Это были мы...

Первые учебные недели в роли преподавателя для Гермионы пролетели, как один миг. Ей удалось окунуться в работу с головой, а потому навязчивые мысли лезли в голову лишь поздними вечерами. С младшими курсами, как и подразумевала девушка, найти общий язык оказалось просто. Немного хромала дисциплина, но Грейнджер пыталась вспомнить себя и одногруппников в их возрасте и приходила к решению, что все не так уж и плохо. С детьми постарше оказалось тяжелее. Макгонагалл лично вела занятия у учеников с пятого по седьмой курс, а потому с выпускниками и теми, кто готовился к экзаменам, Гермионе иметь дело не пришлось. Но вот третий и четвертый курсы порой выпивали из нее все силы. Нет, они не хамили, обращались к ней уважительно, вот только межфакультетная вражда никуда не делась, а потому занятия часто оказывались под угрозой срыва. И в этом Грейнджер видела лишь свою вину. Отсутствие должного авторитета словно развязывало ребятам руки. Становилось обидно, а кулаки сжимались от бессилия. Но это были просто дети. А ей следовало подумать над выходом из сложившейся ситуации. Проблемой для нее лично стали так же объяснения с Хагридом. Добродушный полувеликан не умел юлить и выуживать правду. Он говорил и спрашивал в лоб. А потому, ошарашив его своим появлением в Большом зале в первый вечер, девушка пообещала навестить его в хижине сразу же, как только обживется. И обещание пришлось сдержать. Ее рассказ, наверное, получился слишком сумбурным. Хагрид задавал немного вопросов, но все они били в точку. В итоге пришлось, покраснев, признаться, что она рассталась с Роном, и произошло это не слишком красиво. Что к общению с Гарри она пока не готова, а Хогвартс… Хогвартс это ее новое начало. Полувеликан почти не перебивал. Внимательно слушал и смотрел прямо, подливая чай в огромные чашки. А когда она закончила, лишь тяжело вздохнул. Если Гермионе было сложно рассказывать Хагриду подробности своего расставания с Роном и она, как могла, пыталась сгладить этот момент, то вот мужчине сложно было осознать случившееся. В карих глазах девушки плескалось слишком много боли, чтобы остаться равнодушным. Но в итоге лесничий лишь произнес то, что заставило Грейнджер подскочить со своего места и кинуться в его теплые объятия. — Я рад, что ты приехала. Что касается ее нового дома, которым стали уютные комнаты на втором этаже, то тут девушка осталась полностью довольна. Уютная небольшая спальня со своим камином, шкафом, в котором с легкостью разместились все ее вещи, письменный стол у окна и широкая постель. Узнав у завхоза и домовых эльфов, можно ли взять из общих запасов парочку небольших ковров, девушка устроила собственное гнездышко. Там, где можно было легко ходить в тапочках, не думать о своем внешнем виде и смело называть именно эту спальню и прилегающую к ней небольшую уборную со всем необходимым, домом. Правда, на последние деньги пришлось обновить гардероб. Незадолго до увольнения она как раз продлила аренду дома в Лондоне, а потому ее накопления были более чем скудны. Однако, того, что выплатили за отработанные дни под начальством Дэвиса хватило на то, чтобы приобрести в Хогсмиде рабочую юбку, блузку и брюки. И не забыть о канцелярских принадлежностях. Последние ей пригодились при посещении библиотеки. Лишь войдя в нее, Гермиона поняла, как скучала. По запаху книг, по новым знаниям, по этой тишине и особой атмосфере. Бессменная мадам Пинс, когда Гермиона спросила, можно ли ей просмотреть нужные издания в читательском зале, отметила, что профессора имеют возможность выносить из библиотеки практически любые книги, но Грейнджер была непреклонна. Уходить не хотелось. Она посещала библиотеку почти каждый вечер хотя бы на пару часов, усаживалась за одинокий столик у окна между стеллажами. Так ученикам ее было не видно, да и никто не мог пялиться и сбивать с чтения. Так и проходила ее жизнь в Хогвартсе. И нарушали эту идеальную картину всего две вещи: сны и мысли. И если с первым девушка давно научилась бороться, усталость всегда делала свое дело и редко давала осечки, погружая Гермиону в блаженное забытие, то вот утром, предоставленная сама себе, и поздним вечером, как бы Грейнджер ни старалась, размышления и жалость к себе накатывали с невероятной силой, попросту доводя ее до слез. В какой-то момент Гермиона поняла, что хочет залепить пощечину сама себе. Рациональная ее часть буквально вопила о бессмысленности собственных действий. Самобичевание ни к чему не приведет. Она поступила правильно. Да, ошиблась в прошлом, но кто не оступается? Это ее опыт, на котором следует учиться. Вот только аргументы не работали. При всей этой ситуации девушка также поняла, что о Роне она думает не как об утраченной любви. Нет. Скорее, как об обидчике, потому что в голове не возникали сентиментальные образы из прошлого, нет. Лишь обидные фразы, брошенные в спину, и чертова фотография в "Ежедневном Пророке". Хотя, винить его было глупо. Особенно в последнем. Они расстались. Грейнджер ясно дала понять, что возвращаться к нему не намерена. Да и прошло три недели после этого. Достаточно ли этого времени? Ей сложно было сказать. Попытавшись представить себя в чужих объятиях, девушка запнулась. Потому что, черт возьми, не получалось. Совершенно. Ей сложно было вычеркнуть образ Рона рядом с собой, засевший на подкорке. Она была с ним долбанных пять лет. Их учеба в Хогвартсе занимала семь! Глупое сравнение, но все же достаточный аналог для вечности. Целой… жизни. Эти постоянные размышления и терзания не давали ей расслабиться и успокоиться. Гермиона постоянно прокручивала в голове какие-то ссоры или события, думала о том, что и когда следовало сказать, а может - промолчать. Сейчас, отстранившись от всего мира, не имея рядом никого, кто имел бы свое мнение по данному вопросу, она прокручивала в голове каждый момент. От простых прикосновений до секса, от обычных приветствий до признаний в любви. Вспомнилось, что Рон и цветы-то ей дарил всего лишь трижды за их отношения. А поцелуи давно превратились в какие-то дежурные прикосновения. Секс… был. Она помнила их первый опыт, неловкий для обоих, волнительный. Маленькой дурочкой Грейнджер было сложно назвать. Она прекрасно знала, как устроена, чего ожидать, вот только близость с любимым человеком тогда казалась ей… Особенной. И ей было приятно. Рональд был чуток и осторожен. Но потом… Что стало с ними потом? Почему проявления чувств стали обыденностью, но не чем-то ценным, а будто ненужным? Вина была в ней? Или в нем? В их желаниях? Или их отсутствии? Слова Уизли о том, что кроме него она никому не нужна, преследовали ее. Собственный критический взгляд Гермионы коснулся ее гардероба. Вывод был неутешительным. Она никогда не была красавицей, однако Рон всегда говорил, что ему нравятся ее волосы. И это когда-то ее буквально окрыляло. Как мало иногда все-таки нужно… Однако, она сама всегда делала упор на том, что в человеке главное душа, а внешнее — второстепенно. Теперь же… А что она могла сделать теперь? Даже новая юбка была чересчур длинной, пусть и узкая, но ниже колена, а блузка закрывала все, что можно, и не облегала вовсе. А собственные комплексы не позволили бы девушке расстегнуть лишнюю пуговичку или же исправить длину. Сама же Грейнджер складывала в минуты просветления происходящее не в радужную картину. Она понимала, что с этим нужно что-то делать, вот только конкретики не было. Мысли в хаосе метались по ее голове. Лишь изредка эта буря утихала. Гермиона искренне радовалась, что собственные проблемы не отражались на ее работе. По крайней мере, она так считала. И это было что-то единственное хорошее в происходящем. Подводить директора не хотелось. После достаточно оживленных первых учебных недель, жизнь в Хогвартсе постепенно стала спокойнее. Первокурсники уже освоились, все студенты влились в свое расписание, на носу были первые игры по квиддичу, а экзамены казались слишком далекими. Каждый день Грейнджер был похож на предыдущие. Завтрак в Большом зале, пара занятий, обед, снова занятия и свободное время, которая она обычно проводила в библиотеке, каждые несколько дней откладывая книги и навещая Хагрида, пропуская ужин. Себе самой она все еще казалась бледной и изможденной, но что с этим делать, девушка не знала. После некоторых размышлений просто махнула на это рукой. С некоторыми вещами не сделаешь ничего. Молодых преподавателей в Хогвартсе было всего трое: она, Малфой и Забини. Помона Стебль все так же вела травологию и редко появлялась в замке, предпочитая общество растений и свои теплицы. Хагрид и профессор Граббли-Дёрг разделили между собой уход и преподавание предмета о магических существах. Полувеликан, подобно госпоже Стебль, редко покидал свою хижину. Флоренц и профессор Трелони делили между собой курсы по прорицанию. Септима Вектор так же вела нумерологию. Гораций Слизнорт все еще преподавал зельеварение и занимал пост декана Слизерина. На остальные предметы пришли новые преподаватели. О некоторых Гермиона читала в газетах, как о выдающихся волшебниках и исследователях, кого-то не знала совершенно. Ее отношения с уже коллегами складывались странно. Бывшие преподаватели девушки были с ней приветливы, остальные же просто вежливы. Начинать с кем-то общение она не могла. Все они были старше, а собственное состояние подбивало Грейнджер на глупости. Лишь изредка кентавр Флоренц, который ото всех, кроме Хагрида, держался особняком, мог завести с ней разговор. И эти беседы Гермиону больше сбивали с толку. Разговоры о вселенной, внезапных поворотах судьбы и изменении личностей волшебников безусловно были занимательными, вот только обычно к ним не вело никаких предпосылок. Но Грейнджер, которая в первый раз отреагировала короткими односложными фразами и замешательством, постепенно раскрывалась и даже что-то отвечала кентавру. А в глубине души за эти разговоры была очень благодарна. Что касается Малфоя и Забини, то эти двое, похоже, стали еще ближе, чем во времена учебы. В общем зале они сидели рядом, в учительской их столы стояли по соседству. С Гермионой их отношения складывались… Никак. Оба парня лишь приветственно кивали ей, что делала и она в ответ. Редко доходило дело до коротких фраз, исключительно по работе, что обычно касалось журналов успеваемости и только. Грейнджер такой расклад абсолютно устраивал. Было бы глупо, если бы они задирали друг друга и вступали в перепалки. Теперь они преподаватели. Должны, в первую очередь, думать головой и желательно об учениках. Девушке казалось, что все изменилось в один конкретный вечер. Когда новый поток хаоса свалился на нее уже после отбоя, и это никак не давало ей уснуть. Махнув на все рукой и вспомнив, что она теперь преподаватель и может себе позволить чуточку больше, чем простые студенты, Гермиона натянула любимый кардиган поверх простой футболки, простые балетки на ноги и отправилась гулять. Стены замка таили в себе слишком многое. Ей казалось, что она может утонуть в воспоминаниях о своем детстве и юности, но, на удивление, этого не произошло. Мысли потихоньку покидали ее воспалённое сознание. Девушка медленно брела по коридорам, рассматривая портреты, которые уже дремали в полутемных коридорах. Ноги сами привели ее на самый верхний этаж замка, спустя примерно час бесцельных скитаний. Во время возвращения в Хогвартс они обнаружили, что выручай-комната не была уничтожена, в отличие от находящихся в ней вещей. Она стала для них убежищем в свое время, и студенты, учившиеся себя защищать и прятавшиеся в ее стенах во время возвращения Темного Лорда, привели уникальную комнату в порядок, оставив ее как наследие для следующих поколений. Войти в выручай-комнату труда не составило. Вот уж кого-кого, а ее можно было назвать нуждающейся в помощи. Правда, Гермиона сомневалась, что комната хоть как-то может с этим помочь, но ностальгия вела ее вперед. А потому, даже не представляя, что может увидеть, Грейнджер смело открыла обнаружившуюся потайную дверь. Она словно вернулась на пятый курс обучения. Когда мерзкая Амбридж прибрала власть к рукам, Дамблдор покинул стены Хогвартса, а они были на пороге настоящей войны. Только потолок казался немного ниже, камин был один у стены и напротив него стоял диван и кресла-подушки. Столики, стопки с книгами, какие-то непонятные вещи… Неужели комнату успели так быстро и легко обжить за те годы, что она окончила обучение? Это казалось невероятным. Темный паркет практически не отражал звуков ее шагов, но пушистый ковер девушка увидела у самого камина. Захотелось подойти, сесть прямо на него, облокотиться спиной на диван и почувствовать жар от огня. Она могла так сделать и в своих комнатах, но… Это было другим. Проводя кончиками пальцев по корешкам книг и с интересом разглядывая стоящие на столиках вещи, Гермиона сама не заметила, как приблизилась к камину. И пораженно замерла. Ведь, оказывается, в выручай-комнате она была не одна. И на такую компанию уж точно не рассчитывала. Малфой вальяжно развалился на диване, закинув одну руку за голову, а во второй держа небольшой потрепанный томик. Рукава белой рубашки были закатаны, а верхние ее пуговицы расстегнуты. Стоило ей появиться в поле его зрения, как серые глаза пронзили ее взглядом, пригвоздив к месту. Похоже, он не услышал, как она вошла, погрузившись в чтение. Однако, стоило ему осознать, кто перед ним, то выражение глаз сменилось, а внимание вновь было направлено на потрепанные страницы. Драко молчал и продолжал читать, а Гермионе становилось неуютно. Беспомощно оглядевшись, она вновь посмотрела на Малфоя и все же тихо произнесла: — Прости, я не знала, что тут кто-то есть. Парень вновь оторвался от чтения и внимательно посмотрел на нее, через пару секунд кивнув, словно принимая ее извинения и ожидая продолжения. Вот только заметив, что говорить дальше девушка не собирается, только вздохнул и вновь вернул свое внимание книге. — Ничего, — коротко и сухо бросил он, но Гермионе от его ответа стало немного легче. Оглянувшись, она поняла, что лучше бы ей уйти и резко развернувшись, направилась к выходу. — Комната большая. Двоим места точно хватит. Замерев, Грейнджер не поверила своим ушам. Парень предлагал подобие мирного сосуществования. От этого становилось даже не по себе. — Не стоит. Не хочу тебя… — Прекращай уже прятаться по углам и начинай вести себя как обычно, Грейнджер. — Что ты сказал? — девушка удивленно обернулась. В его тоне сквозило раздражение и недовольство и это поражало ее до глубины души, вызывая внутри небольшую волну гнева. Как он смеет ей указывать как себя вести? И что это вообще значит? Со стороны дивана послышался усталый вздох, тихий хлопок резко закрытой книги, а через миг слегка растрёпанная светловолосая макушка Малфоя показалась в поле ее зрения. — Хочешь сказать, это не так? — Понятия не имею, о чем ты, — упрямо вздернув подбородок, произнесла девушка, на что Драко лишь усмехнулся. — Неужели? Ведешь себя, как побитая собака, которая прячется от хозяина. — Да как ты смеешь?! — чуть ли не выкрикнула Гермиона, в удивлении широко распахивая глаза. В последнее время голос Грейнджер повышала редко, даже студенты не выводили ее на такие эмоции. Однако ярость и противоречие, вызванные словами нового профессора Защиты от Темных Искусств, взметнулись в ее душе. Хотя и рациональная часть тихонько давала знать, что в чем-то парень и был прав, вот только эмоции казались слишком сильными. — Смею, — нагло произнес волшебник, с ленцой поднимаясь с дивана. — Все равно ты мне ничего не сделаешь. — Ты это сейчас серьезно? — в недоверии прищурившись, спросила Грейнджер, складывая руки на груди. — Хочешь, чтобы я достала палочку и бросила в тебя пару заклинаний? — Ну, раньше ты была на это способна, — пожал плечами Малфой, обходя диван и оказываясь перед ней. Он облокотился на жёсткую спинку и убрал ладони в карманы черных брюк. — Помнится, когда-то ты сломала мне нос. — И поверь, ты сейчас снова к этому близок, — все еще щурясь и качая головой в подтверждение своим словам, произнесла девушка. Малфой и правда нарывался на неприятности. Возможно, она была жалкой в его глазах, возможно, действительно, эмоции истощили ее, а Гермиона с упорством продолжала им потворствовать, но с ним это не работало. Откуда-то появлялись силы на бунт, на ярость, на сопротивление. Она сама не замечала, как велась на его слова, вместо того, чтобы разумно проигнорировать, как часто делала это во времена учебы. И от того еще больше сбил с толку его тихий смешок и кивание в ответ на ее фразу. Он не воспринимал слова девушки всерьез?.. — Поверь, Грейнджер, думаю, многие в этом замке были бы не против, если бы ты ударила меня или швырнула парочкой заклинаний, в случае, если тебя это растормошит. Устало закрыв глаза, Гермиона тряхнула головой. Он говорил какой-то бред, что не воспринимался ее сознанием. Одна буря в душе сменила другую, но с этой… Дышать словно становилось легче. Ее демоны отступили, скрылись, вот только вряд ли это продлится долго. Открыв глаза, девушка наткнулась взглядом на все еще расслабленную фигуру блондина. Но ее внимание привлекла его левая рука, которая сейчас была открыта до локтя. Черная метка. Парень, заметив ее взгляд, нахмурился, но прикрывать ее не стал. — Я не знала… — тихо начала она, но сбилась. Более идиотскую фразу придумать было сложно. Отвесив сама себе ментальный подзатыльник, девушка сжала губы и на миг прикрыла глаза, ловя себя на чем-то новом — чувстве вины перед Драко Малфоем. — Что это навсегда? — саркастично произнес парень. Казалось, ее слова он воспринял вполне спокойно и сейчас просто задирал, как делал еще в школе. — Да, своеобразный подарочек на всю оставшуюся жизнь, — в его словах, прикрытых иронией, чувствовались искренние эмоции, и Гермиона понимала, что вряд ли бы Драко хотел, чтобы она цеплялась за них, но не получалось. Она слышала боль, разочарование и сожаление. А еще понимала, что эмоции не были пустыми. Он действительно прошел через все. Все было реальным, не надуманным или преувеличенным. — Прости, — сорвалось с ее губ быстрее, чем она смогла себя остановить. Малфой удивленно посмотрел на девушку, явно не ожидавший извинений. — Мне не стоило в принципе об этом говорить, — ответила на его взгляд Гермиона. — Скажем так, твоя реакция была достаточно адекватной. Многих пробирает ужас, — и снова эта холодная усмешка, но теперь она была лишь прикрытием. И девушке стало не по себе. Не от слов парня, а от того, что это стало его естественной реакцией. — У всех нас есть свои метки, — произнесла Гермиона и снова внезапно, даже для самой себя. А шрамы на ее руке словно обожгло огнем. — У всех они разные. Наша боль, страхи и разочарование. Чужие просто пугают больше. Парень прожигал ее внимательным взглядом серых глаз, но Гермиона не дрогнула. Она смотрела на него, чувствуя, что не лукавила, говорила правду и от сердца. И тем было удивительно. Извинение, затем утешение. Эти слова никак раньше не становились в ряд рядом с именем Драко Малфоя. Внезапно блондин оттолкнулся от спинки дивана и сделал несколько шагов ей навстречу, подходя совсем близко. Девушка не двигалась, не понимая, что происходит, и когда Драко взял ее за левую руку, то просто оцепенела. Позже она оправдывала себя тем, что, скорее всего, заслужила. Всколыхнула в его душе самые страшные воспоминания в жизни, которые отражала эта метка, и заслужила примерно то же. Но в тот миг, стоя под пронзительным взглядом серых глаз, чувствуя легкие прикосновения теплых пальцев к своему запястью, чувствуя, как обнажается кожа и ее личная "черная метка", в голове было пусто. Гермиона тяжело сглотнула, прежде чем опустить взгляд. Полоски шрама, что неровными буквами выводились в проклятое клеймо в магическом мире были хорошо видны на бледной коже. — От своей ты можешь избавиться, — тихо произнес Драко. — Да, возможно, когда-нибудь. Но не сейчас, — растерянно ответила Гермиона. Она давно перестала терзать себя из-за этого шрама. Прошли те дни, когда девушка ревела, сканируя взглядом каждый сантиметр кожи, глубоко в душе проклиная покойную Беллатрису Лестрейндж. — Почему? — Она была моим напоминанием, — честно даже для самой себя ответила Грейнджер. В этот момент она была слишком уязвима, впервые за долгое время открыв что-то настолько сокровенное другому человеку. И кому! Кто бы мог когда-нибудь себе представить?.. — О войне? — Нет, о моей слабости, — твердо произнесла Гермиона, вскидывая голову. Внезапно они оказались слишком близко. Парень был выше ее всего сантиметров на десять, может немного больше. И она никогда не была к нему так близко. Слишком. Настолько, что можно четко разглядеть, насколько чисты серые глаза, что сейчас внимали каждому ее слову. Без единой крапинки. — У тебя не было шанса… — Да, я знаю, — слабо кивает она. Ее губы почти не шевелятся. Оба говорят тихо, словно это великий секрет, что обсуждается в заполненной людьми комнате, однако они одни, но все равно боятся собственных слов. — Но именно я не смогла себя защитить. Тогда пришло понимание, что сколько угодно можно ждать помощи, — Гермиона нахмурилась и опустила взгляд на свою руку, воспроизводя один из самых страшных и физически болезненных моментов своей жизни, — однако все это неважно, если ты слаб и не можешь выбраться. Собственные слова упали словно удар кулаком по голове. Пытаясь извиниться и облегчить чужую душу, она внезапно осознала то, что и так было как на ладони, в ее собственном подсознании. То, о чем девушка клялась не забывать, и сама же нарушила свою клятву. Она слишком полагалась на остальных. Всегда и во всем. Отдала в руки других свое будущее, трусливо сняв с себя ответственность. И при этом ждала чего-то, подстраиваясь под других. Очередная ошибка. — Грейнджер? — вернул ее в реальность Драко, заметив, как она хмурится, а ее тело напрягается. Гермиона резко вскинула голову, словно и забыла о его присутствии, но в ее глазах он прочел осознание и потрясение, а на лице девушки читалось недоумение. — Все мы ошибаемся, — тихо произнесла она. — Главное — вовремя это осознать, — сказав это, она вырвала свою руку из теплых пальцев Малфоя и поспешила прочь.