***
Поболтавшись достаточно времени в составе разношерстного экипажа «Безнадежного», Феликс осознал, что быть просто невежественным грузчиком ему не нравится. Его живой деятельный ум требовал дела, однако ему никак не удавалось найти стезю, которой он мог бы посвятить всего себя. С цифрами он не дружил, это правда, так что на лавры ученого или инженера даже не замахивался, но ведь есть и другие пути! В итоге он пробовал всего понемногу, бросал, пробовал снова, снова терял терпение, пока капитан не сказала, что хватит ему хватать по верхам и не предприняла попытку сделать из него пилота. В этот раз не отличавшийся терпением юноша предпринял поистине героические усилия, штудируя документацию по кораблям класса «Якита» и даже не слишком огрызался, когда викарий Макс взялся его в этом деле курировать. Более того, Феликс всерьез помышлял о поступлении в училище и копил на это деньги. Алекс умиляло и забавляло, что каждый из членов экипажа, независимо друг от друга, подошел к ней и попросил урезать его долю в добыче на тысчонку-другую и перечислить эти средства всеми любимому обалдую. Так поступили все. Кроме Элли. - Может, меня тоже научишь? – сказала она, когда команда собралась за ужином. – Я тоже хочу пилотировать. Алекс решила отшутиться. - Ну что ты, Элли, - сказала она со смехом, - я же тебя знаю, если ты сама сможешь управлять кораблем, то однажды ночью придушишь меня и угонишь "Безнадежный". Я и так сплю с револьвером под подушкой. - Чего? Да мне бы и в голову не пришло… - Угонит, точняк, - обрадовалась Ниока. – Это же Элли, она нас до сих пор не продала с потрохами только потому, что никто за наши головы не платит. - Какого хрена, - вдруг вспылила медичка. - Вы что, мне настолько не доверяете? Команда переглянулась. - Вообще-то, Элли, - напомнила Алекс, - ты сама каждый день раз по пять говоришь о том, какая ты циничная, опасная, никому не доверяешь, и что тебе тоже доверять ни в коем случае нельзя. Что не так? Элли замолкла. Крыть было нечем. Ужин закончили в молчании: дальнейший разговор как-то не клеился. Умом Элли понимала правоту капитана, и все же язвительное замечание неожиданно больно ужалило ее; конечно, она постоянно стремилась отгородиться и отстраниться от других людей, но сейчас вдруг почувствовала себя отверженной, изгоем, словно ребенок, которого в очередной раз не позвали играть вместе со всеми. Византий прогнил изнутри; собственно, он уже строился таким вот, прогнившим. Элли, выросшая среди элиты, знала это доподлинно. В школе, где она училась, царила негласная, но строгая иерархия, которая базировалась на богатстве родителей. Пробиться наверх, добиться расположения лидеров тусовки было почетно; дружить с нижестоящими – позор и прямой путь в парии. Порочащие связи приходилось скрывать, о симпатиях и пристрастиях молчать, ведь невозможно было угадать, что именно будет использовано против тебя конкурентами, желающими пролезть на твое место. Элли чувствовала себя, словно в тюрьме, хуже, чем в тюрьме, под непрестанным прицелом чужих осуждающих взглядов. Даже стало только хуже: за стенами школы, во взрослой жизни все решали связи и репутация, а ставки были куда выше. Вырвавшись из Золотого города, Мэрилин Фенхил уже приготовилась вдохнуть полной грудью, но и там, в среде пиратов и контрабандистов, не нашла успокоения. Теперь на кону стояла жизнь, и надо было стать безжалостной и жестокой, чтобы опередить чужую жестокость, всегда быть настороже, чтобы не быть преданной и проданной за жалкую горстку битов. А теперь Элли оказалась на «Безнадежном», веселом и раздолбайском «Безнадежном», и пугал он ее подчас больше, чем самый опасный притон. Парвати предложила починить револьвер, просто так, бесплатно? Наверное, хочет вогнать в долги. Алекс спрашивает, что бы ей хотелось съесть на обед? Не иначе как втирается в доверие, чтобы найти слабину. Постепенно Элли поняла, что собравшиеся на корабле люди слишком простодушны, чтобы непрерывно держать камень за пазухой, но почему-то не презирала их за это, а завидовала тому, какой легкой и непринужденной жизнью они живут. И все же перешагнуть через себя и перенять эту непринужденность ей самой никак не удавалось. Только в своей берлоге, наедине с собой она могла на время сбросить с себя груз постоянного ожидания подвоха. Грузовой трюм был вотчиной Парвати, и все же в нем можно было найти укромный уголок. Элли завела схрон за стеллажом, куда даже механик не заглядывала; здесь у нее были коврик из пенки, подушка и тайное сокровище – несколько книг в мягкой обложке. Хранить их здесь казалось ей хорошей идеей: всегда можно сделать вид, что это имущество Парвати, а Парвати никто слова не скажет. Обложки были уже затертые, рваные, переклеенные скотчем, и каждая содержала энное количество обнаженной натуры, а также слова вроде «тайный», «страсть» и «любовь». Романы были дрянные, слащавые и глуповатые, но Элли зачитала их до дыр; это была ее отдушина в моменты душевных метаний, когда хотелось побыть одной. «Миранда убрала с носа щекочущую прядь волос, - прочла Элли, - и вдохнула острый, пряный запах мужчины с примешивавшимся к нему каким-то ароматом. Дорогим ароматом, решила она. Богатый мужчина мог только сниться. Ее взгляд еще раз остановился на его подбородке с выступившей на нем щетиной и очертил чувственный изгиб губ. От мужчины исходили сила и сексуальная энергия...» Послышались шаги; Элли замерла и заглянула в щель между полкой стеллажа и контейнерами, стоявшими на уровень ниже. В трюм вошел викарий и направился к верстаку; в руках его был телескопический посох, который он во время последней стычки ухитрился погнуть так, что тот перестал складываться. Элли знала, что достаточно сидеть тихо, чтобы не спалиться, но как же все-таки любопытно было узнать, как проповедник себя ведет, когда остается наедине с собой. Макс придирчиво осмотрел оружие, повертел так и сяк, провел в уме некие расчеты и принялся разбирать конструкцию, что-то не то бормоча, не то напевая себе под нос. Сперва Элли подумала, что это молитва или мантра, но потом узнала мотив песенки «Веселый шишкач», ужасно прилипчивого корпоративного джингла, не выдержала и прыснула. Это было ошибкой: Макс немедленно обернулся на звук и в пару широких шагов достиг стеллажа. Элли попыталась спрятать книгу, но второпях не сообразила, куда. - А, это вы, доктор Фенхил, - сказал викарий. – Отдыхаете? – Его взгляд скользнул по книге. Элли уповала на то, что раскрытый разворот без картинок ни о чем ему не скажет, но вдруг с ужасом вспомнила, что Макс вполне непринужденно умеет читать вверх ногами и даже в зеркальном отражении; они с капитаном как-то соревновались в этом странном навыке. - Да я просто… - Элли захлопнула книгу и с еще большим ужасом поняла, что теперь розово-цветастая обложка оказалась на виду. - «За неделю до любви»? – на лице Макса заиграла эта его чертова ироническая улыбочка уголком рта. – Вам такое нравится? Правда? - Не твое дело, - ощетинилась Элли. Проклятье, он же всем растреплет, и экипаж станет глумиться и подтрунивать… - Я просто хотел сказать, что, если вы являетесь поклонницей жанра, то есть произведения куда более достойные. Попробуйте «Город грустных» или «Дорогу из лунного камня», это поистине нестареющая классика. «Город грустных» сейчас читает Парвати, можете попросить у нее. – Макс вернулся к верстаку и снова взялся за посох, словно ничего и не произошло. - Никогда бы не подумывала, что ты тоже такое почитываешь, - заметила Элли ехидно. - О, доктор Фенхил, вы это серьезно? – отозвался Макс с немалой долей сарказма. Элли засунула книгу в схрон и выползла из-за стеллажа. - Макс, - сказала она вкрадчиво, - ты же никому не расскажешь? - О чем? О том, что вы любите прятаться по углам и подглядывать? - Нет, про… Ох, черт, Вики, ты же меня понял! - Понял. – Викарий поднял голову. – Вы стыдитесь своей страсти к чтению, должно быть, потому, что не хотите прослыть, как вы это называете, ботаном. Или вы скрываете свою хрупкую романтическую натуру? - С какого хрена ты это взял? – фыркнула Элли. - Вы, должно быть, полагаете, доктор Фенхил, что, если вы проявите свою истинную сущность, то все мы немедленно станем глумиться над вами и давить на больные места? Так же, как вы всегда поступаете с другими, верно? – Макс, скрестив руки на груди, облокотился на переборку и посмотрел на Элли исподлобья, слегка насмешливо. – Вы ведь, кажется, руководствуетесь принципом «око за око»; почему же вас так пугает, что с вами поступят соответственно? - Не лезь в душу, Вики, - вскинулась Элли. - Но мне кажется, я понимаю, в чем дело, - не замолкал Макс. – Вы так часто и яростно доказываете, что являетесь циником и нигилистом, потому, что подсознательно желаете, чтобы вас опровергли. Вам хочется раскрыться и не прятаться за масками, но вас от этого отучили… Кто вас так обидел, Элли? - Ой, да отвали ты, - Элли скривилась и направилась к выходу. - Элли, - окликнул ее викарий, - вы знаете, некоторым людям исповеди даются очень нелегко. Подобрать нужные слова и назвать вещи своими именами бывает сложно. Если это так… Вы можете просто написать все, что думаете. Обстоятельно и не торопясь. - Ага, - заверила Элли. – Вот сейчас пойду и напишу. О маленькой слабости Элли викарий так никому и не рассказал, ни в этот день, ни потом.***
- Нет, ну ты их видела?! - Ниока кипела от ярости. - Зря ты не позволила мне их застрелить. Что за уроды! - Это мои родители, вообще-то, - вяло огрызнулась Элли. - Ни хрена себе родители! Да они же практически прямым текстом тебе сказали: а не пойти ли тебе, доченька, и не сдохнуть где-нибудь самой, а то денег жалко, а руки пачкать неохота! Вы нахрена ее тогда вообще рожали, эй?! - Статус, - еле слышно прошептала Элли. - У всех вокруг уже были дети, это ведь так престижно - когда ребенок в элитной школе... - Давайте по соседским окнам постреляем, - предложила Алекс мстительно, - пусть они выйдут и убедятся, что Мэрилин Фенхил живет и здравствует. - Не надо. Пойдем отсюда. Элли казалось, что она никогда не была настолько подавлена. После долгой отлучки явиться в родной дом и узнать, что тебя уже давно объявили умершей, чтобы получить страховку... Просто продали. За горстку битов, за фарфоровые чашки и золоченые дверные ручки, как будто она не живой человек, а давно просроченный товар. - А давайте пойдем и чисто по-женски нажремся чего-нибудь сладкого и шоколадного, чтобы аж слиплось, - предложила Алекс. - Я думала, ты больше по мясу, - сказала Ниока. - Мясо - это инвестиция в гемоглобин, а нам сейчас очень не повредит какой-нибудь дурацкий серотонин. Пойдемте, я угощаю. - Я отдам деньги, - привычно затянула Элли, но Алекс цыкнула на нее: - Молчать! Не лишай меня удовольствия проявить щедрость. Если тебя дома не любят, значит, мы на работе любить будем. Они шагали втроем по византийскому Променаду - дерзкая пиратка со всклокоченными рыжими волосами, переселенка с потерянной "Надежды", по случаю визита в респектабельный дом облаченная во все мародерское, и охотница с Монарха, еще не отошедшая от вчерашних возлияний, с пулеметом наперевес. В ближайшем же уличном кафе они заняли первый попавшийся столик, и Ниока немедленно брякнула на него свое впечатляющее оружие; сидевшее за соседним столом благопристойное семейство о двух отпрысках резко куда-то засобиралось. - Убрала бы ты его, - посоветовала Алекс, - а то нам сейчас тортик принесут, а стол занят. - Да пускай! - сказала Элли. - Все-таки, круто ты, Ниока, этой штукой грохнула об маменькин кофейный столик; надеюсь, там осталось много царапин. - Ха! Ерунда, - отозвалась охотница. - Когда ты окурок потушила о кресло, ее прямо перекосило. А вот в люстру стрелять, наверное, не стоило. - Если бы они не хотели, чтобы по люстрам стреляли, то не стали бы вешать к потолку такую безвкусицу, - парировала Алекс. - Вы правда думаете, что я как они? - спросила вдруг Элли. - Что я могла бы вас сдать властям или угнать корабль... А потом, - она фыркнула, - на заработанные деньги покупать всякую дрянь вроде хрустальных люстр? - Не знаю, - честно сказала Алекс. - Раньше я была уверена, что да. А после сегодняшнего... Не знаю. Удивительно все-таки. За деньги можно купить очень многое, а на что их люди тратят? На хлам какой-то. - Ну да, - скептически сказала Элли, - самого главного за деньги не купишь. - Как посмотреть! - пожала плечами Алекс. - Феликс, например, рассчитывает купить себе будущее. Я снаряжаю корабль на каждой стоянке; это все равно что купить свободу. Множество людей выбиваются из сил каждый день, чтобы заработать несколько битов и купить себе жизнь. А ты... Не знаю, сама решай, будешь ты как твои родители или как кто-то еще. Лишь бы они были, эти самые биты. - М-да... - протянула Элли. - Если бы еще страховые выплаты доставались мне... Они же причитаются за мою жизнь, значит, они мои по праву! - Ее вдруг осенило. - Слушайте, а ведь я могу изменить данные получателя выплат и перенаправить биты себе. Зайдем в офис страховой? - Да не вопрос. Ниока, во имя всего, созданного Всеархитектором, убери пулемет, а то мы официанта не дождемся.***
Феликс завтракал, не отрываясь от брошюры летного училища. Перечитал ее он, наверное, уже раз пятнадцать. - Математику все равно сдавать придется, - пробурчал он. - Я же ее завалю. - За ту сумму, которую запрашивают за обучение, они не только должны без экзамена принимать, но и диплом давать сразу же, - сказала Алекс. - Не переживай, Феликс, - мирно произнесла Парвати, - если завалишь, подучишься и попробуешь еще раз. - Или другую профессию выберешь, - сказала Ниока. - Станешь каким-нибудь фермером; тоже важная работа. - Давайте не будем дергать Феликса, не надо распыляться, - сказала Алекс. Элли допила свой кофе и вышла в коридор. Убедившись, что никто ее не видит, она шмыгнула в каюту Феликса, поспешно доставая из кармана картридж. Первая страховая выплата на ее имя, горсть битов, на которые она собирается купить себе радость щедрости, а Феликсу - будущее. Ей еще не хватит решимости, чтобы совершить такой поступок открыто, но все же она была готова просто совершить поступок. Положив картридж на койку, она выскользнула наружу и заспешила к себе. Ее ждала недочитанная "Дорога из лунного камня".
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.