбом в нос Евгения. Тот безвольно рухнул, и мужчина с отвращением скинул его с себя. Василиса подбежала к поднявшемуся участковому и захватила его в кольцо своих объятий. Она ничего не говорила, но было итак понятно, что сейчас ей необходимо было разделить свои переживания с ним. Арефьев удивился, но всё равно медленно приобнял девушку, защищая её от всех невзгод суровой реальности. Слушая его учащённое сердцебиение, Василиса постепенно приходила в себя. Убедившись, что всё прекратилось, Серафима вылезла из подвала. — А я молилась Зничу. Он откликнулся, сберёг нас с тобой, — произнесла бабушка, глядя на внучку. Та, стоя вполоборота и по-прежнему обнимая мужчину, с улыбкой покачала головой. — Нет, бабушка. Это заслуга Павла. Всё было в его руках, и наши жизни тоже, — ответила Василиса, погладив по спине милиционера. Он не находил, что сказать. В его глазах девушка вела себя иначе. Разве могла она не согласиться со старушкой в трактовке событий? Нынешняя ситуация показывала, что всё-таки могла. Возможно, вносимые Василисой новшества и предполагали то, что ко всему новому она и сама была готова. В том числе, к кардинальной смене своего мироощущения. И Павел нисколько не считал, что от этого Василиса стала хуже. Серафима вздохнула и раздосадованно посмотрела на погром в доме, устроенный преступником, а затем окинула взглядом и его развалившуюся тушу. Всё говорило само за себя. Бабушка согласно качнула головой, поджав губы. Далее она подошла к Арефьеву и тоже обняла его со свободной стороны. Участковый смущённо охнул, аккуратно пристраивая руки вокруг плеч лесных жительниц. Скулёж сзади прервал момент единения. Женщины предусмотрительно отошли, а мужчина занялся источником звука. Дело с поджигателем надо было довести до конца. Павел вернулся в село с Евгением. Он сделал ему первое и последнее одолжение, когда позволил опереться на себя, чтобы в целом дойти до улицы. Оказавшись там, милиционер попросил фельдшера связаться с участком, а ближайший как раз был в родном городе. Молодой человек оставил слишком много следов в Зничкино, поэтому здесь требовалась помощь: чтобы взять показания у потерпевших и повторно проверить места преступлений, используя сведения, которые раздобыл Арефьев. Будучи дома, Семён Викторович набрал на диске телефона две цифры — ноль и два, звоня в милицию. Он без затруднений объяснил работникам причину звонка, да и те наверняка, услышав фамилию участкового, сразу обо всём сообразили. Поскольку ситуация в Зничкино была под контролем Павла, правоохранительные органы пообещала приехать к утру — сейчас выслать сотрудников в такую даль они не могли. Потому, надев на Евгения наручники, Арефьев усадил его перед собой в зале, не спуская с него глаз. Своим взглядом, исполненным осуждения, он натыкался на чужой ненавидящий. Обсуждать с механиком было больше нечего. Семён Викторович предпринимал попытки к разговору, тщетные. Уснуть он не мог вместе с Павлом, как, кажется, и всё село. Все дожидались приезда милиции.

***

      К восьми утра тишину в Зничкино заполнил механический лязг — по колее ехали четыре машины, приближаясь к селу. Фельдшер снова лично и первым встретил приезжих, часть из них он проводил в свой дом, где они занялись поджигателем, с другой частью переговаривался участковый. Закончив обсуждение с коллегами, он, к своему удивлению, заметил стоящего у машины начальника. Павел подошёл к нему и, поздоровавшись, включился в начатый диалог. — Ну и видок у тебя, — с иронией подметил мужчина, не отвлекаясь от наблюдения за заполонившими село сотрудниками. — Здесь не перед кем форму носить, — отозвался другой, поведя плечами и просовывая руки в карманы штанов. — Быстро прижился. — Не ожидали? Начальник нахально хмыкнул, реагируя на оправданную колкость милиционера. Второй, судя по всему, догадался о планах первого и это его же забавляло. Безусловно, он не ожидал, что замороченное дело раскроется Арефьевым за три ничтожных дня. Но и о своей ошибке в расчётах он поспешил сообщить. — Сюда я тебя отправлял, конечно, представляя, что ты надолго засядешь с этими пожарами. А оно вон как вышло. Теперь, вернувшись в город, будет неправильно юридически отдать место какой-то малолетке с одной строчкой в послужном списке. Ты заслужил должность оперуполномоченного. — Только возвращаться я не собираюсь, — вымолвил Павел, заставив начальника посмотреть на него. — Вы не ослышались, Олег Трофимович. Раз уж отправили сюда, значит, здесь я нужнее, не так что ли? Мне работа участковым как раз пришлась по душе. — Арефьев, ты сейчас шутишь? — Вовсе нет. — Отчаянный ты парень. Милиционер ухмыльнулся подобранному описанию. Если начальник считал так — ну и ладно. Сам же Павел не шутил, не лгал; он знал, почему хотел остаться в Зничкино и ради кого. Должность, предложенная переменившим своё мнение начальством, ему была уже ни к чему. Зато дорогие люди были нужны ещё как. К полудню село, в конце концов, опустело. Возвращаясь к центральной улице по колее, Арефьев видел перед собой знакомый сюжет: жители столпились в одном месте и что-то бурно обсуждали. Степан, Антонина, оклемавшиеся Иван и Борис, Валентина, Алексей, Семён Викторович, Серафима, Василиса — все до единого выбрались из своих домов. Для полноты картины не хватало погибших, но их уже было не вернуть. А Евгений с его отцом, пускай и непричастным, в счёт не шёл. И вновь с приближением участкового сельчане стали затихать, однако не от строгости, с которой он на них смотрел. Василиса на сей раз озорно улыбалась, в то время как уже небольшая часть остальных стыдливо отводила взгляды. — Что за собрание? — спросил Павел, подойдя к жильцам и скрестив руки на груди. — Да пустячное. Просто поблагодарить тебя хотели, — проговорил Семён Викторович в ответ и вполоборота головы посмотрел на соседей. Далее он подал сигнал. — Три, четыре… И все сельские воскликнули: — Спа-си-бо! Мужчина ухмыльнулся и неверяще качнул головой, мол: «Да ладно вам». — Полкан, нам толком тебя отблагодарить нечем, уж извиняй. Как поедем в райцентр, обязательно привезём тебе чего-нибудь, — вымолвил фельдшер. — Ваша признательность — это главная моя награда, — произнёс Павел размеренно. — Да всё-всё, уехали твои товарищи, можешь не скромничать, — пошутил старик, отчего жители посмеялись. Арефьев усмехнулся и натянул слабую улыбку — в его манере изнурённую, но на самом деле такую, которой он делился далеко не со всеми. Мужчина обсуждал с Семёном Викторовичем плановую поездку за продовольствием, пока люди медленно разбредались по своим делам. Окрылённые приятной атмосферой взаимопонимания, воцарившейся в селе, они по-соседски друг с другом болтали без всяких преград в виде недомолвок. Кто с кем: Серафима с Антониной, Иван с Алексеем, Борис со Степаном, Валентина с Василисой. Арефьев с фельдшером сошлись на том, что теперь в город посылать надо было Лёшка, который, тем самым поборол бы и своё пьянство. Всё потому, что свои рабочие места мужчины покинуть не могли. На том и разошлись. Семён Викторович вернулся домой, учтиво оставив Павла на улице после того, как увидел, в чью сторону он так испытующе глядел. У колодца стояла Василиса, терпеливо ожидавшая милиционера. — Кого-то ждёте? — поинтересовался мужчина, становясь рядом с девушкой. — Да, одного участкового. Такого высокого, плечистого, темноволосого, кареглазого, — вымолвила она, задумчиво обхватив подбородок. — Может, видали его? — Где видел похожего. А он Вам зачем? — Хотела ему кое-что показать. — Например? Василиса, казалось, успела за секунду встать на носочки и быстро чмокнуть в щёку Павла — настолько быстро она это всё провернула. Тот озадачился, причём весьма и весьма приятно. Приподнятые брови и безобидная ухмылка показались на лице обескураженного Арефьева. Того, что так спешно показала девушка, ему было мало. — А что-то вроде такого… — Павел склонился к Василисе и оставил на её губах продолжительный поцелуй, который та неожиданно для самой себя поддержала. — Вы планировали ему показать? Девушка двумя пальчиками «прошагала» по груди мужчины и в завершение легонько стукнула его по носу указательным. — Может быть. — Завидую этому счастливчику. Василиса мягко посмеялась и посмотрела на Павла взглядом, полным благодарности и обожания, взглядом, который не нуждался в подкреплении словами — он ярче них передавал суть. А Павел на Василису посмотрел взглядом за долгое время расслабленным. В спокойно уверенных глазах читались глубокие чувства: преданность, желание окутать вниманием, уберечь и никуда не отпускать эту хрупкую красоту. Вслед за тем молодые люди отправились в лес. Участковый предложил помочь жительницам навести порядок в их доме, заодно постараться починить дверь перед надвигающимся вечером. Павел с Василисой дорогу коротали за простым разговором, не связанным ни с магией, ни с пожарами, ни с внутренними переживаниями друг друга. Он был о предпочитаемой погоде, о любимой еде, об особенностях жизни в селе и в городе. За долгое время обыденный. И оттого такой сладостный.