Пути общения

Следующим утром я обнаружил, что во время плавания я чувствую себя чуть менее неловко, чем я ожидал. Сегодня утром в бассейне было ещё пять студентов, включая Молли из моего класса. Физиотерапевтом и штатным спасателем в бассейне работала «Тренер» Шираки, пугающе подтянутая седовласая женщина. Она посмотрела на то, как я проплыл круг в бассейне, и расписала мне план упражнений. Я чувствовал себя угнетающе утомлённым спустя всего лишь полчаса плесканий в воде, но Молли пыталась меня воодушевить. — Важно, что ты пришёл. — напоминала она, — Ты станешь быстрее и выносливее раньше, чем ты думаешь. Я пытался отбросить от себя мысль о том, что теперь я медленнее, чем безногие девушки и на земле, и в воде. Видимо, Молли занималась плаванием уже много лет. Мне удалось не заснуть во время уроков, несмотря на ранний подъём и непривычную утреннюю активность. Когда настало время обеда, я сказал Мише, что сегодня — её очередь обедать с Шизуне наедине. Я решил, что мне нужны свежие мысли по поводу текущей ситуации с моей девушкой, так что я купил банку кофе, чтобы остаться на ногах до конца дня, и отправился на поиски человека, который знает Шизуне дольше всех. После недолгих колебаний я постучался в дверь «чайной комнаты» Лилли и Ханако. — Привет, Лилли, это Хисао. Я был удивлён и слегка успокоен тем фактом, что Ханако сегодня, как ни странно, отсутствовала. Лилли застыла, не налив свою чашку чая до конца, и наклонила голову в мою сторону. — Привет, Хисао. — Не против, если я к тебе присоединюсь? Она улыбнулась и изящно указала на место с противоположной стороны стола: «Да, присаживайся.» Я сел на стул напротив неё, и начал раскладывать на столе свой обед. Лилли закончила наливать свой чай, после чего спросила: «Как смотришь на чашечку чая?» — Нет, спасибо, я принёс с собой банку кофе. Она аккуратно отпила из своей чашки, и спросила: «Итак, что привело тебя сегодня ко мне?» Я открыл свою банку кофе и отпил из неё, пытаясь понять, как подойти к своему слегка неловкому вопросу: «Я… хотел бы услышать твоё мнение о кое-чём.»  — Да? О чём? — Шизуне, — вздохнул я. Лилии на секунду застыла, не донеся чашку с чаем до своего рта, после чего закончила своё движение и сделала ещё глоток. — Ага. А… почему ты меня о ней спрашиваешь? — Потому что ты её двоюродная сестра. Потому что ты её знаешь дольше, чем кто-либо ещё здесь. Потому что, несмотря на… тёрки, существующие между вами сейчас, мне кажется, что раньше вы были более близки. И я надеюсь, что ты сможешь рассказать мне то, что мне нужно знать. Лилли вздохнула и аккуратно поставила свою чашку на стол. Она сложила руки перед собой, пытаясь выглядеть спокойной и собранной, но в этой позе было едва заметное напряжение. — Мне жаль, что с ней произошла беда, — в её голосе звучала искренность, — Как она справляется с этим, как ты считаешь? Я пожал плечами, после чего понял, что это был бессмысленный жест. — Я полагаю, “смотря с чем именно” будет наилучшим ответом. Физически она справляется настолько хорошо, насколько это ожидалось. Головные боли от сотрясения почти прошли. Она должна вернуться к учёбе в понедельник. Но невозможность пользоваться языком жестов разочаровывает её, и необходимость зависеть от других больше, чем обычно, вряд ли даётся ей легко. — Это так. — Лилли выглядела действительно сочувствующей тяжелому положению Шизуне, — Так как она любит спорить — разговаривать — ей тяжело переживать то, что её способность общаться сейчас сильно ограничена. — Ага. Я закинул себе в рот немного лапши, и Лилли воспользовалась паузой, чтобы отломить кусочек от её карэпана и съесть его. — Что ж, и о чём же ты хочешь меня спросить? Я прожевал и проглотил лапшу прежде, чем продолжить. — Вероятно, она не сможет начать физиотерапию как минимум ещё шесть-восемь недель. И подвижность её руки будет ограничена даже спустя месяцы после этого. И, так как она не сможет общаться на языке жестов привычным образом ещё долгое время, Фельдшер предположил, что у неё появляется идеальная возможность заняться чтением по губам и говорением. Миссис Шибата, учитывая её ситуацию, готова с ней интенсивно заниматься, чтобы она могла быстрее научиться это делать. — Но Шизуне отказалась. — уверенно заявила Лилли, даже не задавая вопросов. — Да. Откуда ты это знаешь? Лилли начала крутить свою чашку, таким образом, что её ручка сперва оказалась слева, потом снова справа, потом опять слева… — Мой дядя… — замялась она, после чего изобразила гримасу отвращения. Я нахмурился: «Чёрт. Джигоро просто… просто…». Я проглотил свои слова. В конце концов, это её дядя. Я не думаю, что она испытывала к нему хоть какие-то тёплые чувства, но мне казалось неправильным оскорблять её родственника прямо ей в лицо. — Да, — сказала она, согласившись с моими невысказанными ощущениями. Я ощущал себя так, как будто пытаюсь пробраться сквозь эмоциональное минное поле, но, пожалуй, это проще обсудить с Лилли, чем с Шизуне. — Я встречался с ним пару раз, но… у меня возникает ощущение, что он воспринимает глухоту Шизуне как личное оскорбление. Как будто он считает, что она глухая только чтобы ему насолить. И, кажется, он думает, что она как-то способна ”преодолеть” свою инвалидность, просто упорно работая. — Если бы тяжёлая работа могла излечить глухоту, Шизуне уже давно бы ”излечилась”, — ответила Лилли. — Верно. Я был удивлён тому, как Лилли хвалит Шизуне. — Ты никогда не задумывался о том, почему Шизуне учится в классе мистера Муто, а не миссис Шибата? — спросила Лилли. — Хм… — я удивился тому, что эта мысль никогда не приходила мне в голову. — Нет. Я узнал, что в школе есть класс для учеников с ограничением слуха, где-то спустя месяц после моего поступления сюда, и к этому моменту… то, что она учится в моём классе, выглядело нормальным порядком вещей. — Что ж, часть её плана была успешна, — ответила Лилли, слегка улыбнувшись. — Плана? — Ну, назвать это «планом», конечно, чересчур, но… её желания учиться в нормальном классе. — Настолько нормальным, насколько нормальным может быть класс в Ямаку вообще, — сухо отметил я. Лилли изящным жестом отмахнулась от этой реплики. — Даже в Ямаку существуют разные степени «нормальности». Она не хотела быть в классе, собранном по принципу, основанному на её ограниченных возможностях. Класс мистера Муто же является сборной солянкой разнородных учеников. — Ага, теперь я вижу, в чём дело… — я поморщился от того, что использовал слово «вижу» в присутствии Лилли, но её, кажется, это не тревожило, — Но почему она не хотела быть в классе миссис Шибата? Лилли вздохнула. — Я не совсем в этом уверена, но мне кажется, что Шизуне впитала некоторые… предубеждения от её отца. Я нахмурился: «Предубеждения?» Мне потребовалось время, чтобы понять, о чём речь: «Ты имеешь в виду, предубеждения против… глухонемых?» Я покачал головой: «Это бессмыслица какая-то.» — Называть это предубеждениями, возможно, перебор. Она, конечно же, будет отрицать это, если спросить её в таком ключе, но… она впитала достаточно взглядов моего дяди, чтобы считать других глухонемых людей, как минимум… раздражающими. И это несмотря на то, что с этими людьми ей проще всего взаимодействовать. Я погрузился в мысли, вспоминая предыдущие месяцы и то, как Шизуне взаимодействовала с другими людьми. Мы имели дело с несколькими глухонемыми учениками за время работы в школьном совете, и она общалась с ними вежливо, как минимум. Но, безусловно, она не относилась к ним тепло или приветливо. Единственные люди, к которым Шизуне близка — я и Миша, и мы оба не глухонемые. — Это… весьма странно. — сказал я. В голову пришла ещё одна мысль, от которой я нахмурился, — Это выглядит почти как форма ненависти к самой себе. В плане, если она ненавидит глухонемых, означает ли это, что она ненавидит себя? — Использовать для описания её отношения к глухонемым слово «ненависть», вероятно, тоже перебор, однако, да, здесь может быть часть… самокритики. Мой дядя… по сути является ходячей карикатурой, изображающей токсичную маскулинность. Он не приемлет любой вид слабости. И это отношение к слабостям Шизуне разделяет в какой-то мере. Я нахмурился. — Но… каждый в Ямаку имеет ту или иную слабость. Это практически характерная черта школы. Я понял, что машинально тру шрам на моей груди, после чего перестал это делать и продолжил: — И она посвятила себя работе на благо учеников. Лилли изящно пожала плечами. — Это нельзя так просто описать. Я полагаю, что ученики в Ямаку заслужили её одобрение в силу того, что они — мы — стремимся к тому, чтобы у нас всё было хорошо, стремимся адаптироваться и справиться с нашими ограничениями. Да, мы все сталкиваемся с трудностями, но сам факт того, что мы работаем над их преодолением, делает нас сильными в её глазах. — Если ты не глухонемой. На её губах заиграла сардоническая усмешка. — Как я и сказала, это нельзя так просто описать. Это в какой-то мере иррациональная ситуация. — «Иррациональное» — это не то слово, что я обычно ассоциирую с Шизуне. Обычно она практически хладнокровно просчитывает всё. — Если в дело не включается соревновательный момент. Тогда она ни перед чем не остановится, и неважно, рационально это или нет… — Верно… Я нахмурился и откусил ещё кусок своего обеда, пытаясь уложить у себя в голове мысль о том, что Шизуне не нравятся глухонемые. Она не нравится самой себе? Я ни разу не замечал ничего, что могло бы на это указывать. Более того, она никогда не выказывала раздражения по поводу своей инвалидности. Она выглядела так, будто приняла себя такой, какой есть, и, раз уж с этим она ничего не могла сделать, она предпочитала и не тратить энергию на бесполезные размышления об этом. — Почему же она не хочет научиться вещам, которые позволят её более легко взаимодействовать со слышащими людьми? В конце концов, это поможет ей проще соревноваться с другими людьми, что она и так очень любит делать. Лилли задумалась на мгновение. — Мне кажется, именно в этом стремлении соревноваться и есть разгадка. Человек, с которым она соревнуется наиболее яростно — это она сама. Что иногда выражается с помощью перфекционизма, — Лилли нахмурилась и покачала головой, — К сожалению, она применяет этот перфекционизм не только к себе. Кажется, перфекционизм Шизуне является причиной как минимум части конфликтов между ней и Лилли. — В этом есть смысл, — согласился я. Чтение по губам в своей основе несовершенно — большинство людей, использующих его, понимают не более четверти от сказанных собеседником слов, и полагаются на контекст беседы для понимания, что именно им сказали. Для Шизуне может быть проблематично согласиться на меньшую, чем стопроцентная, точность, что для чтения по губам абсолютно недостижимо. Лилли налила себе ещё одну чашку чая. Наблюдать за ней было увлекательно: то, как равномерно она двигается, то, как точно работает её пространственная память, благодаря которой она точно знает, где она оставила чайник. Я улыбнулся, подумав о том, что Шизуне — не единственный перфекционист, которого я знаю, просто Лилли выражает свой перфекционизм иначе. Лилли отпила из своей чашки и продолжила: — Причина, из-за которой я так уверенно могла сказать, что Шизуне отказалась от этих занятий, состоит в том, что у неё уже были подобные занятия ранее. — Да? — Да. Причём в течение многих лет. Джигоро считал, что возможность читать по губам и говорить сделает её более… «нормальной». Лилли произнесла слово «нормальной» так, чтобы аккуратно выразить свою ненависть. Джигоро упоминал, что нанимал множество учителей для Шизуне, но тогда я не догадался, что он имел в виду учителей чтения по губам и говорения. Я медленно покачал головой, выражая своё неодобрение, после чего понял, что Лилли этого все равно не увидит. — Этот человек... Он просто… просто… — Полагаю, слово, которое ты пытаешься найти — мудак. Лилли произнесла это абсолютно бесстрастным тоном, но её щеки слегка покраснели. Я выдавил нервный смешок, удивившись внезапному применению близкой к обсценной лексики. — Именно. Получается, у неё уже были занятия? — Да. У неё был довольно заметный прогресс, но… ни один глухой от рождения человек никогда не сможет звучать абсолютно нормально, или читать по чужим губам со стопроцентной точностью. Прогресс Шизуне был недостаточен для моего дяди. Как ты можешь представить, он ругал её за отсутствие стремления. Они ругались по этому поводу всё чаще и чаще, вплоть до одного особенно зрелищного конфликта несколько лет назад, как позднее рассказывал Хидеаки. После того дня Шизуне забросила все занятия. И перестала говорить голосом с кем бы то ни было. Она застыла в сомнении, после чего нагнулась ближе ко мне и добавила тихо, как будто делясь секретом: «Впрочем, иногда она говорит со мной, если вокруг больше никто не слышит, а тактильный язык жестов кажется ей слишком медленным.» — Даааа? Мысль о том, что Шизуне с кем-то разговаривала, тем более — с Лилли, удивила меня. То, что она могла продемонстрировать Лилли свою уязвимость — использование навыка, которым она владеет не так хорошо — показывает, что между ними существует гораздо более прочная связь, которую не может разрушить даже их публичная враждебность друг к другу. Моё любопытство вынудило меня задать следующий вопрос: — Какой у неё голос? Лилли поджала губы и ответила: «Её практически можно понять. У неё есть проблемы с некоторыми звуками, и иногда она произносит их небрежно, но она пытается обойти стороной эти звуки, если это возможно.» — Понятно. Получается, она уже может говорить и читать по губам в той или иной степени, что хорошо, но она была эмоционально подавлена своим отцом из-за ограничений, на которые она не в силах повлиять. Я предполагал, что Джигоро является значительной частью проблемы, но получение подтверждения этому предположению не очень помогало мне с тем, чтобы придумать, как действовать дальше. Звонок, обозначающий окончание обеденного перерыва, прозвенел, и я собрал со стола остатки своего ужина. — Что ж, спасибо за помощь. Ты однозначно дала мне новую пищу для размышлений. Я поймал себя на том, что, не осознавая этого, смоделировал её манеру говорить с вежливой формальностью. Я понадеялся, что она не решит, что я её передразниваю. Она улыбнулась, собирая остатки её ланча и запасы чая: «Всегда пожалуйста. Удачи с Шизуне.» Интересно, мне показалось, или в её улыбке был скрытый подтекст? Удача тебе понадобится, как бы говорила она. Размышляя над всем тем, что я только что узнал, я отправился обратно в свой класс.