Зверь

Ледяная корона представляла собой огромный ледник, со всех сторон окруженный высокими скалами. На самом юге ледника была возведена Цитадель Ледяной короны, которую — если только нет желания встретиться лицом к лицу с приближенными Артаса — лучше было обходить стороной. Именно поэтому Четуми отправилась на самый север локации — к ставке рыцарей Черного клинка, в крепость, именуемую Мрачным сводом. В то же время ее спутники решили заглянуть на Серебряный турнир, где можно было как посмотреть на рыцарские поединки со зрительской трибуны, так и самим попытать удачу на ристалище. Рыцари смерти, обосновавшиеся в Мрачном своде, пожаловавшую к ним друидку встретили с недоумением, а когда она объяснила цель своего прибытия, то в самых резких выражениях советовали ей убираться: — Мы денно и нощно готовимся к штурму Цитадели Ледяной короны, у нас нет времени на авантюры какой-то полоумной тауренки! — воскликнул герцог Ланкрал, которого Дарион Моргрейн назначил здесь главным. — У меня есть, — тихо возразил один из рыцарей, чьему голосу, в отличие от голосов остальных, не вторило зловещее эхо, похожее на вой ледяного ветра. Он вышел из тени, в которой предпочитал проводить время, безучастно наблюдая за происходящим, и подошел к Четуми. Присмотревшись к нему, тауренка не удержала жалостливого вздоха. Это был не просто рыцарь смерти. Это был Отрекшийся рыцарь смерти. Его звали Лоуренс, и он считал себя самым невезучим человеком на свете. Пожалуй, первый раз ему не повезло с отцом — старик страшно пил и почти не занимался фермой, которая была у них в Хилсбраде, так что Лоуренсу приходилось пахать за двоих, чтобы прокормить мать, младших братьев и новорожденных сестричек. Когда год выдался особенно неурожайный, вначале умерли сестрички, затем мать, а потом спился отец. Тогда Лоуренс бросил ферму и ушел в Андорал — подросших братьев он отдал в муниципальную школу, а сам нанялся батраком — целыми днями разгружал и загружал караваны с зерном. Выучившись грамоте, братья нашли приличную работу и слезли с шеи Лоуренса, который теперь мог скопить немного деньжат, прикупить домик на окраине и обзавестись собственной семьей. Стыдно признаться, но он уже не помнил, как звали его жену. Помнил только, что она ждала их первенца, когда один из братьев написал Лоуренсу письмо из Стратхольма, приглашая погостить у него. Жизнь в Стратхольме, одном из крупнейших городов Лордерона, обходится дорого — так что прижимистый Лоуренс отвез к брату беременную жену, которой очень хотелось увидеть большой город, а сам вернулся в Андорал. Это был второй раз, когда Лоуренсу не повезло — на следующий же день выяснилось, что одна из партий зерна, которую из Андорала отправили в Стратхольм, была заражена чумой, и принц Артас не придумал ничего лучше, чем вырезать всех жителей Стратхольма. Но Лоуренсу не пришлось долго оплакивать родных, ведь вскоре он сам стал частью Плети. Что было дальше? Лоуренс не помнил. Осознавать происходящее он начал только тогда, когда Король-Лич, ослабев, на какое-то время потерял контроль над Плетью. Обретя свободу воли, Лоуренс присоединился к силам Сильваны Ветрокрылой, под предводительством которой они отвоевали Лордерон у Повелителей ужаса, служивших Королю-Личу. Как только армии Плети отступили в Нордскол, Лоуренс, предоставленный сам себе, решил отыскать кого-нибудь из своих братьев. И действительно — те из них, кто вовремя смылся на юг, в королевство Штормград, остались в живых, вот только Лоуренса за брата они уже не считали. Все, кто когда-то был частью армии Короля-Лича, оказались вычеркнуты из жизни своих родных и близких. От них просто отреклись, не оставив им другого выбора, кроме как отречься в ответ. Так и появились Отрекшиеся. Лоуренс, который большую часть жизни держал в руках не меч, а мотыгу, был вынужден поднатореть в военном ремесле, чтобы помочь Сильване Ветрокрылой в войне с Плетью. Успехи Лоуренса были настолько впечатляющими, что его в числе первых отправили в Нордскол, чтобы бросить вызов армии Короля-Лича. Тогда-то ему не повезло в третий раз — он был легко побежден приспешниками Артаса и обращен ими в рыцаря смерти. Вновь он потерял свободу воли и вновь ничего не помнил до того самого дня, пока во время битвы за часовню Последней Надежды вместе с другими рыцарями не вырвался из-под влияния Короля-Лича. И пока его боевые товарищи, пылая жаждой мести, клялись объединить свои силы и нанести Артасу решающий удар, Лоуренс бродил по кладбищу при часовне, вопрошая судьбу о том, почему он не может вот так тихонечко лежать в гробу, под тяжелым надгробием с выбитой на нем красивой эпитафией, и ни о чем больше не думать? Ему не хотелось иметь с Плетью никаких дел — ни служить ей, ни бороться с ней. С рыцарями Черного клинка он оставался лишь потому, что идти ему было некуда, и как только подвернулся шанс покинуть Мрачный свод, он оставил его позади, как однажды оставил свою ферму в Хилсбраде. — Ты спрашиваешь, испытываю ли я что-нибудь… — задумчиво прошептал Лоуренс, обращаясь к тауренке, примостившейся в седле за его спиной. Он натянул поводья, вынуждая своего коня смерти, который вез их в сторону Серебряного турнира, замедлить шаг, и ответил: — В тот раз, когда я впервые пришел в себя, я испытал все — вначале горе, потом скорбь, затем гнев, ненависть и обиду, но… После битвы у часовни Последней Надежды я не испытывал уже ничего. Что я должен был чувствовать? Злость? Мне не на кого злиться — Артас такой же раб Плети, каким я сам становился дважды. Радость? Чему же радоваться, если все, кто был мне дорог, либо мертвы, либо забыли обо мне. Грусть? В моей жизни не было ни дня, когда я мог позволить себе сесть у окна, сложить руки и немного погрустить. Я бы хотел ответить, что чувствую усталость и бессилие, но это не так — я всегда полон сил. Только деть их некуда. — Мне очень жаль, что все так сложилось, Лоуренс, — сказала Четуми, осторожно похлопывая рыцаря смерти по шипастому наплечнику. — Мне правда очень жаль. Будь на месте Лоуренса Мортис, он бы высокомерно задрал нос и сказал, что не нуждается ни в чьей жалости, но Отрекшийся вместо этого произнес: — Я знаю. Поэтому и согласился пойти с тобой. У тебя добрые глаза и приятный голос. Голос самого Лоуренса, очень тихий и спокойный, тоже был приятным — по сравнению с тем, как разговаривали другие Отрекшиеся и рыцари Черного клинка, просто ангельским. Встретившись с остальными членами группы, он вежливо их поприветствовал, а когда Джамаал предложил ему дружеский поединок на ристалище, он не менее вежливо отказался, сославшись на то, что не хочет зря тупить копья, попусту утомлять скакунов и вообще лишний раз топтать землю Серебряного Авангарда из глубокого уважения к оному. Теперь, когда рейдовая группа из десяти полноценных участников и одного проводника в сборе, можно было возвращаться в Грозовую гряду. Прибыв в главный лагерь экспедиции, первое, что сделала друидка, это закрыла глаза и сосредоточилась. — Ну что, Йоша, придется нам с тобой попрощаться. «Тебе не избавиться от меня! Ты же сама позвала меня в свои мысли!» — запротестовал Древний бог. — И сама тебя из них вышвырну! — прорычала девушка, которой он уже опостылел. Прежде она никогда не занималась самоэкзорцизмом, но примерно представляла, в чем заключается процесс. Сконцентрировав в ладонях пульсирующий сгусток арканы, она погрузилась в самые недра своего сознания, отыскала в них Древнего бога и, ухватившись за его длинные щупальца, принялась вытаскивать наружу. Йогг-Сарон начал изо всех сил сопротивляться — ведь, покинув ее голову, он больше не сможет наблюдать за происходящим. Но воля друидки была непоколебима — и частица сущности Древнего бога, разражаясь проклятьями, была извлечена на свет, чтобы в следующее мгновение сгореть в пламени тайной магии. Освободившись от чудовища, Четуми облегченно выдохнула. Ощущение было такое, будто из мозга вынули сверло, которое все это время проделывало в нем дыры. — Вот теперь мы можем обсуждать тактику и разрабатывать план действий, — сказала она, обращаясь к группе. Соратники, став свидетелями того, как из головы тауренки вылезло нечто, похожее на безликий хтонический ужас, промолчали. — Его здесь больше нет! — постучав себя по лбу, заверила Четуми. — Разве вы не чувствуете? Находиться рядом с ней и правда стало легче — от нее больше не исходила тлетворная аура Древнего бога. — Твою же мать, ну наконец-то! — воскликнул Зайнир, заключая тауренку в объятья. — Лорфин, попроси Бранна поставить для нас три палатки, — обратился он к фурболгу. — Три? — удивилась, услышав это, Лайла. — Разве нам не хватит двух? Одну для мальчиков, другую для девочек… — А третью — для рейдового лидера, которому предстоит очень многое обсудить со своим заместителем! — довершил тролль и, зарывшись носом в гриву друидки, довольно заурчал. — Тогда можно нам с Айрин попросить четвертую? — спросил Белорэс, недвусмысленно поглядывая на жрицу. — У нас тоже очень много тем для обсуждения… — Бесстыжие дети, — закатил глаза Гримрок. — Лучше подумайте о том, что Йогг-Сарон всех нас знает и… — А какими он вас знает? — перебила Четуми. — Плохо одетыми, ни слова не сказавшими по делу случайными встречными. Я бы не придавала этому большого значения. — Плохо одетыми?! — оскорбилась Гудрун, гордившаяся тем, что она шила себе отличные кожаные доспехи из собственноручно добытых шкур. — Что это значит?! — Это значит, что в Ульдуаре полно трупов, одетых в броню превосходного качества, которая им больше не понадобится. В отличие от нас. — Ты предлагаешь обобрать мертвых? — догадался Чудилкинс. — Не обобрать, а просто раздеть их и одеться самим…. Ну да, обобрать. Таким же образом нужно будет поступить и с оружием. Это Йогг-Сарон, а не тренировочный манекен — в битву с ним нельзя ввязываться неподготовленными! — Звучит разумно, — поддержал ее Джамаал, умевший нарушать паладинический кодекс чести, когда этого требовали обстоятельства. — Как мы распределим роли? — посчитал нужным подать голос Лоуренс, так как правильное распределение ролей, по его боевому опыту, обеспечивало половину успеха. Он помнил, как ему, молодому ополченцу, которому было самое место в арьергарде, капитан велел драться в первых рядах — кончилось это обращением в нежить как всего ополчения, так и самого капитана. — Хороший вопрос, — кивнула Четуми. — Думаю, в нашем случае распределение будет следующим: Айрин и Гримрок, конечно же, целители, Лайла, Гудрун и Белорэс — бойцы дальнего боя, Чудилкинс, Зар и я — бойцы ближнего боя, ну а вы с Джамаалом будете принимать удары на себя, то есть служить нам танками. Устраивает? — А почему ты не хочешь побыть целителем? — спросила Айрин, которая помимо магии Света специализировалась также на магии Тьмы и могла наносить внушительный урон. — Потому что она просто зверь, когда принимает облик зверя — неважно какого, — ответил за друидку Зайнир. — А вот бревно из нее так себе. — Ты хотел сказать «древень», — поправила Четуми. — Я хотел сказать «бревно». Так где там наша палатка? Отдохнуть и собраться с мыслями и правда не помешало бы. Еще нужно было запастись зельями, сытным провиантом, боеприпасами… Да много чем. Так что на подготовку к осаде Ульдуара был выделен целый день, к концу которого Четуми едва стояла на ногах. Добравшись до выделенной им с троллем палатки, она рухнула на походный тюфяк и готова была провалиться в сон, но не тут-то было. — Милая-я-я-я, — проворковал Зар, устраиваясь рядом. — Благословишь своего отчаянного воителя на завтрашнюю битву нежностью и лаской? — Ты обалдел? — не открывая глаз, спросила Четуми и зевнула во весь рот. — Отоспись лучше как следует. — Сон не ведом тому, кто жаждет любви! — возразил тролль, запуская руки ей под рубашку. — В соседней палатке целых три девушки, можешь отлюбить любую, какая согласится, — проворчала тауренка, уткнувшись носом в подушку. — Ради здорового ночного сна я, так и быть, прощу тебе измену. — Девушки может и три, а что-нибудь пожмякать можно только у тебя одной, — тиская ее грудь, ответил Зар. — Ну же, Четуми! Кто знает, что нас завтра ждет. Он одним движением перевернул тауренку на спину и навис над ней: — Скажи, что ты никогда не будешь сожалеть о том, что отказалась провести со мной, может быть, последнюю ночь в нашей жизни — и тогда я отвернусь клыками к стенке. Четуми не могла так сказать. — Ладно… — вздохнула она и обвила шею тролля руками. — Постарайся сделать ее незабываемой, мой джунглевый ловелас.