Это были мы...

Понедельник. Вторник. Среда… Прошла только середина недели, прежде чем Гермиона поняла — что-то не так. Во-первых, дни стали будто тянуться дольше обычного. Словно что-то изменилось в ее ощущении времени. Словно кто-то заколдовал ее персональные часы. Пары казались длиннее, завтраки, обеды и ужины длились бесконечно. Единственное время, где ничего не изменилось, были вечера. Те вечера, когда она приходила в выручай-комнату, кивала Малфою в очередной раз и погружалась в книги. И это была вторая вещь, которую Гермиона заметила. Ее разум принимал новые знания гораздо охотнее. Из головы словно выбросили все ненужное, освободив место, которое теперь заполнялось тоннами информации. Наверное, так рьяно Грейнджер погружалась в чтение только во времена первых курсов, когда было слишком много неизвестного ей. Как будто это все могли отнять в любой момент, и если она не поторопится, то обязательно упустит что-то важное. Была еще одна вещь, которая изменилась. «Ежедневный Пророк». Долбанная газетенка, которая навевала на нее ужас. Особенно, в понедельник. Свернутая, оставленная Малфоем у ее ног. Гермиона смотрела на тонкие страницы, что трепал ветер с таким отвращением и даже ненавистью, что могло показаться, будто перед ней не газета, а, как минимум, клубок змей. Но тяжело было лишь тогда. Когда ее никто не видел, и она могла себе это позволить. Излишнюю и никому непонятную эмоциональность. Вдали от чужих глаз, когда пальцы немного тряслись, а через миг уже сжимали газету так, что страницы немного рвались под напряженными пальцами. Расслабься. Просто разверни. Прочти. Слова проносились в ее голове. Было бы даже забавно, если бы не грусть от осознания, что она сама завела себя в эти рамки. Отделила свой мир от всего остального четкой линией, а теперь боялась выходить за нее. Хотя… Она же все-таки поговорила с Гарри, верно? Пришла к какому-то компромиссу сама с собой. Черт, она даже не врезала Малфою еще раз, когда он снова сунул нос не в свое дело. Даже "спасибо" ему сказала в итоге. Но почему тогда с газетой было так сложно? И девушка осознала. В тот миг, когда пальцы немного расслабились и развернули газету, а карие глаза с жадностью начали впитывать информацию с первой страницы «Пророка». Одно дело признаться себе. Но это… Фотография Рона, которую она увидела в поезде — это словно признание всему миру. В собственном провале. В том, что, как говорил Малфой, Золотая девочка ошиблась. Потерпела неудачу. Облажалась. По-крупному. И это снова било по ней, хотя… У нее разрушились самые серьезные отношения в жизни, она поняла, что потеряла себя, осталась лишь тень. Но даже в таком состоянии ее заботило мнение окружающих. Какой же бред. И после того, как эта фраза сформировалась в ее голове, Гермиона испытала облегчение. Перевернула страницу. Немного расслабилась и вчиталась в строки, написанные мелким шрифтом. Напрягла разум и поняла, что же там написано. Перевернула страницу. Повторила все заново. Тем утром, сидя на озере, она, наверное, впервые в жизни прочла «Пророк» от корки до корки. Все статьи. Потратила на это все свое оставшееся время. Но газетенка была словно враг, которого было необходимо изучить, что Гермиона и сделала. И снова накрыло облегчение. Во вторник ее пальцы только вздрогнули, когда она прикоснулась к газете. В среду она спокойно взяла ее в руки, словно не было этих месяцев информационного вакуума. Была еще одна вещь, которая, как ей казалось, изменилась. И Гермиона каждый раз пресекала себя, когда понимала, что думает над этим. Малфой. Снова чертов Малфой. Грейнджер не могла это объяснить. Его было слишком много в ее жизни, и это казалось диким. Вспоминались времена, когда их Золотое трио проводило вечера в гостиной Гриффиндора. Когда мальчишки обсуждали квиддич, походы в Хогсмид и домашнее задание, а Гермиона чаще всего в этот момент либо читала, либо помогала им с уроками. Теперь ее вечера проходили в выручай-комнате. За чтением в практически нерушимой тишине. В компании Малфоя. Того Малфоя, который, как и она, либо просто читал, лежа на диване напротив нее, либо возился с разными механизмами за столом. Тишина. Никакого смеха, разговоров, дискуссий. Лишь камин, полупустое пространство заколдованной комнаты и шелестение переворачиваемых страниц. Но что-то изменилось. В его взгляде, который он бросал, когда она приходила. Гермиона не понимала, исчезло ли что-то из него, или же наоборот. Не понимала причину собственного волнения. Ведь его не было в те недели, когда они сидели тут до этого. И были точно такие же вечера. И когда они сидели в комнате после Хэллоуина. После их танца. Когда они пили огневиски и Гермиона неосознанно обнажала перед ним душу. Не сказала всего, разумеется, но больше, чем кому-либо за последние месяцы. Ему! Это сбивало с толку. Пугало немного. Гермиона ловила себя за этими размышлениями во время завтраков и ужинов, когда предмет ее размышлений сидел совсем рядом и она боролась с желанием вперить в него внимательный взгляд. Словно ответ в любой миг мог возникнуть у него на лбу. Но оставалось лишь отмахиваться от всего. Ответ никак не находился. А это был Малфой. Словно его фамилия могла все объяснить… Но становилось немного легче. Грейнджер часто думала еще и о родителях. Она не стала отвечать на письмо. В ней боролись разные чувства. Маленькая девочка внутри нее все твердила, что их Гермиона никогда больше не увидит. Что так будет правильно. Очередная жертва с ее стороны во имя странного понятия. И абсолютно бессмысленная. Это уже ей говорила более взрослая Гермиона, которая гладила ту испуганную малышку по голове и все приговаривала: они еще встретятся. Возможно, она приедет к ним как-нибудь летом. Или на Рождество. Естественно, если родители не будут против. Они сами писали об этом. Что не вычеркнут волшебницу из своей жизни. И это отпускало те тиски, что сжимали ее сердце, а слезы, наворачивавшиеся на глаза, отступали. Становилось легче. Она это чувствовала. Прошло всего несколько дней, но Гермиона чувствовала, что Хэллоуин в ней словно что-то поменял. Кто-то нажал кнопку. Повернул рубильник. Больше не терзало чувство вины перед Гарри, не душило все то, что было на душе. Благодаря Малфою. И больше не было той неопределенности с родителями. Они сделали выбор. Она его приняла. И стало легче. Утро четверга было пасмурным. Словно вот-вот должен был пойти снег. Слишком рано, как ей казалось, но погода с каждым годом становилась все более непредсказуемой. А потому загадывать не приходилось. Это было как казино. Сделаешь ставку и все равно продуешь. Низкие серые тучи, холод ноября, проникавший в стены замка, вызывали легкую меланхолию. Когда ни о чем думать не хотелось, с утра уже наваливалась усталость, а атмосфера давила так, что веки закрывались сами собой. Хотелось разжечь камин, залезть под одеяло и весь день посвятить сну и чтению. Чего Грейнджер, естественно, не могла себе позволить. Спускаясь на первый этаж, чувствуя, как желудок крутит от голода, Гермиона кивала проходящим мимо студентам, которые вяло приветствовали преподавателя. И хотя еще не было даже девяти, создавалось впечатление, что уже вечер: уставшие люди, свет от свечей, что не согревал, а лишь нагонял сонливость. А за окнами завывал ветер, кружа опавшую листву… Сначала до слуха девушки донесся раздраженный голос Малфоя. Она не разобрала слов, лишь интонацию, с которой он говорил. Нахмурившись, Гермиона посмотрела по сторонам и обнаружила странную компанию недалеко от входа в подземелья: Драко, Забини и несколько студентов стояли в отдалении и что-то бурно обсуждали. Это не могло не вызвать любопытства. И Грейнджер не стала себе в нем отказывать. В отличие от проходящих мимо, прислушивающихся студентов, которые вытягивали голову, чтобы понять, не случилось ли чего, Гермиона преодолела холл и подошла ближе. — Ну и что с ним теперь делать? — воскликнул Блейз, на что Малфой лишь хмыкнул и закатил глаза. — Понятия не имею. И почему с этим ты пришел ко мне? — Что тут происходит? — с легкой улыбкой глядя на студентов, спросила Гермиона. Ученики четвертого и пятого курсов стояли в нескольких шагах от спорящих преподавателей и лишь комично переводили взгляд с одного на другого. Все они были облачены в повседневную одежду, но выглядели потрепанно. Собственно, как и Блейз. Но стоило девушке приблизиться к парням, как ее взгляд упал на руки одной из студенток, и ей показалось, что она обнаружила предмет этого необычного собрания. И вперилась в него внимательным взглядом, чувствуя, как в душе разливается легкая ностальгия, а улыбка растягивает губы. Живоглот попал к ней уже взрослым котом. Девушка помнила, как юркая продавщица разжалобила ее рассказом, когда юная волшебница искала себе подарок на четырнадцатилетие, получив от родителей деньги. Она обожала свое рыжее чудовище, ежегодно привозя его в Хогвартс. В студенческих буднях он становился островком покоя и напоминанием о доме. Там, где животинка вела холодную войну с ее матерью за кусок съестного и была так же обожаема отцом. Вот только ее кот умер. Внезапно. Просто в один день, когда Грейнджер пришла с работы, она обнаружила его тело на полу в гостиной. И она помнила это чувство до сих пор. То чувство, которое в очередной раз не понял Рон, когда смотрел, как его девушка рыдает весь вечер. И на следующий вечер тоже, когда по ее настоянию любимого питомца хоронили на заднем дворе. Как тогда сказал Уизли — дикость. Но эта потеря… Словно отрезала ее от детства окончательно. От той продолжительной истории, что была в Хогвартсе. О тех годах, что их Золотое трио провело вместе. Глотик был словно дополнением той картинки, что возникала в голове. Ее неотъемлемой частью. А теперь девушка смотрела в огромные глаза непонятного цвета, то ли зеленые, то ли карие, и чувствовала примерно то же самое, что и тогда, в Косом переулке. Только вместо продавщицы перед ней стояли студенты, Забини и вечно хмурый Малфой, а шерсть у этого маленького чуда была черной, а не рыжей. Котенок будто бы что-то понял. Он смотрел на нее прямо, будто бы осознавал происходящее во всей мере. Очень худой, одни кожа, да кости, из-за чего глаза на милой морде казались огромными. Полностью черный, без единого светлого пятнышка. На вид — не больше трех месяцев от роду. Девушка перевела взгляд на замолчавших парней и приподняла бровь. — О чем спор? — негромко спросила она, на что Малфой поморщился. Знал, что она все прекрасно поняла, и вопрос — лишь вежливость и прощупывание. Парень сложил руки на груди, из-за чего ткань профессорской мантии натянулась на его плечах. — Мы нашли котенка под трибунами, — вдруг заговорила девушка, которая держала котенка на руках. Тот начал беспокойно дергаться, из-за чего студентке пришлось слегка поменять его положение, но животное не успокаивалось. — Поспрашивали у всех, но котенок ничейный, никто не терял. Да и худой он очень. — Может пришел из Хогсмида? — выдвинула теорию девушка, после чего натолкнулась на полный раздражения взгляд серых глаз. — Вряд ли бы этот задохлик добрался сюда. — Ты недооцениваешь волю к жизни, — немного поучительно произнесла Гермиона, на что Малфой фыркнул. — Ну, конечно! Девушка слегка улыбнулась и пожала плечами. — Ну так в чем проблема? — Нам некуда его пристроить, — внезапно заговорил Блейз. — А оставлять его на стадионе мы не можем. — Так отнеси его эльфам, — рыкнул Драко. — Неужели некуда деть одного мелкого блохастого кота? Да, животных он не особо любил. У него не было питомцев в детстве, по крайней мере, Гермиона не помнила об этом. Да и теперь, судя по его лицу, Малфой искренне не понимал сути возникшего вопроса. Внезапно девушка почувствовала небольшой толчок в ногу. Удивленно опустив глаза, Грейнджер увидела предмет их спора, который не терся об ее ногу, а как будто специально привлекал внимание: боднул ее своим исхудавшим телом и приподнял голову, заглядывая так высоко, как мог. Опустившись на корточки, она внимательно посмотрела в зелено-карие большие глаза. Он действительно будто бы все понимал. И даже больше. Неужели он тоже был не простым котом? Но выглядел исключительно как бездомное создание, при взгляде на которое ее сердце сжималось. — Ну, привет, — тихо произнесла Гермиона, протягивая пальцы и потихоньку приглаживая шерсть на макушке. Будто бы отвечая, малыш приоткрыл пасть, и до нее, сквозь шум холла, донеслось тихое мяуканье. Это заставило девушку улыбнуться и проигнорировать характерный хмык, что раздался над ее головой. — Значит, ты у нас без хозяина? — и снова слабый «мяв», словно ответ, и недоуменное сверху от Забини: — Она разговаривает с котом? — Он просто реагирует на звуки, — Гермиона была готова поклясться, что Малфой закатил глаза. Прямо-таки представила себе эту картину, смелее прикасаясь к котенку, который выгибался под ее прикосновениями. Прошло лишь несколько секунд, прежде чем Грейнджер вновь заговорила. — Ты не против, если я возьму тебя? — в этот раз гипотеза Блейза «сломалась», котенок лишь тихо урчал и подставлялся под прикосновения волшебницы. — Будешь Чернышом? — и снова тихое «мяв» и радостный шепоток от студентов, которые, по всей видимости, действительно переживали за животное. — Ну, естественно, очередной альтруистический порыв, — раздалось усталое от Малфоя, заставив девушку на миг нахмуриться. Как будто бы заботу о котенке возлагали на его плечи. Но, подхватив хрупкое создание на руки, которое тут же положило лапы ей на грудь и потерлось макушкой об ее подбородок, девушка улыбнулась, чувствуя, как давно забытое тепло разливается в груди. — Уверена, Грейнджер? — спросил Забини. Они остались втроем. Студенты, которые пристроили бедное животное, вспомнили о своих занятиях, и понеслись кто куда, оставив преподавателей одних. Девушка же на фразу мулата лишь пожала плечами. — У меня уже был кот. Я знаю, как заботиться о них. — Удивительно было бы, если бы ты чего-то не знала, Грейнджер, — вновь влез Драко. И тут Гермиона не выдержала. — У тебя есть какие-то претензии ко всем животным, или лично к котам? Или это вновь включился режим засранца? Малфой приподнял одну бровь, а Блейз усмехнулся. И словно ответом на высказанные девушкой вопросы вновь раздался слабый «мяв» с ее рук, а большущие глаза были обращены прямо на блондина. Тут уж Забини не выдержал и гоготнул, а Гермиона улыбнулась. — Тебя уделали, дружище.