Это были мы...

Драко Малфою казалось, что этот мир сошел с ума, и об этом знают все, кроме него. Вся его действительность лишалась смысла столько раз, что и сосчитать было сложно. Ему казалось, что, когда он был одиннадцатилетним пацаном, в его жизни было больше смысла, чем много лет спустя. Он не знал, когда это началось. С поступления в Хогвартс? Скорее всего. Он помнил свой первый день в стенах школы, помнил, как протягивал руку Поттеру с четким убеждением: Мальчик, который выжил, не знает, как ему будет лучше, в отличие от Драко. Четкая убежденность в святости чистой крови, собственной семьи и рода создавала фундамент детского мира, а вся окружающая их действительность была просто мусором, погрязшим в предсмертной агонии. Маглорожденные, волшебные и разумные твари вокруг. Недостойные. Даже чертовой жизни. Первый год в Хогвартсе его изменил. Не слишком сильно, Драко понял это только лишь спустя проклятые десять лет. Но встреча со святой троицей, их жесткие убеждения в его неправоте, как и многих вокруг… Что-то сдвинулось в его душе тогда. И продолжало потихоньку меняться. Миллиметр за миллиметром. Он помнил возвращение в этот мир Темного Лорда. Помнил искренние эмоции родителей, особенно отца. Что-то на грани безумия, как у сумасшедшей тетки Лестрейндж. Лишь на лице матери Драко мог прочесть тень беспокойства, которую она списывала лишь на переживания, чтобы все прошло успешно. Ложь. Ее ложь, о которой он знал и не упрекал маму за это. Однако тогда же в его голове появились мысли, что он должен защитить Нарциссу. Если потребуется - от родной сестры, мужа или даже себя самого. Потому что со временем Малфой-Менор стал пристанищем Пожирателей смерти. Потому что родовое гнездо, величественное и такое холодное, стало и тюрьмой и пыточной для несогласных. В темных коридорах подвальных помещений часто раздавались крики боли и чей-то злорадный смех. Обычно в нем он узнавал Беллатрису. Драко помнил тот день, когда его детство точно закончилось. Одновременно это был день того, как он променял собственную жизнь на вечное клеймо, что не исчезнет, даже когда его сердце перестанет биться. Малфой помнил, как Темный Лорд обратил на него внимание. Как горд был отец, что его сына разглядели, а не причислили к бесполезному мусору, коим называли практически всех, кроме узкого круга лиц. Драко помнил ту боль и тьму, что пронзили его сердце, когда Воландеморт ставил свою метку. Это было похоже на ритуал, нечто священное для многих Пожирателей. Но не для наследника фамилии Малфой. Это был лишь выбор. Фактически, единственный вариант. Альтернативой была лишь смерть. Трус. Много лет он проклинал себя сам, другим и стараться не стоило. Метка уничтожила что-то внутри него. Но это было только начало. Радовались все, кроме его матери, которая вновь оправдывала себя лишь беспокойством о сыне. Ложь. Снова ложь, о которой он знал, но молчал, потому как стоило дать даже Беллатрисе хоть намек на неверность сестры, она перерезала бы ей горло собственными руками, не моргнув и глазом. В такие моменты Драко старался не думать об отце. Тот, на кого он равнялся, оказался жалким подобием человека, аристократа и наследника своей фамилии. Он словно, подобно безумной сестре Нарциссы, сходил с ума и скрыть это был не в состоянии. Словно каждая отнятая жизнь оставляла в остатках его не просто тьму, а настоящее проклятье, съедающее изнутри. Но когда Люциус осознал, что дальше так продолжаться не может, было слишком поздно. Дамблдор умер. Война началась. Драко помнил тот вечер. Когда Пожиратели смерти вторглись в Хогвартс, а он наставил на старика палочку. Приказ. Когда ему отдавали приказ, Драко думал, что это какой-то бред. Он и задача убить одного из сильнейших волшебников их мира? Абсурд. Метка никак не утихала, даже вдали от дома. Горела нестерпимо. Драко чувствовал, словно эта змея ползает у него под кожей и днем и ночью, не давая на миг забыть о том, что он должен сделать. Выбора не было. Либо выполнит приказ, либо умрет сам и это лишь в лучшем случае. Темный лорд мог убить и его мать, слабость которой все-таки не ускользнула от его бесчеловечных глаз. Трус. Было ли трусостью выбрать свою жизнь? Может быть. Смерть пугала его, внушала настоящий ужас. Ее Драко видел немало. Малфой-Менор был пропитан кровью невинных жертв, а еще неугодных Пожирателей смерти. Альбусу Дамблдору Драко смерти не желал. Этот старик иногда раздражал своими заумными речами и дурацкими примерами, однако смерти он не заслуживал. По крайней мере в тот момент. Ведь он не делал различий между факультетами, фамилиями, чистотой крови. Все были для него равны. И вспоминая те дни, Драко понимал, Дамблдор обо всем знал. Что смерть близко, что под длинными рукавами пиджака у молодого слизеринца извивается Черная метка. Но никто и ничем не мог никому помочь. Отматывая в голове время назад, Малфой это понимает. Сотни, если не тысячи раз, он прокручивал в голове те дни. Пытался найти иной сценарий развития событий, которые бы привели к уничтожению Воландеморта. И не мог. Понимал, что в альтернативе стоит либо его смерть, либо его матери, а возможно и всей семьи Малфоев, как таковых. Не удивился, если бы она пришла от рук Беллатрисы. Ненависть к тетке была чем-то, возводимым в абсолют. Не только им. Но была и мать, которая эту безумную любила. По-своему, ведь все-таки их связывала одна кровь. Но Нарцисса плакала, когда Пожирательница смерти ушла вслед за своим повелителем. Только весь остальной мир вздохнул с облегчением. Драко помнил время после войны. Были дни, когда Малфой-Менор погружался в абсолютную тишину, а минуты ползли медленнее улитки. Таких дней было много. Сидя под домашним арестом, прокручивая в голове всю свою жизнь и особенно тот проклятый день, когда все закончилось. Его семья не участвовала в последнем бою. Трусы. Они бежали, так далеко и быстро, как могли, но все равно были пойманы Мракоборцами. Драко и Нарцисса вполне добровольно оказывали им содействие. Рассказывали обо всем, что знали, ни о чем не утаивая, желая получить взамен лишь одно — жизнь. С Люциусом было сложнее. В какой-то момент парень думал, что его отец так и не сдастся, не смирится, его безумие станет окончательным. Но что-то изменилось. Возможно, когда мать пришла к нему, в попытке уговорить собственного мужа сдаться. Ведь больше ему не за что было сражаться. Темный лорд пал. Малфой помнил тот день, когда перестала быть активной метка. Словно что-то в нем оборвалось, а мир наполнился светом и красками. Это было так удивительно, что парень несколько минут просто смотрел в одну точку, прислушиваясь к своим ощущениям. Будто бы та часть его души, что пожирала проклятая змея, восстановилась и давала ему силы. Драко помнил, как суд выносил решение. Еще один важный и страшный день в его жизни. Куча народа в мантиях, что смотрят на него и родителей с таким презрением и ненавистью… От такого давления хотелось забраться под тумбу, подальше от чужих глаз. Но все стало намного хуже, когда с Нарциссы и Люциуса сняли большую часть обвинений, а их наказанием стало десять лет заточения в стенах Малфой-Менор. Люди были недовольны. Его семья и фамилия тетки стали лицом той войны, тьмы и разрухи, что творили Воландеморт и его приспешники. Выкрики, брошенные заклинания, вспышки камер, всеобщая необъятная ненависть сводили с ума. Причем в самом прямом смысле этих слов. Но было плевать. Драко было наплевать на них всех. Ведь его папа и мама останутся живы. Пускай Министерство в разы сократило содержание Малфоев как одного из древнейших родов волшебного мира. Плевать на конфискацию средств и имущества. Они не остались нищими, но от былой власти и могущества была лишь пыль под их ногами. Ему, как говорили многие, повезло. Да и сам Драко так считал. Его судили как несовершеннолетнего, многие поступки списывали как содеянное под давлением и угрозой смерти. Слабое утешение для тех, чьи родные и близкие пали в той войне и под многогодовым гнетом Пожирателей смерти. Но Драко и правда было плевать. Трус. Он не собирался сдаваться, как сделал это уже когда-то. Он цеплялся за свою жизнь и то, что она могла ему предложить, сбивая пальцы в кровь, но упорно отмахиваясь от чужих проклятий и презрения. Ему даже позволили доучиться. Драко плохо помнил тот год. Вечное беспокойство за разум отца, что был крайне слаб, за состояние матери, которая часто болела от стресса, приглушали те голоса, что шептали гневные и презрительные слова ему в спину. Многие. Да практически все. Но Драко четко помнил двоих людей, от которых он ни разу не услышал ничего подобного. Старуха Макгонагалл, которая проявляла участие и настоящее беспокойство за всех учеников его факультета, особенно тех, чьи родители были Пожирателями смерти. Любые конфликты на этой почве пресекались на корню. Гарри Поттер. Тот самый мальчик, который выжил, и теперь был героем, смотрел на Малфоя не как на ничтожество, а как на равного себе. Просто студента, без прошлого, без проклятия семьи и долбанной метки на предплечье, которая уснула уже давно, но он все равно ее чувствовал. Да, не так как раньше, однако она была как позорное клеймо, которое было не свести. Тот школьный год казался чем-то неестественным. Он помнил экзамены, свое полное равнодушие к подготовке и результатам. Помнил, как все вечера того учебного года, и даже во время выпускного, в гостиной Слизерина не звучал смех. Из них всех словно выкачали остатки жизни, оставив пустыми калеками. Те, кто в войне не участвовал, а к Пожирателям отношения не имел, тоже пылали гневом и презрением. Тут срабатывал простой инстинкт выживания. Или ты, или тебя. Драко помнил, как вернулся домой. Как сидел в своей комнате на кровати, смотря в потухший камин и думал. Думал о том, что делать дальше, ведь по сути, его жизнь только начиналась. Решение пойти работать в Министерство пришло внезапно, словно озарение. Его мать поддержала идею. Она не могла смотреть, как вместе с ними чахнет и ее ребенок. А вот отец… С ним всегда было сложнее. Тогда его безумие словно взяло верх. Он говорил. Говорил и говорил. О том, что он это так не оставит. Что чистота и величие крови еще вознесут их. Что они древний род волшебников, перед которыми все должны трепетать. И многое, многое, многое. В том числе и то, что Драко был его разочарованием, раз принимал все то, что обрушивал на них мир. Парень помнил, как внимательно слушал и запоминал. Запоминал те слова, что отдавались в его мозгу, словно запечатанные на подкорке. Он знал все это с самого детства. Помнил фундамент в его душе. Но заглянув в себя, понял, что там остались одни руины. А слова отца оказались лишь шумом быстро затухающего ветра. Тогда Драко окончательно понял, что все это стало бессмысленным. Чистота их крови, древность рода, бывшее положение. Осознал, что перед смертью были равны абсолютно все и каждый. Неважно, где ты родился и что ты можешь. Парень с удивлением понял, что в его душе эти знания были давно. Вот только в какой момент по фундаменту пошла критическая трещина, грозящая всему? Непонятно. Получить работу в Министерстве было непросто. Мракоборцы устроили настоящий допрос, выворачивая его чуть ли не наизнанку. Но в его мотивах и целях не было подвоха. Просто желание не сойти с ума и продолжать свое существование. Министерство магии приняло его без особой радости. Да, это была не школа. Государственные служащие не гормонально нестабильные подростки. Они могли лишь бросать взгляды, полные ненависти и презрения, но это было мелочью. Пока он не начал осознавать, что изменился не только он. Но и те, кто, казалось бы, победил в этой чертовой войне. Вначале он столкнулся с придурком Уизли. Рыжеволосый болван смог попасть под крыло Мракоборцев и ужасно гордился этим. От того добродушного простака, которого он встретил на первом году обучения, не осталось ни следа. И тогда Драко словно смотрел в искаженное отражение. Пока только отголоски гордыни были видны в Уизли, и его чертовое высокомерие тогда удивляло. Мальчик, который выжил, главный герой войны, стал жестче. Да, он не зазнался, как его лучший друг, но словно из глаз пропало все то добро, которое в них видел даже слепой глупец. Однако, молодой парень будто бы с этим боролся. Пытался стать самим собой. Не проиграть в личной битве за свою душу. Это Малфою было знакомо. Но больше всех, черт возьми, Драко удивила Грейнджер. Когда он увидел ее в одном из отделов Министерства магии, то опешил. Ему казалось, что святая троица и дальше вместе пойдет бороться со злом в этом мире, но заучка с гриффиндора выбрала неожиданный путь: переговоры с волшебными существами и перекладывание бумажек. Они виделись редко, лишь пересекались в каких-то коридорах, даже не здоровались, иногда кивали друг другу в качестве приветствия. А потому не сразу, но он заметил то, чего не увидел вначале. Грейнджер становилась безликой тенью самой себя. С каждым месяцем и годом это было видно все отчетливее. Более зажатая поза, осунувшееся лицо, потухшие глаза. Драко знал о ее романе с Уизли и ничего не понимал. Этот мир словно сходил с ума, о чем знали все, кроме него. Ему было непонятно, как один из умнейших и упрямейших пусть и бесящих его людей на этой планете мог угасать так, чтобы этого не видел никто, даже двое самых близких ей парней. Поймав себя как-то за раздумьями о Грейнджер, Малфой нервно рассмеялся. Он не знал почему, но именно ее лицо было для него доказательством тому, что в той войне не было победителей. Жизнь — жестокая сука, бьет по всем без разбора. Лишь однажды увидев случайную сцену в бесконечных коридорах Министерства, он, как ему казалось, понял ту причину, что выгрызала из Гермионы жизнь. То, что не было предназначено для чужих глаз и ушей. Слова, брошенные всегда презираемым им Уизли на одном из важных ужинов среди чиновников, государственных служащих и Мракоборцев. «Не позорь меня. Ты можешь вести себя иначе? Это мой шанс, чтобы меня наконец заметили. Прошу тебя, просто стой рядом и молчи, ладно?» Но не слова тогда поразили Драко, а реакция вечной гордячки Грейнджер, которая извинилась перед рыжим ушлепком и взяла его под руку. Остаток приема она напоминала молчаливое привидение, что всюду таскалось за своим парнем и не мешала… Драко помнил тот вечер, когда встретил ее на смотровой площадке. Внезапная встреча. Он долго гулял по городу, погруженный в свои мысли, сбежавший из Малфой-Менор, в котором лютовал отец. Причина проста. Письмо от старухи Макгонагалл, которая предлагала ему, как достаточно умному и талантливому волшебнику, место в преподавательском составе Хогвартса. Письмо, над которым Драко не рассмеялся. Письмо, которое беспокоило его много дней и ночей, не давая спокойно спать. Письмо, над которым он всерьез раздумывал. И тогда он встретил именно ее. Словно побитую собаку. Измученную. Раздавленную. Напоминавшую скорее тень человека, которая даже не реагировала на внешний мир. Он помнил ее изумление, когда задал вопрос, а ее взгляд обрел ясность. И то, что она спросила перед его уходом… Словно знак от судьбы. Пойти на поводу у безумной идеи, сбежать от всего этого сумасшедшего гребанного мира, прогнившего, проваливающегося на самое дно, но цеплявшегося из последних сил! Вопрос, заданный словно случайно, но на который он честно ответил даже на удивление самому себе. А потому, тут же вернувшись в родовое поместье, сообщил о своем решении и открыто послал отца, когда тот снова начал вести речи о величии и чистоте крови. К черту кровь. К черту величие. У них не было ничего из этого. Не им называть себя чистокровными, тем, кто хотел погрузить этот мир в войну и утопить его в крови. Но больший шок, чем в тот вечер и вечер в Министерстве он испытал, когда увидел еще более исхудавшую и изможденную девушку в купе Хогвартс-Экспресс. Она даже не заметила его прихода, чем вызвала лишь недовольное цоканье и интерес. Как долго это может продолжаться? А еще в голове Драко возникали вопросы, часть из которых была лишь формальностью. Он видел газету с утра и первую полосу с рыжеволосым идиотом, обнимающим какую-то девку. А вот Грейнджер, походу, нет. Иначе как можно было объяснить ее удивление и слезы в глазах? В тот момент он понял, что давно не был так беспомощен, как перед ней, почти пролившей слезы. Он наблюдал за ней. Долго. Наблюдал за тем, как она пытается спасти саму себя, но выходило довольно паршиво. Драко не торопился к ней на помощь. К чему и зачем? Да и с чего вдруг? Нет, к Грейнджер не было той ненависти, что раньше, но она бы и не приняла его помощь. Даже ту, что могла быть предложена в той извращенной форме, что была свойственна Малфою. И даже когда она стала лучше одеваться, явно высыпаться, выглядеть увереннее, чаще улыбаться, Драко видел, что она не победила в собственной войне. Она, словно Министерство магии много лет назад, делала лишь вид, что ничего не происходило. Это бесило. Он всегда был вынужден смотреть страху в глаза, делать выбор, которого казалось и не было, но Грейнджер все пихала голову в песок, и злила его сильнее, чем могла представить. Идея с боггартом была спонтанной. То, что сорвалось с языка быстрее, чем он мог себя остановить. Но увидев, как она боится даже предположить это сражение, пришел в ярость. Какого черта? Почему? Почему она не хотела бороться? За себя же, в первую очередь! Но она смотрела на Малфоя широко распахнутыми карими глазами, в которых плескалась настоящая паника, но он ей не сочувствовал. Не чувствовал даже презрения. Ему хотелось схватить ее за плечи, встряхнуть хорошенько, но он не мог. Почему? Сам не знал. Считал, что натворит еще большие глупости. Даже больше, чем то, что он сказал ей. За что и получил пощечину. Не спорил. Скорее заслуженную, чем нет. Но впервые за это время он увидел ее прежнюю. Гордую. Готовую постоять за себя, не только словами. Не только прятками в собственном панцире. Нет. И пускай это был лишь миг, после которого он лишь смотрел ей в спину и на то, как закрывается дверь его кабинета, но в душе Драко ликовал. Он не мог себе объяснить, почему это стало таким важным. Потому что просто не понимал? Почему? Почему она позволила с собой так поступить? Почему прогибалась под такие обстоятельства, с которыми ведь могла бороться? Неужели ее уничтожила любовь к этому придурку Уизли? Ему сложно было в это поверить. Ведь это же не любовь, когда один лишь разрушает себя, а второй смотрит и упивается этим. Когда дверь за Гермионой закрылась, Драко прикоснулся к собственной щеке, что горела после пощечины. Вся его сущность противилась даже мысли об извинениях, ведь он говорил правду. Переведя взгляд на шкаф с боггартом, парень усмехнулся. Тихо скрипнула старая ручка, выпуская монстра, еще не сформировавшегося под страхи единственного из присутствующих в комнате. Однако это был лишь миг. А через секунду перед ним стоял его изможденный отец с безумными глазами и руками, покрытыми кровью. Драко перевел безучастный взгляд за его спину и увидел мать с перерезанным горлом, что смотрела прямо на него, однако в ее теле уже не было жизни. Боггарт сделал шаг к нему и протянул руки: — Мы все исправим, — безумно прошептало чудовище в обличие Люциуса Малфоя. — Мы все вернем. Заставим их преклонить колени, — мужчина начал безумно смеяться, напоминая Драко смех убитой тетки. — Еще можно все исправить. Сынок, помоги мне…