Нежить

— Магдалена! — зычный голос, казалось, встряхнул верхушки деревьев, да так, что с них поднялись в небо всполошенные птицы, — Где ты есть, бесова девка? Девушка тяжело вздохнула, любуясь скользящим между пальцев потоком. Прижавшись щекой к слегка пожухлой, пахнущей сыростью и ноябрьской сединой траве, она с упоением наслаждалась тем, как перетекает вода в большом ручье, устремляясь в самый конец опушки и исчезая где-то между подножий деревьев Гиблого леса. Вставать не хотелось, но уже вечерело, и на землю вот-вот должна была опуститься первая колючая изморозь, а потому Магда, подобрав подол платья, поспешила на крик, в сторону деревни. — Эх, высечь бы тебя, да соседи засмеют! Здоровая девка, а всё как дитя малое, вот где тебя с самого полудня носило? — отец, насупив брови, нервно чесал густую, с проседью бороду, — А если волки задерут или другой какой зверь нападет? — Я сама себе зверь, — слегка огрызнулась девушка, нехотя поднимаясь на крыльцо, — Люди говорят, ты до самых Гнилых болот ходишь, а мне уже и шага в сторону леса ступить нельзя. — Поговори мне еще! — отец прищелкнул батогом, — У меня и ружье, и нож справный, а у тебя, кроме языка твоего поганого, и жалить больше нечем. Пошла в дом, язва! Магда хихикнула и проскользнула мимо Миро. Он всегда себя так вел — ругался, ворчал, иной раз кулаком по столу мог с такой силой ударить, что щепки в разные стороны так и летели! Да вот знала девушка, что за показной суровостью прячет отец вечное за нее беспокойство. Вот и сейчас — грозится её высечь, а сам скрывает в бороде улыбку, только усы так и шевелятся, как у таракана. Внутри дома пахло пирогами с капустой и жареным луком — это бабушка справила ужин. Магдалене стало стыдно: вот же глупая, промоталась целый день по поляне, всех зверьков взбаламутила, всех птиц в воздух подняла, все камушки в ручье пересчитала — а ужин сегодня старушке приготовить не помогла. Да только в последнее время тоска на неё навалилась такая, что впору бежать из дома сломя голову — лишь бы не ныло сердце. И не было у тоски той не имени, ни названия, а что это такое, Магдалена и сама понять не могла. Вот как будто камень на грудь положили, и давит он, давит, и давит… — Ты погляди ж, — продолжал ворчать отец, жадно прихлебывая горячие щи, — Девятнадцатый год пошел, а носится, как пацанёнок. Вся деревня уж судачит, что другие в её годах по три дитя растят, а эта всё лягушат в речке нянчит. — Да полно тебе, сынок, оставь Мадю в покое, — бабушкин голос был похож на скрип несмазанного колеса, седая голова тряслась мелкой дрожью, словно старая осина, — Неужто не жаль тебе девчонку какому-то чужому парню отдавать? А если обижать ее будет? А так и тебе помощница, и мне последние деньки скрасит. — Ну уж нет, — тот недовольно поморщился, глядя на Магду, незаметно бросающую под стол крошки хлеба для муравьев, — Хватит мою седину позорить. Был я с утра недалече от города, разговаривал с Дарием, что лавкой с городскими товарами владеет… Магдалена настороженно сжала хлебные крошки в руке, искоса поглядывая на задумчивого отца. Неужто опять что задумал? — Так вот, — продолжил отец, — Есть у него сын, Илон, двадцать годов недавно стукнуло. Парень видный и сильный, да и добра в их семье достаточно, а жениться все не хочет, мотается как ветер. Завтра посмотреть на тебя придут — и только попробуй что-нибудь выкинуть! Он бросил серьезный взгляд на Магдалену, а та опустила глаза, делая вид, что рассматривает трещины на деревянном столе. Было ей и смешно, и грустно, но совсем не по сердцу приходились старания отца так настойчиво спровадить единственную дочь замуж. Вот если бы оно по любви было — так одно дело, там в семье и лад, и добро, а если же, чтоб как у всех, как положено — то откуда же счастью взяться? И где оно, то счастье-то? Загрустила Магда, пригорюнилась. Как сказать родителю, что кажется ей, будто избавиться он от нее хочет? А кто будет за бабушкой смотреть да его, отца, с охоты ждать? Кот дворовый али пес цепной? Заметив задумчивый взгляд внучки, старуха заговорщически подмигнула, отчего лицо ее на мгновение отразило проблеск былой молодости, и едва слышно шепнула: «И с этим управишься». Магдалена удивленно перевела на нее свои зеленые глаза, но та уже отвернулась, увлеченно водя ложкой в тарелке, подслеповато разглядывая плавающие в бульоне кусочки мяса. Утром ее разбудили не первые лучи скупого осеннего солнца, а властный зов отца. Иногда казалось, что не только отец — сам его голос слишком большой, слишком мощный для их маленького дома. Каждый полутон отражался от стен, застревал в каждой щели деревянных полов и тревожил оконные стекла. В детстве Магда думала, что ее родитель и есть сам Леший — большой, словно медведь, грозный, словно зимняя стужа, с густой бородой и огромными, мозолистыми руками, которые, казалось, могли удержать в кулаке целый мир. И только матери своей Магдалена никогда не знала и не представляла, какой она была. Хрупкая ли, как молодое деревце, здоровая ли и горластая, как уличная торговка жареными гусями? Ничего ей, Магде, никто не рассказывал, а все разговоры и попытки выяснить хоть что-то так сердили отца, что девушке приходилось прятаться от него по всем углам и ждать, пока утихнет горячая, сшибающая все на своем пути ярость. После такого отец всегда уходил на задний двор и с остервенением рубил дрова, да так рубил, что щепки летели во все стороны, словно острые копья, близко не подойти. А после этого плакал. Плакал так, как могут плакать только сильные да молчаливые мужики, утопавшие в своем горе – вздрагивали мощные плечи, топор падал из трясущихся рук, слезы терялись в густой курчавой бороде. И всегда в его бессильной злобе чувствовала Магдалена какую-то горечь – видно крепко мать обидела отца, что тот и имени ее никогда не произносил. Оставила, обманула, ушла… В то утро он принес Магдалене новое платье – белое, струящееся, подол расшит нежными бледно-розовыми цветочками и золотыми вензелями, такие только городские носят. А к платью пару атласных зеленых лент, цвета молодой весенней травы. Сколько отец отдал за это грошей, девушка уточнять не стала, а, вздохнув, умылась, украсила рыжие волосы лентами и, прикрыв загорелые, исцарапанные ноги белоснежным подолом платья, тихонько прошмыгнула в сарай… Илон был под стать своему отцу: такой же гордый, светловолосый, руки в боки и сапоги начищены до блеска, аж слепит. В их неторопливых речах, ленивых взглядах, изучающих подворье, в их накрахмаленных рубашках, застегнутых по самое горло, чувствовалась не совсем умелая попытка подражать богатым горожанам. На Магду, с насмешливым любопытством разглядывающую нежеланных гостей, никто, казалось, не обращал никакого внимания. — Неплохой домик у вас, — протянул Дарий, вдыхая понюшку табаку и с удовольствием чихая, — А баня есть у вас? Сам строил или работников привлекал? Недурно… — Смотри, батько, — Илон толкнул отца в бок, показывая на сваленные на заднем дворе дрова, — Они печь кленом топят, вот чудные! Давно уже все на дуб перешли. Борода отца Магды угрожающе зашевелилась, между густыми бровями залегла глубокая складка. Руки сами сжались в кулаки, но не смел он возразить важным гостям — судьба его единственной дочери была в их руках. Лишь вздохнул тяжко да неуклюже поправил кажущийся несуразным на его большом теле праздничный кафтан, впивающийся в взмокревшие подмышки. Заметив сгорбленную старуху, мирно наблюдающую за происходящим с лавки у крыльца, отец с сыном удивленно переглянулись и, не сговариваясь, разом усмехнулись. «Вот так наследство» — было написано в их взглядах. Магда, почуяв неладное, подошла к бабушке и тронула ее за руку. — Это что за зверинец такой? — прошептала девушка. — Ничего, птичка моя, — хрипло хихикнула бабушка, постукивая по деревянным половицам крыльца палкой — Ты этому молодому кобелю быстро писульку прикрутишь. Магда звонко рассмеялась, а отец, услышав эти слова, резко развернулся к ним и сердито прогудел: — А ну быстро пошла в дом, старая! Бабушка, довольно сверкнув хитрыми выцветшими глазами, поклонилась гостям и подозрительно юрко шмыгнула в дом. Ей явно было не по нраву, что разнаряженные сваты явились, проигнорировав все старые обычаи и традиции, положенные при смотринах невесты, но никому до этого уже не было дела. Теперь же все внимание было приковано к Магдалене. Девушка буквально чувствовала, как два внимательных взгляда изучают ее, словно племенную кобылу, выставленную на рыночных торгах. Взгляд Илона был более наглым, парень по-хозяйски обошел девушку вокруг, а после с напускной нежностью улыбнулся, слегка трогая кончиком пальца рыжую косу. — Что за дивная у Вас девушка, Миро, — проговорил он с появившимся в голосе уважением, старательно подражая городскому говору, — И откуда такое сокровище? Отец, расслабившись, довольно развел руками. — Вот, выросла моя отрада, воспитывал, как мог, — затараторил он, — И покладистая она, и добрая, и хозяйка отменная, старательная… — А мать ее где? Неужто один воспитывал? Отец весь как-то потух и оборвал свою речь на полуслове. Растерянно огляделся вокруг, словно само подворье, обустроенное его руками, могло подсказать ему правильный ответ, и, наткнувшись взглядом на настороженную Магду, болезненно сморщился. «Не скажет», — подумалось девушке. — Померла моя хозяйка, — он тяжело вздохнул, ссутулив плечи, — Вот как только дочь моя на свет появилась, пискнуть едва успела, а та и преставилась. Неловкое молчание повисло над головами, но то ли не пристало чужим расспрашивать о людском горе, то ли Дарий так хотел женить сына, чтобы тот, наконец, угомонился, да только быстро они эту тему замяли. — Да-а, Миро, хороша невеста, — отец Илона, заметив заинтересованность сына, стал охоч на добрые слова, — Пойдем что ли в дом, потолкуем? Пусть молодые познакомятся, а мы рядом будем да присмотрим, чтоб не баловали. Отец с облегчением провел гостя в дом, где уже был накрыт щедрый стол, предварительно послав дочери полный надежды взгляд. Оставшийся без поддержки Дария Илон несколько потерял всю свою напускную уверенность, став тем, кем он на самом деле и был — робким юнцом, изо всех сил старающимся выглядеть мужчиной. — Стало быть, красивые дети у нас получатся, рябые, — он склонил голову и мечтательно прикрыл глаза, — Приданное у тебя, конечно, нехитрое, и росла ты без матери, но ежели ты действительно так хороша, как отец твой молвит — так я тебя сам под себя воспитаю. «Батюшка родимый, кого ж ты привел на мою голову», — мысленно скривилась Магда, — «Да неужто так отчаялся, что кого попроще да полюбезнее привести не мог? Полдеревни холостяками ходят, а он чуть ли не на пана замахнулся. Да и какие с них паны, вон, младший аж скраснелся от натуги, так он собой доволен». — Курей мне надо покормить, а потом и потолкуем с тобой, жених. Развернувшись, она подошла вплотную к двери сарая и взялась за поржавевшую ручку, но сделала вид, что та не поддается. Парень было переступил с ноги на ногу, но, быстро подумав, с довольным видом расправил плечи и двинулся к ней. — Так бы сразу и сказала, что подсобить надо. Магда быстро исчезла за дверью, растворившись в пыльной густой темноте. Илон вошел следом, вглядываясь в пахнущий старой соломой мрак деревянной постройки. Темень была такая, что хоть глаз выколи, слышен был лишь легкий шорох платья да сквозь щель в стене освещался маленький кусочек нежно-розовой кожи. «Неужто голышом стоит? Ох, рыжая лиса, даже не надейся, что после такого я на тебе женюсь» — подумал он, принявшись торопливо и с волнением расстегивать ворот рубашки. — Я тут, — послышался нежный шепот Магдалены. Илон сразу же стянул с себя рубаху, освободил ноги от сапог, а следом отбросил в сторону и портки. Идя на ощупь, он вытянул вперед руку и коснулся лежащего на колючей соломе теплого тела. Оно податливо прильнуло к нему и слегка задрожало. Парень встал на колени, жадно скользнул по нему губами и горячо зашептал: — Ты пахнешь парным молоком… Иди же ко мне, я приласкаю тебя… Тело неожиданно громко взвизгнуло и отчаянно брыкнулось. Илон схватил его поперек и подмял под себя. Где-то сбоку зазвенел колокольчиком девичий смех. Парень испуганно шарахнулся в сторону, выпустив из рук голое тело, а потом дверь сарая открылась и яркий свет залил все вокруг. Смеющаяся Магдалена стояла на пороге, держа в руках сапоги и одежду, пока обнаженный Илон озирался по сторонам, пытаясь понять, что произошло. В угол сарая испуганно забилась большая свинья, неподалеку равнодушно жевали траву козы. — Вот тебе твоя невеста, — изогнула бровь Магда, — Будешь знать, как девок портить. — Ах, чтоб тебя, проклятая! — закричал парень, вскакивая на ноги и с размаху кидаясь на дверь, которая к тому времени уже была заперта, — Да ты хоть знаешь, что тебе за это будет?! Да я твою голову цепным псам скормлю! В избе тем временем мужчины вовсю обсуждали хозяйство, которое вскоре непременно должно было стать общим. От тарелок на столе вился густой дым, рядом уже стояли стопочки с мутным самогоном, а ошалевший от такого пира дворовый кот тщательно слизывал с пола капли жирной сметаны. Захмелевшая бабушка встретила девушку вопросительным, но понимающим взглядом и едва слышно икнула, откусывая кусок от пирожка. Магдалена тихо проскользнула к ним и села рядом на лавку, смиренно сложив руки на коленях. — А где Илон? — удивился Дарий, — Неужто не договорились? — В сарай пошел, хозяйство посмотреть, — пискнула Магда, поглядывая на него из-под опущенных ресниц. — Вот же домовитый хлопец, — одобрительно посмеялся мужчина, прихлебывая горячие щи и довольно жмуря глаза, — Все ему живность всякая в диво. Со двора послышался грохот выбитой двери. Все в доме резко вскочили, ненароком переворачивая жалобно звенящую посуду, и кинулись наружу, туда, где доносился страшный шум и крики. Девушка неторопливо последовала за ними, осторожно обходя осколки разбитых глиняных чашек. Первыми из сарая выбежали куры, с громким криком разбегаясь врассыпную, а следом на свет появился голый юноша, прикрывая срам обеими руками. — Ведьма! — кричал он, пряча от всех рыхлый белый зад, — Околдовала, поганая! — Помилуй, Велесе, — схватилась за сердце бабушка, — Уж годов пятьдесят такого не видала, да еще и во всех подробностях. Магда попыталась проскочить в калитку, чтобы сбежать от разговоров, но отец, заметив это, быстро ухватил ее за подол платья и дернул обратно. Сжал за плечо, посмотрел страшно, никогда так не смотрел — одним только взглядом «Стой» сказал и к месту дочь пригвоздил. — Быстро надень портки, окаянный, — зло рявкнул Дарий, бросая сыну лежащую неподалеку одежду, и тут же подступился к девушке, — Признавайся, чем хлопца опоила? Магда слегка сжалась под почти звериным взглядом, но виду не показала — каков отец, таков и сын, что перед ними ногами слабеть, сожрут и не заметят. — Да неужто я могу знать? — Пороть! Пороть ее надо! — Дарий одним движением развернулся к отцу Магды, — Твоя змеюка моего сына разума лишила, ежели он в себя не придет — беги из деревни! Не будет вам житья тут, сгною! И ведьму твою никто замуж не возьмет, уж будь покоен! — Ты меня, Дарий, не пужай, и девку мою не трожь, — сделал шаг вперед отец, закатывая рукава фуфайки, — Ежели наказала она его, значит, есть тому причина. Ты сначала у сына своего спроси, что он в сарае делал? — Заманила, у-у-у-у, окаянная, морок навела, — по-бабьи подвывал Илон, сгорая от стыда и застегивая рубаху, — Сам не видел, куда шел, очи мне ослепила… Намечалась знатная драка. Мужики сошлись лбами, глядя друг на друга горящими от бешенства глазами. Беспокойно залаял цепной пес, испуганно заголосили женщины, разнимая отцов в разные стороны. Магдалена и сама была не рада своей выходке, да только делать-то было нечего - что сделано, то сделано. Она вклинилась между ними и обхватила отца обеими руками, пытаясь сдержать его гнев настолько, насколько хватало девичьих сил. — Да целоваться он со мной хотел, я и заперла его в сарае! Папа, не надо! — Брешешь! — закричал Дарий и, намотав волосы Магды на кулак, швырнул ее о землю. Охнув, она вспахала лицом холодные влажные комья перегноя и, откатившись в сторону, приподнялась на трясущихся от гнева и обиды руках. Красивое белое платье стало серым, напитавшись водой из грязной лужи. В тот же миг отец Магды взревел подобно грому, расколовшему небо, и повалил Дария навзничь, нанося крепким кулаком удары по белому, сытому лицу. Испуганный Илон, бросив отца, вскочил на лошадь, пришпорил ее гладкие бока сапогами и помчался прочь, вдаль по сельской дороге. Неизвестно, чем бы это все закончилось, да бабушка, с поразительной для такой старой женщины прытью бросившись в дом, вернулась оттуда с чаном горячих щей и вылила их на головы дерущихся. — Ну-ка, разошлись, щенки! — на удивление, громко воскликнула она. Те отпрянули друг от друга, тяжело дыша и с недоумением стряхивая куски вареной капусты с мокрых голов. Поднявшись на ватных ногах, отец Магды провел рукой по бороде, с которой капали на сырую землю остатки щей, а после поднял с земли замершую от ужаса дочь и осмотрел двор. Из сарая показалась свинья. Она посмотрела на всех подслеповатыми после темноты сарая глазками и несмпешно направилась к помойному корыту. Миро устало потер ладонями слезящиеся глаза, а после нехотя протянул руку потному после драки Дарию. Тот, смерив отца и дочь виноватым взглядом, принял предложенную ладонь. — Мдааа, — протянул Дарий, почесывая ушибленный бок, — Вот так посватались. Ты прости меня, пьяного старика, но вот, что я тебе скажу, девка — коли правду молвишь, я со своего сына три шкуры спущу да на горох поставлю. Но, ежели ты какие колдовские штучки свои понаделала — сгною. И будешь ты хуже, чем проклята. Эээх… Покачав головой, он хлопнул по плечу отца Магдалены, который молча стоял, склонив голову, и побрел к лошади, глядя невидящими глазами прямо перед собой. Когда Дарий скрылся за ближайшим поворотом, отец, наконец, повернулся к дочери. — Папа… — Пошла вон, — тихо промолвил он и, пошатываясь, пошел в дом, снимая по пути разорванный праздничный кафтан. — Папа! — Иди-ка ты лучше погуляй, — возразила бабушка и, подхватив пустой чан из-под щей, двинулась следом за сыном. Магда осталась во дворе одна. В подоспевших сумерках закружились едва заметные хлопья первого снега, успокоившиеся куры вернулись во двор и теперь склевывали с подмерзшей грязи кусочки вареных овощей да деловито копошились в лужицах остывшего бульона. Свинья с наслаждением чесала об угол дома наеденный бок. От обиды и одиночества сжимало горло и, не выдержав, девушка кинулась прочь, туда, куда ей ходить было не велено. Магдалена бежала в Гиблый лес, да бежала так быстро, будто отчаянно хотела встретить там собственную погибель, словно невыносимо ей было чувствовать стыд перед отцом и злость на то, что все в ее жизни делалось против воли ее. Долго ли она бежала, недолго ли — но вскоре ветви стали чаще хлестать ее по раскрасневшемуся от бега лицу, корявыми лапами хватались за волосы и подол платья, тянули, манили к себе, заставляя замедлить свой бег. Магдалена отдышалась и уже гораздо неспешней пошла дальше. Солнце медленно скрывалось за горизонтом. Еловые ветки под дуновением ветра прятали лучи, словно выражали скупость на теплоту и свет перед незваной гостьей. Тихий шепот чащи вызывал мысленный поток у Магды: и шелест травы под ногами, и скрип деревьев, и едва слышный вой ветра, и даже привычное пение птиц принуждали осторожно идти по тропе, озираясь по сторонам. С самого начала неизведанная дорога вела туда, куда она не хотела ступать ни ногой, потому что знала — вроде бы где-то неподалеку находилось то злополучное место, о котором ходила недобрая людская молва, и мысли об этом заставляли ее сердце предательски сжиматься. Из-за этого осознания Магдалена была напряжена настолько, что даже собственные шаги заставляли тело покрываться гусиной кожей. Словно в насмешку, где-то впереди раздалось неожиданное воронье карканье, и оно вовсе выбило ее из колеи. «К беде?» — мгновенно подумала девушка, добрую минуту наблюдая за черной птицей. Сделать шаг навстречу она не решалась, но ей было любопытно — что же заставило ворона топтаться на месте? Птица внимательно посмотрела на человека, а затем сделала небольшие круги у дерева, ненадолго останавливаясь и глядя на застывший девичий силуэт. Глаза, похожие на ягоды бузины, казалось, навеки запечатлели отражение девушки в белом платье, что напоминала разожженный костер, разбитый где-то в глубине зеленой лесной чащи. Магдалена решилась сделать несмелый шаг, опасаясь, что этим напугает ворона, но тот не сдвинулся с места, а лишь продолжил изучать незнакомку. Еще шаг — и птица склонила голову набок, по-прежнему косясь на нее. Она перестала дышать, лишь бы не спугнуть его своими движениями, и вскоре все поняла: он ранен. Полет времени сгущал краски небосвода, запах леса до страшного заманчиво тянул вглубь. Раненая птица вновь издала хриплый звук, от чего сердце Магдалены дрогнуло. — Не бойся меня. Я помочь хочу, — решилась она заговорить с ним. Стоя в двух-трех шагах, Магда вытянула руки, чтобы показать ворону, что тот сейчас окажется в ее объятиях. Невзирая на больной вид, так просто сдаваться он не планировал, оттого и начал брыкаться и пронзительно каркать, едва Магдалена попыталась его коснуться. Испугавшись, девушка отбежала в сторону, продумывая план по захвату недоверчивой птицы, но, как только она собралась развернуться и зашагать в сторону дома за едой, ворон неожиданно последовал за ней по пятам. Глаза девушки округлились от удивления. Стоило ей остановиться, ворон тут же застопорил вместе с ней и, отыскав что-то на тропе, принялся клевать заснеженную землю. Магда схватилась за грязный подол платья, сжала его, и неуверенно повторила попытку подобраться поближе, а ворон, ощутив движение, поднял голову и посмотрел на нее сначала одним глазом, а затем другим. Девушка не решилась коснуться его вновь, потому что встревожилась: ворон птица сильная, как обухом по голове ударит — и не отыщут ее родные люди. Делать было нечего, потому Магда развернулась и направилась домой. Оставлять бедную птицу она не собиралась — хотела покормить и этим заслужить доверие, а затем поймать и вылечить рану, но ей не пришлось утруждаться: ворона словно привязали к нитке, за которую кто-то невидимый тянул его к Магдалене. Это ее слегка насторожило: он голоден, вот и бредет следом, или здесь кроется что-то иное? Сколько бабушкиных рассказов она наслушалась — не пересчитать. Они были наполнены тайнами и тьмой, и в рассказах этих вороны — их разносчики и торговцы. Этих птиц в здешних краях боялись и избегали, потому что по поверьям они предвещали то смерть, то проклятье, то какую другую напасть. Но Магда всегда отмахивалась от этих слов, ведь она знала, что все это бредни умирающих от скуки людей. Да вот только сама она сегодня отчаянно пыталась зарыть в яму обеспокоенные мысли: «Нет, он меня не тронет, это глупость». Магдалена вся съежилась от холода: ветер резко и небрежно ухватился за ее волосы и одежду, словно хотел утащить с этого места и замести все следы. Солнце дотянулось до ворона, и его перья начали отливать странным металлическим оттенком, а глаза девушки, словно подражая лесному пейзажу, залились холодной северной зеленью. Ворон не был настроен враждебно. Если птицу не обижать, она не заклюет. Магда снова сделала несколько шагов вперед, не замечая, что происходит за спиной. Развернулась — ворон, нахохлившись, не двигался. Она уже было выдохнула и продолжила свой путь, но ворон, будто играясь, захлопал крыльями и заставил ее остановиться. — Вот же хитрая птица, чего надобно тебе? — шутливо возмутилась она, а внутри себя еще сильнее напряглась, медленно отступая подальше. Ворон остановился и как бы удивленно уперся взглядом в девушку, словно спрашивая: «Надумала себе чего?» И всю извилистую дорогу они переглядывались, добираясь до небольшого домика. Минуя высокий лесной склон, который порой оказывался окружен то туманом, то стаей птиц, призывающих ливень, девушка ускорила шаг. Склон этот окружен был не только туманом и птицами, но и разными мифами да легендами, напитанными кровью. А на самой горе, как говорили многие жители деревушки, были глубоко запрятаны в объятиях червей камни, дарующие вечную жизнь и красоту. Да только возвращались оттуда вовсе не с камнями, а с жуткими историями, да такими, что кровь в жилах стыла от одного только вида человека, лицезревшего те сумрачные просторы: глубокие синяки под глазами, широко раскрытые глаза, дергающиеся губы и дрожащие руки с порезами и следами схватки на запястьях. Бывало, не возвращались и вовсе. Магдалена с самого детства мечтала там оказаться и узнать, правду ли говорили странники, или сочинение сказок — статуя, перед которой они готовы склонять головы? Невзирая на вспенившееся в крови беспокойство, внешне она никак не выдавала эмоции. Лишь слегка приподнятая в изумлении бровь показывала, что что-то внутри откликалось в ней. Казалось, между ними двумя шла безмолвная беседа. Чем дольше она находилась рядом с птицей и чем ближе она была, тем морознее становилась погода. Магда начала трястись от наглости ветра, который вторгался под одежду и, подобно шаловливому котенку, игрался с ней. Она приобняла себя за плечи и улыбнулась мысли: дом близко. Но эта мысль и радовала, и огорчала одновременно. Будет ли рада бабушка гостю в «темном обличии»? — Знаешь, так совсем скоро и я стану гостьей бабушки, — нервно хихикнула она. — Она у меня женщина своеобразная. Во всякое верит... в ведьм, призраков, вампиров всяких. Магдалена помедлила, прежде чем продолжить: — А ты якобы их сопроводитель, — в упрекающей манере она указала на ворона пальцем и зашагала чуть медленнее, чтобы птица видела ее лицо и читала по губам, — Знаешь, глупо верить в это. Но, а если и веришь, то докажи! Она и не поняла, что именно заставило ее вспыхнуть, словно маковый цвет — то ли надвигающееся негостеприимство бабули, то ли осознание того, что за все годы жизни она так и не побывала в самой глубокой чаще леса, название которого не принято было озвучивать в доме. Бабка каждый раз говорила внучке: «Порчу наведешь. Сейчас по губам дам». Она отворила калитку и подошла к своему небольшому дому. Открыла дверь и с невозмутимым видом вошла, оставляя птицу одну на крыльце. Нужно было покормить ворона, чтобы спокойно затащить его в дом и помочь залечить рану, поэтому Магда тотчас же побежала на кухню и, увидев старуху, сидящую за столом, несмело улыбнулась ей и виновато спросила: — А где отец? — Ушел охотиться, — бабуля махнула рукой, — Ты не переживай, он уже не серчает. Сам виноват, нечего было всяких барчуков в дом тащить. Пытаясь унять волнительное сердцебиение, Магда схватилась за скрипучие дверцы шкафчиков и взяла с полки пару ломтей хлеба. Один из них она сразу отправила за щеку, а другой сунула за пазуху и быстрым шагом направилась на улицу. Старая женщина поднесла ложку ко рту, но остановилась, глядя вслед Магдалене. Облака словно втянули в себя всю земную тьму и походили на платину. Магда подняла голову, а затем посмотрела на ворона и, вздохнув, села и принялась кормить его хлебом. Она вовсе не ожидала того, что позади нее все это время стояла бабушка и, схватившись за сердце, наблюдала за безмолвной сценой. — Горе, ой, будет горе! — голос ее словно треснул и раскололся на мелкие кусочки. — Бабушка, перестань... — Магда склонилась над вороном, отряхивая ладони от последних мелких крошек. — Оно придет, оно приде-е-ет! Девушка поднялась и, кротко подступившись к бабушке, попыталась вразумить ее. Но та, застыв, словно каменный идол, продолжала с влажными от отчаяния глазами говорить, что бедствие неизбежно, и говорить так горячо, точно кукловод по ту сторону ширмы управлял ее словами. Ворон громко каркнул. Старуха замолчала, а затем, взглянув на внучку, прошептала: — Он уже здесь...