Atomic Heart: успеть до «Полуночи»

Словно куклой, в час ночной Теперь он может управлять тобой… Король и Шут, «Кукла колдуна»

Гильза от последнего патрона со звоном упала на пол. Теперь и вторая Близняшка неподвижно лежала на полу, безвольно свесив голову набок и раскинув руки. Лямка, на которой держался уже бесполезный «Калаш», соскользнула с плеча майора, и он с неприязнью отбросил оружие в сторону, продолжая смотреть на замершую на полу балерину. В голове роилось огромное количество мыслей, и самым неприятным было то, что ни одну из них не удавалось толком ухватить: стоило ему увидеть хоть что-то знакомое в движении Близняшек, или услышать подсказку во фразах жены, как цепочка ассоциаций стремительно обрывалась. Это же Екатерина говорила с ним во время битвы? Черт его разберет… После увиденного в Академии Последствий он уже не был уверен ни в чем. И сейчас настала пора получить ответы. Расправив плечи, нывшие от постоянной нагрузки, он повернулся к хозяину кабинета. Его фигурка в щеголеватом чехословацком костюме почти терялась на фоне парадного зала Дворца науки. В воздухе все еще висел запах пороха, хотя дым почти рассеялся в огромном пространстве, и лучи закатного солнца причудливо играли в нем где-то под потолком. Но майору Нечаеву не было до этого дела. — Сергей, ты не понимаешь… Харитон манипулирует тобой! — начал Сеченов, делая шаг назад и не сводя взгляда со своего агента. Даже без диковинных пушек, сконструированных ремшкафом, он был невероятно опасен, и ученый с замиранием сердца следил за тем, чтобы на него вместо пытливых серых глаз не уставились два незрячих белка. Но, к счастью, Нечаев пребывал в полном сознании. — Какого хрена он там вообще делает? — рявкнул майор, надвигаясь на некогда самого близкого человека, с которым были связаны одни из немногих теплых воспоминаний. Ощущение досады и предательства, впервые появившееся в Академии, начинало вновь подниматься в груди. — Ты отправил меня на ликвидацию ЧП, пел про стремленья и мечтанья, про человечество, про светлое будущее, а сам… Да тебя с самого начала волновали лишь собственные шкурные планы! Сеченов горько усмехнулся, продолжая отступать в противоположную часть кабинета. — Браво, Харитон… Ты, должно быть, гордишься собой? Отобрал у меня агента, ставшего мне практически сыном, что же еще ты хочешь у меня отобрать? Должность? «Коллектив»? Жизнь, наконец?.. — Не уходи от темы, Дима! — ощетинившись манипуляторами, парировала перчатка, — Я лишь немного приоткрыл ему глаза на кое-какие страницы вашей совместной биографии. — О своей роли ты, конечно, из природной скромности умолчал? — поднял брови Сеченов.— Дешевый прием. — Тогда тебе по части такой «скромности» нет равных. И учти, — добавил ХРАЗ бархатным, интригующим тоном, — он еще не знает главного!.. Реакция Сеченова оказалась неожиданной. Мимолетное облегчение отразилось на его лице, прежде чем он осекся, все ближе пододвигаясь к столу. Там под наклонной рабочей поверхностью спрятался потайной ящичек, куда не мог получить доступ никто, кроме него самого. И сейчас именно с ним были связаны его надежды. Он уже практически подобрался к нужному месту, но майор Нечаев в несколько решительных шагов преодолел расстояние между ними, и пальцы высококлассного биопротеза сомкнулись на горле ученого. — Правду, — прорычал майор, отрывая трепыхающегося человека от земли, — Хотя бы раз скажите правду! Что вам от меня нужно? Что произошло с моей женой? Какого черта вам понадобилось лишить всех воли? Мысли роились и будто не желали ему подчиняться. Сейчас он выпалил подряд почти все вопросы, которые его волновали, и даже не заметил, что по привычке назвал Волшебника на «Вы» в столь мало подходящей ситуации. — Расскажи, расскажи, Дима! — вторила перчатка. — Сег…жа — едва прохрипел Сеченов, исступленно царапая руку, сжимавшую его горло, и майор догадался слегка ослабить хватку, — Кха-х-Харитон п-получил доступ к модулю «Восход» в твоей голове и… ых-начал отправлять тебя в Лимбо! На секунду Нечаев застыл, нахмурился и метнул подозрительный взгляд в сторону перчатки. — Я выполнял свою работу, — поспешно пояснил электронный голос, — Некоторые процессы возможно изучить только изнутри сознания! Это недоступно наблюдателю извне! — Так что Х-Харитон… Можно сказать, перевел тебя в твой личный боевой режим, — закончил Сеченов. Пальцы П-3 разжались, и ученый бессильно осел на пол, кашляя и хватая ртом воздух. — Ах ты паскуда! — теперь внимание майора было приковано к перчатке, вновь собравшей длинные хоботки в подрагивающий жгутик, — Так это из-за тебя… Перед майором пронеслось несколько образов: холл ВДНХ с залитым кровью полом и неподвижно лежащими телами членов комиссии, оглушенный взрывом гранаты Штокхаузен, скрючившийся на полу Научного центра Сеченова, и, наконец, Лариса Филатова, вжавшаяся в угол лифтовой кабины. Неужели… — Все намного сложнее, товарищ майор! — воскликнул ХРАЗ, словно не давая ему закончить умозаключение, — Модуль «Восход» управляется не только непосредственно, но и дистанционно. Для носителя нет разни… — Зато мне разница есть, — угрожающе сказал Нечаев, — Катя была права, вы оба те еще… — Вы не знаете и трети информации, а уже делаете выводы. Это простейшая логическая ловушка, в которую Вы и попались! Академик Сеченов, в смысле, Дима, мастер на подобные уловки — агх! Майор улучил момент и сгреб в кулак извивающиеся хоботки. — Заткнулся и отвечаешь только на мои вопросы. Огоньки нейросенсорных контактов согласно перемигнулись. Но вместо того, чтобы спросить о фактах и несостыковках, майор внезапно выдал: — Ты хоть слово правды мне сказал за все это время?.. — Конечно, — очень аккуратно изрек искаженный динамиком голос. — Более того, то, что я Вам рассказывал… в основном… было правдой. — А что насчет неосновного? Насчет того, как и зачем вы оба меня использовали? Я кто вам, белая мышка? Кролик?! Сраный хомяк?! И этот... И этот обманул. — Если Вы говорите о переходе в состояние Лимбо, то для выполнения задания такая информация не несла бы ни… — перчатка вдруг захлебнулась помехами, словно поперхнулась на середине предложения, — Обернитесь! — Серьезно? Ты еще пальчиком тыкни, — ухмыльнулся П-3, — Думаешь, я на такой трюк попадусь? Я боевой офи… — Майор, сзади! Обернитесь! — провода ХРАЗа начали панически извиваться. Но Сергей Нечаев и сам уже понял, что беседу с перчаткой стоит закончить. Прежде всего потому, что их внезапно накрыла густая тень. Тень, которую в полупустом помещении просто нечему было отбрасывать. Сердце невольно екнуло. Нет, Сергей видел это уже не первый раз, но в запале совершенно забыл о третьем телохранителе шефа. Перед ним, всего метрах в пяти, высилась стена из красного полимера. Ее основание медленно вытекало из круглого бака, закрепленного у рабочего стола Сеченова, расползалось по полу и, составляя причудливые конструкции, подтягивалось вверх, к основой массе, которая уже закручивалась, постепенно принимая очертания гигантского, метра три ростом, человека. Сам Сеченов стоял неподалеку, крепко сжимая длинный золотой брусок— запасной ключ активации альфа-коннектора. Его губы едва заметно дрожали. — Твою ж м-мать! У меня даже нет оружия! — майор стал медленно пятиться назад, следя за тем, как колыхающаяся бурая масса обретает знакомую форму. — Бегите! — услышав в голосе ХРАЗа неподдельный испуг, Нечаев почувствовал себя еще хуже, — У Вас нет средств и навыков для борьбы с Человеком-желе! Спасайтесь! С трудом оторвавшись от страшной картины, майор бросился к выходу. Снесенная со своего места ковровая дорожка предательски путалась под ногами; два раза он запнулся и, ругнувшись, продвигался дальше, к тяжелым кованым дверям, за которыми открывался широкий темный коридор. Вот он уже достиг входной группы, где только с утра получал из рук Близняшек код активации «Турбины», и, не выдержав, обернулся. Горечь и гнев клокотали в груди. Волшебник, его наставник, руководитель, друг и названый отец по-прежнему стоял там, вдалеке, и, кажется, не собирался его преследовать. Но заготовленные ядовитые фразы застряли где-то в глотке. Полностью принявший человеческую форму полимер реял над Сеченовым, удерживаясь на длинных багровых жгутах, и покачивался, как акробат на полотнах. При взгляде на эту картину в животе у Нечаева что-то скрутилось и ухнуло вниз. Существо гипнотизировало своими мерными, плавными движениями, заставляло ноги прирасти к полу, замереть, приковав взгляд к нему. Звуки слились воедино и странно поплыли, словно он вновь оказался в тягучей полупрозрачной субстанции, вытекшей из недр альгоцеха. Дергано, будто сопротивляясь, он сделал попытку развернуться — туда, к спасительному серому коридору, — почувствовал, как несколько длинных хоботков ХРАЗа ужалили его в предплечье, пытаясь привести в чувство, вновь не удержался на ногах и упал… …на мягкий душистый ковер. Сочные зеленые побеги пробивались между пальцами, колоски повыше щекотали лицо, цветы блестящими бусинками выглядывали из-под молоденьких салатовых листьев, а запах свежескошенной травы дурманил. От легкости, захватившей все тело, хотелось прыгать, танцевать и заливисто хохотать, как школьник, несущийся с последнего в учебном году урока в лето, в новую, полную открытий жизнь. А в прозрачно-голубом небе сияло солнце — свежее и умытое, каким оно бывает только поздней весной, когда начинает чуть чаще радовать всех живых существ первым обнадеживающим теплом. Подскочив, он кинулся бежать по бескрайнему полю, временами касаясь пушистой лапой головок цветов. Не было сбоя, не было мутантов, не было обезумевших роботов и тайных планов — только свобода, простор и чистое, без облачка, небо. Сейчас он уже несся среди подсолнухов — огромных, с человека ростом, обратившихся к солнцу, как и он. Несколько раз он пытался допрыгнуть до них, но цветы как будто нарочно уворачивались или вырастали еще выше— так, что шансов дотянуться до них не оставалось. Вот он выскочил из зарослей высоких стеблей и покатился по траве, смеясь от переполнявшего его счастья. Звуки гулко отзывались в окружавшем его пространстве — интересно, почему? Он же не в горах… Впрочем, неважно. Некоторое время он пролежал звездочкой на цветочном ковре, наслаждаясь ощущением покоя. Разноцветные бабочки, прильнув к цветкам, лениво помахивали крыльями и утруждались взлететь только когда белая лапища приближалась к ним слишком близко. Особо смелые садились ему на плечи и на голову, а он фыркал и пытался неуклюже их отгонять. Что-то зашуршало прямо за ним. Ветер? Он приподнялся на четвереньки, обернулся и замер, не веря своим глазам. В ярком сиянии, едва касаясь кончиков травы, к нему легкой походкой приближалась одна из Близняшек — видимо, Правая, он узнал ее по жилетке. И чем ближе она подходила, тем четче становились очертания. Но… где же маска? Мягкая лапа приблизилась к лицу и вновь отодвинулась. Нет, это был не мираж (и откуда только взялся этот образ??), так и есть: к нему приближалась она. Всё та же, словно сошедшая с фотографии, показанной бабой Зиной. Ветерок трепал коротко стриженные волнистые волосы, тонкая кожа сверкала в лучах солнца, синие глаза лучились радостью и заботой. Сердце пропустило удар. Она протянула руки к нему — хотела позвать с собой, обнять, увести с собой в сияющее безмолвие… *** — Прости, сынок, — почти неслышно сказал Волшебник, — Но, похоже, тебя там уже не осталось. Тонкие проводки, выскочившие из миниатюрного устройства «Мысль», закрепленного над ухом Сеченова, покорно скользнули вдоль лба и закольцевались, прильнув к левому виску: — Активировать связь. Полимерный монстр вздрогнул и подобрался, как охотничий пес, почуявший дичь. Безглазое «лицо» повернулось в сторону майора, все еще стоявшего на четвереньках у двери. На его лице не было прежнего напряжения, а губы тронула по-детски счастливая улыбка. — Это и есть твой хваленый гуманизм, Дима? — пусть Нечаев и выпал из реальности, ХРАЗ все еще был здесь, и забывший было об этом Сеченов вздрогнул от неожиданности, — Отправишь своего подопечного на смерть, но с улыбкой на лице? Как это… по-человечески. Холодный сарказм в голосе бывшего друга резал его не хуже ножа. Нет же, нет, он не хотел этого делать, не собирался! Как Харитон может этого не понимать? Впрочем, по его наблюдениям, Захаров всегда не очень-то разбирался в тонкостях человеческих отношений. Или предпочитал этого не показывать. — Где же твое красноречие? — чувствуя приближение Человека-желе, ХРАЗ говорил с отчаянным задором и дерзостью, — Самое время сказать про общее благо, про судьбу человечества, которая, конечно, важнее судьбы отдельного человека?.. Или уже неинтересно без публики? — Нравоучения тебе никогда не удавались, Харитон, — свой привычно спокойный, уверенный голос он услышал будто бы со стороны, — Вероятно, потому, что этот предмет тебе чужд, или же непонятен. — И поэтому ты решил не мучаться и наконец избавиться от главного предмета своих моральных терзаний? После того, как он разделался с первыми двумя? Майор рассмеялся: светло, по-детски. Сеченов судорожно сглотнул. Горло саднило. — Тебе, похоже, такие ощущения незнакомы. Манипулировал мальчиком так, что ничего от его личности не оставил?! — Не драматизируй. Ты прекрасно знаком с биохимическими аспектами нашего взаимодействия. Но должен тебе сообщить, что людям свойственно иногда прислушиваться… к иной точке зрения. — Хм. Это теперь так называется. — Довольно лицемерия, Дима! Признай хотя бы сейчас, — голос перчатки вновь стал бархатным, — Тебе нравится быть демиургом. Нравится определять чужие судьбы, каждый шаг, каждый вздох. Ты властвуешь над жизнью. Но так и не сумел победить смерть. У Сеченова дернулась щека. Он отвернулся и оперся на стол, тяжело дыша. — Катя! — до сих пор безмолвно стоявший на четвереньках Нечаев внезапно протянул руки к приближающемуся полимерному монстру. Колыхающаяся багровая поверхность была уже в сажени от лица майора. Оказавшийся еще ближе ХРАЗ судорожно прижался хоботками к его ладони и обвился вокруг пальцев, ища защиты. Упражняться в остроумии ему становилось все сложнее. Вблизи полимерный накопитель создавал настоящий эфирный шум. Харитон прекрасно знал, что Человек-желе способен не только поглощать, но и транслировать информацию в неограниченных объемах — причем этот процесс был не всегда контролируемым. И сейчас именно тот случай: Сеченову было явно не до таких мелочей, как упорядочивание информационных потоков. А в активной фазе альфа-коннектор подключался ко всем возможным передатчикам. Поэтому ощущение — конечно, это нельзя было назвать «ощущением» в общечеловеческом смысле, — было таким, что вокруг, перекрикивая друг друга, говорят сотни, а то и тысячи людей. По мере приближения звук усиливался: у обычного человека такие громкие крики уже вызвали бы боль. За несколько лет Харитон привык управляться с множеством потоков информации, но сейчас и он действовал практически на пределе своих возможностей. — Дима! Ты не знаешь, что это такое! Да, он не знал. И вряд ли интересовался. А Харитон помнил. Как полимер постепенно обволакивает тело, стесняя движения, всасывая и обездвиживая, подобно зыбучим пескам. Как наступает кромешная темнота. Как на несколько мучительных минут перестает существовать все, кроме удушающей, разъедающей каждую клеточку тела массы и страстного желания потерять сознание. Сеченов вновь запустил руку в потайной ящичек и вытащил оттуда миниатюрный позолоченный револьвер. За компактность и изящество многие назвали бы его «дамским». — Решил продемонстрировать нам свое милосердие? Сеченов закусил губу и запустил дрожащие пальцы в коробок с патронами. Уже лет десять пистолет оставался невостребованным, однако он хранил его по старой послевоенной привычке. Но употребить его вот так, против человека, которого он сам три раза спасал на операционном столе? Которому фактически подарил вторую жизнь после событий в Болгарии? От воспоминания о последствиях инцидента его передернуло. Да, после всех манипуляций личность агента изменилась до неузнаваемости, но он некоторое время тешил себя надеждой исправить и это… Еще одно досадное обстоятельство, которое беспрестанно ныло и не давало покоя, как заноза, и не разрешало забыть о том, что не над всем властен всесильный Волшебник. Годы шли, но тот самый Сергей Нечаев, которого он знал и определил в отряд «Аргентум», погиб в Болгарии. — Или все-таки жалко своей работы? — Харитон что, уже подрядился мысли читать? Щелкнул вставший на место барабан мини-револьвера. Сергей Нечаев погиб. Тогда, в 1953-м. Но отдать его Человеку-желе вот так было бы издевательством. — Закрой рот! — черт побери, он же только что дал язвительному Захарову новую почву для насмешек. — Неплохой каламбур. Практически с языка снял, — крики уже заглушали все происходящее, и ему приходилось специально фокусироваться на фигуре Сеченова. Револьвер дрожал в его руке. Он подхватил оружие второй ладонью, прищурился и отошел чуть в сторону: гигантская полимерная фигура практически заслонила Нечаева. Тускло поблескивающая, обманчиво глянцевая поверхность покрылась рябью, и чем ближе оказывался Человек-желе, тем мельче и чаще становились волны. Сейчас он уже завис в полуметре от жертвы, как будто разглядывал замершего перед ним человека. Небольшие элементы костюма, такие как «собачки» молний, уже подрагивали и начинали притягиваться к багровому гиганту. Длинные хоботки перчатки сползли вниз по руке П-3 и обвились вокруг предплечья. Боится… — Это… т-ты! — впервые за этот вечер голос Сеченова дрогнул и лишился величавой уверенности, — Видишь, к чему привели твои авантюры, Харитон? В чужой хитроумной игре исполнители — люди! И ставка — их жизнь! — Неужели? Какой примечательный философский вывод. Дуло револьвера отклонилось и теперь было нацелено на левую руку майора. — Замолчи! — выдохнул Сеченов. — И, главное, своевременный, — жгутики ХРАЗа вжались в руку майора. Звук выстрела гулко разнесся по полупустому залу. Дуло револьвера взлетело вверх. Хлюп! — сбившаяся с курса пуля с глухим звуком вошла в багровую полимерную субстанцию. Хор, окружавший ХРАЗа, перерос в многоголосый вой и на пару секунд оглушил его. Человек-желе резко взлетел вверх, к самому потолку, и беспорядочно закружился, сплетая странные узоры из полимерных струй. В тот же момент Нечаев расслабленно повалился на бок, словно его внезапно сморил сон. Человек-желе ревел (хотя слышать это мог только полимерный ХРАЗ и, отчасти, Сергей) и метался, с гулкими шлепками оставляя на выставленных в зале корпусах самолетов багровые кляксы. При этом вся его фигура неестественно выгибалась, пласталась и деформировалась. Обычного человека такие удары давно превратили бы в кашу. Взъерошенный Сеченов, все еще сжимая в руке револьвер, сидел на полу, пытаясь спрятаться под стол и наблюдая за вышедшим из-под контроля коннектором круглыми от ужаса глазами. Опомнившийся ХРАЗ автоматически проверил показатели майора Нечаева. Неужели… в норме? Лишь небольшое истощение сил… Бах! — снесенная ударом полимерного человека кованая дверь приземлилась в нескольких сантиметрах от агента П-3. Место оставалось небезопасным. Шарах! — Человек-желе впечатлился в одно из гигантских округлых окон зала и с противным скрежетом начал сползать вниз. Но на этом попытки не закончились. Полимер грянулся оземь и, сократив длинные тонкие жгуты, вновь стартанул в космическое пространство (судя по скорости). Еще одно окно жалобно звякнуло, но не поддалось. Пальцы Дмитрия Сергеевича коснулись «Мысли». Лучше бы он этого не делал. Полимерная фигура повернула голову в его сторону, и следующий удар пришелся на рабочий стол, который моментально рассыпался на части. Оказавшись практически один на один со своим творением, ученый в панике принялся отползать. Второй удар полимерной массы пришелся совсем рядом с ним, а левую руку, в которой оставался револьвер, ожгло как огнем. Ресницы лежащего на полу Сергея Нечаева дрогнули. Человек-желе снова поднялся вверх и, вероятно, собирался на третий заход. Сеченов, понимая всю тщетность сопротивления, успел лишь рефлекторно заслониться пострадавшей рукой. Ладонь лишилась трех пальцев — как раз тех, в которых было зажато оружие. Впрочем, снявши голову, по волосам не плачут. Ученый зажмурился, ожидая своей участи. Проводки втянулись назад в «Мысль» и затихли, слегка подрагивая. Но внимание багрового гиганта оказалось отвлечено от предавшего его создателя. Он вновь обратился к окну. Скрутились тонкие жгуты. Бабах! — осколки стекла со звоном посыпались на пол, и альфа-коннектор вылетел наружу, утягивая за собой большую часть содержимого «ванны». Нейросенсорные контакты ХРАЗа зажглись яркими белыми огоньками. *** Он уже почти коснулся изящных рук Кати, когда идиллическая картина вокруг сменилась так же внезапно, как и наступила. Небо почернело, как будто их настигала песчаная буря. Земля разверзлась, и бездонная трещина отделила его от фигуры жены, которую тут же заволокло облаками пыли. Земля дрогнула, качнулась, и он завалился на бок и стал сползать в черную пучину. Мягкие лапы беспомощно скользили по скукожившимся засохшим травинкам, а в небе ревела гроза. Кошка. Изящная белая кошка, которую он видел в Лимбо среди летящей кверху мебели, мелькнула перед ним, задев хвостом по лицу. Он приподнялся. Кошка стояла на месте, повернув к нему круглую безглазую голову и нетерпеливо подергивая кончиком хвоста. Грохот за его спиной подсказывал, что поторопиться и правда следует. Самым трудным было встать и вновь обрести равновесие. Белоснежная шубка мелькала то тут, то там, и он следовал за ней, временами спотыкаясь и падая на колени. Но кошка неизменно дожидалась его, кружась на месте, и они следовали дальше. Удары грома преследовали по пятам и звенели в ушах. Но — вот подлость — очередная трещина расползлась прямо под ним. Кошка успела только мягко запрыгнуть на плечо и вцепиться в него. Он был готов поклясться, что почувствовал прижавшееся к груди мягкое мускулистое тельце. Они летели вниз среди обломков, пока внизу вновь не показалось поле. Травяной ковер успел спружинить, обеспечив им мягкую посадку, и окружающее вновь озарилось ослепительным белым светом, означавшим выход из Лимбо.