Ты-мой мир.

181. Всю ночь Аэлита прокрутилась на кровати. В голову лезли мысли после разговора с доктором. Она прикидывала варианты развития предполагаемых событий. И вроде бы повода для беспокойства не было. Просто врач сказал, что все анализы в норме, что можно пока не пить противозачаточные пилюли, а пользоваться барьерной контрацепцией. Но оговорка, которую сделал доктор, была той самой каплей, поселившей в душу волнение. Аэлита в сотый раз прокручивала в голове, как кассету на магнитофоне, слова: «Сейчас я могу с уверенностью сказать, что вы оба в идеальной форме для планирования потомства. У Юзуру очень хорошие показатели активности, в норме гормоны. Нервы, конечно, у вас обоих были на пределе, однако это не повлияло на остальные показатели. И главное! Астма Юзуру не генетическая! Вероятность её передачи детям ничтожная, хотя и не исключается. Так что смотрите. Если нужно, я могу поговорить с Юзуру. Хотя я все данные обследования с подробным описанием и рекомендациями ему отправил. Так что он в курсе. Но решающее слово за тобой, сама понимаешь! Я — врач, и могу только дать рекомендации. И пациенту решать, выполнять их или нет. Тем более не вправе как-то вмешиваться в процесс планирования…» — Доктор Стокс… Мы же к Олимпиаде готовимся… — Аэлита пыталась осознать сказанное. — И что? Олимпиада всего-то две недели!.. Они ещё долго обсуждали проблемы здоровья, но сказанное занозой село в голове, и сейчас она не могла спать совсем. Помучавшись, решила, что с рассветом должен уняться морок бессонной ночи и всё само собой прояснится. Она выскользнула из уютного тепла Юзуру, как только порозовел восток. Он спал спокойно, ей не хотелось его будить. На цыпочках она ушла из спальни вниз. Нобель лениво вильнул хвостом, заметив хозяйку. — Лодырь! Идём! — она хлопнула по ноге, пёс поднялся и последовал за Аэлитой. Море было спокойным, утренний слабый ветерок едва шевелил листву. Было спокойно. Именно этого спокойствия сейчас не хватало Аэлите. Она понимала, что рано и поздно им придётся обсудить все заключения и рекомендации, и, естественно, коснуться темы потомства. Но сейчас Аэлита была не готова это обсуждать. Тем более, что планирование было обязательным условием контракта. Никаких «нежданчиков»! С этими мыслями сейчас она просто брела по берегу. Нобель обгонял, отставал, приносил палочку, только Аэлита без энтузиазма кидала игрушку, пока не набрела на место, где из песка торчал большой валун. Она села на камень и погрузилась в рассуждения. — Хочу ли я детей… От Юзуру-да!!! Но мы так мало вместе… И что значит мало вместе?.. с 2014 года, если быть точной… Я в нём не уверена? Все сомнения исчезли, когда он нашёл меня в страшную грозу… А в чем сомнения? Хочет ли он?.. Именно… У него Олимпиада! Он ни о чем думать не может… и я не имею права ему помешать даже малостью… Значит пусть всё идёт, как идёт. Вернёмся в Канаду, съезжу на неделю в Эмираты. Надо же Бахтияра с Айше отблагодарить… Ох, уж эта нога… Бедный мой Юзуру… Такие мучения… ох… Ещё надорвал, когда меня искал… Ох… Аэлита сидела на валуне, кидала в воду мелкие камешки и ракушки. Нобель отчаялся ждать, когда хозяйка соизволит поиграть с ним, прилёг рядом, уныло глядя, как в воде появлялись всплески от брошенных Аэлитой камней. Тишина нарушалась мерным шуршанием тихих волн, набегавших на берег. Размеренный ритм успокоил нервы и навевал сон. Бессонная ночь дала о себе знать. — Нобель… Идём домой… Я может посплю… — Аэлита встала, потянулась и побрела обратно в дом. Она успокоилась. Это было для неё важно, так как Юзуру чувствовал её волнение просто телепатически. Она тихо вошла в свой особняк. Судя по тишине, Юзуру ещё спал. Аэлита вернулась в спальню и застала Юзуру в постели. С невероятным наслаждением она вернулась в его тепло. — М-м-м… Замерзла… Нагулялась? — Юзуру притянул её к себе ближе, обнимая. — Ух… А ты не спишь? — Сплю… — Ну и спи… и я посплю… — она поцеловала его руку, которой он обнял её. — Морем пахнешь… — Угу… Тишина снова воцарилась в просторной спальне, Аэлита уснула. *** Наступил день, когда нужно было проводить Кикучи-сана и его жену. Все были опечалены отъездом, понимая, что рано или поздно пришлось бы расставаться. И хотя расставание было недолгим, Юзуру и Аэлита грустили, а сенсей скрывал свою грусть за суетливостью, которая ещё сильнее подчеркивала, как трудно расставаться. Накануне Юзуру провел у него три часа. Говорили обо всём. И про Олимпиаду, и про ногу, про Канаду, про Пхенчхан. Но дольше всего говорили об отношениях в семье. Юзуру сам вывел на эту тему, а совет мудрого сенсея был очень ценен. — Помни, Юзуру! Это сложное искусство. Держится не только на страсти, сексе… Но и на умении разговаривать, доверять… Я дожил до преклонного возраста, и могу сказать, что рецепта счастливой жизни у меня нет… — Я знаю, сенсей… Но я боюсь, что с Олимпиадой мы всё-таки отдалимся. Вот вернусь в Канаду, буду полностью погружён в подготовку. Аэлита будет чувствовать себя одинокой, обделённой вниманием… — Ты снова захотел оттолкнуть её! Ты с ума сошёл?! — О! Нет! Не волнуйтесь! Только мне нужно концентрироваться! А сердце хочет другого!!! Вот… — И чего же хочет твоё сердце?.. — Быть нужным ей! — Так в чем дело? — Я тут подумал… хотя… — Юзуру умолк. Сенсей прищурился. «Не говорит… боится… Интересно, а ей бы сказал?» — Юзуру… О чем ты подумал? — Да так… ничего особенного… — Ну зная тебя, если ты не договариваешь, значит ещё решения не принял. Только подумай, легче тебе будет, если поделишься со мной или с ней? — Я подумаю, сенсей… Слова так и остались непроизнесёнными, словно застряли где-то в груди, создавая неуютное чувство. — Ты подумай… В храм бы сходить… Или чайную церемонию провести… — Мы не в Японии, сенсей… — Для этого не обязательно быть в Японии. Просто будь честным с собой и с ней… — Я подумаю… И вот пришла пора расставаться. До февраля, когда сборная Японии по фигурному катанию в полном составе поедет на игры. У трапа самолёта, который должен был вылететь на континент, сенсей держал за руки Юзуру и Аэлиту. — Не теряйте себя, дорогие мои! И будьте вместе! Через пару минут уже в иллюминаторе маячили руки Кикучи-сенсея и его жены. Юзуру придерживал за талию Аэлиту, которая уткнулась ему в плечо и всхлипывала, как ребёнок. — Девочка моя… Мы увидимся скоро… Кикучи-сан приедет в Корею. — Ох, Юзуру… Он необыкновенный человек! Он столько для нас сделал! Как и чем нам его отблагодарить?.. Он лишь крепче прижал Аэлиту, глотая непрошенную слезу. Гул двигателей вскоре растаял, и пара вернулась в свой особняк. — Пойду умоюсь… — Аэлита оторвалась от руки Юзуру и пошла в ванну смыть следы слёз расставания. Он остался в гостиной, шагами мерил комнату, испытывая странное чувство тревоги и грусти. Наоки увидела, что её обожаемый хозяин чем-то встревожен. — Юзуру-сан, может быть чаю сделать? — Да… Точно! Наоки! Чаю! — Я сейчас… — Я помогу… Они вместе пошли на кухню. Наоки достала чайничек, насыпала ароматный листовой чай и налила кипятку. Пар клубочком поднялся и растаял, запертый крышечкой в чайнике. — Наоки-сан! У нас тут есть что-нибудь, что могло бы подойти для чайной церемонии? — О! Юзуру-сан! Вы хотите сделать обряд? — Да! — Юзуру твердо кивнул головой. — Тогда позвольте, я схожу в кладовую. Аэлита предполагала, что будут гости из Японии, распорядилась собрать необходимые принадлежности. — Умница моя! — Юзуру зажмурился, прижимая руку к сердцу. Вскоре Наоки пришла с небольшой коробкой, но весьма увесистой. — Наоки-сан! Она же тяжелая! Что ж Вы мне не сказали? — Ничего, Юзуру-сан! Это недалеко, и не так тяжело. — Так! Давайте-ка лучше унесём куда-нибудь, пока Аэлиты нет… Сюрприз… — Тогда лучше ко мне… — Наоки, как заправский заговорщик, подмигнула Юзуру, и они ушли в её коттедж. — Наоки-сан, а Вы знаете, как провести обряд чайной церемонии? — Не волнуйтесь, Юзуру-сан! Это просто! Вы справитесь. — Боюсь, напутаю! — Три важные вещи, Юзуру-сан! Первая- полное очищение! Вторая — абсолютная простота! Третья — искренность! — Да! Вспомнил! Спасибо, Наоки-сан!.. — Сегодня хотите провести? — Да! Надо! Тянуть дальше нельзя… Наоки удивлённо на него посмотрела. «Что-то беспокоит Ханю-сана…» Юзуру вернулся в свой особняк. Аэлита не спустилась в гостиную, видимо решила успокоиться. А он устроился в кресле и начал обдумывать, как провести обряд. Уже очень скоро на листе бумаги пестрели иероглифы. Следуя намеченному плану, Юзуру поднялся в спальню. Аэлита прилегла на кушетку, листала последний выпуск Voguе. Он присел на край кушетки. — Как самочувствие? — Всё хорошо… — У меня к тебе просьба… — Говори… — Я хочу провести обряд чайной церемонии… — О! Надо же! — Аэлита отложила журнал и села прямо. Юзуру смотрел на неё. — Я должна как-то подготовиться? — Аэлита вспомнила, как она с родителями была на чайной церемонии в Токио. Только тогда для них устраивали церемонию исключительно, как туристическое развлечение. — Да! Нужно принять ванну или душ, надеть кимоно. Это минимум. Остальное сделаю я. Юзуру говорил отрывисто, чётко, словно старался, чтобы его поняли сразу. Аэлита немало удивилась такому поведению своего мужа. Последние дни между ними были наполнены нежностью и взаимной любовью. Но это внезапное решение её удивило. «Юзуру ничего не делает просто так! Он что-то задумал… Господи! Неужели он решил снятся с Игр?..» Аэлита запаниковала, но Юзуру наклонился к ней и поцеловал: — Не волнуйся так, моя милая! Ничего страшного… Но мне это важно… — Ох, Юзуру!.. Хорошо! Во сколько нужно быть готовой? — После ужина… — Что же ты задумал, мальчик мой любимый? — Аэлита обняла его за шею и шептала в губы. Теплое дыхание и взгляд зелёных глаз не дали шанса не поцеловать её. — Просто посидим, выпьем чаю… Поговорим… — Юзуру отвечал, перемежая свои ответы с поцелуями. *** Время до вечера пронеслось стремительно. Наоки помогала своей хозяйке облачиться в традиционное кимоно, уложить волосы, как подобает. Макияж Аэлита делала сама. Согласно старинному обычаю, традиционная чайная церемония проходит в специально возведенном для этих целей чайном домике, который японцы называют тясицу. Домик располагают в особом саду (тянива), и к нему вглубь сада ведет каменная дорожка (родзи). Изысканность, красота, гармония, почтительность, спокойствие, чистота, неторопливость — вот непременные составляющие атмосферы чайной церемонии. Ее цель — устремившись к красоте и покою, расслабиться, снять с плеч груз забот, очистить сознание, достичь спокойной отрешенности, ощутить состояние внутренней гармонии. Для своей церемонии Юзуру готовил маленькую беседку на краю поля для гольфа. Он тщательно вымыл пол, постелил тканые коврики, которые нашёл в доме. Ими укрывали мягкие диванчики на садовых скамейках. Беседка казалась просторной, и поэтому для придания некой камерности пространству Юзуру приволок несколько ширм, устроив тем самым комнату в комнате. На пол в центре положил пару мраморных напольных плиток, на которых установил специальную чугунную подставку для углей, чтобы нагреть чайник. Для удобства на татами положил несколько подушечек. Он привык сидеть на коленях, а вот Аэлите будет трудно с непривычки. Маленький низкий деревянный чайный столик был словно сделан из черного чая. Древесина была пропитана тёмной, почти черной, морилкой, и придавала столику вид древности. Такими же темными были и чайные чашки. Трещинки и потёртости должны были хранить историю чаепитий. «Старый» вид утвари — один из элементов эстетики чайной церемонии. Бамбуковый венчик и ложечки для насыпания чая были простыми на вид. Ничто не должно быть вычурным! Гармония — главный атрибут. В маленькой глиняной вазочке на столике красовался нежный цветок пиона, который Юзуру нашёл в небольшой оранжерее. Ему хотелось из подручных вещей, которые удалось приспособить и которые были в его распоряжении, создать аутентичность атмосферы, чтобы по возможности достичь состояния полной гармонии. Поэтому он не поленился и привёз несколько плоских камней, которые нашёл около хозяйственного корпуса. Ими была обозначена тропинка, ведущая в импровизированный чайный домик. Возле последнего камня Юзуру поставил деревянное ведёрко с ковшичком, наполненное чистейшей прохладной водой. Традиционного колодца не было, пришлось обойтись так. Всё действо началось в самой ближней беседке к той, где должна была пройти церемония. Аэлита пришла туда в сопровождении Наоки. Ей была подана чашка горячей воды, чтобы создать настроение, связанное с ожиданием предстоящей церемонии, как важного и приятного действия, встречи с прекрасным. Переход к беседке — импровизированному чайному домику, по выложенной камнями дорожке считается очень важным — он символизирует удаление от суеты, отход от повседневности, отрешение от обыденных забот, тревог и неприятностей. Созерцая растения и камни сада, Аэлита должна была настроиться на сосредоточение и освободить сознание от всего суетного. Юзуру встретил её у входа в свой «чайный домик». Он тоже облачился в очень красивое мужское кимоно. По традиции снаружи оно было абсолютно простым, лишь тончайшая работа мастеров-ткачей затейливостью переплетения нитей говорила о его ценности, а вытканный рисунок внутри куртки-хаори можно рассмотреть, лишь сняв её. Аэлита приблизилась к нему и скромно подняла взор. Сердце подпрыгнуло и ухнуло у обоих, как только их взгляды пересеклись. Юзуру был красив в своей японской утонченности и изысканности японского молодого аристократа, а Аэлита, словно сказочная японская красавица, была исполнена таинственности и нежности. Юзуру низко поклонился своей прекрасной гостье. Зачерпнул маленьким ковшичком на длинной деревянной ручке и подал ей. Аэлита омыла свои прекрасные ручки, личико, прополоскала ротик. Этот обряд омовения символизирует телесную и духовную чистоту. Они оба сняли обувь и вошли в «чайный домик». Томность и спокойствие внешне скрывали бурю эмоций! Никто не мог проронить ни слова! Казалось бы, знали друг друга до мелочей, до тонкостей, однако то, что происходило сейчас, выводило их отношения на совершенно новый уровень, доселе неизвестный. Обоим хотелось узнавать друг друга, и созданная обстановка лишь многократно подстёгивала этот интерес. Аэлита обратила внимание, что на одной ширме, которая играла ведущую роль была украшена токонома — свитком с изречением. Юзуру сам написал черной тушью: «Любовь и доверие на пути к великому счастью». Широкие мазки кисти подчеркивали значимость выбранных им слов, а тончайшие и изящные завершения штрихов говорили об утонченности натуры автора и трепетном отношении к человеку, к которому они обращены. Молча Аэлита и Юзуру поклонились друг другу. Юзуру знаком предложил Аэлите присесть на своё место и устроился рядом напротив, только чуть правее. Голубой дымок струился от углей, на которых уже вскипел чайничек с водой. Юзуру бамбуковой ложечкой набрал чай из деревянной шкатулки, и залил водой. Сухой чай начал слегка потрескивать в горячей воде. Венчиком Юзуру быстро размешал чай и поставил рядом с Аэлитой справа. Согласно ритуалу, Аэлита поставила чашечку на ладонь, повернула по часовой стрелке два оборота и выпила три глотка… Юзуру наблюдал за ней, с трудом сохраняя спокойствие. Ему хотелось касаться её, чувствовать, как сминается шёлк её кимоно под его ладонью… Из этого транса его вывел звук поставленной на столик чашечки. Он вздохнул, соображая, ради чего решил провести обряд. Сердце колотилось, спокойствие, которое должно было наступить согласно традиции, всё не наступало. «Надо начать… и всё…» Юзуру тряхнул головой. Аэлита чувствовала его волнение, хотела как-то успокоить, но боялась нарушить тишину первой. — Моя Аэлита… — наконец-то Юзуру заговорил, его полушёпот зазвучал так поразительно громко, неожиданно. Она даже вздрогнула. — Я напугал тебя?.. Прости… — Я не ожидала… Прости, что вздрогнула… — Ты сегодня необыкновенно красива… Так, что у меня кружится голова… — Ты тоже сегодня очень красив… Очень… — Я решил провести эту церемонию сейчас, пока мы не уехали в Канаду. — Мой Юзуру… Ты уже говори прямо, что ты задумал… А то я не могу уже… — Не волнуйся, милая… Я лишь хочу поблагодарить тебя за всё! За всё! За заботу, за то, что бросила всё…приехала… За то, что сюда привезла… Я виноват перед тобой, потому что хотел отдалиться… Но я не понимал, насколько ты важна для меня! Насколько я люблю тебя… Спасибо тебе… И прости меня… — Юзуру… — Подожди… Когда ты там, на катке, сказала, что вот так бы и шагнула… Я словно прозрел… Но ты ушла… Я пытался следовать за тобой… Но слов не находил… И когда ты уехала на съёмку, я побежал, чтобы догнать тебя… Джон меня остановил… И ты пропала… Но я нашёл тебя и никогда больше не потеряю… И вот сейчас я хочу просить тебя… Аэлита наклонила голову на бок, давая понять, что внимательно его слушает. — Мы вернёмся в Торонто… Я буду очень занят… И не смогу уделять тебе много внимания тебе… Ты будешь чувствовать одиночество… Я прошу тебя… Переживи это время… Все-то пару месяцев… Даже меньше… — Ты хочешь сказать, что мы должны пожить врозь?.. Чтобы тебе спокойно готовиться?.. — Нет!!! Что ты… Просто может моего внимания у тебя будет не так много… Аэлита хотела что-то ответить, но Юзуру её остановил: — Погоди… Я собрался с духом и хочу договорить… Я волнуюсь… Она кивнула. — Ох… Я прошу тебя… Не уезжай никуда… Знаю, тебе надо в Эмираты… Но может ты найдёшь способ не уезжать до олимпиады?.. Мне это важно… Я не хочу просыпаться один… Понимаешь… Аэлита слушала его, глядя в его глаза, которые заблестели от выступивших слёз. Искренность, с которой Юзуру говорил сейчас, вернула её в дни, когда они вместе стояли на горе, в тот день, когда на дорожке парка в Сендае он отдал ей ключи от своего дома… И в тот, в Хельсинки, когда она дрожала в его номере, ожидая приговора, а вместо этого услышала слова прощения и его раскаяния, слова любви и предложение стать его женой… Искренность — его самая лучшая черта. О ней говорил мудрый сенсей. Аэлита вздохнула, наблюдая за ним. — Налей мне ещё чаю, Юзуру… И если ты закончил, позволь мне ответить тебе… Юзуру поклонился и наполнил её чашечку. Она пригубила напиток. Горячий чай слегка обжёг губы. — Мой Юзуру… Я выслушала тебя… Всё, о чём ты говорил, также важно для меня. Я хочу сделать всё, чтобы мечта, к которой ты идёшь сейчас, сбылась наилучшим образом. Я прошу у тебя прощения за то, что своими необдуманными действиями заставила тебе переживать… За то, что позволила себе решать за тебя, как жить, куда ехать, где восстанавливаться. Меня оправдывает лишь одно: Я очень тебя люблю!.. Знаешь, когда случилась та самая гроза, я уже простилась с белым светом! Молнии лупили в скалу, где была я… От ужаса я бросилась бежать, не видя ничего перед собой… Но я молилась, Юзуру! Как никогда в жизни! И я раскаялась за то, что посмела отказаться от тебя тогда, на катке… Я ведь решила уехать… Оставить тебя… Но там, в грязном овраге, когда вода заливала его, грозя утащить меня, утопить, я молилась, чтобы перед смертью увидеть тебя… Ты нашёл меня! Нашёл… Она всхлипнула, понизив голос почти до шёпота. — Милая… — Юзуру протянул руку, готовый обнять её, но она приложила палец к губам. — Погоди, мой Юзуру… Я должна договорить… Только ты, с твоим большим и искренним сердцем, смог понять мои страхи, когда я приехала к тебе… понял и принял моё раскаяние, когда я пришла к тебе в Хельсинки… Знай, я буду с тобой, пока я нужна тебе… Даже если ты считаешь, что мне нужно какое-то особенное внимание… Это не так! Мне важно просто быть рядом, понимать, что я могу оказаться полезной. Мне достаточно просыпаться с тобой… руки твои чувствовать… И я пойму, если это нужно, если ты захочешь уединиться… Только не пренебрегай мной… Будь моим Юзуру… Моим любимым… Юзуру так разволновался, что случайно задел рукой чайничек. Тот громко звякнул, но вода не пролилась. Юзуру поставил его на место и поклонился Аэлите, давая понять, что готов слушать дальше… — Ты не обжёгся? — Нет… — Ты не переживай! Я не уеду в Эмираты… Только в Корею, за десять дней до начала… Ты же знаешь… — Да… И ты меня там встретишь? — Обязательно! — А я должен буду жить в олимпийской деревне… — Юзуру… Давай доживём до Олимпиады и доедем до Кореи. — А ты сомневаешься?.. — Начинаю… Ты же не всё сказал… Ты не сомневаешься в себе. И знаешь, что выиграешь… Ты во мне сомневаешься, Юзуру… Скажи мне, почему?.. Юзуру пристально посмотрел ей в глаза. То, что он услышал сейчас, ввергло его в панику. В который раз он убеждался в её телепатических способностях, умение угадывать… Единственное, сейчас она не понимала, что он действительно хотел ей сказать. — В том, что ты — кицунэ, я понял с первого взгляда. В Ницце… — Юзуру… не уходи от ответа. Я права? Ты во мне сомневаешься? — Нет!!! Милая! Родная моя!!! Ни секунды! Ни минуты! Ты права! Я не всё сказал… — он заметался, пытаясь найти нужные слова. Секунда… и он выпалил: — Я хочу просить тебя ещё об одном… Я хочу, чтобы у нас были дети… Аэлиту буквально подкинуло на месте, из-за чего она чуть не пролила чай. Юзуру было потянулся, чтобы перехватить чашку, но остановился. Она осторожно поставила чашечку на столик и затихла. Это предложение явно застало её врасплох. Даже то, что накануне Аэлита рассуждала сама с собой, не помогло справиться с шоком. Тишина, повисшая в «чайном домике», была звенящей, и Юзуру запаниковал. «Она не хочет… Я поспешил…» Едва слышный его вздох, как будто ветер, прошелестел в тишине. Аэлита сидела, словно её пригвоздило в полу: ни слова молвить, ни шага ступить! — Прости… Я понял… Я поспешил… — Юзуру поклонился и умолк. Аэлита заморгала и быстро покачала головой, словно отряхивала с себя то затмение, что вдруг её настигло. — М-м-м… — она проверила, способна ли она говорить, — я верно тебя поняла, ты хочешь, чтобы у нас были дети? Хочешь, чтобы я родила ребёнка… детей…? — она уточняла, словно утратила способность понимать язык. — Да. Я сказал так. — Юзуру опустил голову, вздохнув на сей раз глубже. — Поняла… а то подумала, что мне показалось… Аэлита внимательно вглядывалась в его лицо, ждала, когда он поднимет взгляд, чтобы понять, можно ли говорить дальше, а главное — нужно ли? Наконец Юзуру посмотрел на неё: «Я поспешил…» — Погоди… Я от неожиданности онемела… Сейчас… Она отпила несколько глотков уже остывшего чая, тёплая влага немного облегчила её состояние. «Так… Теперь надо правильно задать вопрос…» — она настраивалась на беседу, важную, пусть даже спонтанно возникшую. Но надо было что-то отвечать, уточнить. — Мой Юзуру… Разреши мне задать несколько вопросов? Не подумай ничего плохого, пожалуйста! Я хочу понять тебя, понять твоё желание… — Задавай… — Юзуру наклонил голову на бок, готовясь внимательно слушать. — Э-э-э… Как бы это выразить-то… Да! Почему об этом ты решил поговорить именно сейчас? — Другого времени не будет довольно долго… — Странно… Хорошо. Ты говорил об этом с врачами? Их заключения прочитал? — С врачами я говорил. Но не об этом. — Прости, что задаю нелепые вопросы. Странные, наверное… — Это ты меня прости… Я поспешил… — Да что ты заладил: поспешил да поспешил! Я понять тебя хочу! Почему именно сейчас? Не позже? Не раньше? У тебя игры на носу! Объясни мне, прошу тебя! Любимый мой, объясни! — Аэлита буквально взмолилась, стараясь в его ответах найти опору своим мыслям. — Хорошо… Я люблю тебя! Очень! Я, когда обнимаю тебя, думаю, что сплю, что ты исчезнешь… Поэтому я просыпаюсь раньше, чтобы убедиться, что ты рядом… Когда нога была в гипсе, болела адски, и ты спала в гостиной, я ходил и смотрел, как ты спишь… И я подумал, что может рождение нашего ребёнка, как наше продолжение, привяжет тебя ко мне, ведь тогда в тебе будет течь и моя кровь… Я подумал, какое это может быть счастье, видеть, чувствовать, как ты носишь частичку меня… А потом эта частичка будет расти у меня на руках… Наша с тобой… — После таких слов никакого другого ответа, кроме как «да» и быть не может… Но позволь мне спросить… Ты говоришь, что поспешил. И вот я спрошу: Ты не поспешил? Не рано ли нам? У тебя такая карьера впереди… — Я думал об этом. Я выиграю олимпиаду. И цена победы может быть очень высокой! Ты же знаешь, какое состояние моих ног… так вот! Я хочу, чтобы мой ребёнок, мои дети смогли увидеть, как я катаюсь, как соревнуюсь! А не в коляске и на костылях! — Юзуру говорил громко, четко, словно вырывал слова из сердца. — Господи! Боже! Юзуру! Ты брось эти мысли! — Я говорю откровенно. Малейшая травма, чуть более серьёзная, и конец… Ты сама видела… И скорее всего после олимпиады я уйду… Хотя и очень хочу ещё кататься. Тут ещё много не от меня зависит… Федерация уверенно намекает на то, что после Кореи я уйду. Приемника готовят… — он криво улыбнулся. Аэлита не перебивала его, физически ощущала, как ему тяжело об этом говорить. Ей почему-то вспомнился старый фильм с говорящим названием «Загнанных лошадей пристреливают». Она вздохнула, а Юзуру продолжал: — Так вот… как всё сложится, я не знаю… Поэтому хотел бы, чтобы в личной жизни были перспективы. Я понятно выразился? — Да. Вполне. Могу я ещё тебя спросить? — Конечно! — Вот ты говоришь сейчас только о том, что хочешь ты… А обо мне ты думал? — Думал. Я не уверен, готова ли ты пойти со мной этим путём… Ведь ты хочешь построить свою карьеру… А на какое-то время придётся возможно о ней забыть… Или я ошибаюсь… — Всё может быть… — Я не настаиваю, не думай. Просто очень люблю тебя… — А ты не думал, что рождение ребёнка изменит наши отношения? Что я могу измениться физически и характером тоже? Что появится много обязательств и много всякого, что связано с детьми? И даже тот факт, что довольно долго время ним придется воздержаться интимной близости?.. — Ты боишься, что испортится фигура? Что я пойду «на сторону»? Кажется, так говорят?.. — Это самые распространенные факты… — На сколько я знаю анатомию, ты не должна сильно измениться физически… А про воздержание — я же ждал тебя два года почти… — Ну я же не знаю, как ты проводил свободное время… — Я учился и говорил с тобой по телефону… Забыла? Аэлита притихла, стараясь переварить сказанные Юзуру слова, сложить для себя воедино то, что обрывками хотел донести до неё Юзуру. Он заметил её замешательство, но этот разговор нужно было довести до логического конца, ведь они откровенно не говорили достаточно давно. Им хватало интимного общения, когда в нежности чувств они угадывали желания, мысли. А так открыто, без утайки, недоговорок после женитьбы было первый раз. И Аэлита понимала важность тоже. Слишком важные события произошли, и не менее важные события предстоят. — Мой Юзуру… Но сейчас детьми обзаводятся гораздо позже… Мне — 22, тебе только 23… По меркам Японии это детский возраст для родителей. И ты ещё студент… Юзуру поднял на неё взгляд своих чайных глаз. — Прости… Я поспешил… Забудем эту тему… — Хм… Значит всё, что ты до этого сказал, не имеет никакого значения? Значит тебя не сделает счастливым то, что я буду накрепко привязана к тебе всеми фибрами души? Правы люди, несчастные в том, что хотят кого-то привязать рождением детей, но тут ты хочешь… Хотя обычно это женские уловки… Пойми меня, прошу. Я вовсе не против того, чтобы дети были… Я понимать хочу, насколько важно думать об этом сейчас? Я дала тебе обещание, родить тебе столько детей сколько смогу выносить… Я люблю тебя! И хочу испытать счастье материнства с тобой!!! Юзуру протянул руку, стараясь дотронуться до неё. Правила церемонии были соблюдены, они не касались друг друга. Но теперь ему хотелось чувствовать хотя бы кончиками пальцев, что рядом с ним его любимая, что руки её также теплы, как и его. — Можно мне продолжить?.. — Аэлита видела этот порыв коснуться её. Юзуру кивнул. — Знаешь… Когда ты выиграешь свою вторую олимпиаду, твоя популярность взлетит до небес! Я в этом разбираюсь, поверь. Мне страшно представить, как изменится наша жизнь… Как изменишься ты… Это неизбежно, мой Юзуру… Какое место во всем этом будет у меня?.. Тут уже Юзуру было не удержать! — Ты! Ты! Моя Аэлита! Моя любимая! Моя жена! Мать моих будущих детей! Как я могу измениться для тебя? Я должен буду стать для тебя ещё лучше! Лучше, чем сейчас, и чем был! Твоё место всегда здесь! В самом сердце! Ты скажешь, что люди меняются, пристрастия меняются! Да! Меняются! Но моё чувство к тебе я менять не хочу!!! — Юзуру вздрогнул и разрыдался. Она не ожидала такого поворота. Стараясь сохранять спокойствие, хранить его настрой, на самом деле подогревала вулкан. За стеной японской сдержанности, установки на достижение цели, таилось невысказанное желание! Желание любить всей силой! Воплотить желание беречь и заботиться о ней, о детях! И дело было не в том, что рано или невовремя! А том, что зрелость его чувств, зрелость его поступков и мыслей давно перешагнула возрастной рубеж! Он был умён не по годам! Искренен в своём чувстве к ней! Искренен в любви к своему делу! А рамки общественного мнения, давления, которые многотонным грузом готовы были расплющить его, как личность, сделать из него безропотную марионетку, следующую за своим кукловодом, ему были до смерти тесны. Юзуру это чувствовал и со всей своей страстью хотел это преодолеть. И эта просьба о рождении была его спасительным кругом, его миром, в котором была его любовь к Аэлите. Эти его слёзы — протест! Протест против посягательств на его хрупкий мир, на его счастье, которое он ощутил с большей силой, когда нашёл Аэлиту в грозу. Грязную, мокрую, измученную, но такую любимую, страстно желанную, ту, которая давала силу жить и летать! — Успокойся, любимый… у меня есть предложение… — Аэлита смахнула непрошенную слезу, которая скатилась в ответ на его слёзы. Юзуру всхлипнул, салфеткой вытер лицо. — Прости… Я не хотел!.. — Не проси прощения за искренность чувств, мой Юзуру… Мне будет тяжело вымолить за твои слёзы прощение, ведь они пролились по моей вине. — О чем ты? — Я — плохая жена! Мне стыдно… Но я хочу предложить тебе попробовать как-то исправить то, что я не поняла тебя… Юзуру слабо улыбнулся, пытаясь вникнуть в смысл её слов. — Говори…я слушаю… — Я вовсе не против детей… Может быть мы просто пока не будем акцентировать внимание на этом… Я уже три месяца не пью противозачаточные пилюли… И мы всё это время то были в разлуке, то после моих приключений восстанавливались… Короче говоря, Юзуру… Путь всё идет как идет! Честно говоря, мне совсем не хочется, чтобы, ложась со мной в постель, обнимая меня, занимаясь сексом ты думал только о том, удастся ли нам зачать ребёнка! Я не хочу, чтобы мы уподоблялись тем несчастным парам, которые по каким-то причинам не могут иметь детей, и изо всех сил стараются обилием секса добиться желаемого! Понимаешь, о чем я? Юзуру кивнул, но не перебивал, понимая, что сейчас она принимает для себя важное решение. — Так вот… Оставайся прежним Юзуру! Моим любимым, моим единственным, моим желанным! И тогда может карма будет к нам благосклонна, и мы обретём желаемое… Просто не будем на этом зацикливаться… Я хочу помочь тебе дойти до олимпиады. Вместе! Чтобы ты был сильным! И если моя сила тебе нужна, я всё сделаю! И ребёнок мне не помешает, если Богу будет угодно так… Юзуру услышал в её словах главное: она не отказывала ему! Она готова идти с ним его путём! Он склонил голову, проговаривая про себя услышанное. И, осознав, склонился в глубоком поклоне. Она поклонилась ему в ответ. Угли в очаге давно потемнели, и дымок почти уже был невидим. Чай был выпит, и вода в чайничке остыла, а значит все главные слова были сказаны. Лишь он и она не хотели прерывать беседу. Хотелось просто говорить обо всём. У обоих словно открылись чакры, словно до этого они не говорили друг с другом часами, не угадывали мысли друг друга! Аэлита сидела по-прежнему на коленях на татами, от чего ноги сильно затекли. Она чуть сморщила носик, когда слегка наклонилась вперёд, чтобы размять стопы. Юзуру заметил и вскочил, выбежал из беседки. В стороне он оставил два кресла-мешка, когда готовился к церемонии. — Сейчас, моя хорошая! Сейчас! Вот! — он волоком затащил кресло-мешок и поднял её с колен. Аэлита сморщилась от неприятного ощущения в затёкших ногах. — Так! Садись! Садись скорее! — он усадил её в кресло, — я таби сниму и ножки разомну тебе… Вот! Сейчас всё пройдет… Его руки коснулись обнажённой кожи, которая ещё не обрела чувствительность из-за долгого сидения в непривычной позе. Ноги кололи миллиарды острых игл, которые от прикосновения казались острее. — Ой! А-а-а… — Аэлита попискивала от неприятных ощущений. — Ничего! Сейчас всё пройдёт! Пройдёт, моя девочка! Сейчас… — он разминал стопу, пальчики, растирал лодыжку, икры. Через полминуты стало легче, тепло заструилось с током крови по сосудам и капиллярам. Она уже чувствовала тёплые ладони, теплые пальцы рук Юзуру. — Милый… Скажи мне… Почему у тебя такие руки?.. — Какие? — Волшебные… Почему, когда ты касаешься меня, я меняюсь… — Ну я не заметил, что ты меняешься… — Юзуру хитро улыбнулся. — Правда… Почему, как только я оказываюсь в твоих руках, я забываю обо всём… Мне становится так легко-легко, тепло-тепло… Так или почти так я чувствовала, когда сидела у отца на руках или у мамы… Но с тобой немного другое чувство… Более сильное… — Хм… я не знаю… — Юзуру продолжал разминать её ноги, но явно был польщён её словами. — А я знаю… Ты — маг… Волшебник… — Ну так я же Сеймей! — Но в Сочи ты не был Сеймеем… — Я был Ромео… — О, да… Но совсем другим Ромео, чем в Ницце… Но я обожаю обоих! А перед Сеймеем преклоняюсь… — У Сеймея не было бы таких чар без тебя! Там, в Барселоне… Ты… как пламя, горячая, как испанка… Я всегда удивляюсь, как ты можешь быть такой разной?.. А какой изысканной ты была, когда Хавьер к нам приехал… Только заболела… Из-за меня… — Юзуру лбом коснулся её колен. Аэлита погладила его смоляные волосы. — Почему ты это вспомнил?.. В другое время я не изысканная? — Что ты!!! Ты —совершенство!!! И это не мои слова! Как ты говоришь иногда, я — лицо заинтересованное! Нет, моя красавица! Мои коллеги все в голос говорили, какая ты изысканная красавица! Тебя можно бесконечно разглядывать… Твоя красота обволакивает, обтекает, завораживает… — А я всерьёз волнуюсь, что мне придётся выдержать, когда ты станешь старше… О, мой Юзуру! Я предвкушаю, сколько сердец будет разбито, и сколько атак фанаток придётся пережить… — Но просыпаться я всегда буду с тобой… И засыпать… — он поцеловал её руку. — Спасибо тебе за меня, Юзуру… Они затихли. Юзуру надел носочки-таби на ножки Аэлиты: «Ну как? Лучше?» — Замечательно! Спасибо! — Аэлита снова погладила его по голове. Меж тем за пределами их «чайного домика» стемнело. Поздний вечер высветился мириадами звёзд, тёплым светом садовых фонарей. Джон сидел на скамейке у дома, вглядываясь в сгустившуюся темноту сада, ожидая возвращения молодых хозяев. Тропинка вилась меж ухоженных кустов, теряясь в густой растительности. И вот вдали показалось два силуэта. Это Аэлита и Юзуру шли под руку. — Странное дело… — Джон смотрел, как шла пара, — эти двое и правда меняют всё вокруг… Только что была кромешная темнота, а вдруг вечер стал теплее, небо сиреневым, а не черным… Порознь просто парень и девушка… А вместе… Вместе они способны изменить окружающий мир! Да-а-а! Прав сенсей! Тысячу раз прав! Когда они вместе, оторваться невозможно, чтобы не смотреть на них! И Аэлита совсем другая! Наследница, графиня… становится прекрасной феей, а он… Мужчина! Юный и сильный! Да-а-а… Наоки уже из сил выбилась, оттаскивать от окон горничных, чтобы они не глазели на этого японского красавца… Да, ребята! Толи ещё будет! Или я не Джон Аддер! Господи! Дай им счастья… — Джон сам себе улыбнулся, — хм, я становлюсь сентиментальным! 182. По вечерней автостраде летел автомобиль. На лакированной поверхности кузова, как солнечные зайчики, вспыхивало отражение огней фонарей. Джон поглядывал в зеркало заднего вида, но не на идущих позади авто, а на пассажиров. Около двух часов назад он встретил в аэропорту Торонто Юзуру и Аэлиту, и сейчас вёз уставших путешественников домой. Джон и Наоки покинули гостеприимный райский остров на несколько дней раньше, сразу после встречи Нового года. Нужно было подготовить дом к прибытию хозяев. Ещё накануне Нового года Юзуру получил сообщение от своего менеджера о том, что федерация очень озабочена отсутствием новостей о своём спортсмене. До игр оставалось каких-то полтора месяца, а о Юзуру ни слуху, ни духу! Фанаты уже отчаялись выслеживать Юми-сан на подступах к дому. Юзуру молчал… Он давно принял решение о том, что о нём узнают только по прибытии на тренировочную базу. И это время наступило. Юзуру возвращался в Торонто. Состояние ноги можно было назвать почти удовлетворительным. Благодаря возможности катания на острове, Юзуру держал форму по скольжению. Ближе к отъезду начал пробовать одинарные прыжки. Боль эхом отдавалась во всём теле. И после серии консультаций почти с десятком специалистов было принято решение начать приём обезболивающих и нестероидных противовоспалительных средств. Об этом необходимо было уведомить все антидопинговые агентства по линии ISU. Было решено, что уведомления будут отправлены из Торонто одновременно с извещением о начале тренировок. Аэлита не скрывала своего удивления и возмущения от того, как настойчиво Федерация фигурного катания Японии старалась разыскать Юзуру. По своим личным каналам она узнала, что им нужно было точное подтверждение или опровержение, что Юзуру явится на Игры, так как «запасной игрок» был наготове и с отменным состоянием здоровья. И пусть у него был ниже рейтинг, но контент оценивался высоко, и при успешном его исполнении баллы были вполне сопоставимы с баллами контента Юзуру. «Цифры… Цифры… Цифры… А где чистота элементов, красота выездов, артистичность и целостность программы?» — Юзуру поджимал губы, вчитываясь в предварительные протоколы контентов своих соперников, которые собрал из данных этапов гран-при… Все эти известия и факты настораживали и слегка омрачали радость возвращения в Канаду, радость начала официальных тренировок и подготовки к Олимпийским играм. Ведь Юзуру так рвался, так жаждал доказать, что медаль в Сочи — это не случайность, не отсутствие главного национального фаворита! А его личная заслуга, заслуга его тренеров. Дамокловым мечом висели над ним те два падения, за которые вот уже четыре года тыкали ему в глаза все кому не лень. Лишь ему одному известно, сколько слёз он пролил, до какой величины зубной боли стискивал зубы, чтобы не сорваться, не бросить всё к чертям! Нет! Юзуру был не таков! Лишь тяжёлая травма едва не сломала его, не сбила с намеченного курса. В отчаянии он едва не разрушил только что созданную семью… И вот он возвращался в Торонто… По пути домой, в машине, Юзуру явственно ощутил, как на него накатывает волнение и тяжесть давления общественного мнения. За рутиной лечения и восстановления, радостью от свободы, этот груз был почти не ощутим, невесом. Его нежная спутница, его Аэлита, своими хрупкими ручками «разбивала» на мелкие куски этот монолит. И вот сейчас его вес снова обретал реальность, как накатывает тяжесть гравитации после возвращения из космоса. Юзуру изо всех сил гнал от себя тяжкие мысли. Он держал Аэлиту за руку, сплетя свои пальцы с пальцами её руки, словно держал спасительную нить Ариадны, которая проведёт его лабиринтами испытаний. «Держи её! Держи, парень! Упустить легко, удержать трудно!» — Джон философствовал про себя, попутно соображая, на какую полосу нужно перестроиться, чтобы в нужном месте съехать с автострады на дорогу, ведущую к дому. Навигатор безошибочно привел в нужное место, и вскоре ворота во двор дома распахнулись, и автомобиль подъехал к крыльцу. Юзуру вышел из салона и подал руку Аэлите. — Вот мы и дома… — он чмокнул её в щёчку. — Мой Юзуру… У нас с тобой по миру уже сколько домов? — она устало улыбнулась. — Весь мир… Там, где ты… — Ты прав! Где ты, там и дом… Скоро будет в Корее… — Но я не собираюсь там задерживаться! — Однако две недели минимум это будет наш с тобой дом… — Но только жить будем порознь… — Ты же что-нибудь придумаешь? А? — Аэлита ткнулась лбом в его плечо, пока Юзуру стоял рядом. — Я очень постараюсь… — он выдвинул ручку большого чемодана, чтобы вкатить его в дом. — Юзуру! Оставь! Я — сам. — Джон перехватил груз, — идите уже! Наоки стол накрыла. Ужинать и спать! — Надо же! Джон! Прямо как папа! — Аэлита добродушно улыбнулась. Джон хмыкнул и покатил багаж. В доме было ещё не очень тепло, но тихо. Сказывалась усталость от длительного перелёта, от которого тело будто покачивало. Акклиматизация так или иначе накроет, но сейчас было комфортно. — Пожалуй я сегодня уже не способна на подвиги… — Аэлита устало прогнулась в пояснице и поблагодарила Наоки за ужин. — Я Брайану отзвонюсь… — Юзуру наблюдал, как Аэлита выходила из столовой, даже не понял услышала ли она его. — Вы бы шли тоже отдыхать, Юзуру-сан… С утра и позвоните… — Нет… Лучше сейчас. Убеждать или переубеждать Юзуру, когда он принял решение, было делом неблагодарным. Это же касалось тренировок!.. — Юзу! Дорогой! С приездом! — Брайан задорно приветствовал своего ученика. — Привет, Брайан! Спасибо! Как поживаете? — Спасибо! Всё хорошо! А теперь, надеюсь, будет лучше! Ты же вернулся! Мы очень скучали по тебе все! — И я… Скажи, что у меня с расписанием? — Ты приходи с утра, мы с тобой всё и обговорим. Сам понимаешь, давно не был. Но для тебя — любое время, какое удобно. Но лучше завтра с утра подъезжай! О! Прости! Я не спросил, как твоя красавица? Как Аэлита? Мы тоже скучали по ней! Пусть приходит обязательно! — Я буду утром, Брайан. Аэлита — хорошо! Мы только что домой добрались, устала. Отдыхает уже. — Обними её за меня! Я рад буду, если вы навестите нас вместе… — Да. Я передам. И она будет рада тебя видеть и всех. Я завтра приеду. До свидания. — До встречи! Ждём. Разговор был закончен. Юзуру ещё оставался в своем кабинете. Мыслей не было, взгляд блуждал по комнате, останавливаясь на деталях. «Вот я и в Торонто… Мне во что бы то ни стало нужно восстановить прыжки… И я вытерплю…» Он упрямо тряхнул головой и закрыл глаза, словно старался вглядеться в свои мысли, понять, что или кого он там видит. *** — Ну вот… Началось… — Аэлита проснулась и поняла, что Юзуру нет. — Наоки! А где Юзуру? — она вышла их спальни, во весь голос звала свою помощницу. Наоки отозвалась из гардеробной, где разбирала чемоданы. — Аэлита, доброе утро! Юзуру-сан уехал в Крикет. Просил передать, чтобы ты не волновалась. — Доброе утро… — Аэлита подошла и прислонилась плечом к косяку, наблюдая, как Наоки вынимает из чемоданов одежду, сортируя, что в стирку, что в чистку. — Я сейчас закончу… Завтрак уже готов… — Хорошо. Пойду умоюсь и переоденусь. Ты позавтракаешь со мной? — Ну… Чаю, пожалуй, выпью… «Надо чем-то занять себя… Чем-то важным, нужным… Иначе я чокнусь…» — Аэлита от скуки и тревоги за Юзуру не знала, куда себя деть. Пошла в кабинет, где вечером был Юзуру. Его макбук был открыт. На странице с почтой пестрели иероглифы входящих адресов. В исходящих последним было письмо в ISU. «Отправил заявление видимо…» — Аэлита отодвинула макбук Юзуру и достала свой. В ленте входящих было письмо из Олимпийского комитета. Она удивленно вчиталась в адрес и кликнула на конвертик. Комитет с присущей им вежливостью сообщал, что рад был бы видеть мисс Конте в числе почетных гостей Олимпийских игр. — Хм… Ну ещё бы… А что наши корейские товарищи? Аэлита перечитывала сообщения, отмечала важные. «Так! Надо написать Митсуо-сан… Узнать, как обстановка в Федерации… Что замышляют эти многоликие Янусы…» Она потёрла руки. В кабинете было свежо. После тепла канадская зима казалась суровой. Едва различимый звук телефонного звонка привлёк её внимание. Звонил Митсуо-сан. — Здравствуйте, Аэлита-сан. Прочёл Ваше сообщение и решил не откладывать, сразу перезвонить. — У меня важное дело, Митсуо-сан… Мне нужно знать, что собирается предпринять Японская Федерация… Юзуру сегодня-завтра объявит о начале официальных тренировок. Так вот, мне интересно, какое у них настроение? — Я понял Вас, Аэлита-сан. — И ещё… То, что Юзуру будет на Играх сомнению не подлежит. И я бы хотела, чтобы наши корейские друзья оказали ему такой приём, чтобы у госпожи Сейко Хашимото и иже с ней волосы дыбом встали! — Вы так коварны, Аэлита-сан… — рассмеялся её собеседник. — Отнюдь! Пусть продолжает хоть с ног до головы облизывать своего Такахаси, а моему мужу не смеет гадить! Я её собственными руками задушу! — О! Аэлита-сан… Зачем же самой?.. Просто измените условия спонсорства… И она будет ручной собачкой… — А вы, Митсуо-сан, смотрю тоже её очень любите. — Аэлита рассмеялась. — Я проникся уважением к Ханю-сану. — Благодарю… Сколько понадобится времени? — Неделю, госпожа Аэлита. — Хорошо. Я бы хотела лично пообщаться с господином председателем Паком Ён Соном. — Понял… У меня не будет выходных… — После игр у Вас будет отпуск в моей резиденции. — Благодарю, госпожа Аэлита. Однако, я полагаю, что победа Ханю-сана лишит меня этого маленького счастья. — Тогда готовьтесь к нагрузкам заранее. Спасибо, что перезвонили. Детали будем обсуждать ежедневно. И ещё… Подготовьте смету расходов. Не забудьте включить представительские подарки. В качестве помощников Вам будут мои юристы. — Позвольте ещё один вопрос? — Да, говорите… — Когда Вы намерены выехать в Корею. — Я — первого февраля. Юзуру должен прибыть туда одиннадцатого февраля. — Я понял. Спасибо! — До завтра, Митсуо-сан. Она постучала пальчиком по столу, зябко повела плечами. «Что-то свежо! Не хватало простудиться!» — Джо-о-он! Джо-о-он! — Аэлита быстро шагала по переходу в другое крыло дома, где располагались комнаты Джона и Наоки. Он вышел навстречу с газетой в руках. — Чего кричишь, миссис Ханю? — Послушай… Что можно сделать, чтобы стало потеплее… Я отвыкла от прохлады… Не хочу насморк схватить… — Не волнуйся! Сейчас всё настроим. Дом третьи сутки только отапливается, до этого просто циркуляция была, чтобы не перемёрзла система. Поэтому запускали постепенно. Видела бы ты, как мы с Наоки тут дубели! — Прости, Джон, что заставила вас мерзнуть… Но что поделать… За домом никто не смотрел пока нас не было… Наверно в следующий раз надо кому-то поручить следить… — Подумай, конечно. Вы же опять неизвестно на сколько разъедитесь! То ты, то Юзуру… Как скитальцы, ей Богу… — Не ворчи! — Аэлита взяла его под руку, — тебе со мной в Корею лететь, не забыл? — Забудешь тут… Как же! — Джон хмыкнул и пошёл в подвал проверить котёл отопления, открыть дополнительные краны на бо́льшую циркуляцию. Аэлита вернулась в кабинет, забрала макбук и пошла в столовую, где было теплее от работающей духовки. Наоки творила свои кулинарные чудеса, а Аэлита уже разговаривала с доктором Стоксом. Она, ещё будучи на острове, предложила родителям помочь организовать в Корее, в Канныне, где должен был соревноваться Юзуру, мобильный медицинский центр под эгидой Олимпийского комитета. Долго вела переговоры. И усилия принесли свои плоды. Мобильный медицинский центр был открыт в Канныне. И, хотя его работа была оговорена только на период Олимпиады, это давало возможность всем участникам и не только обратиться туда за помощью. Учитывая, что каждая сборная имела своих врачей, массажистов и других специалистов, которые должны были следить за состоянием здоровья спортсменов, этот центр предоставлял возможность решить проблемы со специфическими обследованиями, такими как УЗИ, рентген, МРТ, КТ. Была также возможность провести срочную операцию. Травмы, увы, случаются, и на такого уровня соревнованиях не редкость. Аккредитацию получили специалисты-врачи всех стран-участниц. Артур Конте гордился своей дочерью, которая подала такую потрясающую идею. Это давало возможность продвинуть на мировой уровень именно высококлассную медицинскую помощь под патронажем Аэлиты Ханю-Конте. И вот сейчас, когда проект обрёл реальные очертания в виде медицинского модуля в прибрежном кластере Каннына, она беседовала со своим врачом. — Доктор Стокс, Вы летите в Корею. Вы руководите модулем. — Да, Аэлита. Я уже говорил с сэром Артуром. Рад буду поучаствовать. Пообщаться с коллегами из других стран. — Прекрасно. Но помните, главным пациентом будет Юзуру Ханю. Вы и доктор Кикучи будете на страже его здоровья. — Дорогая! Ты же понимаешь, не всё и не всегда зависит от врачей. — Понимаю… Я лишь прошу быть с ним рядом… Помогать ему… — Не сомневайся. Всё будет хорошо. … Так проходили дни в Торонто, когда Юзуру проводил большую часть времени на бесконечных тренировках. Он превратился в машину по штампованию прыжков. И пусть в начале тренировок он вынужден был обкалывать больную лодыжку обезболивающими, а после окончания их действия лез на стену от боли, он был «чертовски мотивирован», как говорили все в тренерском штабе. Аэлита сносила это тоже со стойкостью соратницы, когда собственными руками вкалывала ему лекарство, чтобы обезболить сустав. Арабский чудо — бальзам был спасительным кругом, снимая отёки, уменьшая страдания, чтобы Юзуру мог передохнуть и снова — снова заходить на четверные прыжки. Федерация оповестила о начале официальных тренировок своего топ-фигуриста, фанаты воспряли духом, понимая, что потраченные средства на поездку на Игры не пропадут даром и замерли в ожидании возвращения на лёд своего кумира. В дни, когда тренировки были особенно тяжкими, Юзуру дома почти не разговаривал. Болтливый, тактильный и тёплый человек словно прятался за спину другого — хмурого, молчаливого и иногда «колючего» болезненной колкостью. Аэлита принимала удар на себя. В такие минуты она была ненавязчивой подругой, за молчаливым сочувствием которой, однако, не скрывалась жалость и снисхождение. Она считала, если Юзуру выбрал свой путь, такой, через тернии страдания от травмы, её дело было уменьшить последствия боли. Она с точностью выполняла назначение врачей, методично соблюдая все рекомендации. Если нужно было делать компресс, то никакие отговорки и нытье Юзуру не могли поколебать её. Однажды Юзуру даже вспылил: «Ты наверное упиваешься моими страданиями, когда лезешь со своими примочками!» Ответом был шлепок по лбу мокрым полотенцем, смоченным солевым раствором для компресса. — Ещё слово, Ханю Юзуру, и я обмотаю тебя, как мумию! И не пущу на Олимпиаду! — её маленький кулачок замаячил перед его носом, — ты понял меня, Юзуру-сан? Он ошалело смотрел на свою красавицу-жену, разрумянившуюся от праведного гнева, глаза которой сменили цвет и «метали молнии». — Не смотри на меня, Юзуру-сан! Я не уступлю! Сиди тихо и смирно! И может быть тогда я поцелую тебя… — она слабо улыбнулась, стараясь смягчить приступ негодования. Её руки уже нежно касались лба, которому досталось от мокрого полотенца, стирали мелкие капельки. — Хочешь, я почитаю тебе вслух… Или ты послушаешь свою музыку?.. — Просто посиди со мной… Юзуру смирился, и через десять минут нежился в её объятьях. Они умели вместе успокаиваться, греть друг друга, порой не говоря ни слова, не переходя к интимной близости. Это доставляло особое удовольствие — удовольствие душевной и тактильной близости. Юзуру ценил такие минуты, понимая насколько ему повезло быть рядом с человеком, который мог понимать его, принимать его. Ему не нужно было что-то доказывать или прикидываться. Он был собой! И чувствовал, что ему верят и доверяют. Прелесть канадских зимних вечеров близилась к завершению. Аэлита готовилась вылететь в Корею. В десятый раз она убедилась, что председатель олимпийского комитета Кореи господин Пак Ён Сон готов её принять по прибытии. — Аэлита, что ты задумала? — Юзуру наблюдал все эти дни за ней и видел, что она нервничает. — Милый Юзуру! Ты мне доверяешь? — Странный вопрос!.. Уже нет! Что ты задумала? — Пожалуйста, не волнуйся. Я хочу порадовать твоих болельщиков. Они так тосковали по тебе… — Аэлита… — Я обещала, что встречу тебя, помнишь? — Да… — Вот! Я постараюсь, чтобы всё прошло хорошо. — А с Паком зачем встречаешься? — Во-первых, Конте — спонсоры Игр. Во-вторых, медцентр под моим патронажем. В-третьих, мой муж — участник, и мне надо знать, как настроена Корейская сторона… — Аэлита… Федерация и ISU, а не Корейская сторона. — Я знаю, милый! Но Корея — хозяйка Игр. И это не последняя пешка в этой шахматной партии. Или я ничего не понимаю в шахматах. — Дорогая моя девочка! Я выиграю. И это точно. Всё, что мне нужно, видеть твои глаза, где-нибудь на трибуне… Знать, что ты там, что смотришь на меня! Это всё! — Увидишь! Увидишь, мой Юзуру! Я буду там! Буду рядом, даже если и будем жить порознь… — Вот и хорошо!.. Пролетали январские дни. Первого февраля Аэлита Ханю-Конте вылетела в Сеул.