Кафе на мосту

Мартин брел к себе медленно и не торопясь, проходил темные переулки. Он тяжело поднялся по лестнице, не ожидая никого дома, и, увидев открытую дверь своей квартиры, очень удивился. Он точно помнил, что запирал дверь ключом, и воров в городе было не так много, и Мартин их знал всех по школьной скамье. Они бы не стали себя так вести. — Кто-нибудь есть в квартире? — Мужчина стоял, не решаясь заходить. Дальше было только два выхода. Первый — это позвонить соседу, чтобы тот в случае чего помог. Другой вариант — выяснить все самому. — Мартин, я уж думала, ты не придешь. Ну что ты стоишь в коридоре? Заходи. — Мягкий женский голос вывел его из равновесия. Он тихо качнулся вперед, и если бы не его железная дисциплина, то, наверное, он упал бы. Но закрыл дверь, хлопнув ею, и уже смелым шагом вошел в свой дом. — Лари, что ты тут делаешь? — он отчеканил каждое слово. — Я приехала, чтобы забрать тебя из этого города. Сколько еще ты можешь тут оставаться? Все тебя уже заждались! — Я не собираюсь никуда ехать. Тем более с тобой, Лари. Ты приехала в такую даль только для того, чтобы сказать это? Я удивлен. Когда мы жили по соседству, ты не делала ради меня таких поступков. — Это в прошлом. Тебя все ждут. — Девушка встала и потянула его за рукав пальто. Но Мартин сопротивлялся. — Нет, я не поеду никуда сегодня, да и вообще никогда. И скажи, кто — все? Когда я сбегал от своей семьи, вы так не провожали меня, стоя на перроне. — Мужчина отдернул руку. — Твоя мать… — Которая считала меня позором семьи, потому что я не хотел становиться педагогом. Как-то быстро она переобулась. — Твой отец… — С которым мы поссорились, потому что я не хотел двигаться дальше в армии. Кто еще? — Твои друзья… — С которыми мы только и делали, что обсуждали их проблемы. Конечно, это великий повод, чтобы я вернулся. Не прикрывайся, Лари, своей семье я даром не нужен. — Я… — Не ври, ты не ждала меня… Лари. Он прошел и сел на ободранное кресло. Она все так же стояла и, не шевелясь, ждала его дальнейших действий. Но Мартин закурил и решил включить проигрыватель. Он положил пластинку, и музыка под иглой зазвучала. Ему было все равно, что подумает о нем его семья. Он никогда не был для них кем-то живее, чем предметом с кучей наград и званий. Господи, зачем она вообще приехала! — Я не уеду, пока ты не поедешь со мной. — Девушка сделала напыщенно-гордый вид и тоже села на краешек табуретки, стоящей напротив кресла, — туда обычно Мартин клал ноги. — Мне все равно, уедешь ты или нет. Но ты не будешь оставаться в моем доме. — Мартин, не выгоняй меня, — взмолилась девушка. — Ты знаешь, я равнодушен к прошлому. Оно для меня не больше чем труп. Хотя, наверное, я к трупам испытываю больше уважения, нежели к прошлому. В любом случае, если не уйдешь ты, уйду я. Девушка не шевелилась. Мартин подождал, и, поняв, что уходить она не собирается и что упертость — все еще ее черта характера, которая его бесит, он встал и вышел. Пошел на кладбище. Там было тихо и спокойно. Если он не просидит там до рассвета, то придется снять номер в гостинице. Или пойти к Полин. По крайней мере, там он сможет посмеяться над тем, что его бесит. Это его радовало. Он шел по самым темным подворотням и еле-еле удерживал себя от соблазна перейти на бег. Но еще в его памяти удерживалось воспоминание, связанное с Лари, когда они точно так же бежали по темным коридорам от ее отца. Мартин помнил все, в его памяти вспыхивали все новые и новые картинки. Но они так же быстро угасали, как и всплывали. Он не мог закрыть дверь своих воспоминаний. Он не мог никак отодвинуть его в дальний угол своего подсознания. И только Полин могла помочь ему это сделать. Он вбежал на лестничную клетку впопыхах, и только на ней под светом ламп ощутил себя в безопасности. Этот дом, дом Полин действительно отличался от других домов. Он был совершенно другим, все его стены были покрыты рисунками странных животных, они были как бы больше и шире других. Или это иллюзия? Мартин не мог понять. Он прошел дальше и наткнулся на женщину, которая хохотала в пустоту и беседовала сама с собой. Мартину пришла в голову мысль, что чем-то эта женщина напоминает его самого. Чем-то они похожи. — Мартин, что ты тут делаешь? — Знакомый голос донесся сверху. — Полин! Я рад, что нашел тебя! Почему ты голая? — Я читаю книжку. Поднимайся ко мне! — Она крикнула и скрылась в недрах своей квартиры. Мартин поднялся и, увидев открытую дверь, вошел в помещение. С первых шагов оно произвело на мужчину странное впечатление. Оно отзывалось чем-то в душе мужчины. Он вспоминал детство, такой теплотой пахло в этой квартире, теплые цвета и уют властвовали тут, в отличие от его квартиры, холодной и необжитой. — Тебе тут нравится? — Полин вышла в ночной рубашке, было видно, что это была заношенная, но дорогая для девушки вещь. — Да, но скажи, что ты делала на лестнице? — Я читала. — Разве читают голой? Полин хихикнула. — Конечно, читают. Есть книги, которые ты не можешь читать не раздетым, они открывают тебе душу, и тебе становится хорошо от них, тебя переполняют эмоции, и ты просто не можешь находиться одетым. — А почему на лестнице? — Не люблю наполнять квартиру мыслями. Тебе становится душно в комнате от них, от мыслей, а в коридоре им самое место. — Скажи, у тебя есть время, чтобы поговорить со мной? — А что случилось? — Полин села на стул посреди комнаты и стала внимательно на него смотреть, зевая при этом. Мартин снял куртку. — Видишь ли, я пришел к себе домой, но сразу ушел оттуда. Ведь там появилось мое прошлое. Оно бежит за мной. Можно я спрячусь у тебя? — Конечно, можно, дорогой. Я могу спрятать тебя тут навечно. И никто не увидит тебя и не узнает, что ты здесь. Поверь мне. Только заварю кофе. — Она встала, взяла металлическую банку, где были остатки кофе, повернула кран с водой и залила в банку горячей воды, потом взяла полотенце и стала по глоткам пить обжигающий напиток. — Скажи, Мартин, почему ты вообще бежишь от него, своего прошлого? Что мешает тебе принять его у себя, угостить чаем? — Дорогая Полин, мне мешает то, что порой для того, чтобы иметь настоящее или будущее, ты должен сбежать от прошлого, именно сбежать, ведь по-другому оно обычно не отпускает тебя. — О да, в этом ты прав. Так какое прошлое тебя выгнало из дома? — Моя прошлая любовь. Полин сделала жалостливое лицо и подошла к Мартину, чтобы обнять его. — Ужас, не завидую я тебе. Но ничего, ты можешь тут посидеть сколько угодно, дорогой. Поверь, тут нет ничего, кроме книг, куда ты можешь сбежать, и то половина — это основа природы и мира. — Не знал, что ты любишь философию, — произнес он, оглядывая по кругу комнату, стены которой заменяли полки, заставленные книгами корешок к корешку, без единого просвета. — О да, очень люблю. Она мне так нравится, она лучше всего, что есть на свете. В ней нет лжи, в ней нет чего-то, что обычно любят современные люди. — Только правда? А как же отсутствие бога? — В философии нет отсутствия бога, просто каждая философия рисует бога с разных сторон. — Ну хорошо, предположим, но скажи мне: я трус, раз сбежал оттуда? Ведь, по сути, она просто хотела меня забрать обратно. Но я не хочу. Почему я не могу не хотеть некоторых вещей или почему я должен любить некоторые вещи? Почему? — Не знаю. Ко мне тоже приходило мое прошлое. По телефонным проводам оно кралось ко мне. Но я не хочу его видеть. Знаешь, каждый вторник в моей квартире раздается звонок, которого я очень боюсь. — Почему? — Мартин подсел к ней ближе. Он всматривался ей в глаза и увидел запредельный страх. Страх того, что ей придется снова принять на свои плечи то отчаяние, от которого она так хотела избавиться. И он отчасти ее понимал. Ведь Лари приезжала не впервые. Она приезжала по средам каждого месяца и каждый раз не заставала его в квартире, потому что он знал, что она придет, он прятался в кафе, на работе и у знакомых, лишь бы только не встречаться с ней. Но в этот раз она нарушила свой ритуал и приехала в четверг. И застала его врасплох. А ведь он был почти что согласен со своей душой. Впервые он готов был с ней согласиться, что у него все хорошо. Но нет, теперь ему придется все исправлять. Снова идти, и говорить с ней, и договариваться, чтобы она не приезжала ни в какой день, а приезжала только лишь в четверг каждого месяца, ведь только в четверг он был готов дать ей отпор, в другие дни настроения у него на борьбу с ней не было. Ах, как это тяжело и плохо, как это все достало его. Он чувствовал себя как зверь в зоопарке. Клетка большая, но рамки у этой клетки его. — Ты знаешь, если говорить правду, то тот звонок — он из прошлого. Он постоянно звонит мне, почти каждый месяц. Раньше такого не было. Он звонит мне. И хочет, чтобы я вернулась к прошлому. Как будто не знает, что прошлое для меня сродни подвалу, в который ты никогда не заходишь. Оттуда есть выход. Но входа нету, и все. А если ты зайдешь еще раз туда, то уже не выйдешь. Знаешь, Мартин, я так этого боюсь. Боюсь снова очутиться в этих местах, от которых я бежала в этот город. Этих людей, которые кажутся мне слишком слабыми для этого мира и слишком скучными. — Думаю, все, что нам нужно сделать с этим, — это раз и навсегда спровадить их из этого города или сбежать самим, что более вероятно. Обоим вместе и сбежать. Или они так и будут мучить нас до конца. — Скорее сбежать! — Мартин еще помнил тот день, когда пообещал себе не хватать в руки больше чемоданы, но если нельзя разделаться с прошлым по-другому? Почему бы и нет? Почему нельзя просто сказать себе самому в оправдание после побега, что это все, что ты мог сделать, и не винить себя за это? — Да, ты права: все, что можно сделать, — это сбежать, однако поговорив при этом, попрощаться напоследок. Итак, сегодня четверг, я думаю, нам нужно уехать в пятницу. — Дорогой, но пятница уже сегодня. — Полин показала на часы, которые только что пробили полночь. — Значит, мы уедем сегодня. Ведь он приезжает ночью? — Мартин строил планы, а Полин считала секунды. — Да, не обнаружив меня дома, он пойдет меня искать, и если оставить ему адрес… — Он придет точно ко мне, и там мы будем беседовать вместе до рассвета, а на рассвете уедем из города. Верно, тут нет никакой проблемы. — А как же вещи, фотографии и люди, с которыми мы говорили? — Мартин махнул рукой, сказав, что это проблема второстепенная и им дела до них не будет, и им нет никакой разницы до их же убитого прошлого. Полин согласилась с ним. Они собрались и пошли, Полин оделась в черное. Черная юбка-карандаш, красные губы вместе с черным пиджаком и жемчужные серьги. Мартин надел черную рубашку и черные штаны, которые вместе с кожаным плащом были хорошим сочетанием. Они тихо вышли из квартиры и направились вниз по лестнице, чтобы никто не заметил ухода Полин, и пошли по заснеженным улицам. Шел снегопад. Мартин обрадовался. «Следов не будет видно», — подумал он. На душе у каждого было пусто. Душа куда-то испарилась и парила теперь над вселенной, пребывая где-то не тут, в другом измерении, в другой жизни. Тело же еле-еле хватало сил тащить по причине того, что до него ни Полин, ни Мартину не было никакого дела. Ах, почему же всегда приходится что-то решать, почему всегда жить нельзя просто и спокойно, как живут люди в деревнях? Хотя, наверное, они задают себе тот же вопрос, ведь им надоедает вечно смотреть на одно и то же, и они начинают задумываться над тем, почему люди города устают от суеты, ведь движение — это жизнь. Но по большей части они не знают, что движение и суета — это разные понятия. То, как муха кружит над кружкой, ни в какое сравнение не идет с тем, как скачет галопом лошадь или как гепард догоняет своих жертв. Они шли мимо развалин и недостроенных домов, мимо кафе, где сидели, Полин отметила для себя, как по-особому сегодня там много народу и как посетители счастливы. Стоя сейчас на мосту, она посмотрела на звезды, зная только одно: жизнь снова преподала ей урок. Снова у нее не получилось обхитрить вселенную. И снова чувство замороженности посетило ее, в груди стало покалывать, отчего вдруг ей так сильно захотелось забиться в самый дальний угол мира и смотреть оттуда на жизнь. Хотя бы немного выйти из всех этих фильмов, в которых она играет для жизни и для самой себя в надежде когда-нибудь сесть и пересмотреть их. Снег тихо падал на их головы, когда Мартин и Полин подошли к черте «его» города. Мужчина обернулся проверить, не струсила ли она, но она все так же стояла с ним рядом, и за это он был глубоко ей признателен.