Нежить

Ночью на деревню обрушилась страшная метель. Старый дом протяжно стонал, словно кто-то огромный до боли стискивал его стены в своих руках, а в оконных проемах стояла непроглядная страшная темень. Занемогла бабушка. С самого вечера она лежала у огня и только изредка причитала: — Охо-хо, накликали мы свое горюшко, растревожили нечистую силу! — её грудь неравномерно вздымалась и опускалась, выталкивая протяжные хрипы, — Ой, что будет-то… Сколько Магда не уговаривала её, сколько не объясняла, что ворон — это всего лишь раненая птица, та и слушать ничего не хотела. Сам ворон, нахохлившись, сидел в углу на подстилке из охапки соломы и только смотрел по сторонам блестящими круглыми глазами. Магдалена, нервно прохаживаясь от одной стены к другой, волновалась — где-то сейчас её отец? Не заблукал ли, замерзнув в сугробе? Но ночь не отвечала ей, лишь рассерженно стучала по крыше новыми охапками колючего, грязно-белого снега. К утру всё стихло. Вода в ведрах, что стояли в сенцах, замерзла так, что нельзя было не умыться, не приготовить заутрок. Старуха продолжала лежать на печи, забывшись, наконец, беспокойным сном, потому девушка, подбросив в печь еще немного дров, наскоро оделась, нашла пустые ведра, и пошла к колодцу за свежей водой. Дверь, за ночь заваленная снегом, открылась неохотно, поэтому Магда вся упарилась, прежде чем смогла пробиться во двор. Солнце так и не показалось, темные и злые тучи почти касались своими широкими боками земли. Путь был недолгий, а утро ранним, поэтому, не дойдя пару саженей до колодца, девушка заметила возле него девичью фигурку, а рядом с ней побольше — мужскую. На её радость это оказалась Руслана, единственная её подружка, да не одна, а со своим братом — Браном. Та, казалось, не обращала внимания на плохую погоду и весело насвистывала песенку, беспечно расплескивая воду из больших пузатых ведер. — Здравствуй, Магдалена, — брат Русланы степенно склонил курчавую голову, — И не признал тебя сразу, думал, сама царевна за водой пожаловала. Девушка смущенно спрятала глаза и робко улыбнулась. Вечно он так — сначала пошутит, а потом жмурится довольно, вот прямо как кот после съеденной сметаны. Лукаво усмехнувшись, он отошел чуть в сторону, подперев боком черно-белый ствол березы, и, сложив руки на груди, начал неотрывно смотреть на то, что делают девушки. Помогать им он даже и не подумал. — Молва ходит, что вчера ты огромной свиньей обратилась да добра молодца на весь свет ославила, а? — со смехом произнесла вместо приветствия Руслана. Та, недовольно стукнув ведрами, зыркнула на Брана и присела на край колодца, неловко ухватившись за потемневший от старости ворот. Со стонущим скрипом он поддался, и девушка осторожно привязала ведро к мокрой веревке. — А еще говорят, что я голая по лесу бегаю да с мавками хороводы вожу. Вот же ж народ у нас темный! — буркнула она в ответ. Руслана звонко расхохоталась, запрокинув голову, да так, что из-под теплого платка выбились белоснежные завитки волос. — Ловко ты его! Признавайся, сильно от батьки влетело? — Да как тебе сказать, — Магда вздохнула, аккуратно опуская ведро в холодную темноту колодца, — Осерчал и прочь отправил, а потом ушел в ночь на охоту да так и не вернулся. Еще и бабушка захворала. — Как захворала? — испугалась Руслана, — Может, помощь какая нужна? — И не знаю, чем помочь можно. Магда рассказала ей о случившемся в лесу и о том, как бабушка сама не своя после встречи с вороном стала и слегла на всю ночь. Подруга слушала внимательно, не перебивая, лишь изредка испуганно ойкала, а затем, нахмурившись, прикусила кончик белоснежной косы, переглянулась с братом и уставилась в сторону леса. — Ой ли… — сказала она словно самой себе, — Нехорошо это, ой, не хорошо. Ворон, говоришь? Давно их в наших краях не было, плохой, недобрый это вестник. — Да чем же он плох? Птица — она и есть птица. А все остальное — домыслы людские. Жалко мне его, понимаешь? — Добрая ты слишком… Как бы действительно беды не вышло… А знаешь что? — Руслана встрепенулась, — Сейчас воду по домам разнесем и сходим к бабке Явдохе, может, трав каких-нибудь даст или подскажет чего. — Да что ты, что ты! — замахала руками Магдалена, едва не выронив ведро в колодец, — Я к бабке ни ногой, мало ли, что она дурного наделать может? А если трав ядовитых каких даст или дурманом опоит? Нет, Руслана, лихое дело ты задумала, не пойду я. — Что ты все как маленькая, — девушка перекинула коромысло через плечо, — Бабке уж лет сто пятьдесят, а ни разу от неё ничего дурного не было. Люди всем селом плюются, а втихаря к ней по ночам бегают, сама видела. Утреннюю тишину разорвал смех Брана, больше напоминавший рокот весеннего грома. Смеялись они с сестрой по-разному: та была похожа на тонкий колокольчик — только тронь, тут же завибрирует хрустальными переливами, а у него выходило совсем по-другому: басисто, тягуче, страшно. Чудные они, эти брат с сестрой, точно день и ночь: Руслана вся белая, румяная да пышная, как поднявшееся тесто, а Бран — смуглолицый, длинный как жердь и черноокий, вот ну точно как цыганчонок. И кудри густые, буйные, темные как смола — вот любо было бы в них руку запустить и ровно как в бездонное ночное небо в эту черноту провалиться. — Над чем потешаешься, божевольный? — прикрикнула на него Руслана и, повернувшись к подруге, уставилась на неё своими круглыми голубыми глазами, — Ну что? Магдалена неопределенно промычала, с трудом вытаскивая ведро. От ветра и холодной воды руки покраснели и начали саднить. Руслана постояла молча, а потом, взвалив на покатые плечи коромысло и развернувшись к деревне, молвила: — Ну, гляди сама… Как надумаешь, я дома буду. Эй, помогай! — окликнула она брата. Не отвечая, Магда услышала за спиной хруст снежка да беспечное насвистывание, удаляющееся все дальше от неё. Смутные сомнения терзали её душу, но вот только печаль о бабушке затмевала собой каждое из них. — Руслана, погоди! И со всех ног кинулась вслед за ней, позабыв о ведрах. *** Трудно дался Магдалене путь к бабке-Явдохе. Уж сколько о ней она всякого слыхала — не перечесть. И что по ночам по деревне бегает да кричит по-всякому: по-птичьи, по-звериному, и что сама зверьем всяким оборачивается да честных людей пугает. А, бывало, сказывали и такое, что раз она сама без рода, то потому из зависти у брюхатого скота по ночам нутро выворачивает и оттуда плод вырывает, а у женщин младенцев душит. Да только в это Магдалена уже не верила — сама знала, что чуть кто из баб в деревне вот-вот разродится, тут же в дом тайно кличут Явдоху, чтобы та им в родах помогла. Да разве от соседей такие дела скроешь? Молва и разошлась по всем дворам. И за это ей люди всякое съестное давали: кто яичек из-под курочки, кто молока, а кто и целого гусака в мешке принесет, уважит старую. Вот и сейчас шла Магдалена со своими думами, а сама несла за пазухой теплый свежий каравай для ведьмы. — Ты погляди ш, сразу двое ко мне пожаловали, — проскрипела старуха, накидывая теплый пуховый платок на худые плечи, — Третьего, видать, потеряли по дороге? А ты, дочь мертвой матери, какой помощи хочешь, чем подсобить тебе? Тут Магдалена разом в пол и вросла. Да так её придавило, что и стены закружились, и потолок ходуном заходил. Вытерев выступившую на лбу испарину, она осторожно присела на лавку, стараясь лишний раз не прикасаться к ведьминым вещам. Это как же так старая поняла, чья она дочь? Что-то неведомое людскому глазу узрела или слыхала про неё от соседей? Может, она и матерь её знала? Стало и боязно, и любопытно, и волнительно — да что только не прочувствовала Магдалена в этот момент, аж сдавило за грудиной. — Что же Вы, бабушка, с мамой моей знались? Или от добрых людей что слыхали? — осторожно спросила она, вытаскивая хлеб из-под шубейки. Явдоха усмехнулась и погрозила ей желтоватым костлявым пальцем: — Ааай, девка, сама черна, аки ночь, а в саму темень влезть решила! Што ш тебе ворон твой, ничего и не сказав? — Не сказал, — оторопела Магда. — Ну так жди, скоро скаже, — захихикала ведьма. — Ты, старая, коли что знаешь, так говори! — рассердилась Руслана, — Чего за нос водишь, одно тебя скоро черти со всеми твоими тайнами заберут! — Ах ты ж чума болотна, — больше развеселилась, чем рассердилась Явдоха, — Гляди, штоб черти мои тебя саму не скрутили, а они сможут, будь покойна, благо и есть за што. Пока Руслана и ведьма переругивались, Магдалена оглядывала просторную и светлую избу старухи, так не похожую на то, что говорили о ней люди. На столе стояли крынки с молоком, прикрытые тряпкой, пахло свежей квашней и сухими травами. Даже не верилось, что хозяйка этого дома могла делать такие дела, какие держали в страхе и уважении всю деревню. Одно выдавало — не было в горнице ни одного красного угла с образами, только пучки с травами да звериные шкурки. Откуда ж бабка взяла пушнину? Не отец ли заходил? Внимание её привлек большой острый нож, с обернутой тряпицей рукояткой. Вспомнила Магдалена, что ей бабушка сказывала: «Коли хочешь проверить, ведьма ли али колдун есть в доме, возьми нож, воткни его под столешницу и смотри внимательно — захочет колдовское племя двинуться, а с места не сойдёт». Немного помешкав, она протянула руку и несмело взялась за засаленную рукоять. Стол у старухи был крепкий, того и гляди — даже иголку не воткнешь. Но девушка увидела в уголке небольшую щель, как раз такую, чтобы острие туда хорошо прошло. Только она самый кончик всунула, а дальше дело застопорилось. Магда подняла глаза, осмотрев избу, но никто её возни так и не заметил, больно крепко они заспорили. И Руслана-то разошлась не на шутку, вот скажи ты ей про ворона и всё тут! Немного надавив, девушка испуганно ойкнула, когда нож со скрипом подался еще дальше и вошел прямехонько на полпальца. Разговор в избе смолк. Обернувшись, Магдалена увидела, что ведьма и Руслана разом обернулись и молча наблюдают за ней. — Положь ношш на место, тетеха ты этакая, — прошмакала ведьма, сверля её глазами, — Наслушалась глупостей людских и безобразничаешь, разве ш ты не ведала, к кому за помошшью шла? Девушка с виноватым видом вытащила нож из-под стола и отодвинула подальше от себя. Это ж надо, не видела ведьма, что она под столом делает, а про нож сразу и узнала. Думы в голове вспорхнули стайкой испуганных птиц, да так, что аж в голове стало тесно. Стыдно-то как, пришла в дом со своей бедой, а хозяйку-то взяла и оскорбила. Куда теперь деваться? — Ну што молчишь? — старуха, казалось, смягчилась, — Ты давай, брови мне тут не хмурь, а твоей старухе я помогу. Вот этих трав возьми, — она быстро метнулась в другой конец избы и ловко перебрала пучки сухой травы, — Да горячей водой залей, но штоб не кипяток. Напои её и сиди себе, жди, а что в посуде останется, за двор выплесни. И птицу в лес верни, это тебе не котик домашшшний, ему воля нужна. Вот, на! Девушка с опаской приняла из её ладоней домотканый мешочек, набитый пахучей, шуршащей травой. Неловкое вышло прощание, замялась Магда, помня, что ведьмам говорить «Спасибо» нельзя, а что сказать-то? Но старуха махнула рукой, и девушка двинулась к сеням, пропустив к выходу Руслану. Едва подруга переступила порог, старуха проскочила следом и гаркнула той в спину: — Не войдешь и не почуешь! — и развернулась к Магдалене, крепко схватив ту за тонкое запястье, — А теперича слушай сюды, дочка. Большшую беду ты на свою головушку кличешь, и я бы и рада помогти, но не по уму и не по умениям мне такая черная сила. И не возьмуся я — уже один аспид на груди моей пригрелся на моё горе. «Какой аспид?» — хотела спросить Магдалена, но не смогла вымолвить даже словечка. Шершавый шепот щекотал уши, становился всё тише и глуше, словно это ветер стонал и метался в печной трубе. Магдалена одеревенела от ужаса, почти не чувствуя руку, в которую вцепилась ведьма, лишь завороженно глядела в её мутные глаза, затянутые бельмами. Старая тем временем продолжала шелестеть, почти не делая пауз между словами: — Одно тебе скажу: коли хошь отца да бабку сберечь — сердце держи под замком, а голову в холоде. Нет вокруг тебя ближе их и больше не будет, а ежели в лес зачастишшь — там свою смерть и найдешшь, мать твоя там сгинула — и ты сгниешшшь. А теперь ступай! Явдоха почти толкнула её в спину, и девушка подивилась: откуда такая сила взялась в старческих сухих руках? Выскочила Магдалена через порог, чуть мешок с травами не выронила с испугу. Глядь на Руслану — а та стоит, словно игрушечная, руки к телу прилипли, сама прямая как гвоздь, одни глаза голубые удивленно хлопают. Тронула Магда её за руку, тут же она словно растаяла. — Спужалась? — спросила Руслана девушку. — Спужалась, — она с тревогой оглянулась на крыльцо, но там уже никого не было. — Ну дура дурой, — в сердцах воскликнула подружка, — Ты зачем нож под столешницу воткнула? Неужели моим словам не поверила? А если бы она со злости сделала чего? Э-э-эх ты… Магдалена шла молча, опустив голову и рассматривая свои валенки, утопавшие в снеговом пуху. Стыдно было ей перед бабкой да перед подружкой, велика вина её, вот только ведьмины слова прямо как на снегу написанные перед ней маячили и очи жгли. Стало быть, правду отец говорил, не соврал — померла мать. Тогда почему же он так серчает, когда она, Магда, к нему с расспросами лезет? Имеет она на это право? Конечно имеет, матерь-то её, Магдина! Но что-то тут не так. А о какой беде говорила Явдоха? Ворон виноват? Но птица и есть птица, что с неё взять? Не оборотень же какой-то. А вдруг оборотень? Страх какой! Да, ну, не пережили бы тогда они с бабушкой минувшую ночь. О-хо-хо… Её взгляд метнулся в сторону леса, заблудившись среди высоких черных стволов деревьев. Силилась она разглядеть там что-то, а что — и сама не знала. И страх такой накатил, словно она зверь загнанный, за которым по пятам охотник мчит, и так прижало, что захотелось побежать скорее по протоптанной тропинке да прямо к дому, запереть дверь на засов и сидеть так, не шевелясь, словно мертвая. Попрощалась Магда с Русланой сердечно, поблагодарила за помощь да и повернула к родному двору, бережно неся с собой мешочек трав. Дома было тихо, лишь постанывала в полузабытьи бабушка и тихонько шуршал соломой в углу ворон. Магдалена сделала все так, как ей велела Явдоха: нагрела воду, чтоб не кипяток, взяла мешочек, вытряхнула оттуда травы в плошку, еще и потрясла, чтоб выпало всё до последней травинки, а сверху водой горячей залила. Пахло чем-то густым и горьким, но на вкус вроде как не противно. Подождала она немного, пока отвар остынет, перелила в глиняную кружку и подошла к бабушке. Тут ей пришлось потрудиться, она с усилием приподняла её голову, мокрую от болезненного пота, и приложила посудину к пересохшим, потрескавшимся губам. Бабушка слегка пошевелилась, вздрогнула, но жадно припала к питью. — Оооох, — из груди её вырвался протяжный вздох, — Агнеша, ты ли это? Магдалена замерла, держа на весу её голову. Горячая бабушкина рука слабо приподнялась и осторожно провела по её лицу, словно пыталась нащупать знакомые черты. — Опять пришла… Не приходи больше… Нельзя тебе к нам… — Кто пришел, бабушка? Но та не ответила. Горницу наполнило мерное дыхание. Бабушка снова уснула, и на этот раз спокойно. Магдалена посидела тихонько рядом с ней, поболтала в чашке остатки отвара и встала, нервно поправив платье. Вновь зашуршал соломой ворон, и девушка слегка отпрянула от испуга, мелко перекрестившись. Ворон недовольно каркнул и раскрыл крылья. Его глаза маслянисто поблескивали в полумраке и были похожи на две ягоды черной смородины. — Про кого она так сказала? — спросила девушка то ли у него, то ли у стен дома, но ответа, конечно же, не получила. А жаль. Многое эти стены могли бы поведать. Хотелось расплакаться. Руки Магды задрожали, и она едва смогла удержать чашку в руках, так тяжело ей дался этот день. На дне заплескалось, и она вспомнила, что велела ей Явдоха — надо вылить остатки за двор. — Может, и тебя напоить? — обратилась она к ворону. Птица засопротивлялась, воротя свой клюв, словно малое дитя, которое не хочет есть кашу, и, подпрыгнув на тонких ножках, поскакала через всю комнату, широко расправив крылья. Еще мгновение — и она взлетела, сделав круг и опустившись на плечо девушки. — Э-э-э, так ты и летать уже можешь, — протянула та, беззлобно постукивая его пальцем по матовому клюву, — Ну что же, пошли отвар за двор выльем, а там и проветришься. На деревню уже опускались сумерки, а густые тучи, казалось, ложились всё ниже и ниже, превращаясь в сероватый сырой туман. Магдалена вылила остатки снадобья за плетень, туда же скинула промокшую траву да покормила и заперла на ночь всю скотину. Ворон все это время продолжал сидеть на её плече, изредка покачиваясь и вскидывая крылья, когда девушка особо резво поворачивалась. — Да, быстро стемнело, — она остановилась посреди двора, — А отца всё нет. Как же мне быть? Она почти заплакала. Ворон хрипло каркнул и начал клевать её в ухо. Магда отмахнулась, стряхивая его с себя, но тот не останавливался, всё возвращался и снова пытался вцепиться в голову, вынуждая её повернуться к лесу. — Туда идти? Ворон снова каркнул. — Да что же ты, до утра потерпеть не можешь? А если волки? «А если отцу помощь нужна?» — промелькнуло в голове да так и засело. Мысль эта оказалась громче крика. Когда Магдалена вновь оказалась в лесу, лица ее коснулся мелкий дождь, но не простой, а словно с небес не вода падала — гвозди. Протянув перед собой ладонь, она поняла, что дождь перемешался с колючим, ледянистым снегом. Девушка засунула ворона за пазуху, чтоб не замерз, и двинулась дальше, стараясь примечать отцовские охотничьи тропки, которые стали почти неразличимы из-за наледи. И как только она углубилась в чащу — вот прямо в тот же самый момент ее нежданно-негаданно настигло странное чувство, будто кто-то за очередным поворотом последовал за ней по пятам. Магдалена прислушалась. Вой ветра в этом месте был похож на пение одинокого путника, а внезапно хлынувший дождь — на плач отвергнутой девицы. Больно стало на душе, снова засвербила мысль, что сама она испуганный зверь, убегающий от кого-то более большого, страшного, сильного. Платок давно упал на плечи и ее волосы спутались. Руки онемели, хотя на них были теплые варежки, да вот только они сразу же и промокли. Ворон высунул черную голову из ворота её шубки и поворотами головы направлял, подсказывал, куда нужно держать путь. Видно, не по сердцу ему пришлось быть в гостях у новой хозяйки. — Друг мой ненаглядный, — девушка мрачно взглянула на птицу, — Неужто наша последняя встреча? Ворон будто заговорил с ней. Или так показалось, потому как в его глазах блеснуло любопытство. Он повернул голову, вытянув короткую шею, да только не Магдалена завоевала его интерес, а появившийся за её спиной молодой парень. Птица взмахнула крыльями и царапнула щеку Магды острыми коготками, отчего та испуганно вскрикнула, схватившись за раненное лицо. Ворон же как ни в чем не бывало подлетел к незнакомцу и удобно уселся на его плече. Парень медленно, словно боясь сделать лишнее движение, повернул голову к давнему другу и слегка ухмыльнулся, а затем посмотрел на девушку. Магдалена отпрянула от него, попятилась неуклюже да и уперлась спиной в мокрый ствол дерева, не спуская глаз с юноши. Глаза незнакомца, неотрывно следующие за ней, были похожи на потемневшие от старости зеркала. Если приглядеться, то казалось, что они отражают стелющийся по лесу туман, а его темные волосы, слегка мокрые, взъерошились, будто парень совсем недавно отошел ото сна. — Благодарю, — низкий, безжизненный голос коснулся ее ушей. Слегка щурясь, чужак заинтересованно глядел на на нее. Сердце девушки бешено колотилось, отдавая гулким звоном куда-то в темя, оглушая, запугивая еще больше. В глазах темнело, а руки тряслись и не находили себе места. Липкий горячий страх растекся по спине, сменяясь ледяными мурашами. Бежать, но куда? В три счета же догонит и прищелкнет где-нибудь в овраге. — Ты меня знаешь? — спросил тот, словно не замечая её метаний. — Н-н-н, — Магдалена затрясла головой, — Ннет… Не знаю! — голос почти сорвался на крик. Юноша, казалось, был опечален этим ответом. Опустив голову, он задумчиво посмотрел себе под ноги и неспешно погладил ворона по глянцевым перьям, покрытым мелким бисером воды. Дождь его совсем не беспокоил. Неловкое молчание повисло между ними, обволакивая воздух и окутывая деревья, словно черная вязкая слизь. Магдалена, завидев, что незнакомец стоит, погруженный в свои думы, и губить её душу не собирается, слегка воспрянула духом. — Выходит, Ваша птица? — Моя, — он вновь осторожно коснулся крыла ворона, все так же неподвижно стоя поодаль от девушки, — Вы помогли ему, чем я могу отплатить за это? «Говор какой чудной», — подумалось Магде, — «И не по-нашему, и не по-городски вроде как. И откуда взялся?». — Не стоит, — немного смущенно отозвалась Магдалена, — Мне не в тягость это было. Помочь хотела. А Вы откуда будете? Парень не ответил, вместо этого по лесу пробежался и взревел ветер. Магда обхватила себя руками и зашмыгала носом. В одно мгновение холод захватил целый лес, и тот словно покрылся невидимым льдом. Незнакомец пристально смотрел на Магдалену. Чуждая здесь, она дрожала подобно осиновому деревцу и ярким рыжим пятном выделялась на сером фоне — пожелтевший увядший лист, как последнее напоминание об уходящей осени. — Замерзла? — Замерзла, — эхом повторила девушка. — Пойдём, выведу тебя. Не дожидаясь ответа, он развернулся и побрел в одну из сторон. Ворон, слегка качнувшись, ласково потеребил клювом мокрые пряди его волос, вроде как погладить пытался. И вот что чудно, одет юноша был не так, как сельские парни — не щегольски и не по-рабочему, и как-то непривычно легко для такой суровой погоды. Штаны простые, черные, до самых пят, а на них не то грязь, не то мох — в сумерках поди ж пойми, что это такое. И рубаха вроде как косоворотка, а вроде как и нет — весь ворот обтрепался и висел, оголяя впалую, серую от холода грудь. Не было ни бороды, ни усов, лицо гладкое, даже восковое, вот как свечка в избе, что темень отгоняет. Чудной парень, непростой. Одни только глазищи так и мерцают, так и смотрят куда-то сквозь лес. Двинулась Магдалена за ним, а сама лишний шаг в сторону сделать боялась, будто незнакомец вот-вот кинется на неё да и разорвет в клочья. Но спина его была прямой и спокойной, только лишь вздрагивали плечи да покачивалась изредка голова из стороны в сторону, как травинка на лугу. Придя в себя, девушка застопорилась. — А как же я домой пойду. У меня батька тут, охотник. Второй день дома не показывается, кабы беды с ним не случилось. — Вернется, — ответил юноша не оборачиваясь. Почесала Магда лоб, всплеснула беззвучно руками, да делать нечего — остановишься и тут же потеряешься. Так они молча и вышли к деревне, впереди уж и огни замаячили. Прошли они через овраг да через проселочную дорогу, и довел парень Магдалену почти до самого двора. Уставилась она на него во все глаза, надеясь признать в нем кого знакомого, но только он на неё вовсе не смотрел. Очи чужака так и бегали туда-сюда, поверх её головы, окидывая взором дома и огни, а что он там пытался увидеть, кто ж его знает. — Полагаю, нам пора разойтись. Замешкалась девушка, взглянула в последний раз на ворона. Тот даже не встрепенулся, не ответил на её взгляд, а прильнул к парню, вот прямо как котенок ласковый. Да разве от птицы слов прощания дождешься? Магдалена, сама того не понимая, расстроилась чему-то, а затем, обратив внимание на то, что на незнакомце нет обуви, вскинула рыжие брови и спросила: — Почему Вы не о-обуты? — Заболеете. Нынче погода разбушевалась, зима близится, — промолвил он. — Извините за то, что много любопытствую, но… Магда не смогла подобрать нужных слов, чтобы выразить удивление внешнему виду незнакомца, поэтому тот, воспользовавшись случаем, коротко попрощался с ней и побрел в сторону леса. — Прощайте, — кинула она вслед и пошла, как громом пораженная, в сторону дома. Дойдя до плетня и растерянно тронув его пальцами, девушка оглянулась назад, но там уже никого не было. А на снегу не было никаких следов. Словно шла она до дома одна.