Песни Великой пустыни

…Далеко-далеко отсюда: за кордийскими лесами, за гуйланскими степями, на самом берегу глубоких Восточных морей лежит одна очень маленькая, но очень богатая страна по прозванию Нузар. В тот день, с которого начинается этот рассказ, в её новом престольном граде — белостенном красавце Нурише — было шумно и весело с раннего утра. Горожане радостно отмечали великий праздник — день рождения султана. Ещё неделю назад в город из разных уголков Нузара и сопредельных ему держав съехались многочисленные знатные гости. Охотники за благосклонностью грозного владыки стремились во дворец, чтобы попытать счастья и порадовать султана самыми лучшими и необычными подарками. Сегодня все они с замиранием сердца ждали своей очереди. Кто за дверями зала приёма, кто в галереях и переходах, а кто и в саду под открытым небом. Еще множество гостей расположилось вдоль длинного пруда, в котором отражалось двадцать величественных колонн дворца, превращаясь в сорок. Сам же султан Нузара, сорокатрехлетний Шафар Делали, вот уже полдня сидел на высоком золотом троне в огромном, украшенном сверкающей мозаикой из мириада крошечных зеркал парадном зале и, через раз благосклонно кивая, принимал или отвергал те или иные дары. Владыка откровенно скучал. В этом мире у него с рождения было всё, чего он мог бы захотеть. Он уже давно отвык удивляться. Ни один из принесенных сегодня многочисленных подарков не взволновал и не порадовал его сердце. Все эти горы драгоценностей, книг, статуй и картин… Ничего необычного. В душе Шафара всё больше ворочалось колючее недовольство: «Неужели нельзя было постараться и найти для меня хоть что-то интересное?! Такое чувство, что все эти болваны привезли сюда первое, что попалось им на пути…» Едва взглянув на бьющего длинным хвостом по крутым поджарым бокам гепарда в золоченой клетке, владыка Нузара скривил губы и чуть махнул пальцами левой руки. Это был жест недовольства. Зорко следившие за настроением султана стражники тут же подхватили незадачливого дарителя под локти и, не дав тому закончить поздравительную речь, бегом вынесли вон из тронного зала. Прошло ещё несколько посетителей. Шафар, не глядя, принял пару каких-то древних рукописей и саблю в усыпанных рубинами ножнах. Как будто бы это не он был обладателем самого лучшего во всех известных землях собрания книг и оружия… — Глава круга караванщиков — Бехмут Рахт, владыка! — возвестил глашатай. Султан повел затекшими от долгого сидения плечами и отвлекся от мрачных мыслей. Если кто и мог угодить его вкусу, так это Бехмут. Шафар с интересом посмотрел на приближающегося к нему высокого сухощавого человека в дорогом, но не вычурном тёмно-синем кафтане и белом тюрбане с пурпурной полосой. Да, Рахт имел право носить такой тюрбан — знак особой милости султана. Он заслужил его в прошлом году, когда привёз своему повелителю раба-музыканта, равного по искусству которому нет под луной… Да. Рахт умеет угодить… Что же он придумал сегодня? Следом за караванщиком многочисленная стража внесла два больших длинных сундука из чёрного дерева. Почему сундуки? Что там может быть? Звери? Птицы? Бабочки? Или может быть живые зеркальные рыбы в хрустальных сосудах?.. Шафар вдруг почувствовал себя маленьким мальчиком, которому отец закрывает глаза, чтобы не показывать приготовленный подарок раньше времени. Да. Бехмут не зря носит свой тюрбан! — …О великий владыка! Прими мой дар! Увлекшись своими мыслями и чувствами, Шафар не услышал того, о чём говорил караванщик. И сейчас, в наступившей тишине, султан, глядя на склонённого перед ним Бехмута, понял, что не может ждать больше ни секунды. Он должен узнать, что там за подарок! — Покажи, — коротко приказал султан, произнеся первое слово за весь праздник. Бехмут выпрямился и хлопнул в ладони. По этому знаку стражники открыли один из сундуков и быстро достали оттуда нечто непонятное. Блеснуло золото, сталь, что-то ярко-рыжее на зеленом… Но тут воины подошли ближе и опустили с плеч свою ношу, устанавливая её перед султаном вертикально. — Вот, владыка! Единственный под луной огнегривый зеленоглазый зверь! Могучий непобедимый воин, прекрасный лицом и телом!.. Шафар опять перестал слышать то, что говорил ему караванщик. «Раб! Так в сундуке был раб! Но какой же необычный… И дело даже не в его масти… Хотя, где Бехмут выловил живого рыжего? Такие ведь бывают только в сказках да легендах… Лицо…» Султан, умело пряча интерес к происходящему, пристальнее вгляделся в точеные черты своего подарка. Даже прикованный к щиту и почти сплошь покрытый витиеватыми узорами, раб выглядел так, будто это он тут султан. И, несмотря на поднявшийся в зале при его виде шум, оставался спокоен. Даже бровью не повёл. И глаз не открыл. Тут есть над чем подумать… — Я принимаю твой дар, Бехмут. Этот заморский зверь на самом деле забавен, как я погляжу. — Шафар чуть шевельнул правой рукой, и раб на щите вновь оказался в сундуке. — О великий владыка! К этому подарку есть дополнение: второй раб. Юный и прекрасный голубоглазый сын севера с подобными золоту волосами… — начал было караванщик. — Довольно, — остановил его Шафар. — Я уже принял твой подарок. Не сомневаюсь, что и второй раб интересен. Отнесите оба сундука в мои покои. Я осмотрю их позже. А что касается тебя, Бехмут, то ты снова сумел порадовать моё сердце и достоин милости…

***

Под бесконечную речь явно довольного караванщика стражники подняли сундуки и куда-то понесли. Рэй облегчённо выдохнул в резную темноту. Страшный для него момент публичного позора к счастью не состоялся. Но что будет дальше?

***

Наконец сундуки поставили на пол, и стража ушла. Всё затихло. Хавьер решил, что уже можно говорить и, собрав для этого все силы, тихо позвал: — Рэнсор! Вы меня слышите? — Да, князь, — раздался глухой, почти незнакомый голос. — Слышу. Пить… хочется… Что с нами… теперь будет? — Не знаю. Что угодно. Что захочет султан. Сказав это, Хавьер надолго замолчал: горло словно засыпало песком, а язык прилип к нёбу. «Как некстати. Мне ещё столько нужно объяснить…» Время тянулось мучительно долго. Хавьер совсем потерял ему счёт. Но тут по его телу будто бы пробежали лёгкие прохладные волны. Норрьего вздрогнул, ощутил, что безумная жажда начала понемногу отступать и облегчённо выдохнул: «Наконец-то! Как же хорошо, что отравить меня не так-то просто!» Ещё через полчаса он снова смог заговорить. Хавьер несколько раз кашлянул, прочищая горло, и продолжил начатую мысль: — От султана, Рэнсор, насколько я о нём знаю, можно ожидать чего угодно. Вопрос не в этом. Самое главное: понять, чего хотите вы. — Я?.. — прозвучал ещё глуше голос Рэя. — Чего хочу? Как это?.. Понятно чего… Свободы! Услышав это заявление Хавьер невольно улыбнулся. — Свободы… А какой ценой? На что вы готовы ради этого? Напоминаю: вы сейчас раб султана. А у раба есть только два пути: подчинение и сопротивление. Если начать открыто сопротивляться, то долго не проживёшь. Бехмут уже рассказал про это. Хотя тут возможны варианты. Но конец будет один — смерть. Быстрая или медленная. Более или менее болезненная. Строптивый раб никому не нужен. Это порченый товар. Но этот путь выбирают многие. — Почему? — Не хотят жить в рабстве. Подчиняться, терпеть унижения, становиться вещью безо всяких прав на своё тело. Выход один — смерть. И люди сознательно идут к нему, несмотря ни на что. И так обретают свободу. — Но… Это же… наверное… правильно… — выдохнул ещё несколько слов Рэй. — Как сказать, Рэнсор. Как сказать… Никто не знает, что правильно, кроме тебя самого. Есть и второй путь — подчинение. Выполнить то, что от тебя потребуется. Что бы то ни было. Любая прихоть хозяина. Без размышлений и задержек. — Но… Быть послушным рабом… Это позор! — почти крикнул Рэй, явно потратив на это последние силы. — Не спешите с выводами, Рэнсор, — постарался успокоить его Хавьер. — У подчинения тоже есть свои причины. Мы не рассматриваем тот случай, когда человек просто слаб духом и теряет себя, действительно становясь чьей-то вещью. Я хочу сказать вам о другом. О надежде. Видите ли, Рэнсор, пока человек жив, он продолжает надеяться на лучшее. Всё может измениться. Сегодня ты — раб, прикованный к щиту, а завтра — брат султана. Или ещё что-то. Никогда нельзя отчаиваться. Можно вытерпеть всё, если имеешь цель, к которой есть смысл стремиться. — Поэтому вы… Подчинились… Бехмуту?.. И подчинитесь… султану?.. Да? — спросил чуть слышно Рэй. — Точно так, Рэнсор. Точно так. Это в Триволи у меня не было выбора. Я не мог предать ни своего короля, ни память о нём, ни его оставшихся на свободе сторонников и потому шёл на плаху. А здесь — всё по-другому. Я не буду бунтовать. Раз не получилось сбежать от торговца, сбежать из дворца — почти невозможно. И духи помогать не будут. А я должен выжить. Не имею права умереть здесь. Поэтому я подчинюсь. Но это не значит, что я потеряю себя. Я никогда не буду рабом внутри. Только внешне. Никогда не оставлю надежду и попытки вернуться на родину. Не скажу, что это просто. Не потерять себя за годы рабства очень трудно. Но лично для меня, это единственно возможный путь. А вот что выберете вы? — Я? — задумался Рэй. — Я не знаю… Я не хочу… быть рабом… Но и умирать, когда в Кордии такое… И, что… будет с Тардом? Я, наверное, тоже… Тоже не имею… права умирать… — Я вас понимаю. Вы всё очень правильно сейчас сказали, Рэнсор. Вы законный князь Тарда. Вы и никто иной. Вы обязательно должны вернуться и возглавить свои земли. Это ваш священный долг перед предками. Кровь Драммондов не должна исчезнуть. На вас очень большая ответственность. И вы обязательно справитесь. Я буду рядом и по возможности помогу. Держитесь за меня. Я постараюсь сделать так, чтобы нас не разлучили, и возьму больше на себя. А вы, князь, попробуйте не терять голову и не злиться на каждое слово. Для раба такая вспыльчивость — совершенно непозволительная роскошь, которая обычно заканчивается плетьми или смертью. Сформируйте в своей душе чёткую цель, ради которой вы готовы вытерпеть совершенно всё. И почаще думайте о ней. Это поможет… А ещё… Хотите послушать стихи? Мне тут припомнились слова одного философа: «Терпение — это вовсе не состояние скота, который всё терпит. Это не унижение человека — совсем нет. Это не согласие со злом — ни в коем случае. Терпение — это есть умение сохранять невозмутимость духа в тех обстоятельствах, которые этой невозмутимости препятствуют. Терпение — это есть умение идти к цели, когда встречаются на пути различные преграды. Терпение — это умение сохранять радостный дух, когда слишком много печали. Терпение есть победа и преодоление, терпение есть форма мужества — вот что такое настоящее терпение»… (*) Раздавшиеся вдалеке шаги прервали разговор.

***

Крышка откинулась, и Хавьера опять вытащили на свет, а затем уложили сверху на уже закрытый сундук. — Посмотри на меня, раб. Узнав этот властный резкий голос, он открыл глаза. Рядом, на фоне ярко освещённой комнаты, стоял высокий, роскошно одетый человек и, скрестив руки на груди, внимательно рассматривал свой подарок на день рождения. Хавьер тут же оценил цепкий хищный взгляд черных глаз, тонкие, чуть поджатые губы, напряжённые как у почуявшего добычу зверя крупные ноздри… Да, нравом Шафар был явно не в отца… Наконец султан закончил осмотр и поинтересовался: — Ты можешь говорить? Или от всех стараний Бехмута у тебя язык прилип к нёбу? — Могу. Я многое могу. — Даже так? — сдержанно удивился Шафар. — Забавно. И как мне называть тебя, раб? Хавьер ответил со спокойным равнодушием: — Как хочешь. Моё имя принадлежит королю. Зачем оно тебе? Разве ты намерен отпустить меня? А своего раба можешь звать как угодно. — Интересно… Ты знаешь, что потеряв свободу, человек лишается своего имени? Кем бы ты ни был раньше, теперь ты — никто и ничто. Я оставлю пока то имя, что дал тебе Бехмут. Но что мне с тобой делать? Поставить на колени у трона? Полагаю, что это можно сделать, лишь обрив тебя наголо. Иначе все посетители будут смотреть не на меня, а на твою рыжую гриву… Недолго помолчав, Шафар продолжил допрос: — Ты правда так хорош в битвах, борьбе и владении оружием, как о тебе поёт Бехмут? — Лучше. — Лучше… — Султан задумчиво прошёлся вокруг сундука, встал с другой стороны от Хавьера и заглянул ему в глаза. — Если я сейчас велю расковать тебя, ты попытаешься напасть или сбежать? — Ни то, ни другое, — последовал всё такой же спокойно-равнодушный ответ. — Нет? Почему же? Разве ты не желаешь вернуться домой? — Взгляд султана стал острее. — Каждый пленник жаждет свободы. Или хотя бы воды… Но отсюда не сбежать. И я не брошу друга. — Друга? Того юного северянина, что сейчас лежит во втором сундуке? Вас поэтому подарили мне вместе? Чтобы я мог через него управлять тобой? И это из-за него ты лежишь сейчас передо мной в таком виде? — Шафар на этих словах щёлкнул пальцем по тяжело оттягивавшей нижнюю губу Хавьера золотой серьге так, что та закачалась. — Верно? Кто он тебе? — Верно. — Неподвижно лежащий Норрьего оставался спокоен. — Сын погибшего из-за меня человека. Мальчик, за которого я в ответе. Султан ещё минуту нависал над новым пленником, глядя тому прямо в глаза. Потом отстранился и снял с его губы серьгу. — Ты странный человек, Рис, — Шафар подбросил золотую безделушку в воздух и, поймав её, крепко зажал в кулаке. — Я впервые вижу раба, который говорит как король. И ты честен со мной. Почему? Хавьер, насколько мог двигаться, едва пожал плечами и спросил: — Зачем мне скрывать то, что ты всё равно узнаешь? Султан не ответил. Он неспеша отошёл куда-то вглубь комнаты, затем громко позвал: — Кафаз! Унеси его отсюда и освободи от оков. Напои, умой, одень, накорми, потом приведи ко мне. Только быстро и без лишнего шума. Рис! Я надеюсь, ты меня не разочаруешь.

***

Вскоре к султану вновь привели странного раба. Шафар быстро скользнул по нему взглядом и опять вернулся к внимательному рассматриванию лежащего на щите поверх сундука мальчишки. — Посмотри на меня, Кем, — приказал султан. — А ты и правда неплох… Какие глаза… Как небо… И какие волосы — почти цвета белого золота… Шафар потер между пальцами мешавшую ему прядь из длинной гривы раба и, отбросив её в сторону, продолжил осмотр. — Лоб высокий, нос прямой… Волевой подбородок… Крепкая шея… Да и сложён ты великолепно… Узкие бёдра и талия, широкая грудь, сильные руки… Но… Ты ведь тоже воин, мальчик мой… Да, да… Меня смазливой мордашкой не обманешь… Слегка наклонившись, Шафар провёл холеным ногтем по руке пленника и щёлкнул того по прижатым к щиту пальцам, заметив: — Вон какие у тебя мускулы… И мозоли на ладонях… Причем на обеих руках… Ты воин, и далеко не из последних… Но вдобавок ещё и породистый… Ты хорошо смотрелся бы за троном с опахалом… Или стоя на коленях с подносом сладостей у моего стола… Ты так же благоразумен, как и твой старший друг? Судя по глазам, нет… Султан коснулся головы распростертого перед ним Кема, от чего тот дёрнулся всем телом так сильно, что многочисленные золотые украшения на нём громко зазвенели. — Да. Так и есть… — хмыкнул Шафар. — Эй Рис! — Да, — прозвучало из-за спины. Шафар обернулся и строго посмотрел на стоящего посреди комнаты раба. Кафаз обрядил того как дворцового слугу, додумашись плотно замотать привлекающую лишнее внимание рыжую гриву большим жёлтым платком. — Ты должен был сказать мне: «да, владыка», Рис. — Да, владыка, — последовал ровный спокойный ответ. Шафар дёрнул уголком губ. — Я передумал. Говори мне: «да, хозяин». — Да, хозяин. Султан отошёл от сундука, встал напротив Риса и внимательно посмотрел на неподвижное лицо нового пленника. В нём не было раболепства, страха, безнадёжности, но не было и непокорного гордого вызова. Шафар опять хмыкнул и негромко поинтересовался: — А что ты сделаешь, Рис, если я прикажу тебе встать на колени и целовать мои туфли? Прямо сейчас, здесь, на глазах твоего младшего друга? — Выполню твой приказ, хозяин. Я твой раб и буду тебе повиноваться. — И тебе не будет стыдно за это? — Мне? — Губы, но не глаза Риса тронула лёгкая улыбка. — Нет, хозяин. Мне стыдно не будет. Это ведь не я отдал такой приказ. Султан хищно улыбнулся в ответ. — Ты дерзок… Я отдавал рабов палачам и за меньшее. Хочешь туда же? Шафар снова подошёл к сундуку с Кемом и встал так, что тот оказался между ним и Рисом. — А если я прикажу тебе до крови выпороть этого вот дикаря? — Шафар погладил вздрагивающего всем телом мальчишку по волосам. — Сделаешь? — Если прикажешь, сделаю, хозяин. Улыбка Шафара стала ещё шире, глаза сощурились, а голос зазвучал тихо и вкрадчиво: — А если я прикажу тебе пытать его для меня неделю так, чтобы он был в сознании и не умер? Ты и это сделаешь? — Я не знаю, как это делается, хозяин. — А если бы знал? Сделал бы? Научить тебя, быстро всему научат. Хоть прямо сейчас. Есть пытки простые, но очень занимательные. Например, сажать ос на нежные участки тела не так уж трудно. Султан внимательно смотрел на раба, однако тот оставался поразительно спокойным и отвечал, не отводя взгляд: — Если хозяин захочет дорогим боевым топором из гардоррской стали, таким, что рубит плоть врагов как масло, крушить камни, разве топор может отказаться? С лица Шафара исчезла улыбка. В голосе послышались резкие ноты: — Ты опять хочешь получить наказание за дерзость. И ты его обязательно получишь. Но скажи мне ещё вот что. Если я заберу у тебя этого дикаря и сделаю его очередным пробовальщиком пищи за моим столом вместо того паренька, что насмерть отравился сегодня, ты останешься таким же покорным рабом? Султан очень хорошо разбирался в людях и мог читать то, что творилось в их душах. Но зеленоглазый Рис был для него совершенной загадкой. Шафар не видел на его лице того, что ожидал. Раб немного помолчал и всё так же спокойно ответил: — Останусь, хозяин. Ты имеешь власть над моим телом, и оно выполнит любой твой приказ. Но только тело. Если владелец древней мудрой книги захочет засунуть её под ножку кресла, чтобы то не качалось, разве книга не подчинится ему? — Вот как. — Султан отвернулся от рабов и направился к дивану. Сел на него и, разжав кулак, взвесил на ладони серьгу с крупным изумрудом. — А Бехмут действительно привёз мне весьма занимательный подарок… Шафар ещё немного помолчал, потом небрежно кинул золотую безделушку на стоящий рядом с диваном столик и громко хлопнул в ладони, вызвав слугу: — Кафаз! Убери их отсюда. Расположи в Красной гостиной. Смой все эти художества, дай воду, еду, одежду. Мальчишку оставь прикованным к щиту за одно запястье. И вот ещё что. Сегодня Рис заработал двадцать плетей по спине и десять ударов по пяткам. Пусть разделит свою награду с другом. Отныне они всё будут делить пополам. А побрякушки с них возьми себе. За труды.

***

Рэй с трудом повернул голову и, чуть слышно выдыхая слова, позвал: — Ваше… Сиятельство… Хавьер вернулся с кувшином воды, наполнил чашку, поднёс её к губам юноши и утешающе произнёс: — Лежите, Рэнсор. Лежите спокойно. И лучше — не разговаривайте. Вам нужно отдохнуть. Плеть — это, конечно, не кнут, но тоже малоприятная вещь. Тем более, в первый раз… Пейте. Лежите спокойно, я посмотрю вашу спину… Знаете, всё не так уж плохо. Разрывов нет. А боль скоро пройдёт. Просто поспите. — Ваше… Сиятельство… А о чём он вас спрашивал? Обо мне? О нас? Что он с нами сделает? Хавьер снова осторожно положил ладони на горящие плечи Рэя и не дал пошевелиться, приговаривая: — Пока неизвестно, Рэнсор. Лежите. Вы здесь не князь, а просто имущество султана. Он вправе делать с вами всё, что захочет. В этом и состоит смысл рабства. А вы должны или подчиниться, или умереть. Об этом я и говорил вам сегодня. Однако, я надеюсь, что нам удастся избежать дурного для вас развития событий. Если бы султан решил разлучить нас, то вас со мной уже не было бы. А вы здесь. И отделались только побитыми спиной и пятками. К тому же, он сказал, что отныне мы будем делить все наказания пополам. Значит, в ближайшее время вы останетесь со мной. — Ваше… Сиятельство. Я… я не справлюсь… Не смогу быть… таким же сильным… как вы… Хавьер укрыл лежащего на кушетке Рэя какой-то лёгкой тканью и, чуть касаясь, провёл рукой по его волосам. Дождался, пока измученный этим безумным днём парень уснёт, а потом тихо прошептал: — Сможешь, Рэйнито. Сможешь. Ты — Земля, Камни, Песок… Ты сильнее меня…

***

Красная гостиная, где Кафаз разместил новых рабов султана, оказалась небольшой комнатой, обитой алой тканью. Окон в ней не было, а крепкая дверь запиралась снаружи. Внутри стояло несколько кушеток, столы и кресла. В воздухе висела дымка от каких-то густых благовоний, а светильники на стенах создавали в этом странном помещении таинственный полумрак. Убедившись, что Рэй уснул, Хавьер тоже лёг на одну из соседних кушеток, закрыл глаза и расслабился.

***

Разбудил его стук засова. Судя по тому, что масляные лампы совсем прогорели и комната погрузилась в полную темноту, прошло довольно много времени. Хавьеру даже удалось нормально выспаться. Впервые за очень долгий срок, и не на голых досках с цепью на шее. Дверь открылась, роняя внутрь гостиной яркую полосу солнечного света. Хавьер прищурился и сел на кушетке. Обведя рабов строгим взглядом, вошедший Кафаз ткнул пальцем в его сторону, а затем поманил к себе. Хавьер, повинуясь этому жесту, беззвучно встал и хотел было направиться к выходу. Но как только попытался сделать первый шаг, покачнулся, чуть не упал и мешком осел обратно на кушетку, ощущая во всём теле странную слабость. «Это не благовония! Это какой-то яд!.. Султан лишил нас сил…» Кафаз довольно кивнул, подошёл ближе, взвалил беспомощного Хавьера на свою широкую, крепкую спину и так вынес из комнаты. Вскоре они оказались в тех же покоях султана, что и вчера. Шафар снова сидел на диване, в этот раз поджав под себя ноги, и рассматривал какую-то толстую книгу. Кафаз поставил Хавьера посреди комнаты, затем, низко поклонившись, вышел и закрыл за собой дверь. Султан тут же коротко приказал: — Сядь. Нам предстоит долгий разговор. Едва державшийся на ногах Хавьер почти упал на покрытый толстым ковром пол там, где стоял. Султан долго смотрел на него, затем сухо произнёс: — Итак. Я всё про тебя знаю. Кто ты. Откуда. Твоё имя. Титулы. Звания. На что ты способен, а на что нет, и чего от тебя можно ожидать. Но я хочу услышать твою историю от тебя самого. Почему и как лучший полководец известного мира и властелин Ньетто оказался моим рабом? Хавьер, не опуская голову и не отводя взгляд, спокойно и ровно ответил: — В Кордии сменилась власть. Мой король умер в тюрьме. Я отказался служить новому. Тот решил таким необычным образом от меня избавиться. Султан кивнул. — Я слышал о Шарле Мадино. Говорят, он весьма хитёр. Но это ничего не объясняет. Если даже десятая часть того, что о тебе поют — правда, тебя очень нелегко взять в плен. Как ты оказался в его власти? — Сдался добровольно. — Хозяин, — строго поправил султан. — Хозяин, — отозвался спокойным эхом Хавьер. — И зачем же ты это сделал? Так надоела свобода и корона? — Нет, хозяин. Не надоела. Мадино поставил условие: либо я сдаюсь, либо он казнит короля и заложников. А я всегда был верен престолу. — Ты не сомневался в своём решении? — Нет, хозяин. И сделал бы так снова. — А кому ты верен сейчас? Твой король ведь умер. — Никому, хозяин. Только себе. Шафар широко улыбнулся. — А принадлежишь теперь по всем законам перед людьми и духами мне. Так что же мне с тобой делать? Хавьер улыбнулся в ответ. — Тебе решать, хозяин. Можешь убить, можешь отпустить, можешь запросить выкуп, можешь сделать своим полководцем или своей игрушкой. Или ещё что-то. Султан снова стал серьёзным. — Казнить тебя за твой дерзкий язык я всегда успею. Золото меня, как ты знаешь, не интересует. Отпустить тебя по закону я смогу не раньше, чем через год. Но я и не хочу тебя отпускать. Ты слишком редкая и слишком ценная добыча. Раз уж попался мне, будешь тут. Остаётся только служба. Итак, замечательный топор гардоррской стали, что предпочитаешь рубить? — То, что доверит хозяин. Только не соотечественников и не моих подданных. Ещё раз внимательно посмотрев на собеседника, Шафар отложил книгу и взял какой-то документ со столика. — Посмотрим. Между Нузаром и Ньетто никогда не было войны. Наши отцы считали друг друга братьями. Мы с тобой должны были познакомиться не так. Помнишь то лето, когда ты приезжал мальчишкой в Нузар? Отец хотел посмотреть на тебя и ждал во дворце. Но ты тогда выбрал другой путь, и мы так и не встретились. Когда ты вернулся из пустыни, меня во дворце уже не было. Но отцу ты понравился… Он даже жалел, что у него нет дочери, чтобы обручить её с тобой. Ты знал об этом? Нет? Уже не важно… Так ты будешь мне верен? — До тех пор, пока ты мой хозяин, — с недрогнувшим лицом сказал чистую правду Хавьер. Султан как-то очень странно улыбнулся на эти слова и кивнул. Уже не глядя на Хавьера, он развернул документ и поставил на нём внизу размашистую подпись. Затем поднял голову и сухо произнёс: — Вот и договорились. Тогда начнём с гвардии. Возглавишь мою личную охрану. Проверишь в ней каждого человека. Если что-то будет не так — сразу докладываешь мне. Вот указ о твоём назначении. А чтобы ты никогда не забывал, кому должен покоряться, и не делал никаких глупостей, твой мальчик останется жить под постоянным надзором во дворце. Это ведь Драммонд? Я прав? — Прав, хозяин, — сказал Хавьер чуть громче, чем хотел бы. — Рэнсор — последний мужчина из древнейшего рода князей Тарда. Он должен жить и вернуться на родину в целости и сохранности. — Даже так. — Султан ухмыльнулся. — Что же. Это будет целиком зависеть от тебя. Станешь служить мне верой и правдой, душой и телом, и я твоего мальчишку пальцем не трону. А через год, или может быть даже пораньше, мы ещё раз об этом с тобой поговорим. Шафар потянулся к столику, взял с него золотой нож и крупное яблоко. Внимательно осмотрел их. Затем принялся срезать алую кожицу яблока тонкой узкой полоской, иногда отрываясь от этого занятия и поглядывая на своего раба. Когда похожая на струйку крови сочная стружка коснулась ковра на полу, султан соизволил продолжить разговор: — Но если ты или он попытаетесь сбежать отсюда или предать меня каким-то другим образом, умрёте оба у позорного столба после долгих пыток. Согласен? — Согласен, хозяин. — Хавьер знал, что он находится в ловушке, какой бы роскошной та ни была. — Помести Рэнсора в достойные его древней крови условия и разреши нам видеться. — Да будет так, — кивнув, постановил Шафар. — Приступай к службе. Слабость в теле пройдёт к вечеру. Странно, что ты вообще смог встать на ноги… Отныне дозволяю называть меня владыкой, Рис. Кафас! Отнеси начальника моей гвардии в его покои.