Зверь

— Наконец-то!!! — закричал Зайнир, оказавшись в тропических джунглях Фераласа. Не Тернистая долина, конечно, но все же лучше, чем Пустоши. — Никакого тебе палящего солнца! Никакой пыли! Никаких скорпидов и василисков! — Угу, только огры, гноллы и дракониды, — хмыкнула Четуми, сворачивая с главного тракта налево — туда, где в центре небольшого озера, прозванного Нефритовым, рос исполинских размеров ясень. Она бы не удивилась, узнав, что он вырос из желудя Древа Жизни, фигурирующего во многих эльфийских легендах. — Эй, Тысяча Игл в другой стороне, — указывая на юг, сказал Зар. — Тысяча Игл подождет, вначале мне нужно посетить Сонные Ветви. — Сонные… чего? А ну-ка стой! — Он спрыгнул с ездового ящера и преградил тауренке дорогу, широко раскинув руки. — Куда это ты собралась? — Пока ты разбирался с кентаврами, я тоже без дела не сидела, — безуспешно пытаясь обойти тролля, проворчала тауренка. — Провела несколько дней в компании дриады и… и узнала кое-что про друидизм. Кое-что важное. — Что именно? Среди всего, что Четуми узнала от Селендры, самым важным для нее стал ответ на вопрос о том, что такое Изумрудный сон и как в него войти. Однако если она скажет, что собирается проскользнуть мимо зеленых драконидов в портал, спрятанный среди корней огромного ясеня, чтобы попасть в потусторонний мир, где проводят большую часть своей жизни друиды Кенария, то Зар сделает все, чтобы ей помешать. Так что пришлось соврать. — Если я помедитирую под этим деревом, — она кивнула на ясень вдалеке, под густой кроной которого мог бы укрыться целый город, — то многократно укреплю свою связь с природой. — И все? — недоверчиво прищурился Зайнир. — И все. — Хорошо, тогда я провожу тебя и прослежу, чтобы тебя никто не потревожил. — Нет! — запротестовала друидка. — Это своего рода… испытание. Я должна пройти его сама. Иначе ничего не получится! — Ну хоть мне-то не ври, — вздохнул тролль. — Хочешь отдохнуть от меня — так и скажи. Пойду, что ли, поохочусь на кого-нибудь… Крикни, если понадоблюсь — далеко отходить не буду. — Спасибо, — благодарно чмокнув его в щеку, сказала Четуми. Как только тролль исчез из поля зрения, она обернулась крадущимся зверем и направилась к Нефритовому озеру. Ловкость являлась одной из основных ее характеристик, так что оставаться незамеченной, лавируя между сторожившими портал в Изумрудный сон драконидами, было нетрудно. Куда труднее оказалось войти в портал, когда она добралась до него. По рассказам Селендры, Изумрудный сон — мир духов, являющийся отражением реального мира — был создан Титанами для того, чтобы сохранить первоначальный облик планеты и ее первозданную природу. Азерот, представленный в Изумрудном сне, невосприимчив к каким-либо потрясениям, а потому в нем существует только один материк — Калимдор. В Изумрудном сне нет и не может быть никаких следов присутствия смертных — на месте городов возвышаются величественные горы, вместо пашен раскинулись цветущие поляны, вырытые карьеры покрыты дремучими лесами, а там, где давно иссохло всякое русло, текут полноводные реки. Климат теплый и влажный: большую часть года светит яркое солнце, а дожди идут сильные и частые, но непродолжительные. Дикие звери и райские птицы живут в идеальном равновесии друг с другом и с окружающей средой. Они не знают ни ожесточенной борьбы, ни болезней, ни голода, ни смерти. Ничто не властно над этим чудесным местом, даже время — сон остается таким же, каким был при Титанах, и даже его хранительница, Аспект Природы Изера, не может что-либо изменить в нем. Друиды Кенария, подобно изумрудным драконам, черпают свои силы именно оттуда. По мнению дриады, каждый друид должен побывать в Изумрудном сне, чтобы понять, к чему стремиться. Приблизить Азерот к тому идеальному состоянию, в котором Титаны завещали его разумным расам — вот главная цель друидизма. Но это было только мнение Селендры. К тому же, дриада не отрицала, что Изумрудный сон способен превратиться в кошмар, если друид привнесет в него свои сомнения и страхи. Конечно, мир сна быстро оправится, но вот для друида Изумрудный кошмар оборачивается трагедией — многие заклинатели теряли рассудок и, пробудившись, накладывали на себя руки, а после смерти не могли обрести покой. Поэтому погружаться в этот мир можно было только с легким сердцем и в очень уравновешенном состоянии ума. Четуми понимала, что у нее нет ни того, ни другого, однако любопытство было необоримо, так что она решительно шагнула в портал — и провалилась в Изумрудный сон, как спящий проваливается в бездонную пропасть, потеряв контроль над своим телом. Очнулась девушка быстро. Открыв глаза, она обнаружила себя на изумительнейшей полянке, по которой разгуливали пятнистые олешки, не обращая на нее никакого внимания. В реальном мире они бы уже давно бросились наутек. Волшебные дракончики, парящие над полянкой, тоже не проявили интереса к потревожившей их пришелице — они были слишком заняты поглощением цветочного нектара огромных цинний и других цветов, похожих на циннию. Это было первое, что поразило Четуми — все росшие на полянке цветы были очень похожи. Второе, что удивило друидку — окружающий мир выглядел так, будто каждый солнечный луч пропускался через зеленую призму. Зеленоватым было даже небо. Она предположила, что рассветы и закаты здесь тоже зеленоватые. «Логично», — подумала Четуми. — «На то сон и зовется Изумрудным». Понаблюдав за пасущимися олешками, она заметила отсутствие полового диморфизма. Стройные самцы мало отличались от своих изящных самок — более того, они не носили венца из костистых рогов. Потому что, видимо, за самок они не дрались — у всех был равный шанс на спаривание и размножение. Но рога нужны не только для поединков во время брачного периода, ими ведь еще обороняются от хищников. Если у жертв здесь нет средств защиты, значит, у хищников нет средств нападения? Побродив немного, она вошла в чащу, где наткнулась на волка с потрясающе гладкой шерстью. Он приветливо повилял ей хвостом, высунув из пасти розовый язык. Пасть была напрочь лишена острых клыков. Четуми насторожилась. Если нет таких видов отношений между животными, как конкуренция и поедание, это считается «идеальным равновесием»? Какие вообще здесь есть стимулы к выживанию, продолжению рода и эволюции? Просторы Изумрудного сна были необозримы, но в какую бы сторону Четуми не пошла, нигде она не отыскала ни видового разнообразия, которым изобиловал реальный мир, ни лимитирующих факторов, которые угрожали бы существованию популяции, заставляя ее обретать качественно новые признаки в процессе своего развития. Среди обитателей этого прямо-таки стерильного рая не было ни одной злой и голодной морды — все сытые и довольные. Неторопливые, безмятежные… они вызывали в друидке сочувствие. Им не дано было познать подлинную радость жизни, которую испытываешь только тогда, когда она достается очень высокой ценой. Разочаровавшись в местной фауне, Четуми поймала себя на том, что флорой тоже глубоко разочарована: пейзажи были до тошноты однообразны, все вокруг беспрестанно зеленело, цвело и благоухало. Здесь деревьев поменьше, здесь побольше, там холм крутой, а там пологий, а еще чуть дальше — речка или поглубже, или пошире. Больше ничем одна территория от другой не отличалась. Черт подери, да этот мир больше похож на произведение искусства какого-то эскаписта, чем на место обитания чего-то действительно живого! Друидка постаралась подавить в себе раздражение. Испытывать сильные эмоции — значит навлекать на себя Изумрудный кошмар. Примостившись под высоким дубом, она сложила ноги, сцепила руки и закрыла глаза. Глубокий вдох, глубокий выдох… А теперь она посмотрит на происходящее беспристрастно. Что именно ее здесь не устраивает? Несовпадение больших ожиданий с унылой действительностью? Все дриады отзываются об этом месте с неподдельным восторгом, да и кенарийские друиды не проводили бы здесь так много времени, если бы оно им не нравилось. Однако по какой-то причине Четуми чувствовала себя инородным телом в этом приторно-прекрасном мире, в точности воспроизводившем божественный замысел Титанов. Друиды, как говорила Селендра, черпают силы из Изумрудного сна. Значит, тауренка может сотворить любое заклятье, не прилагая к этому ни малейших усилий? Заставим-ка, к примеру, этот дуб сбросить листву… Но нет. Ничего не произошло. Наверное, нужно попробовать более созидательное заклятье. Как насчет того, чтобы цвет бутонов вон того розового куста стал чуточку ярче? И… нет. Он не стал. — Да что не так-то? — пробормотала Четуми, как вдруг увидела перед собой мощные оленьи ноги. Задрав голову вверх, девушка уставилась на хранителя рощи, наблюдавшего за ней с самого ее появления в этом лесу. — Что ты делаешь? — спросил он, скрестив руки на груди. — Пытаюсь… что-нибудь тут поменять… — смутившись, ответила тауренка. — Хотела, чтобы эти цветы розовели так же ярко, как в Азероте. — Зачем? Менять нужно Азерот по образу и подобию Изумрудного сна, а не Изумрудный сон по образу и подобию Азерота. Разве на Лунной поляне тебе этого не объяснили? — Я всего лишь хотела понять, почему чувствую себя здесь так… странно. Здешняя природа отталкивает меня, словно я не имею с ней ничего общего. — А ты точно друид? — сурово насупился хранитель рощи. — Конечно, смотри! — воскликнула Четуми и хотела доказать это, приняв облик медведя, но по какой-то причине ничего не вышло. — Смотреть на что? — Я должна была поменять обличье, — ответила тауренка. — Почему я его не поменяла? Ведь вне Изумрудного сна у меня все получалось! И облики менять, и природой управлять… — Вне Изумрудного сна? — повторил хранитель рощи и, склонившись над девушкой, посмотрел ей прямо в глаза. — Та магия, которую используют друиды Кенария — это та же магия, из которой соткан Изумрудный сон. Они заимствуют ее отсюда, а потому любое друидическое заклятье проистекает из этого места. — Но здесь я побывала впервые, а магию использую уже несколько лет! Друидическую магию! — воскликнула Четуми и порылась в карманах, чтобы выудить свиток с подписью Хамуула Рунического Тотема. — Вот, даже верховный друид Громового Утеса признал мои способности! Хранитель рощи развернул свиток, внимательно прочел и отдал обратно. Поразмыслив, он понял причину, по которой Изумрудный сон отторгал эту тауренку. — Природа бывает первичной и вторичной, — начал он. — Первичной является та, которую ты видишь вокруг себя. Она осталась неизменной с тех пор, как ее создали Титаны, благодаря тому, что смертные лишены возможности видоизменять ее по своему усмотрению. Тем законам, по которым живет Азерот, она также неподвластна. Вторичная природа — это та, которая появилась в результате взаимодействия между Азеротом и населившими его разумными расами — они преобразили планету до неузнаваемости, вследствие чего ее природа утратила свою изначальную чистоту и сакральность. Как думаешь, силами какой природы ты все это время управляла? — Получается, что вторичной, — ответила Четуми, готовая к тому, что теперь хранитель рощи вышвырнет ее отсюда. — Именно так. Вторичной, испорченной природы, — кивнул он. — Я всегда считал, что жизнь в Азероте, истерзанном бесчисленными войнами и катаклизмами, похожа на океан страданий, в котором каждый из вас обречен медленно и мучительно тонуть с рождения до самой смерти. Однако, судя по тем мыслям, которые возникали в твоей голове все это время, для тебя такая жизнь имеет больше смысла, чем здешние мир и покой. — Откуда ты знаешь, о чем я думала? — высоко поднимая брови, спросила друидка. — Мысли, чувства, страхи — все, чем полнится душа сноходца, становится известно всем обитателям Изумрудного сна. Поэтому друиды Кенария должны погружаться в него абсолютно отрешенными. Поверь, будь твои мысли порочны, я бы давно изгнал тебя из своей рощи. Но, во-первых, ты сама ее вскоре покинешь, а во-вторых… Хранитель рощи принялся загибать пальцы: — Половой диморфизм, лимитирующий фактор, конкуренция, эволюция, популяция… Кто надоумил тебя давать природным явлениям такие странные названия? Подобные выражения не пристали друидам, они могут быть в почете только у магов… — …или чернокнижников, — добавила Четуми и пожала плечами. — Не вижу в этих терминах ничего плохого, наставник учил меня руководствоваться объективным научным подходом, а не субъективной друидической философией. — В таком случае тебе не место ни в Изумрудном сне, ни на Лунной поляне, ни в Круге Кенария! — разозлился хранитель рощи и хотел уже прогнать тауренку, как вдруг она вынула из своего нагрудного кармашка семечко, аура которого заставила хранителя замереть. — Зейтар дал это мне, — сказала девушка, крепко сжав семечко в кулаке. — Мне, а не друидам Кенария. Потому что ему, как и мне, по вкусу тот «океан страданий», от которого вы все здесь прячетесь! — закричала она в сердцах. — Он знает, что жизнь теряет свою ценность, если ей ничего не угрожает! Он, в отличие от здешних хранителей рощи, стоял перед выбором «убить или быть убитым» и выбрал то, что считал правильным! И не тебе решать, попаду я на Лунную поляну или нет, вступлю я в Круг Кенария или нет! Решать это буду только я! И ту природу, которую ты презрительно назвал «испорченной», я буду защищать до последней капли крови, понял?! Будь она связана с Изумрудным сном так, как были связаны другие друиды, ее неистовый гнев повлек бы за собой Изумрудный кошмар, который пробудил бы ее или свел с ума. Но как друидка оказалась совершенно беспомощна, попав в этот мир, так и этот мир оказался совершенно беспомощен, пытаясь избавиться от попавшей в него друидки. Она могла выйти из Изумрудного сна только по своей воле — и вышла, стоило у нее появиться такому намерению. Даже не столько вышла, сколько выбросилась. Ах, как она улепетывала от драконидов, которые поджидали незваную гостью у самого выхода из портала! Нужно было позаботиться не только о том, чтобы замести свои следы, но и о том, чтобы замаскировать свой запах, по которому они ее и выследили. — ЗА-А-А-АР!!! — заорала Четуми, убегая от стражей портала на своих двоих. Пребывание в Изумрудном сне не стоило ей ничего, но вот вход и выход отняли у нее всю ману. — Домедитировалась, егоза хвостатая?! — рявкнул тотчас появившийся верхом на ящере тролль, схватил тауренку за руку и усадил в седло перед собой. — Держи вожжи! Битва с драконидами была заведомо проигрышной, да и портить отношения с родом изумрудных драконов, сильно калеча родню Изеры, Зайниру не хотелось. Так что от идеи метнуть копье, которое все равно бы не пробило чешуйчатую броню, он отказался сразу. Вместо этого тролль достал из рюкзака пару дротиков и, прицелившись, пустил их ближайшему дракониду в глаз — не то чтобы от этих зубочисток эдакому верзиле был какой-то серьезный вред, но ему пришлось отстать, чтобы выковырять их из брови. Другому дракониду Зар бросил под ноги один из своих охотничьих капканов — угодив в него большим когтистым пальцем, преследователь был вынужден замедлить шаг. Третий же повернул обратно после того, как ему в морду прилетела фляжка с огненной водой. Всю дорогу до лагеря Мохаче, где обжился Зар, Четуми хранила молчание. Только после того, как они добрались до лагеря, в котором у тролля появился собственный вигвам, она робко спросила: — Ты долго меня ждал? — Не-е-е-е, что ты, — покачал головой тролль. — Совсем недолго! Всего-то месяц с хвостиком. — Сколько?! — ахнула девушка. — Подумаешь, какая малость, правда? — изображая равнодушие, откликнулся Зар, спрыгнул с ящера и спустил с него тауренку. — Неделями не спать, толком не жрать, бегать по всему Фераласу и потрошить каждого, кто мог быть как-то причастен к твоему таинственному исчезновению — пф-ф-ф, ерунда! — Меня не было от силы часа четыре… — ТЕБЯ НЕ БЫЛО СОРОК ДНЕЙ!!! — заорал тролль, взял ее лицо в ладони и развернул к себе. — Ровно! Сорок! Дней! Я чуть не свихнулся! — Прости, я… — виновато выдавила Четуми, отводя взгляд. — Я не знала, что время в Изумрудном сне течет настолько по-другому… — Ах вот где ты была! В Изумрудном сне! И как я сразу не догадался! — отпустив ее, всплеснул руками Зайнир. — С природой, должно быть, общалась! Не удивлюсь, если тебе и в голову не пришло подумать о чем-то, кроме твоей обожаемой природы! — Зар… — Замолчи, — прорычал тот, стараясь взять себя в руки. Ему было стыдно за то, что приютившие его в лагере Мохаче ордынцы стали свидетелями этой безобразной размолвки. — Мне нужно закончить кое-какие дела, прежде чем мы двинемся дальше. И если я, вернувшись, не увижу тебя на этом самом месте… Он отвернулся, запрыгнул обратно в седло и умчался куда-то на запад, оставив Четуми в гордом одиночестве. Поскольку тролль ясно дал понять, что отлучаться куда-либо ей нельзя, она заглянула в тесный вигвам, в котором Зар все это время ночевал, и вздрогнула, увидев на полу груду сушеных остроухих голов. Оставаться в этом вигваме как-то сразу расхотелось, а потому она отправилась бродить по лагерю — узнать, чем все это время занимался ее спутник.

***

Зар вспомнил, в каком отчаянии он был месяц назад, когда бесцельно разъезжал по высокогорным дебрям и низинным чащобам, метался из одного конца Фераласа в другой и переворачивал вверх дном каждый клочок земли, чтобы найти хоть один след пропавшей тауренки. Он ничего тогда не нашел. Неизвестно, что с ним стало бы, если бы его не встретили ордынцы, не привели в лагерь Мохаче и не дали надежду на то, что его девушка цела и невредима, а не лежит на дне Нефритового озера с перерезанным горлом. Как много он, пытаясь отплатить добром за добро, дал тогда опрометчивых обещаний! Что полностью уничтожит угрозу со стороны гноллов-Древолапов, гарпий из стаи Студеных Ключей и силитидов улья Цуккаш; что вырежет весь клан Гордунни, начиная рядовым громилой и заканчивая королем огров Гордоком, засевшим в Забытом городе; что принесет столько шкур йети, что местному кожевнику хватит их на выделку доспехов для всего лагеря… А один орк, Криг Головоруб, попросил добыть радужных крылышек лесных хамелеонов для того, чтобы пошить своей жене красивый наряд — и Зар согласился. Ко всему прочему, он постоянно таскал знахарю по имени Узер’и найденные у поверженных противников алхимические реагенты, а тот в благодарность сушил головы ночных эльфов, которых Зайнир, по вечерам патрулируя главный тракт Фераласа, выслеживал и убивал на границе с Пустошами. Эти головы Зар намеревался отправить в Малака’Джин, чтобы порадовать ими Джин’Зила. Четуми вернулась — нужно было продолжать экспедицию по Калимдору, но Зайнир не мог уйти, не закончив начатое. Смотреть на друидку без желания приковать ее к себе железными кандалами, чтобы она больше никогда от него не уходила, Зар тоже не мог. Ему просто необходимо ввязаться в какую-нибудь драку, чтобы избавиться от терзавшей его злости.

***

— Знаешь, я ведь даже сперва над ним подтрунивал, — наливая тауренке душистый свежезаваренный чай, сказал знахарь Узер’и. — Мол, у тебя что, только на рога и копыта встает? Ну провалилась, как сквозь землю, не подыхать же теперь… — Да ты просто мастер подбадривать, я погляжу, — усмехнулась Четуми, забирая у тролля сплетенную из тростника чашку. — Я такой, — улыбнулся знахарь и продолжил: — Ни серебряника за все это время не взял, кто бы ему не предложил. Может, хоть ты возьмешь? — Раз он не стал брать, то и я не возьму. Не то он еще больше на меня разозлится… Залпом опорожнив чай, в который знахарь наверняка подмешал какое-то седативное, тауренка понурила голову, и Узер’и, вздохнув, похлопал ее по плечу: — Только заклинатель в полной мере может понять другого заклинателя. Они, — он кивнул на воинов, обходивших лагерь с топорами наперевес, — никогда не поймут того, что испытываем мы, отдаваясь своему колдовству. Рано или поздно каждый из нас встает перед выбором — магия… или все остальное. Четуми кивнула. Ее наставник называл магию «высоким искусством, важнейшим из всех существующих». Когда-то он отказался от этого искусства в пользу всего остального. А вот Четуми отказаться не могла. — Мне кажется, я уже сделала свой выбор, Узер’и, — сказала она, и в ее голубых глазах заблестели слезы. — Если бы я посчитала нужным, я бы провела в Изумрудном сне не один год — и за все это время я бы ни разу не вспомнила о Заре, как бы сильно его ни любила. — Ни в коем случае не говори это ему, девочка — не то разрушишь свою жизнь куда быстрее, чем это сделает за тебя магия.

***

Зайнир прыснул со смеху, когда Четуми, ласково улыбаясь, вышла ему навстречу с кувшином прохладной родниковой воды, словно была самой обычной тауренкой, встречающей своего вернувшегося с охоты добытчика. — Только не ври, что ты к моему приходу стол накрыла, — отхлебнув из кувшина, хихикнул Зар. — И пол в вигваме вымела, и вещи выстирала, и постель расстелила, — кивнула девушка. — Не веришь — загляни внутрь. Тролль сбросил с плеч рюкзак, доверху набитый крылышками лесных хамелеонов, сунулся в вигвам, над входом в который была вывешена связка высушенных голов — и уронил челюсть. В центре вигвама горел очаг, высоко над ним сушилась чистая одежда, по одну сторону от очага стоял невысокий столик, на котором лежала миска с ароматным стейком приготовленной на углях волчатины, а по другую, на застеленном тростниковыми циновками земляном полу, было сложено несколько мягких, хорошо выдубленных шкур. — Отдай крылья Кригу, искупайся в озере и возвращайся ужинать, — сказала Четуми, забирая у тролля поводья. — Я позабочусь о ящере и отнесу в починку снаряжение. — А… — А из седельных сумок вытащу всякий хлам и продам какому-нибудь неразборчивому торговцу. — Я уж думал, то, что было в деревне Ночных охотников, больше не повторится, — ухмыльнулся Зар. — Умеешь же ты быть хозяйственной! — Не хозяйственной, а благодарной. Иди. Когда на Фералас опустилась ночь, друидке пришлось опутать их вигвам толстыми лозами, чтобы обеспечить хоть какую-то звукоизоляцию и не перебудить весь лагерь Мохаче своими стонами. Зацеловав и затискав тауренку, Зайнир, как от него и ожидалось, простил ей все.