Heart To Heart

      В коридоре бесконечный поток студентов лился в непонятном, вечно-сменяющемся направлении, их голоса привычным гомоном создавали фоновый шум в мыслях Такеши. Что-то живое и копошащееся снаружи отлично перекрывало что-то такое же живое и копошащееся внутри его головы.       Он снова о чем-то говорил с Карин, он уже не помнит о чем, краем уха улавливал фырканье Тоширо, как всегда, полное раздражения, и абсолютно не мог сосредоточиться ни на окружении, ни на своем состоянии. Такое странное ощущение. Целый вихрь мыслей в голове, и все ни о чем. Они покидают его голову через рот так же быстро, как и появляются в ней, никак не фильтруемые и ни с чем не связанные. Это просто его способ обеспечивать постоянную заполненность сознания, чтобы оно ни секунды не оставалось пустым. Иначе в нем отчетливо было слышно нежеланное эхо.       — Чего они все здесь столпились? Ни пройти, ни проехать, — возмутилась Карин.       Хасэгава моргнул и вернулся в реальный мир. У дверей их аудитории кучкой стояли их одногруппники, что-то яро обсуждая.       — Так результаты зачета наверное смотрят, — предположил он.       — Думаешь, их уже проверили?       — А почему нет? Писали мы почти неделю назад, прошло достаточно времени.       — Почему они так смотрят на нас? — вдруг спросил Хитсугая.       Такеши повернулся к группе. И правда, они все, посмотрев результаты, вывешенные на двери, оборачивались на них и о чем-то шептались.       — Не знаю. Пойдемте тоже посмотрим, — предложил он. — Навряд ли нам, конечно, посчастливилось получить автомат, но все равно интересно.       Они приблизились к остальным. Хасэгава юрко прошмыгнул к дверям.       — Думаешь, опять Асаяма всех по рейтингу обскакал? — без особого интереса в голосе спросила Карин.       — Скорее всего, — поддакнул Такеши. Он нашел свое место в списке, и довольный полученными баллами, гордо произнес: — Я не на последнем месте! Юху! Так, посмотрим, где вы у нас, — он принялся искать глазами фамилии Куросаки и Хитсугаи. — О, Карин, молодец! Ты в первой десятке, — он с улыбкой обернулся на нее и поймал в ответ радостный взгляд. — Так, а где Хитсугая-кун? — его глаза снова забегали по листу. — О…       Шепот стал явственнее, громче, когда подошел Асаяма. Он старался не смотреть в сторону Тоширо, и, сохраняя дружелюбие на лице, прошел к списку с видом короля, который собирается занять свое законное место на троне. Кетсуо с полной уверенностью искал свое имя напротив первого номера.       Всякое подобие улыбки смылось с его лица, когда он нашел себя всего лишь вторым.       Потому что первым был Хитсугая Тоширо.       С разницей всего в один балл, Хитсугая занял верх списка, оставив Асаяму позади.       Теперь понятно, почему все так смотрели на них троих. Они искали глазами Тоширо. Того, кто первый за шесть лет оказался лучше Кетсуо.       Такеши не мог игнорировать гадкое чувство радости, когда на его глазах с лица Асаямы схлынула краска. Как это, наверное, сильно ударило по его эго. Просто услада для глаз.       Увы, долго наслаждаться своим шоком Кетсуо на дал. Никак не реагируя, он молча зашел в аудиторию. Словно его уход стал спусковым крючком, остальные тоже вмиг зашевелились и стали наконец заходить, попутно шушукаясь между собой.       — Ого, Тоширо, я и забыла, что ты у нас гений, — присвистнула Карин, увидев результаты.       Хитсугая только пожал плечами, мол, ничего особенного, и вальяжно вошел в аудиторию.       Поднимаясь на верхний ряд, Хасэгава заметил короткий, но испепеляющий взгляд, которым Асаяма одарил спину Тоширо. Только спину, потому что, очевидно, после случая в актовом зале, Кетсуо не то что в глаза смотреть, он даже рядом находиться с Хитсугаей боялся. Карин, кажется, ничего не заметила или не подала виду. А Такеши просто фыркнул себе под нос.       Несмотря на его осуждение действий Тоширо, он был с ним полностью согласен — Асаяма заслужил.       Они заняли свои места, подошел преподаватель, и начался учебный день. Лица сменяли друг друга, голоса не замолкали даже на парах, а капризная погода за окном успела поменяться раз десять. Неизменным оставалось только хмурое лицо Хитсугаи и ленивый взгляд Карин.       Как же надоело видеть их кислые лица.       Как только эта мысль окончательно сформировалась в голове Такеши, тут же появилась новая и уже вертелась на языке, готовая, чтобы ее озвучили.       — А пойдемте в клуб сегодня? — предложил он самым невинным голосом.       Тоширо поперхнулся водой. Куросаки недоуменно подняла бровь.       — Что за повод? — спросила она.       — Удачная сдача зачета, конечно же! Никто из нас не оказался в конце списка, а кое-кто даже забрался на самый его верх, — Хасэгава с заговорщицким видом подтолкнул Тоширо локтем. Тот отмахнулся от него, как от мухи.       — И из-за этого идти куда-то? Нашел повод для праздника, — пробурчал Хитсугая.       — А я не против, на самом деле, — включилась Карин.       Тоширо посмотрел на нее с крайним возмущением во взгляде, словно она его предала.       — Что? Не смотри на меня так, я давно никуда не выбиралась. Хочу развеяться.       — Вот-вот! — тут же поддакнул Хасэгава. — К тому же прям видно, что вам надо как следует расслабиться. Да и у меня неделька напряженная выдалась. А тут сходим, выпьем чуть-чуть, в караоке споем. Сто лет не был в караоке…, — Такеши уже начало нести: еще немного и он разверзнется историей минимум на час, когда, куда и с кем он в последний раз ходил в караоке.       — Без меня. Я пас, — категорично отказался Тоширо, не желая слушать Хасэгаву.       — Да брось, Хитсугая-кун, ну пошли, — жалобно протянул Такеши.       — Нет.       — А у меня день рождения скоро! Буквально со дня на день, надо отпраздновать! Пошли-и-и.       — Все еще нет.       — Бьюсь об заклад, что он просто пить не умеет и теперь трусит, — вставила свои пять копеек Карин.       Очень весомые пять копеек, как оказалось.       — Я умею пить, — отчеканил Хитсугая, сузив глаза. Уверенный голос не давал повода усомниться в правоте его слов, но красные кончики ушей говорили об обратном.       — Докажи. Сходи с нами выпить и докажи, — во взгляде Куросаки зажегся всем знакомый огонек — этакая молния, сверкнувшая среди туч.       Тоширо недовольно поджал губы, пока морская гладь его глаз ответно блеснула азартом.       Такеши начал чувствовать себя третьим лишним, пока между ними начало что-то разгораться, но в кои-то веки предпочел остаться молчаливым наблюдателем.       — А что мне за это будет?       — А почему тебе должно что-то за это быть? Это просто дружеский поход в клуб, ничего сверхсложного.       — Нет, мне так не интересно, — упрямо ухмыльнулся Тоширо.       — Тогда давай поспорим. Чтобы добавить тебе интереса, — хищно заулыбалась Карин.       — На что спорим? — он самодовольно хмыкнул.       — На что хочешь. Но условия мои: если тебя не унесет с полпинты, считай, ты победил.       Хитсугая с секунду задумчиво пожевал губу, прежде чем протянуть Куросаки руку.       — Идет.       — Идет, — она схватила его ладонь и повернулась к Такеши: — Разбей.       Он послушно расцепил их рукопожатие одним движением. И сразу же после этого довольный кинулся обнимать обоих. Хасэгава обхватил их за плечи и прижал к себе.              — Ой, как же здорово, что вы согласны. А то мы как на фестиваль сходили все вместе, так больше и не были нигде.       — Вот бы так и дальше продолжалось, — пробурчал Тоширо уже больше из привычки.       — Все-таки хорошо, что ты появился, Хитсугая-кун. Я всегда мечтал о тройничке, — абсолютно невинно прощебетал Такеши.       — Что? — Карин и Тоширо вскрикнули в унисон.       — Я имею в виду, что всегда мечтал о двух друзьях, чтобы дружить втроем, — и непонятно было, он эту отмазку только что придумал или на самом деле говорил об этом с самого начала.       — Научись уже подбирать верные слова с первого раза, прошу тебя, — Карин страдальчески прикрыла глаза.       — И я тебе не друг, не обманывайся, — Хитсугая попытался сбросить руку Такеши с плеча.       — У-у-у, какие вы скучные. Как вам повезло, что у вас есть я! — И обнял их с новой силой.       — О да, как нам повезло, — ядовито прохрипел Тоширо. Но Хасэгава не обратил внимания, а Карин лишь посмеялась.

***

      — Еще раз. Почему мы просто сразу не пошли в бар после пар? — раздраженно спросил Тоширо, топчась в коридоре, пока Карин мыла голову.       Они договорились встретиться возле клуба около восьми вечера, и Хитсугая негодовал из-за этого. На улице уже стемнело, им пора одеваться, а Куросаки только в душ залезла.       — Потому что я уже сто лет нормально не отдыхала и хочу выглядеть сегодня по-человечески, а не как бомж с бессонницей. А для этого мне нужно время, — донесся ее приглушенный голос из закрытой двери ванной.       Когда ее завернутая в полотенце голова вдруг показалась в проеме, Куросаки скептично осмотрела Хитсугаю и возмутилась:       — Ты что, так собрался пойти?       Он недоуменно оглядел себя. Брюки и рубашка. Классика. Что не так?       — Ну… да? А что? Я хорошо выгляжу в этом.       — Не спорю, но мы же в клуб идем, а не на собеседование. Этот прикид слишком серьезный, надень что-нибудь другое.       — Что, например?       — Не знаю, что-нибудь более праздничное, более веселое, более…, — она запнулась, когда, увидев лицо Тоширо, поняла, что ничего такого у него нет. — Господи, да надень что угодно, только менее официальное, — и в этот раз она скрылась в гостиной, не забыв бросить на Хитсугаю предупреждающий взгляд, чтоб не заходил, пока она переодевается.       Тоширо раздраженно вздохнул, явно не обрадованный новой, абсолютно, по его мнению, бессмысленной мороке. Но ладно. Раз Карин хочет, чтобы он принарядился, он это сделает.       Еще бы было, во что. Снова перебрав свой скудный запас вещей, который он взял с собой в Мир Живых, Хитсугая пришел к выводу, что надеть ему, толком, нечего. Но потом его взгляд упал на что-то черное и непонятное, что-то, что он точно не брал с собой. Ну, как он помнил.       Достав вещь, на удивление не мятую, со дна сумки, Тоширо понял, что это всего лишь рубашка. Хлопковая, черная, без особых изысков, но с пуговицами металлического цвета, достаточно яркого, чтобы исключить эту одежду из разряда официального стиля. Так что придраться Куросаки не должна.       Хитсугая переоделся и теперь критично смотрел на свое отражение. Он слегка поежился.       Черный цвет рубашки и брюк резко контрастировал с его цветом кожи и, в особенности, волосами, придавая его высокому и стройному силуэту то ли мифическую красоту, то ли ужасающую бледность. Это просто свет так падает, или он на самом деле выглядит таким мертвенно-уставшим?       Он закатал рукава до локтя, как всегда делал, не стесняясь своих покрытых шрамами предплечий. Оставил верхние пуговицы расстегнутыми. Теперь Тоширо выглядел так же, как и всегда, за тем лишь исключением, что рубашка не белая, а черная. Что ж, его устраивало. Что-то привычное, хорошо знакомое хотя бы в одежде позволяло ему чувствовать себя комфортно. Относительно.       Его отражение все еще казалось ему слишком высоким и плечистым, слишком внушительным, слишком… слишком чужим.       Привыкать к своему взрослому телу до сих пор было чем-то сложным.       Послышались шаги из гостиной. Тоширо обернулся, стараясь скорее отвести взгляд от зеркала, и так и застыл, раскрыв глаза. Его челюсть не встретилась с полом только благодаря выдержке, тренируемой годами.       Карин немного неуверенно замялась в проеме под его изучающим взглядом. А Хитсугая не мог отвести от нее глаз. Короткое платье, достаточно короткое, чтобы заставить его кровь кипеть и приливать к щекам, облегало ее тело и давало Тоширо возможность непозволительно долго скользить взглядом по ее ногам. Складки атласа глубокого синего цвета, почти черного, походили на прибрежные волны, блестящие в ночи. Гладкая ткань словно струилась по ее бедрам, не доходя до колен, обрамляла грудь и мягко обтягивала талию. Молочная кожа казалась лучом лунного света на фоне темной океанской глади. Тонкие, почти невидимые бретельки открывали вид на белые плечи. Собранные в незамысловатую прическу волосы оголяли шею. Пара прядей выбилась и падала ей на лицо.       Встретившись взглядом с темными, как ее платье, глазами, Тоширо сглотнул. Он надеялся, что Карин не заметила того, как быстро начала вздыматься его грудная клетка. Щеки горели. Ему вдруг стало жарко. В глубине его души Хьеринмару одобрительно зарычал. Уж кто-кто, а он его понимает.       Он прокашлялся, отводя глаза.       — Хорошо выглядишь.       Если бы у него была смелость вытащить язык из задницы, он бы сочинил оду ее красоте. Но ни смелости, ни соответствующих навыков у него не было.       — Спасибо. Ты тоже, — тихо ответила она.       Ему показалось, или ее скулы порозовели?       Карин тряхнула головой, и вот на него снова смотрит вредная и несносная Куросаки, чья уверенность в сочетании с неземной привлекательностью сшибала его с ног. Каждый чертов раз.       — А ты чего весь в черном? Надеешься, что я тебя по пути в темном переулке потеряю? — она насмешливо подняла бровь.       — Просто мечтаю об этом, — Тоширо закатил глаза, пытаясь взять себя в руки.       — Нет, ну серьезно. Мы же идем праздновать день рождения Такеши, а не его похороны.       — Вот на его похороны я бы с удовольствием сходил.       — Ой, да брось. Мы оба знаем, что ты уже успел привязаться к нему, — ехидно улыбнулась Карин.       Он наигранно поморщился.       — За месяц-то? Навряд ли.       — Помнится, ко мне ты и вовсе за один день привязался, — подметила она без задней мысли. И осеклась.       Тоширо пробрала дрожь. Он по привычке не любил признавать, что Карин засела у него в голове еще с самой первой встречи.       — Это…это другое.       — Да. Я знаю. Прости, — она сразу же стушевалась, заметив его смущение.       Не дав пелене тишины повиснуть между ними, Хитсугая спросил, готова ли она идти.       — Нет, подожди. Я только оделась и собрала волосы. Дай мне пару минут, чтобы накраситься, — и вновь спряталась в ванной.       Когда они встречались, Карин не красилась, так что Тоширо понятия не имел, насколько растяжимыми могут быть пара минут в ее понимании. По прошествии получаса он уже начинал раздражаться. Им бы уже выходить стоило. Не то что бы он спешил на встречу с Хасэгавой, но опаздывать не хотел из принципа. И, насколько он знал, Карин опаздывать тоже не любила.       Он постучался в ванную и услышав ее ответный возглас, зашел и прислонился к косяку. И снова почувствовал, как сердце начинает биться быстрее.       Карин стояла к нему спиной, наклонившись к зеркалу, и добавляла последние штрихи в макияже, нанося на губы помаду. Теперь, когда Хитсугая увидел ее сзади, ему открылись ее ничем не прикрытые лопатки, которые плавно двигались, пока она красилась. Он проследил глазами за ее утопленными позвонками, как делал раньше. Когда они…       «Черт, нет, не вспоминай об этом сейчас!»       Мимолетное воспоминание накатило волной. Приглушенные стоны, ночная прохлада в пустом доме и Карин, такая красивая и желанная, лежащая под ним и выгибающаяся в спине, одаривает его томным взглядом из-за голого плеча, пока его пальцы прослеживают дорожку вдоль ее позвоночника, она вся дрожит, и он чувствует ее дрожь, находясь внутри нее…       Тоширо ощутил, как его уши начали гореть.       Боже.       — Ты чего? — она посмотрела на него через зеркало.       Хитсугая невольно засмотрелся на ее губы, приоткрытые, чтобы она могла их накрасить. Глядел, как помадный стик касается розовой кожи, слегка надавливает на мягкие уста.       Господи, он так хочет поцеловать ее.       Тоширо силой заставил себя отвести взгляд от ее соблазнительного рта и встретился глазами с ней в зеркале.       — Ты долго еще? — он старался игнорировать севший голос.       — Нет, я уже закончила, — в подтверждение своих слов Карин звонко причмокнула губами, распределяя помаду.       Жар окатил его с головы до ног. Хитсугае захотелось забиться головой о стену, чтобы вытеснить все лишние мысли. Если ему так плохо сейчас, то о чем он будет думать, когда он выпьет? Что важнее — что он сделает?       Когда они наконец покинули дом, Тоширо не оставляло чувство, что сегодня он переступит черту. И вместе со страхом он испытывал предвкушение.       И это было проблемой.

***

      Такеши переступал с ноги на ногу. Со стороны клуба доносились отголоски музыки, настолько громкой, что ее было слышно даже на улице.       Он старался далеко не отходить от входа, чтобы его окружали хоть какие-то звуки. Это не сильно помогало.       «Ты хорошо придумал.»       «Я ничего не придумывал. Это ты опять все переиначиваешь.»       «Хватит делать из меня плохого. Я ведь для тебя же стараюсь. Лучше присматривайся сегодня к этому шинигами. Чем сговорчивее он станет, тем лучше.»       Хасэгава зажмурился так сильно, что в глазах начало пульсировать.       Он не делает ничего плохого. Пока еще точно не сделал.       Хотелось верить.       Такеши уже собирался писать Карин и спрашивать, где они, когда увидел приближающиеся силуэты. У него рот раскрылся.       Куросаки в шикарном мини, на невысоких каблуках и с аккуратной сумочкой через плечо уверенно шагала под фонарями. Пока за ней, словно личный — и крайне красивый — телохранитель, шел Хитсугая, одним своим видом внушая превосходство и силу.       Хасэгава тут же решил им все это высказать.       — Вау, — он присвистнул, — вы, ребята, выглядите просто сногсшибательно! Знаете, вы как та самая опасно-сексуальная парочка в сериале, которую обожают абсолютно все. Особенно ты, Карин. Я чуть не упал, когда тебя увидел, — он восторженно закатил глаза, изображая обморок.       Карин, польщенная, засмеялась и толкнула Такеши в плечо. Тоширо только вздернул бровь, не до конца уверенный, как ему на это реагировать.       — Ладно, раз вы наконец пришли, можем заходить. Я уже забронировал нам столик, — Хасэгава подхватил их под руки и потащил ко входу.       Как только они зашли, музыка сразу гулко ударила по ушам. Хасэгава весело ухмыльнулся, когда Хитсугая поморщился от непривычной громкости.       А Такеши нравилось. Басы из динамиков отдавались эхом в грудной клетке, воздух был словно наполнен чем-то живым и бьющимся. Создавалось впечатление, будто он попал в сердце огромного существа, чья кровь, циркулирующая по телу и несущая жизнь, — люди, которые сейчас самозабвенно двигались в такт музыке и напоминали собой что-то свободное и первобытное. Хасэгава сделал глубокий вдох, игнорируя нотки алкоголя, дыма и еще чего-то химического. В воздухе пахло духами и кожей. Людьми.       Он любил людей. Людей и все, что с ними связано. Все, во что они вдыхают жизнь. Например, как это место. И множество других.       Такеши выдохнул и повел своих спутников дальше к их столику в затемненном уголке, протискиваясь сквозь толпу и уже успев наткнуться на что-то оголенное, встретиться с чьим-то влажным взглядом и ощутить чье-то прикосновение. Он просто обязан вернуться в этот водоворот тел и танцевать вместе с ними, пока у него не отвалятся ноги.       Хитсугая раздраженно выдохнул, когда народу вокруг них стало чуть меньше, настолько, что теперь можно было хотя бы вздохнуть.       — Боже, почему здесь так много людей, — пожаловался он.       — Это клуб. И это суббота. Чего ты ожидал? — поддела его Карин, при этом, как показалось Такеши, успокаивающе погладила локоть Тоширо.       Хитсугая посмотрел на нее и тут же отвел взгляд. Куросаки убрала руку, чтобы заправить прядь волос за ухо. А Хасэгава чувствовал себя ребенком, который вдруг увидел в мультике романтическую сцену, к которой не был готов. Тем не менее, его сердце приятно защемило. Что бы ни творилось у него на душе, он был рад видеть Карин такой. И почему-то еще больше был рад тому, что такой она была только рядом с Тоширо.       — Пойду возьму нам напитки. Вы что будете? — спросил Такеши, пока они садились на бархатный круговой диванчик.       — Мне как обычно, — ответила Карин.       — Все равно, — отстраненно пожал плечами Хитсугая.       Хасэгава кивнул и снова протиснулся в толпу, направляясь к барной стойке. Для начала он взял им всем по банке сливового пива, которое любит Куросаки.       Он вернулся, поставил поднос с напитками и уже хотел сесть рядом с Карин, но вовремя поймал на себе короткий взгляд Хитсугаи. Такеши тут же сменил направление и сел рядом с ним, не желая вставать между Тоширо и Куросаки.       Как Хасэгава и думал, расслаблялся Хитсугая с трудом, пил свое пиво аккуратно и маленькими глотками, с опаской поглядывая на напиток. Неужели, Карин была права и Тоширо действительно не умеет пить? Ну, в любом случае, Такеши это скоро узнает.       А пока что они с Куросаки обсуждали прошедшую неделю, вынужденные орать из-за сотрясающей воздух музыки. Спустя один опустевший стакан Тоширо присоединился к ним.       Этот момент Такеши мысленно определил как точку отсчета. Хитсугая начал расслабляться.       Люди танцевали, кричали, пели, пили — просто наслаждались ночью.       За их столиком медленно лился алкоголь, постепенно увеличивая скорость и градус. Такеши уже начал чувствовать головокружение, все казалось ему таким интересным и забавным. Он видел, что Карин тоже уже захмелела и довольная продолжала потягивать свой коктейль. Тоширо перестал хмуриться. На губах намек на пьяную улыбку. Удивительно, он даже смеется с их с Карин разговора. И с шуток Хасэгавы тоже смеется. Это первый раз, когда Такеши слышит его смех, пусть и вызванный, в большей степени, алкоголем в его крови, а не умопомрачительным чувством юмора Хасэгавы.       Хитсугая откинулся на спинку дивана, закинул руки и шумно вздохнул. Он уже был весь красный, краснее чем они с Карин, и больше походил на человека, выпившего ящик водки, а не кружку светлого пива. Все-таки Куросаки не зря его поддела днем. Он и правда не умел пить.       — Ого, судя по твоим рассказам, Матсумото та еще заводила. Я бы с ней встретился! — зажегся идеей нового знакомства Такеши.       — Боюсь, вселенная схлопнется от такого количества озабоченности и раздолбайства в одном месте, — засмеялся в ответ Тоширо.       Еще один признак абсолютного опьянения Хитсугаи — он до сих пор не послал Такеши в далекие дали.       — Знаешь, Хитсугая-кун, ты на удивление веселый и добрый, когда выпьешь, — прокричал Такеши, сделав глоток.       — А? — крикнул в ответ Тоширо. У него уже был стеклянный взгляд.       — Я говорю, что ты пьяный выглядишь очень покладистым, — Хасэгава приблизился и со смехом проорал ему в ухо. — Не знай я тебя, у меня бы сложилось впечатление, что ты со всем сейчас согласишься, что тебе не предложи.       — Например?       Хасэгава решил испытать удачи и посмотреть, как далеко его извращенное чувство юмора его заведет. Карин, хихикая, наблюдала за ними.       — Например, мне кажется, что если бы я сейчас предложил тебе переспать, ты бы мог даже согласиться, — весело крикнул Такеши, пытаясь перебить музыку.       Тоширо, хихикая, откинул голову и сказал, лениво улыбаясь:       — Рискни.       — Что? — Хасэгава не был уверен, что расслышал правильно. Новая песня оказалась громче предыдущей, ему могло показаться.       Рука с холодными пальцами легла на его горячую шею и притянула ближе. Дыхание Хитсугаи мазнуло его ухо, пока Тоширо пытался перекричать музыку:       — Я сказал: рискни! Рискни предложить мне это еще раз, — Тоширо зашелся пьяным смехом.       Такеши на мгновение обдало жаром. Сказать, что он не ожидал этого — вообще ничего не сказать.       Он попробовал выкрутиться из ситуации на тот случай, если Хитсугая говорит серьезно. Что было маловероятно. Но все еще вероятно.       — Не, я так-то не против, -- неловко отсмеялся Хасэгава, -- но я не могу всерьез тебе такое предложить, пока ты пьян и не понимаешь ничего. К тому же это будет невежливо с моей стороны вклиниваться между тобой и Карин.       Вышеупомянутая подавилась напитком. Она до этого во все глаза смотрела на них, не понимая, что происходит.       Тоширо, казалось, проигнорировал прямой намек на то, что между ним и Куросаки что-то есть, и, притянув Такеши еще ближе, громко вздохнул:       — Ты прав! Это будет невежливо! Карин! — он повернулся к ней. — Карин, — еще раз позвал он на выдохе, лелея ее имя, так тихо, что его услышал только Хасэгава, и то с трудом. Тоширо ласково провел рукой по ее предплечью, — Если этот трусишка все же рискнет, ты к нам присоединишься? — его голос звучал низко и тягуче, как мед, стекающий по горлу.       Сладко, но дышать мешает.       Такеши почувствовал, как у него загорелись щеки. Он любил шутить таким образом над другими, но определенно не был готов к тому, что сам окажется жертвой шутки. Хасэгава оцепенел от шока, пока Куросаки, красная как помидор, с визгом смущения и пьяным неловким хихиканьем припечатала Хитсугаю к столу, наверное, больно ударив его лбом. Такеши засмеялся, прикрывая свое горячее от прилившей крови лицо. Карин выглядела не лучше.       А Тоширо как ни в чем не бывало снова откинулся на спинку и расслабленно съехал немного вниз, посмеиваясь над их реакцией.       — Какие же вы, — он с пьяным блеском в глазах и нежной блуждающей улыбкой взглянул на них, — глупые.       Карин и Такеши уже ожидали какого-то откровения или эротического подтекста, но никак не этого.       «Да он просто издевается над нами.»       Их лица скисли, когда Хитсугая засмеялся еще сильнее.       Хасэгаве хотелось верить, что у Тоширо просто такой же язык любви, как и у Карин — жестокий и обидный, если не знать контекста.       — Ему больше не наливаем, — крикнула Куросаки.       — Согласен.       Но Хитсугая уже с концами сполз под стол и вылез из-под него с другой стороны.       — Я пойду нам еще налью, — и не успели они усадить его обратно, как копна его белых волос затерялась в яркой толпе.       — Знаешь, я, конечно, подозревала, что он из тех людей, которые пьянеют от одного запаха спиртного, но…       — И подумать не могла, что он еще и из тех людей, которые становятся на удивление возбужденными и при этом не осознающими этого? — закончил за нее Такеши.       — Да… постой, почему «не осознающими»? — она удивленно повернулась к нему.       — Потому что я сомневаюсь, что Хитсугая-кун позволил бы сделать нечто подобное, если бы хотя бы частично осознавал ситуацию, — Хасэгава показал пальцем в толпу.       Там Тоширо с подносом, полным новых напитков, стоял и смиренно смотрел, как какая-то красивая девушка расстегивает ему рубашку чуть ли не до конца. Затем он что-то крикнул ей в ухо, прижавшись к блондинистому виску, чтобы его было лучше слышно. Она заулыбалась, но когда потянулась к нему, Такеши был уверен, за поцелуем, Тоширо ловко увернулся и пошел к столику, оставив девушку без внимания.       — Что это было? — спросила его Карин, когда он поставил коктейли на столик.       — Что было? — он так недоуменно спросил, словно не он только что закадрил кого-то меньше чем за минуту.       — Эта девушка. Что вы с ней там делали?       — А-а, — Тоширо словно осенило. — Представляешь, она ни с того ни с сего спросила меня, не жарко ли мне. А мне та-ак жарко-о, — протянул он пьяным голосом. — Ну я и сказал ей, что здесь ужасно душно. А она предложила расстегнуть мне пару пуговиц, чтобы я охладился. Я-то сам не мог, у меня руки заняты были. Правда она расстегнула больше, чем надо, но все равно, так мило с ее стороны было помочь совершенно незнакомому человеку, — Хитсугая говорил и, кажется, совсем не понимал, какой подтекст крылся в действиях девушки. Сама невинность. Очень пьяная невинность.       Карин не смогла сдержать хихиканья. Такеши фыркал в ладонь, пытаясь не захохотать в голос.       — То есть, ты думаешь, она помогла тебе? — уточнила Куросаки сквозь смешок.       — Такая добрая, скажи, — он отрывисто кивнул.       — Да, — крякнул Хасэгава, подавившись смешком, — очень добрая.       Пока они с Карин умирали от смеха, раздирающего их животы, Тоширо смотрел на них пустым взглядом и не понимал, что их так рассмешило. Затем пожал плечами и схватил первый попавшийся бокал.       Когда же Куросаки отсмеялась, она обратила внимание на Хитсугаю. Такеши по ее глазам видел, как она жадно следила за дергающимся кадыком Тоширо, пока он глотает. Немного не попало в рот и стекло струйкой по его торсу. Хасэгава и сам поймал себя на мысли, что смотрит на стекающие вниз капли.       — Тебе надо застегнуться обратно, — крикнула Карин, пытаясь скрыть заалевшие щеки.       — Но мне жарко, — капризно протянул он.       — Я понимаю, но…, — ее взгляд снова метнулся к его распахнутой рубашке.       Тоширо осмотрел себя.       — Ты права. Это немного некультурно, — произнес он медленно, характерно для пьяного человека заглатывая некоторые звуки.       Хитсугая попробовал застегнуть пуговицы сам, но пальцы его не слушались.       — Иди сюда, я помогу, — она подозвала его ближе.       — Что? – он не услышал.       Тогда Карин просто взяла его за полы рубашки и притянула к себе, намереваясь помочь. Но не учла его состояния. Вестибулярный аппарат Хитсугаи, как и у всех, от алкоголя лучше не работал, только наоборот. Так что он опасно накренился и обязательно бы упал на Куросаки, если бы вовремя не схватился за спинку дивана рядом с ее головой, удерживая себя в наполовину-вертикальном положении. Карин испуганно прижала руки к его животу, чтобы поддержать и не дать упасть на себя. Теперь он склонялся перед ней, настолько низко, что пряди его волос касались ее лба. Их взгляды встретились и словно вцепились друг в друга — Тоширо не торопился вставать, Куросаки не спешила убирать руки с его оголенной кожи.       Такеши сидел поодаль, но даже так чувствовал, как воздух искрится между ними.       Первой глаза отвела Карин. Она опустила голову и принялась быстро застегивать пуговицы, стараясь не смотреть вверх, на лицо Хитсугаи.       Когда она закончила, он отстранился, с трудом вернувшись в вертикальное положение.       — Спасибо, — хрипло произнес он. Слишком тихо, чтобы его можно было услышать в такой шумихе, но достаточно понятно.       — Не за что, — так же тихо ответила Карин.       Хасэгава хотел провалиться под землю. Он словно нечаянно стал свидетелем очень близкого, личного и интимного момента, который ни в коем случае не должен был видеть. Это как внезапно увидеть своих родителей, пока они целуются на кухне и думают, что ребенок не видит. Очень смущающе.       Поэтому Такеши сделал то, что обычно делал в таких ситуациях — убежал. Он вообще часто убегал. И в этот раз он быстренько оставил их одних, а сам пошел наконец танцевать.       Месиво из ритмично двигающихся тел радушно приняло его в свои объятия и закрутило в вихре рук и ног под сотрясающую воздух музыку. Приятное ощущение для него. Все мысли выветрились из головы, не осталось ничего, кроме чувства алкогольной опустошенности и ощутимой развязности в теле. Он словно спустился на пару ступеней эволюции вниз и уподобился тем существам, что даже задатков мозга не имеют. Такая умопомрачительная легкость в голове. К этому запросто можно привыкнуть. Такеши бы с удовольствием оставался в таком состоянии. Нет мозга — нет проблем.       Но, увы, мозг у него был, и достаточно быстро вновь заработал с новой силой, создавая вереницу мыслей. Чужих мыслей.       У Хасэгавы закружилась голова. Его затошнило. То ли это алкоголь, то ли проявление симптомов, преследовавших его уже почти год.       Он быстро выбрался из толпы и тяжело осел на диван, переводя дыхание и пытаясь успокоить бешено-бьющееся сердце.       — Ты в порядке?       Он еле как услышал вопрос Карин. Повернул голову в ее сторону. Сидящий рядом Хитсугая тоже выглядел обеспокоенным, несмотря на все еще стеклянные глаза.       — Да, не волнуйся. Голова закружилась немного, — Такеши с трудом перевел дыхание. — Я же столько выпил, немудрено.       — Ну смотри сам. Если ты устал, мы можем пойти по домам, — предложила Куросаки.       — Что? Нет, ни в коем случае! Вы же еще даже не заценили танцпол!       — Я тебя умоляю, — отмахнулась Карин.       — Ну уж нет, дамочка, мы никуда не пойдем, пока вы двое не оторветесь по полной! Зачем, по-твоему, я вас позвал сюда?       — Чтобы отпраздновать твой день рождения? И зачет?       — И чтобы вы с Хитсугаей-куном хоть немного расслабились и отдохнули! А то на вас в последнее время без слез не взглянешь! Уж не знаю, что у вас произошло, но вам определенно нужна была небольшая смена обстановки.       — Он прав, — внезапно включился в разговор Тоширо. — Нам и правда не мешало бы развеяться. Да и ты сама говорила, что давно никуда не ходила. А какой смысл идти в клуб и не танцевать в нем? — он встал и выжидающе посмотрел на Куросаки.       — Во-первых, я в шоке, что ты согласился со мной, Хитсугая-кун, — наигранно удивленно сказал Такеши. — Во-вторых, раз уж даже Хитсугая-кун со мной согласен, то у тебя просто нет и шанса отказаться, Карин.       Тоширо нетвердой походкой побрел к центру зала и обернулся к Куросаки. Он ждал ее.       — Ну я не знаю, — протянула она. — Я что-то много выпила, меня начнет нести…       — Карин, я тебя умоляю. Ты что, надела такое платье, чтобы просиживать его весь вечер? И даже не проверишь, какой эффект ты в нем можешь оказать на сама-знаешь-кого? – он многозначительно посмотрел в сторону Хитсугаи. – Особенно, когда будешь в нем двигаться?       — Не понимаю о чем ты, — Карин залилась краской до ушей.       — Не принимай меня за идиота, Куросаки. Лучше иди и возьми своего быка за рога, пока тепленький, — он шутливо толкнул смеющеюся Карин из-за стола. — Давай, давай, пошла.       Куросаки встала и, одарив Хасэгаву благодарной улыбкой, направилась к Тоширо.       А Такеши остался охранять их вещи и пытался не дать пьяному сознанию сыграть с ним злую шутку.       Он следил за Хитсугаей. За его движениями, речью, поведением, считал, сколько спиртного ему нужно, чтобы стать чуть более сговорчивым, всего на одну йоту. Теперь, когда он все это знал, можно было расслабиться.       Такеши со вздохом откинулся на диван. Он сделал все, что от него требовалось на сегодня.       «Ты запомнил, сколько ему нужно?»       «Одна банка светлого - край. Карин почти угадала.»       Он нашел взглядом танцующих Куросаки и Хитсугаю. И у него перехватило дыхание.       Они танцевали, двигаясь в такт друг другу, а не музыке, словно в их маленьком пространстве звучала песня, которую слышали лишь они. Платье Карин переливалось оттенками синего, блестело в огнях клуба, привлекая внимание к ней, скользило по ее телу под руками Тоширо. Его пальцы невесомо исполняли свой собственный танец на ее талии, совсем ненавязчиво касаясь ее. Пока их тела служили продолжением друг друга, грудь к груди, бедра к бедрам. Движения такие открытые и развязные, такие интимные и при этом абсолютно не отравленные похотью. Просто два человека, поймавшие свой единый ритм, нашедшие общий язык на уровне тела, но до сих пор не способные найти общий язык на уровне слов.       Такеши видел, как Карин расплывается в руках Хитсугаи, как она легко и податливо льнет в его объятия и наслаждается этим. Он видел, как Тоширо очарован ей, как он стремится к ней, как все его существо жаждет обхватить ее, прижать ее к себе, каким гибким и честным в своих движениях он становится рядом с ней. Они упивались друг другом. И не было в мире больше никого, кроме них.       Хасэгава почувствовал, как сердце кольнула зависть. Он тоже так хочет. Но никогда так уже не сможет.       Так что он оттолкнул неприятные мысли прочь и сосредоточился на том, что рад за них. Просто по-человечески рад.       Но единственный источник радости покинул его, когда пришло время расходиться. Когда они попрощались, Такеши снова остался один.       Хотел бы остаться один.

***

      Холодный воздух ночи резко ударил Карин по легким, когда они с Тоширо наконец выбрались из душного клуба. В глазах у нее немного двоилось, и вестибулярный аппарат ее уже подводил. Куросаки потянулась, сладостно зевая от вдруг накатившей усталости. Она пошатнулась и тут же почувствовала руки Хитсугаи на своей талии, поддерживающие ее.       Дыхание перехватило.       Карин, что-то промямлив, наверное, благодарность, вывернулась из его хватки и надеялась, что в темноте не видно ее красных щек. Она еще не до конца отошла от ощущения его рук, блуждающих по ней, теплого дыхания, касающегося ее макушки, и до головокружения пронзительного взгляда, который он не спускал с ее глаз, пока они танцевали. И в то время, как Карин то и дело ловила голодные взгляды на своей юбке, Тоширо всегда смотрел только ей в лицо.       Куросаки взглянула на него. Скулы еще немного розовые после жаркого помещения, выпитого алкоголя и танцев, волосы взъерошенные, и глаза блестят. Ей определенно нравилось видеть его таким.       Они молча направились домой по темной улице. Как только шум из клуба притупился, а потом и вовсе перестал быть слышимым, остались только жужжание цикад, треск фонарей и стук ее каблуков по асфальту.       Ноги уже болели. Карин чувствовала, как туфли начали натирать ей, появилось гадкое ощущение, что вот-вот с пятки сдерется кожа. Ей пришлось остановиться, когда до дома им осталось меньше половины.       — Натирают?       — А? — Карин снова посмотрела на Хитсугаю.       Всякие признаки опьянения с него как ветром сдуло. Казался трезвым, как стеклышко. Разве что, глаза все еще немного мутные.       — Туфли. Они тебе натирают? — терпеливо повторил вопрос он.       — Да, ужас как. Ну ладно, до дома чуть-чуть осталось, дотерп…       — Я тебя донесу, — он перебил ее.       — Что? — Карин опешила и вскинула голову.       Тоширо твердо посмотрел ей в глаза и повторил:       — Я донесу тебя до дома.       — Оу, что ты, не стоит, — она не совсем поняла, почему начала отнекиваться, потому что, на самом деле, была бы не против дать своим ножкам долгожданный отдых. Но раз уж начала: — Я сама дойду, немного же пройти осталось.       — Карин, — он нахмурился, — ты весь вечер на каблуках, и ты пьяная. Посмотри на себя — да ты стоишь еле-еле. Позволь мне донести тебя, ты ведь устала. И ты сама сказала, что нам чуть-чуть осталось, так что мне не трудно.       — Да не стоит, серьезно, — она махнула рукой и сделала смелый шаг вперед, показывая, что усталость и боль ей нипочем.       И в это же мгновение ее нога предательски подвернулась. Карин взвизгнула, опасно накренилась вбок и уже была готова целоваться с тротуаром, но Хитсугая вовремя среагировал. Он снова подхватил ее и прижал к себе для пущей уверенности, что она не навернется просто стоя на месте.       Карин захихикала. Ей было одновременно и больно, и неловко, и приятно. Больно, потому что туфли стали натирать сильнее, неловко, потому что она снова так близко к Тоширо, и приятно, потому что ей эта близость нравилась. Будь она еще чуть более пьяная, она бы его поцеловала. Но Куросаки не так много выпила.       — Ну ладно. Раз ты настаиваешь. Неси. Пожалуйста, — тихонько добавила она.       — Ухватись за меня, — он дождался, пока она удобно обнимет его за шею, и подхватил на руки.       Сердце Карин ухнуло куда-то в пятки и тут же подскочило до горла. Руки Хитсугаи крепко держали ее под коленями и обнимали плечи, прижимая к его телу, пышащему теплом. Она даже могла слышать его сердцебиение. И ей нравилось подмечать, что оно ускоренное. Пальцы Тоширо чуть впились в ее кожу, а по ней прошелся табун мурашек. Карин тихо вздохнула, расслабляясь в его руках, и сама прижалась ближе. Его одеколон приятно заполнил нос.       — М, какой у тебя парфюм вкусный, — сладко протянула она и потерлась носом о ворот его рубашки, вдыхая аромат глубже.       Она была недостаточно пьяной, чтобы целовать его ни с того ни с сего, но достаточно, чтобы говорить такие вещи.       Краем глаза Карин заметила, как напряженно сжалась челюсть Тоширо. Она хихикнула и весь оставшийся путь была порядочным ручным пассажиром, не смущая Хитсугаю лишний раз. А то вдруг выкинет ее где-нибудь по пути.

***

      Квартира встретила их темнотой и тишиной. Куросаки зашла первая, нашарила рукой выключатель. В прихожей зажегся слабый свет, бивший по глазам. Тоширо так и остался стоять в проеме, чтобы дать ей пространство разуться.       Карин нагнулась, собираясь расстегнуть ремешок туфель. Хитсугая, не думая, посмотрел на нее и тут же отвернулся, краснея до ушей. Короткое платье в очередной раз за ночь доказало ему, что оно и правда короткое. Теперь в его пьяной голове надолго задержится образ ее бедер, обтягиваемых переливающейся синим тканью. Жар с щек начал стекать вниз по телу.       Периферией Тоширо увидел, как Куросаки снова начала падать, в этот раз вперед. Он сразу же влетел в прихожую, обхватил ее за живот — такой блядски упругий и мягкий животик, боже — и потянул на себя, не давая ей упасть, уже в который раз за вечер. Карин уперлась спиной ему в грудь, из нее вырвался удивленный вздох. Она повернулась к нему, вся красная и озадаченная тем, что опять чуть не упала. Из ее горла вырвался хриплый смешок.       Будь его воля, он бы прижал ее к себе сильнее, чтобы хрустнули кости, чтобы она снова испустила этот надрывный вздох, и целовал бы до тех пор, пока у нее не подогнутся ноги.       Тоширо казалось, что он одержим. Возможно, так и было. Возможно, это просто алкоголь в его крови. Возможно, нет.       Он сглотнул и мягко прислонил ее к стене, чтобы она облокотилась о нее и тверже стояла на ногах.       — Давай я помогу тебе, — Тоширо понимал, что то, что он собирается предложить, сделать, может перейти всякие границы, но он слишком пьян, слишком долго сдерживался и слишком хочет ее. Во всех смыслах.       — Что? — она глупо похлопала глазами, не понимая его.       — Давай я помогу тебе снять туфли. А то ты даже стоять не можешь, — Хитсугая прилагал все усилия, чтобы продолжить смотреть ей в глаза.       И под его взглядом она сдалась.       — Ладно, — слово тихо сорвалось с ее губ.       Тоширо сглотнул. Он медленно опустился на колени, не сводя с нее глаз.       — Обопрись об меня, — тихо произнес он.       Карин положила руку на его плечо, сначала неуверенно, но потом Хитсугая почувствовал, как ее пальцы впились в него, стоило ему приподнять одну ее ногу и лишить ее равновесия. Он поудобнее перехватил ее за щиколотку и принялся расстегивать ремешок. Снял туфлю, быстро пробежался пальцами по своду ее стопы. Карин хихикнула. Ей щекотно. Тоширо улыбнулся уголками губ, надеясь, что его порозовевшего лица не видно. Сейчас он старался не смотреть на нее, потому что как только он поднимет взгляд вверх, то обязательно станет пожирать глазами ее округлые бедра, мягкую талию и беспокойно вздымающуюся грудь, которая выглядела такой притягательной с этого ракурса. Ему даже смотреть не надо было, его воображение все делало за него.       Хитсугая надрывно вздохнул и принялся за вторую ногу, намереваясь закончить и при этом не натворить чего-то, за что ему потом будет стыдно.       Но вот, вторая туфля коснулась пола, а Тоширо все еще не отпускает ногу Карин из своих рук. Он на мгновение замер, погрузившись в свои мысли и что-то решая. В его голове словно щелкнул переключатель, и всякий здравый смысл в ту же секунду покинул его тело, оставляя управление за чувствами и желаниями.       Тоширо нежно огладил ее голень, непозволительно долго задержался пальцами на ее коже и рискнул подняться выше. Прилив желания и вместе с тем вселенской нежности заставил его притянуть ее ножку ближе, прижать к груди и оставить невесомый поцелуй чуть выше ее колена. Он ощутил под губами охватившую ее дрожь.       Он делал так раньше, много раз. Ей нравилось это щекочущее чувство от ощущения его губ на себе. А ему нравилось то, что нравилось ей.       Его рука поднялась выше, уже коснулась края ее платья. Холодные подушечки пальцев чуть приподняли ткань и юркнули под нее, совсем слегка, оставляя Карин возможность оттолкнуть его в любой момент. Но она до сих пор этого не сделала.       Хитсугая почувствовал, как ее теплые пальцы коснулись его подбородка и приподняли его голову, заставляя взглянуть ей в глаза. Она продолжила слегка давить, так что Тоширо послушно медленно встал на ноги, следуя за ее рукой. Как только он поднялся, Карин схватила его за ворот рубашки и резко притянула, из-за чего он, покачнувшись, навис над ней, упершись рукой о стену чуть выше ее головы. Они стояли близко, слишком близко, опасно близко, и при этом все еще недостаточно близко. Носы соприкасались, ресницы дрожали, теплое дыхание не успевало сорваться с одних губ, как уже было поглощено другими.       — Что, по-твоему, ты делаешь? — без особого интереса в ответе прошептала Карин, неотрывно смотря на его губы.       — Не знаю, — он также тихо произнес. — Мне перестать это делать? — одно ее слово, и он уйдет. Одно ее слово, и он продолжит.       Она наконец смотрит ему в глаза.       Один взмах ее ресниц — и он сделает все, что она скажет.       — Нет. Продолжай.       В то же мгновение он прижался губами к ее рту.       Они облегченно, почти с отчаяньем, выдохнули друг в друга, размывая всякие границы между собой, наслаждаясь тем, что болезненное ожидание наконец оборвалось. И сменилось безудержным желанием.       Робкий, поначалу неуверенный поцелуй, быстро набирал темп, уже больше становясь похожим на поцелуй давно невидевшихся любовников, изнывающих по теплу друг друга.       Карин обняла его за шею, притягивая к себе, прижимая к своему мягкому телу, пока его руки сжимают ее талию. Тоширо всем весом вдавливает ее в стену, выбивая из ее груди вздох. Она неохотно отрывается, обхватывает ладонями его лицо и начинает покрывать мелкими порхающими поцелуями, оставляя следы помады на его скулах, веках, кончике носа, так быстро, что он не успевает среагировать и только давится сладостным ощущением ее губ на себе. Но Хитсугая не дает себе долго наслаждаться этим, он слишком распален. Он хватает ее за волосы, мягко отрывает от себя, прижимает ее запрокинутую голову к стене, чтобы не вертелась, и припадает к белой шее, к которой мечтал прикоснуться весь вечер. Целует ее за ухом, под челюстью, спускается ниже, лижет и покусывает. Делает все, как ей нравится.       Карин низко стонет, ее руки путешествуют по его телу, уже пытаются совладать с пуговицами и забраться под рубашку. Тоширо берет ее ладони и закидывает себе за шею, пока сам подхватывает ее под бедра — господи, как же он скучал по ее бедрам — и идет в комнату с кроватью. Он целует ее жестче, глубже, когда ее сильные ноги крепко обнимают его талию и прижимают его таз к ее мягкой промежности.       В голове вспышками появляются мысли, что надо бы остановиться, но они так же быстро исчезают, не оставляя и следа, как растворившиеся в ночи фейерверки.       Прихожая, диван, кровать. По пути они прижимались то к одной стене, то к другой, не в силах долго удерживать вертикальное положение, впивались друг в друга. Но вот Тоширо аккуратно кладет Карин на постель и тяжело нависает сверху.       Столько привычных действий. Ему знакомо каждое ее движение, каждый вздох, каждый взгляд. Он знает, как вынудить ее двигаться знакомым ему образом, вздыхать и стонать так, как он привык слышать, смотреть на него своими чертовски красивыми глазами и сводить с ума, как она всегда делала.       Прямо как раньше.       Лавина воспоминаний накрывает его. Бесконечное множество дней, проведенных вместе, разговоров, сложных и бессмысленных, долгих объятий и томных поцелуев — все это выбивает из него воздух, вихрь мыслей проносится в его голове и лишает осознания, где прошлое, а где настоящее.       Вот ее губы оставляют поцелуй на его ключице, руки скользят под рубашкой, — когда она только успела расстегнуть ее? — язык описывает пируэты по его ушной раковине, и он весь горит изнутри. Как семь лет назад.       Его пальцы забираются под платье, ладони гладят ее бедра, задирая юбку все выше и выше, запах ее кожи заменяет кислород, а она дрожит под ним, лелея его прикосновения и растекаясь в его руках. Как семь лет назад.       Они упиваются друг другом, растворяются друг в друге, дыхание давно сбилось, перемешалось и слилось в единый нескончаемый томный вздох, руки дрожат, кожа под руками горит, и так жарко, жарко, жарко. Губы отрываются от губ только чтобы снова впиться в припухшую от поцелуев розовую кожу. Как семь лет назад.       Воспоминание о том, чем все закончилось для них семь лет назад, было еще слишком свежо.       Тоширо резко отстранился от нее, рвано вздохнул и ощутил дрожь в собственном голосе. Дрожь от возбуждения вперемешку со страхом. Таким же знакомым и до отвращения привычным, как и все, чем они сейчас занимаются.       Они посмотрели друг на друга. Выражение их глаз повторяло один другого. Жгучая смесь из тоски, любви, похоти, шока и страха.       Карин тоже помнит.       Хитсугая сдавленно выдохнул и опустил голову, спрятав лицо в ее плече и пытаясь успокоить себя. Ее теплые ладони переместились с его живота на шею, ненавязчиво поглаживая.       Ее дыхание все еще щекотало его уши, и это все еще сводило его с ума.       Тоширо стиснул зубы и наконец нашел в себе силы оторваться от нее. Он откинулся назад и сел на ее бедра, тяжело переводя дыхание. Посмотрел на Карин. Зря.       Красная, растрепанная, зацелованная, с приоткрытыми припухшими губами, со смазавшейся помадой, с блестящими глазами и сияющей в ночи кожей она была похожа на богиню чего-то очень прекрасного и чего-то слишком недостижимого. Богиню, которую нужно холить и лелеять, которую нужно ублажать и любить. Богиню, которой ничего из этого он сегодня дать не смог.       Какое счастье, что сейчас ночь, и они не потрудились включить свет нигде, кроме коридора. Иначе смотреть друг другу в глаза было бы совсем невыносимо.       Хотя для Хитсугаи это и так было невозможно сложно. Он отвел взгляд от Куросаки и глянул в окно. Она повернула голову в противоположную сторону.       Никто из них долго не произносил ни слова. Да и не нужно было. Их срыв был в той же мере неожидан, в какой и предсказуем. Это просто был вопрос времени, на который никто не мог дать точного ответа. Что ж, теперь он был.       — Прости, — тихо выдохнул Тоширо, все еще не смотря на нее.       — Перестань. Я тоже хороша.       Они снова замолчали. Никто не двигался с места, Хитсугая не спешил вставать, а Карин и не просила об этом.       — Давай в янкен*? — вдруг предложила Куросаки, как ни в чем ни бывало протягивая ему сжатую в кулак руку. На удивленный взгляд Тоширо она ответила: — Чтобы решить, кто первый в душ пойдет.       Он похлопал глазами. Это было вовсе необязательно. Он бы запросто уступил ей, ему было без разницы, и она об этом знала. Поэтому Хитсугая даже близко не понял, зачем она это предложила.       — Смеешься?       — Извини, — Карин тут же смущенно убирая ладонь. — Подумала, это поможет разрядить обстановку. Согласна, глупая идея.       Но Тоширо уже протягивал свой кулак, готовый к игре.       Куросаки на секунду замялась, а затем улыбнулась, вытягивая свою руку.       Они начали ритмично двигать кулаками, пока Карин тихо скандировала слова знакомой с детства игры.       — Что у тебя? Я не вижу, — спросил Тоширо, прищурившись и тщетно пытаясь разглядеть ее жест.       — Бумага. У тебя?       — Камень, — его удивило то, с каким искренним огорчением это прозвучало.       — Ха, — только усмехнулась Карин. — Снова камень. Ты такой предсказуемый.       — Вовсе нет, — насупился Хитсугая.       — Вовсе да, — передразнила его Куросаки. — Ты всегда выбираешь камень, сколько бы мы не играли, — хихикнула она.       — Правда? — он с недоверием посмотрел на сжатый кулак, словно он был не его.       — Правда, — она кивнула. — Так я пойду в душ?       Тоширо недоуменно взглянул на нее, не понимая, почему она у него спрашивает, раз победила. А потом вспомнил, что до сих пор сидит на ней.       — Ах, да. Иди, — и слез, дав ей возможность встать.       Как только ее силуэт скрылся в коридоре, Хитсугая зажмурился, вновь переживая стыд в полной мере, и завалился на кровать, закрыв лицо руками. Он не испустил протяжный стон неловкости и негодования лишь по той причине, что в доме Куросаки были картонные стены и она бы все услышала.       Спать они ложились в гробовой тишине, стараясь не смотреть друг на друга. И Тоширо был уверен, что уснуть он не сможет.

***

      Ближе к четырем часам утра он устал вертеться на диване без сна и встал за стаканом воды. Лампу он не включал, предпочел насладиться темнотой и лунным светом. Тихо налил себе воды на кухне и встал у окна, наблюдая за ночным городом.       Чувствовал себя Хитсугая отвратительно: спать хотелось, но не получалось, голова болела, во рту раскинулась пустыня, и стыд до сих пор не отпускал его мысли. А вместе с ним и необоснованный страх, который уже, кажется, просто въелся в его мозг и стал его частью. Беспричинная тревога знакомым комом встала в горле.       Тревога.       Сколько бы он ни старался, но это чувство не покидало его ни на минуту уже больше десяти лет. Тоширо даже не помнит, когда он ни о чем не тревожился. Когда мог позволить себе быть настолько беспечным, чтобы не думать ни о чем, не продумывать наперед все свои действия, чужие действия, последствия тех событий, на которые он может повлиять и тех, на которые не может. Особенно тех, на которые не может.       И здесь начинались проблемы. Он думал о том, над чем не властен. Чувствовал стыд и вину из-за своего бессилия. А затем неизменно приходила тревога, разрастающаяся в груди на почве его беспомощности.       Хуже стало, когда тревога пустила в нем корни.

***

      Тоширо чувствовал, что перебарщивает. Что он просто накручивает себя, как любила говорить Карин. И Матсумото. И даже Хинамори. Такой уж он человек, привыкший думать обо всем наперед, предугадывая всевозможные исходы.       И обычно он отмахивался от них. Что плохого в желании быть ко всему готовым? Ничего.       Но потом простые мысли, не несущие в себе ничего, кроме предположений, превратились в твердые убеждения, полные уверенности в одном конкретном исходе. И почти всегда этот исход был плохим.       Впервые он понял, что у него проблемы, когда его навязчивые мысли не утихли при встрече с Карин. Обычно всегда смолкающие рядом с ней, теперь они метались в его голове как рой безжалостных кровожадных насекомых. Тоширо прямо чувствовал, как их липкие лапки ползают по его извилинам, мешая рассуждать здраво, как их покоцанные крылышки, милые на первый взгляд, стелются пеленой на его глазах, как их бесконечное, несмолкающее жужжание перекрывает ему уши, отрывая от мира. И погружая в пучину тревоги.       Сначала все было довольно безобидно. Он просто был осторожен в их отношениях. Старался не попадаться на глаза Ичиго и Ишшину, даже не столько из-за страха перед ними, сколько из-за страха, что от них информация может просочиться в Общество Душ. Так что он всего лишь всегда был настороже. И только рядом с Карин позволял себе расслабиться.       Потом расслабляться даже с ней становилось все сложнее. Беспокойство не покидало его ни на минуту. И тогда Тоширо понял, что его мысли становятся по-настоящему навязчивыми.       «Зачем я все это делаю? Ради чего все это?»       «Я трачу ее время, ее драгоценное время. Я вынуждаю ее тратить свою короткую жизнь на меня. Зачем я так жестоко с ней поступаю?»       «Но я люблю ее.»       «Разве? Это точно? Как я могу быть в этом уверен?»       «Как я могу быть уверен в ее чувствах? Может, это все шутка?»       «Нет, нет, Карин бы не стала.»       «Может быть, это все сон.»       «Скорее кошмар.»       «Но мне так хорошо.»       «Мне так плохо.»       «Мне так спокойно.»       «Мне так страшно.»       И так по кругу.       «Почему я это чувствую? Почему вообще я так много чувствую? Я не хочу.»       «Мне нравится.»       «Это слишком много. Слишком ново. Слишком сложно.»       «Я чувствую себя таким живым.»       «Я не готов к такому. Я не знаю, что делать с этим.»       «Я научусь.»       «Я не справлюсь. Я не смогу. Я никогда не смогу дать ей то, что она заслуживает.»       «Я сделаю все возможное. Я постараюсь.»       «Этого никогда не будет достаточно. Меня не будет достаточно. Я не заслуживаю ее. Что такого я сделал, чтобы заслужить ее любовь?»       «Ничегоничегоничегоничегоничего…»       И снова.       «А что, если они узнают?»       «Что они сделают, если узнают?»       «Как это отразится на отряде? Что станет с Матсумото?»       «А Карин? Как это скажется на Карин?»       «Что они сделают с ней, когда узнают? Они вообще могут ей что-то сделать? А если все же могут, то что?»       «Чтоесличтоесличтоесличтоесли…»       Тоширо казалось, что он гниет изнутри. И процесс начинается с его мозга.       Как там говорится? Рыба гниет с головы? И правда. Действительно, с головы.       В определенный момент у Тоширо, как ему тогда казалось, развилась паранойя. Ему чудилось, что за ним следят. Все. Каждый взгляд направлен на него, каждый знает о его маленьком секрете, каждый злой рот обсуждает его и осуждает.       Он был уверен, что Совет 46 тоже обо всем знает. И из-за этого тревога его и не отпускала. Какой бы состав у совета ни был, отношения с мудрецами у Хитсугаи не складывались. Как бы ужасно это не звучало, но когда Айзен перерезал всех членов совета, Тоширо не почувствовал огорчения.       Разговоры с Хьеринмару были бесполезны. Они беседовали, обсуждали его состояние, копались в нем, приходили к каким-то выводам и даже находили какие-то решения лишь для того, чтобы следующим же днем Хитсугая выпал из реальности на пару часов, потому что он думал.       «Хьеринмару?» — в один момент мысленно обратился к своему дзампакто Тоширо.       «Да, мой хозяин?» — слегка рычащий голос тут же ему откликнулся.       «Можно попросить тебя кое о чем?»       «Конечно. Что угодно.»       «Когда мои мысли зайдут слишком далеко, погрузи меня в анабиоз. Ненадолго, просто чтобы я перестал думать.»       «Я… я не совсем понимаю…»       «Понимаешь. Понизь температуру моего тела так, чтобы мои сосуды сузились, и кровь перестала поступать в голову. Перекрой моему мозгу доступ к кислороду. Сделай что угодно, но не позволяй мне оставаться в сознании. Я знаю, ты можешь так сделать. И я знаю, что ты так уже делал.» — Тоширо не смог скрыть упрека в последних словах.       «Это опасно.» — Хьеринмару даже не стал отрицать последнего.       «Не менее опасно, чем то, с чем я могу столкнуться.»       Не получив ответа, Хитсугая вздохнул и с усилием продолжил. Даже мысленно ему было трудно признавать это.       «Я не справляюсь. Я чувствую, что мои мысли начинают переходить грань, и меня это пугает. И меня не покидает плохое предчувствие. Я не могу понять, сам я его себе придумал, или действительно что-то надвигается, и это не оставляет меня в покое.»       «При всем моем уважении, я не могу…»       «Хьеринмару, пожалуйста.»       «…»       «Пожалуйста.» — просьба надрывным шепотом сорвалась с губ.       «Хорошо. Я сделаю это, когда посчитаю нужным. И только если другие методы не помогут.» — наконец согласился Хьеринмару.       «Спасибо.»       Тоширо до последнего надеялся, что его дзампакто и правда не придется прибегать к своей силе таким образом.       Но дальнейшие события все решили за него.       Он страдал от тревожности. От навязчивых мыслей. Но не от паранойи.       Слежка ему не мерещилась.

***

      Хитсугая сделал последний глоток. Прохладный ветер из окна немного остудил голову. Вода утолила жажду. Наполовину.       Тоширо все еще чувствовал тревогу, но она вновь вернулась в фоновое состояние, уже не раздирая его внутренности и не разъедая мозг. Всего лишь еле заметная постоянная тревога, такая же по размерам, как легкое чувство голода и мерно пульсирующее чувство вины.       Ничего нового. Ничего, с чем он бы не привык иметь дело.       Тоширо постоял у открытого окна еще немного и пошел снова попытать счастья и попробовать заснуть.       Светало.