Зверь

Путь к Приюту у Солнечного камня в Когтистых горах неминуемо пролегал через Степи. Едва по лагерю Таурахо прокатилась весть о том, что из столицы прибыл друид, как Четуми завалили просьбами: — Раз ты друид, ты не пройдешь мимо Пещеры Стенаний, правда? От этого места у меня шерсть на загривке встает дыбом! Ты ведь заглянешь туда и разберешься, в чем дело? — Пещера Стенаний — и правда жуткое место, но куда хуже вершина Багрового тумана! Если не перебить демонопоклонников Пылающего клинка, всем придется худо! — Тебе ведь не сложно собрать потерявшихся кодо в стадо? Стоит отвернуться, как они тут же разбредаются! — Кто-то ворует наш провиант! Должно быть, это кнутохвосты — каждое утро там, где должен лежать сверток с мясом долгонога, я нахожу их перья! — Какие еще кнутохвосты?! Это поганые свинобразы тебя дурят! Вот с кем надо разобраться в первую очередь! Завтра же утром соберу отряд и навещу их лабиринты… — Нет, — услышав это, сказала тауренка, до сих пор молчавшая. Гомон собравшихся вокруг нее ордынцев тут же стих. — Свинобразами я займусь сегодня, а в остальном — положитесь на Зайнира. — Она указала на сопровождавшего ее тролля. — Он с удовольствием исследует Пещеру Стенаний, вырежет сектантов Пылающего клинка и конечно же, соберет кодо со всех концов Степей в одно стадо! Правда, Зар? Тот пронзил ее таким взглядом, что друидка на секунду усомнилась в том, что он согласится. Однако он просто не умел говорить «нет». — Правда, Четуми, — буркнул тролль — и исчез в толчее местных жителей, наперебой кричавших ему, чем он должен заняться в первую очередь. — Это у тебя пропадает провиант? — спросила друидка у хозяина таверны по имени Быкко. — Да, уже третий день подряд! Смотри! — он открыл подпол в таверне и указал на уложенные рядами свертки из толстой бумаги, сквозь которую проступали капельки жира. Один из свертков таурен передал Четуми — та развернула его и пригляделась к мясу. Оно было очень жестким, ужасно пахло и выглядело далеко не аппетитно, и уж конечно не шло ни в какое сравнение со стряпней Зара, но если очень сильно проголодаться — то и от такого кулинарного кошмара потекут слюнки. — Выглядит… потрясающе! А какой аромат, м-м-м! Кто тебя этому научил? — Дядя, — польщенный комплиментами, ответил таурен. — Он просто мастер копчения! Тебе правда нравится? — Конечно! — закивала Четуми. — Неудивительно, что вор третий день подряд лакомится этой вкуснотищей! Так ты думаешь, что воруют… кнутохвосты? — Вот же лежит, — и простодушный Быкко ткнул пальцем в лежавшие на дне подпола перья, которыми обычно украшают себя ящеры в брачный период. — Ага… — искренне завидуя наивности хозяина таверны, выдавила из себя тауренка. — И как же они сюда пробираются? — Кто ж их знает? — пожал плечами Быкко. — Это твари юркие, особенно те, что помоложе. А глазки-то все время бегают — ищут, чего бы стащить… Так… покупать-то будешь? — Разве это не провиант для защитников лагеря? — От двух-трех свертков не убудет… — Я возьму пять, — кивнула Четуми и полезла в сумку за серебряниками.

***

«Много тысяч лет назад, когда Калимдор сотрясала Война Древних, драконы и ночные эльфы, беззащитные перед Пылающим Легионом, обратились к великому вепрю Агамаггану за помощью. Доблестный Агамагган, откликнувшийся на зов, пожертвовал собой ради того, чтобы спасти Азерот от уничтожения. Земля, истерзанная войной, оросилась его благородной кровью — и на том месте, где кровь впиталась в землю, выросли кусты ежевики, покрытые острыми длинными иглами — такими же, какие покрывают толстые шкуры свинобразов, достойных потомков великого Агамаггана…» Ясновидцы и терноплеты рассказывают эту легенду каждому поросенку, едва тот берет в лапы свой первый топор. Если же поросенок начинает задавать неудобные вопросы — например, почему Агамагган, будучи великим воином, не пережил боя с демонами или как он, будучи божественным вепрем, мог умереть словно обычный смертный — поросенку выкалывают глаз или отрубают лапу. Если поросенка победит другой поросенок — то проигравший становится рабом победителя. А если поросенок погибнет в бою с тауреном или орком — то попадет в рай. Большинство свинобразов навсегда остаются поросятами, даже взяв себе несколько жен и наплодив с десяток других поросят. Судьба меньшинства незавидна — мало кто может вырасти из сказок, которыми свинобразов пичкают их глубоко почитаемые шаманы, и остаться при этом в живых. Кривозуб, например, смог, но только благодаря тому, что умел держать язык за зубами. Да и какое ему дело до тонкостей с Агамагганом, если хватает дичи и воды? Конечно, старейшины не одобряли охоту на степных зверей — по их мнению, достойным занятием могла считаться только охота на ордынцев. Но ордынцы хорошо вооружены и сами могут убить кого угодно, а в рай после смерти Кривозуб давно не верил. Только если таурен попадется совсем уж хилый, свинобраз рискнет попытать удачу. Не успел он выйти из лабиринтов Иглошкурых, как заприметил именно такого таурена. Похоже, Агамагган благословил его сегодня на подвиг!

***

Четуми специально сняла с пояса кинжалы, подаренные наставником, чтобы казаться безоружной. Она все равно использовала их больше в хозяйственных, нежели в оборонительных целях. Уставив взгляд прямо на свинобраза, показавшегося из-за колючих лоз, которыми были увиты лабиринты Иглошкурых, друидка сложила руки на груди и вжала голову в плечи, изображая из себя легкую добычу. Он не мог пройти мимо. Свинобраз и не прошел — заверещав боевой клич, он поднял над башкой топор и понесся прямо к ней, предвкушая тот почет, которым наградят его старейшины… — Не визжи! — приказала вдруг тауренка, властно выставив вперед руку — с ее пальцев сорвалось заклятие гнева деревьев, и свинобраз остановился в шаге от девушки с задранным вверх топором. — Мы оба знаем, что если ты нападешь на меня, то проиграешь. Пусть копыта свинобраза, увитые корнями, намертво приросли к земле, свирепость, подпитываемую многолетней враждой между Иглошкурыми и тауренами, так просто было не остудить. Хрюкая и фыркая, он принялся распекать друидку всеми известными ему ругательствами на своем несуразном языке, и это быстро ее утомило: — О, да перестань! — закатив глаза, воскликнула девушка. — Наши народы столько лет жили бок о бок — я ни за что не поверю, что ты ни слова не знаешь на таурахэ! — Чертова шлюха! — тотчас рявкнул свинобраз, харкнув в ее сторону. — Что тебе надо?! Дуротар, Степи, Мулгор — все стало вашим, но вам этого недостаточно! Мы скрепя зубы ушли на самый юг, ютимся по тоннелям, увитым шипами, но даже здесь вы не даёте нам покоя! Грабь, если ты явилась за этим — только взять у меня нечего! — и свинобраз, бросив топор на землю, принялся выворачивать карманы, в которых и правда было пусто. — Или хочешь увести меня в рабство?! А может, зажарить, как орки это делают со своими вепрями?! Глаза б мои тебя не видели, да только старейшины и в грош не ставят того, у кого на руках нет ордынской крови! — Ты все сказал? — склонив голову набок, спросила Четуми. — Нет! Холера на Кэрна Кровавое Копыто, холера на Магату Зловещий Тотем, холера на Тралла! А на сто раз проклятую ведьму Чарлгу — чума! Вот теперь все! Выпустив годами копившийся пар, он перестал браниться и злобно уставился на девушку: — Ну, чего пялишься?! — Да так. Просто хотела сказать, что… Что вам и правда не повезло. Сочувствую, — и щелкнув пальцами она заставила исчезнуть корни, которые приковывали копыта свинобраза к земле. — Чего? — недоверчиво буркнул тот, отпрянув от тауренки. — Хочешь втереться ко мне в доверие, чтобы проникнуть вглубь лабиринта и вырезать всех нас подчистую, так? — Дались мне ваши лабиринты, хватает того, что я регулярно теряюсь в собственной голове, — отмахнулась она и объяснилась: — Я много думала о противостоянии между тауренами и свинобразами, тянущемся столько лет. Конечно, вы дали нам много поводов к тому, чтобы оттеснить вас на самую окраину региона. Вы кровожадны, хотя то же самое можно сказать об орках. Вы алчны, но алчность свойственна и гоблинам тоже. В конце концов, вы безрассудны и своенравны — и это роднит вас со многими тауренами. Я никогда не считала твой народ «низшей расой», как сказала Магата, и мне всегда казалось, что Кэрн обошелся с вами слишком круто. Свинобразы — совершенно самостоятельный вид, выбравший свой собственный путь, и лично я это уважаю. Я ничего не могу сделать для того, чтобы примирить наши народы — в условиях борьбы за выживание примирение возможно лишь тогда, когда один из соперников вымирает. Но лично я в этой борьбе участвовать не собираюсь, и тебе не советую. Вытаращив на тауренку маленькие глазки, свинобраз снова фыркнул и пробормотал: — Сумасшедшая… Ты хоть представляешь, что бы с тобой сделал любой другой свинобраз, услышав эти слова?! Да у моих сородичей на уме лишь то, что вобьют им в голову шаманы! — Я знаю, и у меня есть решение, — друидка сунула руку в рюкзак и выудила оттуда свертки с копченым мясом. — На ваши лабиринты готовится очередной нападение, атака запланирована на завтрашнее утро. — Да сколько можно, в конце концов?! — В лагере Таурахо думают, что вы воруете их провиант, и хотят преподать вам жестокий урок. Мне кажется, что приворовывают сами же ордынцы, причем заметая следы самым идиотским образом, но суть не в этом — подкинь или, не знаю, преподнеси в подарок эти свертки тем, кто душит в твоих сородичах всякий здравый смысл и постоянно стравливает с Ордой. Орочьи ворги моментально найдут их по запаху и растерзают самыми первыми. Ты же в это время — с теми свинобразами, чьи мозги еще не совсем раскисли от ваших самоубийственных воззрений — держись как можно дальше от лабиринтов. Когда они будут зачищены Ордой, вы вернетесь и попытаетесь начать все заново. — Ты хочешь, чтобы я предал свое племя? — буркнул свинобраз. — Не все племя. Только ту его часть, которая изо дня в день посылает вас на смерть. И это не то, чего хочу я — это то, что явно нужно тебе. Свинобраз долго не думал. Таких, как он, военачальники ставили в авангарде, обрекая на бессмысленную гибель в первые же минуты боя, а ясновидцы калечили с самого детства. Так что он забрал у тауренки свертки и спросил: — Как думаешь, много будет убито завтра? — Полагаю, ваша численность уменьшится в несколько раз. — Оно и к лучшему — наконец-то на всех хватит еды, воды и женщин… — хрюкнул свинобраз и, припрятав свертки за пазуху, вздохнул. Все-таки состоявшийся разговор был самым странным событием в его жизни, и ему сейчас было бы куда проще, если б они просто подрались. — Как тебя зовут, сумасшедшая? — Четуми. А тебя? — Меня прозвали Кривозуб. — Ну что ж, прощай, Кривозуб, — сказала тауренка и, повернувшись к нему спиной, пошла в сторону лагеря Таурахо. — Прощай, Четуми, — глядя ей вслед, фыркнул свинобраз. Ничего не мешало метнуть топор девчонке в спину, открутить ей голову и сделать из ее рогатого черепа чашу в подарок Чарлге Остробок. Вместо этого он вернулся домой и начал приводить предательский план в действие.

***

Стоило друидке переступить порог таверны, как ее схватил за запястье тролль, вернувшийся с задания незадолго до нее, и оттащил за пределы лагеря. — Что, будешь отчитывать за то, что скинула на тебя все заботы о местных? — даже не пытаясь вырваться из стальной хватки Зара, предположила тауренка. — Ты же знаешь — я просто не способна всерьез воспринимать их никчемные проблемы. Вылечиваешь лихорадку — хнычут о набегах соседей, отражаешь набеги — жалуются на голод, кормишь досыта — вздыхают от скуки… — Чем ты думала, когда решила подкормить Иглошкурых? — оглядевшись по сторонам, прошипел сквозь зубы Зайнир. — Мне пришлось хорошенько треснуть по башке пару патрульных, направлявшихся в твою сторону, чтобы тебя не застали с поличным! — Да? — вздернула она брови. — Я думала, в эти дебри никто не сунется… — Четуми! — встряхнул ее тролль. — Зачем ты это сделала?! Думаешь, Кругу Кенария это понравится, если он узнает?! — Узнает о чем? О том, что я предотвратила геноцид? Услышав это, Зайнир отпустил ее запястье, сложил руки на груди и посмотрел на нее в упор, ожидая объяснений. — Завтра в лабиринтах Иглошкурых развяжется бойня, но погибнут не все, — потирая запястье, ответила Четуми. — Что же в этом хорошего? — То, что у оставшихся будет шанс жить по-другому. От непрестанных стычек устали не только таурены, некоторым свинобразам перспектива с утра до ночи рубить ордынцам головы тоже не улыбается — ведь так их культура не может развиваться. — Какая, твою мать, культура может быть у свинобразов, Четуми?! — всплеснул руками тролль. — Они верят в огромного вепря, пожертвовавшего собой ради спасения Азерота, если ты не знал! — огрызнулась друидка. — Они жили здесь испокон веков и имеют право занять свое место под солнцем! — Хрен с тобой, пусть так, — плюнул Зар, — но Хамуул послал тебя сюда не для того, чтобы ты пеклась об угнетенных народах, а для того, чтобы помогала природе! — Зар… — Только не говори мне, что дела в этой саванне идут просто великолепно! — Зар! — Мол, долгоноги едят траву, львы едят долгоногов, орки едят львов, трава растет на могилах орков, и даже баобабы растут… — Дай же слово вставить! — закричала на него тауренка, топнув копытом так сильно, что тролль вздрогнул. — Я почувствовала порчу, поражающую здешние земли, как только оказалась в Степях, и могу назвать как минимум три ее источника — озеро на вершине Багрового тумана, глубины Пещер Стенаний и нефтяное болото на северо-востоке. И то, что я не бросилась со всех ног лечить больных газелей, не значит, что я о них не знаю. — Как это у тебя получилось? — спросил тролль. — Ты ведь никогда прежде здесь не была… — Правильная утренняя медитация помогает мне собрать столько сведений, сколько ты не соберешь и за неделю, хоть все Степи по сто раз оббегай, — раздраженно оттолкнув его от себя, пояснила друидка и, попрощавшись с возможностью перекусить и отдохнуть, направилась в Перекресток.

***

— Здравствуй! — завидев тауренку в сопровождении тролля, о которых ему рассказывали в Громовом Утесе, воскликнул Тонга Рунический Тотем. — Я — Тонга Рунический Тотем, и я… — Хочешь помочь Степям — вели кому-нибудь из ошивающихся здесь бездельников собрать несколько пучков землекорня и напилить у кодо рогов, — перебила его друидка. — Смешай в равных пропорциях, плесни родниковой воды и попроси у сил дикой природы снизойти на получившуюся мазь. Как сделаешь — отдай Зайниру, — она кивнула на тролля. — Часть популяции зараженных газелей он вылечит, а кого не получится — убьет. — М-м-м-м… — промычал Тонга, ожидавший вовсе не такой беседы. — Может быть, тебя не предупредили, но указания здесь раздаю я… Четуми молча развернула свиток с подписью верховного друида и сунула его под нос таурену. Пробежавшись по нему глазами, Тонга насупился. — Но откуда ты знаешь, что делать? Вначале ты должна принести мне пробу воды из озера на вершине Баг… Друидка швырнула фиал с водой, еще утром добытый ее спутником, прямо в Тонгу и фыркнула: — Полагаю, я владею алхимическим анализом не хуже тебя. Не задерживайся — я рассчитываю на то, что к вечеру мазь будет готова. И с этими словами она направилась дальше, давая понять жителям Перекрестка, что к ней лучше не подходить.

***

— Давай еще раз по порядку, — обращаясь к таурену, встреченному Зайниром у входа в Пещеру Стенаний, попросила Четуми. — Только для начала постарайся успокоиться. Таурена звали Муйон, и на него было больно смотреть — мех взъерошен, грива запачкана эктоплазмой, под налитыми кровью глазами залегли темные круги, руки дрожат, хвост нервно подергивается. Он встретил нечто настолько ужасное, что говорить связно еще долгое время был не способен. Когда Зар, осматривая пещеры, наткнулся на Муйона, то не сразу признал в нем разумное существо. Выходить из пещер, несмотря на пережитый кошмар, таурен наотрез отказался — так что тролль решил подключить к делу другого такого же упрямого таурена. — М-м-мой у-у-учитель… Н-н-н… — Наралекс, — кивнула друидка. — Один из друидов Круга Кенария. Так. — Из-з… из-з… Друидка тяжело вздохнула. Эдак они весь день потратят впустую! Сложив ладони вместе, она закрыла глаза и сосредоточилась. «О силы дикой природы, да осияет этого таурена безмятежное спокойствие!» Спертый воздух пещеры загустел и заискрился, по нему целебным бальзамом растеклась волна глубокого умиротворения, которая накрыла собой Муйона, уняв его дрожь и упорядочив его мысли. — Спасибо, — облегченно выдохнул таурен, потер глубоко ввалившиеся глаза и начал свой рассказ заново. — Мой учитель, Наралекс из Круга Кенария, изучал секреты этих пещер довольно долго. Судя по собранным им сведениям, запутанные тоннели уходят глубоко под землю и простираются очень далеко. На то, чтобы исследовать их досконально, ушло бы слишком много времени и сил, поэтому он решил погрузиться в Изумрудный сон, чтобы его дух мог свободно путешествовать по пещерам, пока тело дремлет, охраняемое другими друидами, в том числе мной. Его вела благородная цель — разгадав загадки пещер, он намеревался превратить засушливую саванну в цветущий сад, каким она была когда-то… На этих словах Четуми не сдержалась и прыснула от хохота. — Но после того, как Наралекс заснул, — не обратив на это внимания, продолжил Муйон, — начали происходить страшные вещи — сопровождавшие его друиды будто сошли с ума и приняли облик кобр, прежде миролюбивые звери взбесились, а пещеры наводнились кошмарами. Наралекс должен быть пробужден ото сна, и я не покину это место, пока мой учитель не будет спасен! — Но ты ведь мог выйти отсюда, чтобы обратиться за помощью? — спросил Зайнир. — Я обращался! — закивал Муйон. — Те, кто мне верил, боялись приходить сюда, остальные же только смеялись. Уверен, окажись я на Лунной поляне, ко мне бы прислушались, но… я был слишком плох рассудком, чтобы до нее добраться. Так что я вернулся сюда и ждал. Я ведь дождался? Он обратил на тауренку взгляд, полный такой надежды, что даже она не могла сказать «нет». — Ну да, — пожала она плечами. — Идем к Наралексу, если ты готов. — Нет-нет, вначале нужно истребить всех Повелителей змей, в которых обратились друиды, а затем… — Ты и правда немного не в себе, — прервал его тролль. — Твои друзья-рептилоиды давно перебиты, так что пещеры уже в полдень были девственно чисты… если чистоте не противоречат горы обобранных трупов, конечно же. — Как? — ахнул Муйон. — Ты умертвил этих чудовищ в одиночку?! — Да я здесь часа три плутал, пока искал выход наружу — за это время можно раз десять всех убить, воскресить и снова убить, — демонстрируя пропитанное кровью и эктоплазмой копье, ответил воин. — В таком случае, я готов пробудить Наралекса. Идем! И Муйон зашагал вглубь пещеры, недоверчиво оглядываясь по сторонам. Он и правда не увидел ни одной загадочной твари и не услышал ни звука из соседних тоннелей. Нигде нет даже намека на присутствие чего-либо враждебного. Спустившись к алтарю, на котором спал его учитель, Муйон приготовился проследовать за ним в Изумрудный сон и уже начал читать заклинание, как вдруг его плеча коснулась друидка: — Можно тебя кое о чем попросить? — Да? — Если мы пробудим твоего учителя и убьем дрянь, закошмарившую и его, и тебя, и все это место — вы оставите попытки возрождения Степей, хорошо? — Что? — опешил Муйон. — Почему это?! — Потому что саванна — это не так уж плохо. Животные хорошо к ней приспособились, да и многие ценные породы деревьев могут расти только в таких условиях. Более того, наш народ здесь неплохо устроился и будет не слишком рад, если Степи превратятся в дремучий лес, в котором отлично чувствуют себя ночные эльфы — а ночные эльфы непременно сюда нагрянут, когда под боком у Дуротара появится нечто похожее на Ясеневый лес. Ты же не хочешь дать Альянсу такое непозволительное преимущество, правда? — Но Наралекс… — стушевался таурен. — Он столько лет об этом мечтал… Он не согласится! — Значит, мы уходим, — развела руками Четуми и демонстративно повернулась к алтарю спиной. Ее спутник последовал ее примеру. — Ты не можешь уйти! — закричал Муйон. — Ты ведь друид, ты должна помочь! — Я тебе ничего не должна, — не оборачиваясь, откликнулась девушка и уверенно зашагала к выходу. — Я в вашем про-эльфийском Круге Кенария пока не состою. — Вам же ничего не стоит спасти его! — стараясь преградить им путь, ярился Муйон. — Ну пожалуйста! — Ты примешь мое условие? — сурово сдвинув брови, спросила тауренка. — Да или нет? — Я же всего лишь ученик… — попытался оправдаться друид. — Я не имею права принимать условия, которые не одобрит мой учитель… — Ученик вовсе не обязан беспрекословно повиноваться учителю, это отличает его от раба. Спрашиваю в последний раз — да или нет? — Да, — сдался Муйон, решив, что если эти двое сейчас уйдут — ему еще долго придется ждать шанса вызволить ночного эльфа из Изумрудного сна. — Хорошо! Теперь-то вы дадите мне провести ритуал? — Дадим, — согласилась Четуми. — Но только попробуй нарушить уговор и не поставить Наралекса перед фактом того, что его работа в Степях окончена. Нет смысла заострять внимание на том, что произошло дальше — Муйон прочел заклинание, затем из Изумрудного кошмара вылез огромный жуткий мурлок, которому, едва он успел что-нибудь пробубнить, метко брошенное копье вспороло горло, после чего очнулся ото сна Наралекс и без всякого видимого сожаления о том, что он вынужден покинуть Степи, обратился в сову и вместе с учеником упорхал на Лунную поляну. — Одной головной болью меньше, — улыбнулась Четуми, провожая их взглядом. — Я так понимаю, что с демонопоклонниками Пылающего клинка ты тоже давно расправился? — Утопил в том же озере, из которого взял пробу воды, — кивнул Зайнир, осматривая труп мурлока — вдруг выпало что-нибудь интересное. — Не ты одна умеешь быть безжалостной. — Тогда давай покончим с теми многострадальными газелями, выкупаем служащих Торговой компании в нефтяном болоте, разлитом ими тут неподалеку, и отправимся наконец в Когтистые горы.