Зверь

— Да их же здесь не более пятидесяти. — Тысячи. — Что я, по-твоему, считать не умею? Может, и пятидесяти не наберется. — Ты-ся-чи. Это образное выражение. — Но почему тогда «иглы»? Я даже отсюда вижу абсолютно плоские вершины… — О Лоа, заткни эту зануду! — взвыл Зайнир, поворачивая к подъемнику, который должен был доставить их на заставу Вольного ветра. — Какая вообще разница? Тебя сюда не топонимикой заниматься направили. — Ого, — восхитилась Четуми, — где ты только таких слов набрался? — Я ходил на общеобразовательные занятия вместе с тобой, если ты вдруг забыла… Смотри-ка, да нас тут явно ждали. Действительно, стоило сойти с подъемника, как к друидке подбежала немолодая тауренка, от которой сильно пахло вивернами — судя по всему, она была местным укротителем ветрокрылов. — Элу, мой ученик, умирает! Утром начался жар, к полудню он слег, а теперь начал бредить! — схватив Четуми за руку, запричитала укротительница. — Я боюсь, что это предсмертная агония! Приведя девушку в хижину, где лежал ее ученик, тауренка молитвенно сложила ладони: — Умоляю, спаси его! — Вначале мне нужно понять, от чего его нужно спасти, — присев на постель обливавшегося потом таурена, ответила Четуми. Она положила руку ему на лоб — он и правда был очень горячим. Губы больного бессвязно шептали: — Какая красивая… Какая она… красивая… — Как тебя зовут? — спросила друидка укротительницу. — Нице. — Ты знаешь, как он заболел, Нице? — Нет! Если бы я знала… Почему ты просто не исцелишь его?! — Заклинанием исцеления я могу только снять симптомы, устранить причину наобум очень тяжело, — забирая в свои ладони жар, иссушавший таурена, ответила Четуми. — Пока я буду медитировать на источник его лихорадки, ожидая озарения, он может умереть, так что если хочешь помочь — подумай над моим вопросом. — Рано утром Элу вернулся из Скального гнездовья, где мы собираем яйца виверн для их последующего выведения и дрессировки, — расхаживая взад и вперед, начала вспоминать Нице. — Часу не прошло, как он стал жаловаться на сильную головную боль… — Его могла ужалить виверна? — спросила Четуми. Избавив несчастного от жара, она принялась поить его водой — организм Элу был сильно обезвожен. — Иммунитет к яду мы вырабатываем у себя в первый же год работы. К тому же, если бы его кто-то укусил или ужалил, он бы точно мне рассказал — в округе полно бешеных гиен, мы относимся к этому серьезно! — Хорошо, тогда с кем он мог столкнуться по пути к заставе? — Не знаю, с кем угодно! — Помоги его раздеть, — велела друидка, намереваясь осмотреть таурена. — Я хочу убедиться, что на нем нет ран, через которые могла бы проникнуть инфекция. — Раздеть?! — ахнула Нице, которую Зар, стоявший все это время в дверях, взял за плечи и отодвинул в сторону. — Я помогу, — заверил он укротительницу. — А ты пока постой снаружи и постарайся успокоиться. В четыре руки избавив Элу от насквозь промокшей одежды, они поворочали его с боку на бок и не нашли ни ссадины на его светлом мехе. Тогда Четуми уставилась на бессвязно бормочущие губы таурена, которые оставались сухими несмотря на то количество жидкости, которое она в них влила, и хлопнула себя по колену. — Он был заражен не через кровь, — догадалась друидка, — а через слюну! Зайнир наклонил ухо к губам таурена, пытаясь расслышать, что же он лопочет — и ухмыльнулся. Ну конечно, Элу же их ровесник. — Не через слюну, Четуми — через поцелуй, — сказал он тауренке. — Он только и говорит, что о какой-то знойной красотке, повстречавшейся ему в этих краях. — Осталось только понять, какой, — вздохнула Четуми и крикнула: — Эй, Нице! Много ты знаешь в округе красавиц? Мог твой ученик за кем-то приударить? За кем-то смертельно привлекательным? — Что за неуместные вопросы?! — стесняясь заходить внутрь, воскликнула укротительница. — Ответ может спасти ему жизнь. — Проклятье, не знаю! Никогда его за этим не заставала! Мы все свое время посвящаем вивернам! — Ну с виверной он вряд ли целовался… Послушай-ка, — осененная очередной догадкой, продолжила Четуми, — а неподалеку от гнездовья, в котором он сегодня был, находится чье-нибудь поселение? Или, может, разбит чей-то лагерь? — По дороге от Скального гнездовья до заставы Вольного ветра нет ничего, кроме каньона Визга, кишащего гарпиями из клана Легкоперых. Зайнир, услышав это, многозначительно присвистнул, в то время как Четуми разразилась истерическим хохотом. Что, собственно, представляет собой гарпия? Крайне зловредное существо с лицом ночной эльфийки и телом хищной птицы, обладающее достаточным интеллектом для того, чтобы заниматься колдовством, но недостаточным чувством нравственности для того, чтобы чем-то отличаться от животного. Род гарпий берет начало от Авианы — легендарной полубогини, которая была обычным вороном на посылках у Элуны, пока та не одарила ее гуманоидной формой в благодарность за помощь, оказанную Авианой во время Войны Древних, которая имела место десять тысяч лет назад. Десять тысяч лет — это, по меркам эволюции, очень скромный срок, так что не было ничего удивительного в том, что за все время существования гарпий их главным достижением как вида было расселение по всему Калимдору. Некогда их единственным местом обитания были пики Когтистых гор, но теперь они были повсюду и досаждали абсолютно всем, кому не повезло на них наткнуться. Чаще всего гарпии нападали на путников в открытую, желая полакомиться свежим сырым мясом или завладеть понравившимися безделушками. Утолив голод и увешавшись блестяшками, они начинали издеваться над теми, кто случайно забрел на территорию их гнездования, самыми изощренными способами. С возрастом гарпии становятся только красивее, а потому самые старые — чаще всего матриархи клана — являются самыми привлекательными. Настолько привлекательными, что легко очаровывают молодых путешественников, не подозревающих о том, что поцеловать гарпию — значит навлечь на себя проклятие, которое будет иссушать их до самой смерти. Судя по всему, Элу тоже об этом не подозревал. У входа в хижину, в которой он теперь отдавал концы, собралась почти вся застава Вольного ветра — все сбежались на хохот друидки, казавшийся им кощунственным, и начали выражать свое возмущение. Но Четуми не обратила на них никакого внимания — она знала, что нужно делать, и решила не терять времени попусту. — Не дай им меня прервать, — отсмеявшись, сказала она троллю и, сняв с пояса один из остро заточенных кинжалов, прикончила Элу ударом в сердце. — Дрянь! — завопила Нице, когда кровь ученика брызнула на стены хижины. Вместе с несколькими другими тауренами она бросилась к друидке, но Зар, поднатужившись, древком копья оттеснил их наружу. — Что бы ты не задумала — поторопись! — прорычал он девушке, которая отложила окровавленный кинжал в сторону, закрыла глаза и принялась отсчитывать секунду за секундой. Будь это обычное проклятие, она бы рассеяла его по щелчку пальцев, однако пернатые колдуньи очень искусны — их проклятья невозможно рассеять без больших затрат маны, от них можно только умереть. Возрождаться сразу после смерти тоже не имеет смысла — нужно дождаться, пока проклятие покинет тело, а все остаточные явления рассеются. Другими словами, труп таурена, измученного лихорадкой, должен поостыть — сейчас наложенное поцелуем проклятие вылетит из его губ страшно смердящим, как и сами гарпии, облачком, потом температура тела снизится до нормальных значений, затем наладится водно-солевой обмен… да-да, организму еще надо сообразить, что он мертв, а до тех пор, пока он этого не сообразил, он будет заниматься саморегуляцией. — Думаю, пора, — рассудила друидка, пару минут спустя коснувшись покрытого испариной лба, влажных губ и холодной руки таурена. Она задрала голову вверх, раскинула руки в стороны и начала взывать к силам дикой природы. Молча. — Почему тебе так сложно делать это вслух?! — отталкивая подальше взбешенных ордынцев, жаждущих растерзать девушку голыми руками, рыкнул Зайнир. Он терпеть не мог эту привычку — читать заклинания про себя. Ведь это делало друидку совершенно непредсказуемой. Она ему не ответила, так как полностью сосредоточилась на воскрешении. «…да затянутся его раны, да оживет его тело и да вернется в него дух!» — Мама! — заорал молодой таурен, вскакивая с постели. Он затравленно огляделся вокруг, растерянно ощупал себя и, осознав, что стоит посреди хижины своей наставницы совершенно голый, поспешил прикрыться одеялом, которое бросил ему тролль. Мгновение спустя его обступили со всех сторон взволнованные соплеменники: — Элу, ты как? Ты здоров? Ты помнишь, что произошло? — Ты ничего не хочешь им рассказать? — наложив на галдящих ордынцев заклинание немоты, спросила Четуми. Она уперла руки в бока и уставилась на ученика укротительницы таким взглядом, что тому стало не по себе. — Я… — выдавил он, краснея. — Я кое-кого встретил… — Он посмотрел на свою наставницу и шумно сглотнул. — Она была со мной так мила, что я не удержался и… — Элу пожал плечами. — Но все ведь обошлось, правда? — И как же зовут твою зазнобу? — спросил у него Зайнир. — Гренка Кровавый Визг… Заклинание немоты закончило свое действие, но воины заставы Вольного ветра продолжали молчать. В их глазах ясно читался ужас. — Тебя что… — прошептала Нице. — Обласкала предводительница клана Легкоперых?! Ты должен был оторвать ей крылья и вырвать язык, а не прикладываться к ее грязному рту! — Не такой уж он был грязный… Всяко чище, чем у виверны! — Откуда тебе знать?! Ты что, проверял?! — Да из твоего рта разит в сотню раз хуже, не говоря уж о твоих ветрокрылах! От разразившейся после этих слов перебранки даже у Четуми, не стеснявшейся в выражениях, уши свернулись в трубочку, а потому, прихватив свой кинжал, она переглянулась с Заром и вместе с ним выскользнула из хижины. — Честно говоря, не хочу здесь оставаться, — шепнула она троллю и кивнула на ездового ящера, оставленного ими у подъемника. — Может, сразу в Пылевые топи? — Но… — хотел возразить он, как вдруг мимо него пролетела пика, брошенная вдогонку разозленной укротительницей ветрокрылов. — Топи так топи, запрыгивай скорей!