Нежить

Время было уж за полночь. За окном заполнялись льдом ушата, замерзали дороги и стыли щеки смелых ночных гуляк. Тепло печи обуяло избу, и лежавший у окна мальчишка отбросил в сторону тулуп. Он выискивал глазами мать и весь съежился, когда образы чудовищ, обитающих рядом с их домом, в том самом Запретном лесу, стали заполнять голову. Не утащат ли? Не съедят ли? Лишь тусклый свет, исходящий из окна, давал надежду, что тьма не заберет душу и не скроет облик матери. Та тихонько подкралась к сыну и поцеловала в лоб. — Маменька, расскажешь сказку? — Я за этим и пришла, зернышко мое, — холодная рука коснулась головы, и мальчишка вздрогнул. Холодный липкий пот впитался в нежную женскую кожу; женщина заметила, как тот задрожал, и тотчас накинула на него шубку. Ночь прикрыла мраком фигуру матушки, и малыш крепко-накрепко ухватился за края одеяла. — Жила-была старая-престарая ведьма, — начала она шепотом, — да снился днями и ночами ей вещий сон. Сон этот был беспокойный, да наслыханы были о нем в деревушке… Мальчик попытался приглядеться к облику матери, привыкнуть к зловещему мороку, но темень словно поглотила ее, абы не достала души. Слышалось, как ругался домовой, постукивая посудой. Как изба ворчала, скрипя стенами. Как блуждал по окрестностям Сон и покоя не находил: бодрствуют в доме люди, куда ныне деваться ему? —…Жить да поживать не давал, все виделся он измученной женщине, точно бес душу снедал, — продолжала ведать она мягким голосом. — А снились ей двое возлюбленных, любовь которых была обречена на гибель. Выла ведьма от боли и все донести до них хотела: страсть ваша безжизненна, как безжизненны глаза матери, потерявшей дитя. Но не слышали они, жили да поживали, горе вытесняли счастьем, радость сменяли тоской… Мальчонка с округлившимися глазами слушал рассказ и сильнее вжимался в набитый соломой матрас. Ноги торчали из-под шубки, но, как только он вспоминал об этом, то в мгновение ока сгибал колени, дабы дух мороза не щекотал пятки. — Любили они друг друга, наслаждались беседами, исцелявшими душу, пока однажды… И она смолкла, точно заразилась безмолвностью мальчика, а ветер, будто потревоженный рассказом женщины, протяжно завыл пуще прежнего. В окошко кто-то постучал. Кожа ребенка покрылась мурашками, и тот потянул тулуп на себя. Он весь затрясся, а на глаза его навернулись горячие слезы. В зобу сперло дыханье — стоит сделать еще один вдох, и отыщут его неприкаянные. — Тише-тише, сыночек, неужто мертвые нас навещают? Аще хотят навестить, то пусть идут прочь, не место им здесь. Вдруг стихло всё так, что слышалось лишь прерывистое дыхание мальчишки. Ему стало невыносимо знойно под шубкой, но страх сковывал движения, и он не осмеливался высунуть голову. Чует: кто-то всматривается в окошко и поджидает, когда он выглянет из-под одеяла. — М-маменька, маменька-а, — взвыл малец. — Где ты? Молчание. Ему было тяжело сделать даже малейший вдох, и он начинал задыхаться. Даже под тулупом ребятёнку казалось, что на них с матерью надвигается дюжая тень. — Сыночек, не бойся, матушка никогда тебя не оставит… Женская рука потянулась к одеяльцу, стянула его вниз, и мальчик увидел, как крупные, призрачные глаза вгляделись в его перекошенное ужасом лицо, и как женщина горько заплакала, крепко вцепившись разложившимися, сероватыми пальцами в собственную голову.

***

До самого утра Магдалена ворочалась на лавке да всё прислушивалась — как-то там бабушка, мерно ли дышит, не говорит ли чего? Но та спала крепким беспробудным сном, изредка вздрагивая и водя в темноте рукой по воздуху, словно всё чаяла нащупать кого-то невидимого. Еще не подступился к деревне рассвет, а девушка уже встала, управилась во дворе и растопила остывшую за ночь печь. Делать больше было нечего. Ближе к утру, когда запели первые петухи, горницу залило сероватым светом, а в воздухе закружились мелкие пылинки. Послышалось Магдалене, что вроде скрипнуло да прогнулось под чьим-то тяжелым шагом крыльцо. Встрепенулась она, прислушалась. Не странный ли незнакомец вернулся? Не воры ли почуяли, что одни бабы в избе остались? Схватила она для надежности ухват, сжала крепко обеими руками да и встала ни жива, ни мертва посреди комнаты. Шаги не прекращались, но такие они были тяжелые, словно кто-то еле бредет, придыхает шумно, еще и, кажется, ногу за собой подволакивает. Сзади зашуршало. Подпрыгнула Магдалена, ругнулась себе под нос, прямо как мужики на уборке сена, и чуть ли не замахнулась с перепугу ухватом в сторону печи. — Тихо, тихо, — бабушка, слабо поднявшись, приставила палец к губам. Не успела Магдалена обрадоваться, как задрожали двери, словно по ту сторону на них навалился медведь. Рраз! Посыпалась над потолком возле дверей труха да мелкий мусор. Еще удар! Распахнулась тяжелая дверь, а на пороге, весь в грязи да в запекшейся крови появился отец. Упал он ничком и пополз через порожек чуть ли не по-звериному. — Батька! — воскликнула Магдалена, бросила ухват и кинулась к нему. — Родненький, да где ж тебя носило?! Расцеловала она его от радости в грязные щеки, а слезы у неё из глаз так и катились, так и брызгали в разные стороны. Помогла Магда отцу подняться, повела его до лавки, усадила и тулуп тяжелый с плеч стащила. А одежка-то вся какая промокшая и грязная, словно Миро все эти два дня в речке бултыхался. Заскрипел отец, словно старый дуб, привалился грузно к стене и оглядел взволнованных да перепуганных женщин слезящимися глазами. — Живой я, девоньки, чего горюете как над покойником? — он заметил на столе крынку с квасом, прикрытую тряпицей, и жадно припал к ней, делая большие, шумные глотки. Закончив, вытер рот краем рукава и вздохнул глубоко, что аж внутри всё загудело. — Магдушка, голубка, истопи-ка мне баню. Грязный весь аки леший, даже очи мутью залепило. Хотела девушка расспросить его, где того носило, да только такой отец обессиленный был, что метнулась она от волнения в разные углы да и побежала за двор. Баня была маленькая, но крепкая, с печкой-каменкой и законопачеными мхом щелями. Разогрела Магдалена печь, окатила стены холодной водицей, чтобы пар пошел, да и повернула обратно в дом, отца звать. Вошла внутрь тихонечко и замерла в сенцах, услышав торопливый батюшкин говор. — Уж и не знаю, как обратно вышел. — рассказывал он бабушке. — Ружье в болоте чуть не утопло, и сам по колено провалился, думал, не видеть мне больше света белого… Еще и снег валом… А тут, откуда не возьмись — ворон. Здоровенный такой, клювастый, на черта похож. Давай крылами надо мной махать и кричать как оглашенный… Отец замолк, прислушиваясь, и Магдалена затаила дыхание, не шевелясь. Бабушка едва слышно охнула, а тот продолжил: — И тут — вот те крест! — Чую я, что вроде как сзади кто-то подошел, схватил меня за шкуру — и разом вытянул да отбросил в сторону, на твердую землю. А ворон так и летает, так и мечется надо мной. Хошь — верь, хошь — не верь, вывел меня из леса! И хотел я разглядеть, кто ж меня из топи-то выволок — а нет никого! Одни глазища серые за кустами блеснули и пропали! — Жуууть, — выдохнула старая женщина. — Жуть, — вторил ей отец. — Да только вишь — думал, что недолго в болоте я сидел, а на опушку вышел — уже и рассвет. — Леший? — задумчиво пробормотала бабушка. — Ан-нет! Ворон! —она вскочила на ноги и, согнувшись, замельтешила по избе, — Где же он? Где? Заглянув во все углы, бабушка остановилась и всплеснула руками. Магдалена закашлялась, чтобы дать знать всем в избе о своем присутствии, и отец сразу же замолчал, склонившись над тарелкой с кашей. — Тятенька, готова банька, — замялась девушка, — А ты, бабушка, ищешь что-то? — Ищу, — старуха мельком переглянулась с ничего не понимающим Миро, — Ты вчера ворона в избу притащила, куды он подевался? — Так улетел. — Сам улетел? — Да. Бабушка замолчала, опустившись на лавку и сложив руки на коленях. Отец в последний раз стукнул ложкой по посудине, поднялся, пригладил всклокоченную бороду и грузно прошаркал на улицу. Постояла Магдалена, поприкусывала губу да и опустилась рядышком с бабкой. Взяла морщинистые руки в свои и ласково заглянула в глаза, молча умоляя её раскрыться. А та вроде как что-то и на разговор идти не хочет, молчит, словно раздумывает, одни только очи так и мечутся по сторонам, словно гоняясь за невидимым шепотом… И все-таки девушка набралась смелости и затронула самую сокровенную тоску своего сердца. — Бабушка, — тихо промолвила Магдалена, и голос её задрожал, словно зимний ветерок. — Ты же знаешь что-то… Расскажи… — Что тебе рассказать? — старуха повела плечом, — Жив отец на наше счастье. Вишь, непогода его с толку сбила. — Не про это. Про ворона. Ты же так его перепугалась, что чуть дух не испустила. Чего ты боялась? — Ой, что ты все меня, старую, слушаешь, — бабушка встала, отошла к столу и сердито загремела крынками, — Хворь на меня нашла, вот и молола всякое. — Кривда это всё! — воскликнула Магдалена, — Сколько раз уж спрашивала: и про матерь, и про то, что в Гиблом лесу творится, а вы все носитесь со мной, как с дитятком! Пошто обманываете? Я правду знать не заслужила? Слезы навернулись на глаза Магдалены. «Есть тайна, я чувствую ее косточками» — подумала она, — «Что же ты скрываешь, бабушка». — Да что ж ты несешь такое, глупая девка? — вспылила бабушка, — Померла мать, чего ж тут непонятного может быть? Навыдумывала себе ереси безбожной, еще и лается со мной! — Тогда скажи хотя бы, как её звали? Что плохого мне с её имени будет? — А не скажу! Не скажу, и всё тут! Живи себе да почитай отца и меня, старуху, хоть немного слушай, и будет тебе счастье. А не то замуж пойдешь за первого встречного и будешь уже его своими выкрутками изводить! — Да я лучше за черта замуж пойду, чем за женихов, которых вы с отцом выставляете передо мной напоказ! — в слезах воскликнула Магдалена, кружа по комнате. — Дура! — воскликнула бабушка, — Что говоришь-то такое?! — Хозяева-а? Тихий оклик заставил их замолчать и встревоженно переглянуться. Магдалена осторожно выглянула во двор и обомлела, завидев там Брана. Сзади подоспела бабушка и, прищурив очи, внимательно оглядела незваного гостя, на всякий случай пряча за спиной тяжелое полено. — Вы уж простите, что без приглашения. — он развел руками, — Вот, мимо шел, слышу — брань на всю округу. Зашел спросить, не случилось ли чего? Магдалена зарделась от стыда и опустила голову, не найдя, что ответить. Бабушка же, уперев руки в боки, продолжала подслеповато разглядывать Брана. От её внимательного взора не укрылся ни добротный тулуп поверх дорогой красной рубахи, ни начищенные сапоги, ни блестящие темные кудри. — Жених? — с подозрением спросила она. Бран ухмыльнулся, глядя на Магдалену с явным весельем. Когда та вспыхнула так, что ее щеки стали напоминать спелые яблоки, озорная улыбка Брана стала еще шире. — Ох, бабушка, я и не знал, что Магдалена нашла себе жениха. Вот как ей повезло! — промолвил он. Магдалена не выдержала и, гневно глотнув холодного воздуха, разразилась сердитой тирадой: — Бран, а, может, хватит издеваться надо мной на каждом шагу? Что привело тебя сюда? Ни за что не поверю, что на ругань пришел! Бабушка, почувствовав возможность, вмешалась. — Что ж мы так с гостем-то… Не по-людски. Иди, иди, Бран! — она легонько оттеснила Магдалену от двери и освободила проход в избу, — Боже милостивый, неужто жених, наконец-то. — пробормотала она уже себе под нос. Магдалена пристально посмотрела на бабушку и ее глаза сверкнули негодованием. — Бабушка, ты почему с ним заодно? Бран, не в силах больше сдерживать смех, разразился сердечным хохотом. — Ох, бабушка, вы настоящая лиса! Смех Брана смягчился, когда его глаза встретились с Магдаленой, и тогда он понимающе ухмыльнулся, чувствуя ее неприязнь. — Ах, Магдалена, — поддразнил парень, и его слова кружили в воздухе подобно вихрю маленьких снежинок, — Не пугайся так, твое маленькое сердечко в безопасности со мной. — Чей же ты будешь? — спросила бабушка. — Так кузнеца сын, — Бран невозмутимо выпрямился и приподнял подбородок, чтобы дать старухе разглядеть получше свое лицо, — Вот, в городе служил, недавно назад воротился. — Бабушка, это же брат Русланы, подружки моей. Они на другом краю деревни живут. Бабушка ахнула от удивления, память ее подвела. — Руслана? Никогда я не слыхала такого имени. Да и в деревне ее не встречала. Магдалена вздохнула, в ее голосе послышалось разочарование. — Бабушка, я, вроде бы, говорю о ней каждый день. Как ты можешь не помнить? Глаза бабушки затуманились от растерянности, она изо всех сил пыталась вспомнить хоть одно упоминание о Руслане. Но, как бы она ни старалась, имя ускользало от нее. В итоге она смирилась, покачала головой и сказала: — Долги мои лета. — махнула морщинистой ладошкой. — А может, некоторым думам суждено улететь, как листья на ветру. Ну да ладно. Отчаявшись, Магдалена умоляюще вперилась в Брана — ну что за человек-то такой! Стоит, как идол каменный, словно двумя сапогами в землю врос и на неё, Магду, лукавым взглядом зыркает. А глазища-то так и сверлят, так и смеются, ничего от них не укроется! А тут еще и отец из бани показался — довольный да распаренный, вывалился из дверей и знай себе покрякивает от удовольствия, растирая обеими руками бледную, волосатую грудь. — Ну-ка, друг мой, прогуляемся до колодца. — Магдалена шустро накинула тулупчик и подхватила ведро. Бран расшаркался перед бабкой, поклонился слегка и, шутливо предложив девушке локоть, развернулся к выходу со двора. Та, стушевавшись под внимательным бабкиным взглядом, притворилась, что предложенную руку парня не видит, и первая шмыгнула за плетень. Минуты тянулись молчаливо, лишь шорох под ногами разбивал тишину, а ветер скучно нашептывал что-то, теряясь среди сгнивших яблонь. Небо хмарилось и серело, словно пристально наблюдало свысока — куда-то эти двое путь держат, как оказались вместе? И почудилось на мгновение Магдалене, что то глаза сероглазого незнакомца тоскливо за ними приглядывают, вот как ожидают чего-то. А чего? Спасения или, может быть, горя, темного как крыло ворона? Мотнула Магда головой, отбрасывая наваждение и случайно простонала тяжело да протяжно, жадно вбирая в себя воздух полной грудью. — Никак мысль какая тебя поедом ест? — покосился на неё Бран. — А тебе-то какой интерес? — неохотно пробормотала девушка. Бран улыбнулся краешком рта и хлопнул себя обеими ладонями по широкой груди. — Ох и смешная ты, не могу. — Чего смешная-то? Парень хмыкнул и без зазрения совести уставился на неё во все глаза. — Сама гулять пригласить соизволила, так будь добра теперь меня беседой развлечь. А то что я тебе, пес верный, тихо возле ног идти? Магдалена скривилась и недовольно пнула кончиком сапожка мелкий камешек. И что сказать ему? — Слыхал я, что тятенька тебя замуж спровадить пытается? От чего ж такое рвение? За маменьку наказывает?   — Сдается мне, не все так ладно, — тут же решилась высказать свои тревоги Магда. Слова Брана пришлись как раз по ноющему сердцу, — Чуть что спрошу — серчают с бабкой сразу, женихов, как козлов на веревке передо мной водят, и вот вроде как нарошно всех как на подбор: наглых, злых и противных.    — Навроде как чтоб за любимого не вышла? — усмехнулся Бран.    Магдалена чуть не споткнулась. — А про маменьку откуда знаешь? – она остановилась и умоляюще взглянула в черные глаза, — Знаешь же, да? Бранушка…   — Стой, стой, резвая какая, — он мягко улыбнулся, подивившись тому, как ласково она его нарекла, прямо как кота. — Сказывали в деревне, что отец твой в обиде от того, что мать твоя при родах преставилась. А тут еще и с бабкой своей собачишься. — он развел руками.— А где брань – там и Бран. Любопытно стало, в городе такие склоки только на рынке и услышишь.   — Да ну тебя, — Магда погрустнела, и двинулась дальше. — Тебе б все смеяться аки дитя малое. А у меня тут житье горше редьки, как в болоте вязну.   — Так, может, за меня пойдешь? – он встал перед ней, преграждая путь, — А что, разве я тебе не пригож?    Магдалена дернула плечом и отступила назад, сверля парня почти надменным взглядом.   — Негоже нам с тобой такие разговоры вести, — строго ответила она, — Чай, и так на себя молву людскую кличем, гуляем тут, как парочка, без пригляду старших. А будешь мне такие речи лить, уйду.   Она и сама не заметила, как ноги довели их не до колодца, а почти до самого леса, прямиком на опушку, не тронутую снегом. Бран опустился на ствол поваленного дерева и мягко похлопал ладонью рядом, мол, присядь со мной. Магдалена тревожно окинула взглядом оставшуюся позади деревню – не глядит ли кто? Но кругом было пусто, в такую рань люд только начинал управляться в своих дворах. Она опасливо присела чуть поотдаль от своего спутника. Парень то подметил, но ничего говорить не стал, лишь тихонько улыбнулся своим мыслям. Когда он улыбался, чуть выше уголка его рта появлялась едва заметная ямочка, и Магда уставилась себе под ноги, чтобы не глядеть на нее, а то стыдно. Кончиком сапожка она пошевелила сухую траву подле бревна и сморщила нос, когда из-под нее взвилось грязное серое облачко.   — Это что такое? – когда пыль осела, она наклонилась чуть ниже, чтобы рассмотреть землю получше, — Гриб-бздых сломала, что ли?   — То пепел.   — Откуда знаешь? – подивилась Магдалена, — Костров тут сроду не жгли и головешек нет, одна трава.   Бран пожал плечами. — Чем народ только не тешится. Иногда дыма хотят пустить, а оно всё огнем оборачивается. Беседа не клеилась. Все было не так, все было не ладно. Магда с тоской оглянулась на темные деревья, так её потянуло в лес. Тем не менее, когда она встала с бревна двинулась в ту сторону, в глазах Брана блеснуло смятение. — Милая Магда, — предупредил он, и его голос был наполнен беспокойством, — В лесу есть нечто большее, чем просто деревья и тени. Остерегайся. — Я просто прогуляюсь, — промолвила она, не глядя на него. Юноша покачал головой и широко улыбнулся, глядя открыто, по-доброму. Коль и хотел он что молвить — да смолчал, лишь поковырял напоследок частички пепла под ногами и двинулся обратно к деревне. А попрощаться забыл, невежа. Быстро Магдалена перебежала через опушку, бросив ведро, чуть ли не перелетела — как будто крылья за спиной раскрылись. Да вот у самых темных деревьев и остановилась. Лес смотрел на неё угрюмо, предупреждающе, словно большой и страшный зверь — не тронь, не тяни ко мне руки, оттяпаю. А не укушу, так заманю туда, где не слышно будет ни птиц, ни зверей, ни голоса твоего, останешься со мной и косточек не останется, мхом их покроет. Подумала Магда и расхрабрилась. Вошла тихонечко, чуть ли не кланяясь, словно незваная гостья да в чужой дом. Лес-то он хоть и страшный, но почти родной, с детства ближние тропинки знакомы. И отец сколько раз тут ходил, и местные тут не раз по своим делам шастали. Меж грязных проталин поблескивала мутная водица, деревья вздрагивали, отряхиваясь от снега, и тянулись к Магдалене, будто желали схватить ее и никогда не отпускать. Холодный воздух защипал щеки Магды, когда она с осторожной решимостью прошла чуть дальше. Каждый шаг мягко хрустел по рыхлому снегу, сердце колотилось в груди. Внезапно пролом в снегу открыл участок талой земли, и там, в той мягкой земле, виднелись следы, напоминавшие босую человеческую ногу. Дрожь пробежала по спине девушки, когда она опустилась на колени, чтобы рассмотреть едва заметные отпечатки. Ее ресницы затрепетали, но она, затаив дыхание, осторожно провела по ним дрожащими пальцами. И прежде чем она успела о чем-то подумать, звук позади нее разбил тишину, как стекло, и Магдалена тотчас же вскочила на ноги. — Сероглазый, выходи! — закричала она не то от страха, не от дурости. Сбоку что-то хрустнуло и девушка, взвизгнув, метнулась в сторону. Всполохом пламени мелькнул пушистый рыжий хвост. Лиса! Магдалена засмеялась от облегчения. Вот же глупая! Обернувшись, она оборвала свой смех, когда прямо между деревьев появилась человеческая фигура. — Чего притихла теперь, как мыша за печкой? А то ишь, разгорланилась на всю округу, меня чуть корочун не хватил. Явдоха прошлепала сапогами прямиком к ней и, отдышавшись, свалила наземь охапку хвороста. Магдалена привалилась к дереву и, тяжело дыша, стянула с взмокшей головы платок. — Вы, бабушка, как в такую даль забрели? — Чай изба сама себя не протопит. Кто ж знал, что тут всякие дурочки бродят да всё живое вокруг пужают. Кого звала? Взгляд колдовки остро пробежался по округе, а затем метнулся к земле, внимательно оглядывая проталины. — Эээ, милок, — она подслеповато прищурила глаза, вглядываясь в следы. Девушка ждала, что бабка продолжит говорить, но та сокрушенно причмокнула губами и подняла голову. Она приветливо улыбнулась Магде, но в глазах её горело что-то неведомое, мутное. Немигающий взгляд норовил влезть в самое нутро, разворошить, перетряхнуть и вытащить всё, что скрыто в потаенном ларце девичей души. Магдалену обдало горячими мурашками. — За мертвецом увязалась? Своих мало? Магда опешила. — Какой мертвец? — Который давеча тебя провожал. Не успела та открыть рот, как старая ведьма в одно мгновение ока оказалась прямо перед ней и вперила трясущийся палец прямо ей в лицо. Магдалену обдало смрадным дыханием, но она не посмела даже пошевелиться. — Боишься? Правильно, бойся. И мотай на ус: лес этот не для тебя, живая нога да по мертвой тропе ходить не может. — Да что вы, бабушка… — Молчи. Коли гулять так тянет, хоть обгуляйся, но не ходи сюда до того самого дня, пока весна зиму не переборет, а не то… Что-то хрустнуло за спиной и Явдоха резко обернулась, выпучив глаза куда-то в пустоту между зарослями. Пустые кроны деревьев зашумели, рассыпая по сторонам осколки ветвей, где-то вдалеке заплакали птицы. Тяжелый медный запах просочился из ниоткуда и в тоже время со всех сторон, и такой он был удушающий, что хотелось схватиться за горло и царапать его, царапать, лишь бы глотнуть хоть немного свежего воздуха. Тонкие волоски на шее Магдалены встали дыбом, по ключицам, ребрам и позвоночнику пробежались ледяные пальцы мурашек. Еще чуть-чуть, и в глазах почернеет, а затем придет холодная и страшная пустота. — Беги! Ведьма встряхнула девушку за плечи и, брызнув слюной, прокричала ей в лицо: — Оглохла, дура?! Поди вон! Магда зажмурилась со страху и повалилась в сторону, закрыв уши ладонями. В голове стояли истошные крики и страшные, горькие рыдания. Стало очень жарко, так жарко, что впору раздеться догола, словно где-то в самом нутре разгорались угли, норовя вырваться пламенем из-под кожи. Ей показалось, что кто-то зовёт её по имени, но тулово стало таким тяжелым, что нельзя было шелохнуться. И тут всё закончилось, словно ночной кошмар. Наступила звенящая тишина. Девушка несколько мгновений не смела открыть глаза, а потом, выплюнув попавшую в рот землицу, осторожно приподнялась и огляделась. Пахло мокрой землей и морозом. Явдохи не было, а корзина с хворостом стояла чуть поотдаль. Магда нерешительно взяла её, оглядела и взвалила себе на спину, поспешив в сторону деревни. Когда деревья расступились перед ней, обнажив знакомую опушку, Магдалене показалось, что кто-то смотрит ей в спину, но она изо всех сил стиснула зубы, приказав себе не оборачиваться. Подхватив по дороге брошенное ведро, она поспешила к избе Явдохи. Ее сердце все еще сильно билось от страха, мысли беспокойно сновали туда-сюда. Она не могла понять, что именно заставило Явдоху так внезапно исчезнуть, оставив лишь корзину с хворостом. «Отчего же так страшно?" - думала Магдалена, с каждым шагом приближаясь к избе колдовки. "Чуть к праотцам не ушла со страху. А что за слова-то такие были? Мертвец, мертвец. Так молодец тот живее всех живых был, разве может так быть, что мертвые с живыми ходят? Мертвые на то и мертвые, чтобы молчать вечно. А глаза у Явдохи страшные какие были, жуть. Как у дохлой рыбы». Приблизившись к двери избы, она устало сбросила с плеча корзину и подняла дорожающую руку, чтобы постучать. «Явдоха?» — позвала она, стараясь не звучать слишком напуганной. Но в ответ было лишь молчание. «Может, не воротилась еще? И ставни в избе закрыты». Магдалена сделала глубокий вдох и осторожно открыла дверь, входя в сени. Пройдя в темную горницу, она разглядела тень Явдохи, сгорбившейся над столом. Её седые волосы сверкали в полумраке, струясь по худой, как у ящерицы, спине. — Бабушка, я хворост принесла, — сказала девушка, стараясь сохранить спокойствие. — Вы, бабушка, меня дюже напугали. Тревожное чувство начало грызть ее сердце. Что-то было не так. Подойдя поближе, Магда вгляделась в глаза старухи, утонувшие в ввалившихся глазницах. Рот, обтянутый пересохшей кожей, был приоткрыт, опущенные веки казались почти прозрачными, пронизанными лучами крупных красных сосудов. Тишину избы не нарушал ни один звук, даже дыхание, которого у Явдохи не было. «Померла», — обмерла Магдалена. — Да что же это творится! — заголосила она вслух, прижав ладони к лицу. Между пальцами заструились горючие слезы. Ноги словно вросли в пол, хотя впору было бы бежать, нестись прочь из этой страшной избы, да кликать людей, чтоб поскорее справили покойницу. Каждый угол теперь казался страшным, будто бы куда не глянь — оттуда тут же вскинет на тебя свои прозрачные глазища старая ведьма, а потом протянет костлявые пальцы, схватит ими покрепче, да и утянет в свои мертвяцкие объятия. *** — Чуешь, кровью потянуло? — Руслана встала посреди двора и несколько раз глубоко вдохнула. Солнце так и не появилось, только где-то под тучами бултыхался в небе водянисто-желтый ободок. Местные словно почувствовали что-то — то тут, то там скрипели плетни и стучали двери в избах, а их хозяева выходили на улицу и с молчаливой тревогой глядели то в небеса, то в сторону леса. — Так ты ж только что петуха зарубала, отчего б ему кровью не вонять, — Бран встал рядом и взглядом указал на пальцы Русланы, усеянные багряными каплями. — Не то. — она рассеянно мотнула головой. — Не птичья кровь. Лес злится. Прошло несколько мгновений и с окрестных дворов раздался испуганный ропот. Засуетилось зверье в сараях, птицы испуганно сбивались в стаи и перелетали с дерева на дерево. Страх был почти осязаем. Это невидимая рука, стягивающая твою грудь, не давая свободно дышать, словно удушающая ночная кошмарная дремота. Это дрожь, охватывающая твое тело, когда оно пытается защититься от невидимой угрозы, которая кажется везде и нигде одновременно. — Магда воротилась? — Руслана вытерла петушиную кровь о передник и развернулась к Брану. — Из леса ушла? — Ушла. — Бран улыбнулся. — Явдоха прогнала. Руслана подавила смешок и развернулась к дому. Тяжелый запах всё усиливался, впитываясь в землю и вытесняя собой воздух. Этот запах был живым, словно сама кровь, пульсирующая в жилах, словно невидимая нить, связывающая прошлое с настоящим. Он был наполнен эмоциями - страхом, болью, надеждой и утратой. И каждый вдох этого запаха напоминал о силе человеческой природы, о ее уязвимости и непредсказуемости. — Ступай в дом. — Бран легонько подтолкнул сестру. — Зря, что ли, петуха рубала. Сначала ему показалось, что снова пошел снег, а потом он пригляделся и понял: по двору летал птичий пух, окрашенный в ярко-багряный.