Atomic Heart: успеть до «Полуночи»

Москва, 11 июня 1955 г.

Там, в ковыльных просторах, ревет гроза, От которой дрожит вся империя. С.Есенин, «Пугачев»

А дeнек вставал… Для июня на улице стояло настоящее пекло, и москвичи стремились к прохладе, поближе к воде: на набережных и у фонтанов не было отбоя от гуляющих, а особо смелая детвора устраивала гонки за поливальными машинами, которыми управляли флегматично-дружелюбные Рафики. Конечно, лифт отказал именно в этот день, когда ему срочно понадобилось посетить самые верхние, закрытые даже для депутатов этажи Дворца Советов. До высотной башенной части сооружения он добрался без проблем—основная шахта подъемника поддерживалась круглосуточно; но стоило ему преодолеть пост охраны и коснуться сенсора, как механизм отказался ему служить. Как же он ненавидил жару! Но еще сильнее не любил подниматься по лестницам. Ему, человеку плотного телосложения и, прямо скажем, не юных лет, это давалось нелегко. Приложив палец к сенсорной кнопке и вновь получив отказ, он с досадой ударил кулаком по стене, занес ногу над отполированной белой ступенькой, тоскливо проследил за убегающими вверх бесконечными пролетами лестницы и вздохнул: — Технологии, мать их… А торопиться было надо. Четыре этажа, семь, восемь… Вездесущее солнце находило его даже здесь, прорываясь через узенькие, похожие на бойницы, окна. Он неприязненно морщился и, опираясь рукой на выбеленные стены служебной лестницы, двигался дальше. Временами побелка оставалась на вспотевшей ладони. На десятом этаже, выйдя на небольшую платформу, человек, отдуваясь, присел на подоконник и начал стягивать с себя свободный белый пиджак. Светлая шляпа уже давно томилась в кожаном портфеле, который из-за погоды превратился в грелку. Рубашка липла к телу, пот заливал глаза, и отдохнуть было необходимо, чтобы не явиться перед подчиненными в совершенно уж жалком виде. Вытащив из кармашка платок, чиновник вытер лоб и, закрываясь ладонью от света, посмотрел на расстилавшуюся перед ним панораму. Красные флаги развевались с обеих сторон величественного проспекта, ведущего прямо к лестнице Дворца Советов. По случаю предстоящего запуска «Коллектива 2.0» планировалась невиданная по своим масштабам демонстрация, к которой столица готовилась загодя. Город поддерживали в небывалой чистоте, выпустив на улицы беспрецедентное количество Вовчиков-лаборантов, так что мраморные плиты проспекта буквально сверкали под лучами солнца. Даже с такой высоты он мог различить узоры на плитке и прочесть торжественные лозунги на огромных алых растяжках. Да, взор у него сейчас, конечно, почти орлиный. К добру ли?. Знакомая уже несколько месяцев боль неприятно ввинчивалась в висок. Чиновник опасливо тронул его. Хорошо, что на нем хотя бы не было этой пакостной висюльки — «Мысли»! В столице, затаившей дыхание в ожидании праздника, не хватало только собственно виновника торжества — академика Дмитрия Сеченова. Человек потер переносицу. Что же так не нравилось прославленному академику в здании Наркомата — ныне Министерства — тяжелой промышленности? Променял Красную площадь на летающую платформу где-то в степях… Впрочем, он не мог сказать точно, обеспокоен он таким стремлением министра промышленности держаться поближе к своему Предприятию, или же рад его отсутствию в Москве. Было что-то неуловимое в этом уверенном в себе, но максимально закрытом человеке, гении и трудоголике, любимце публики и самом охраняемом министре СССР, что интуитивно вызывало тревогу. Не любил он этих недосказанностей, полунамеков, искорок легкой насмешки во взгляде — особенно, если таковой был направлен на него… А интуиция его еще ни разу не подводила. Зрело там, на периферии, что-то необъяснимое, глобальное и — он уже почти признал это, — пугающее. Значит, нужно было поторопиться наверх, в башню. Сердце к тому времени перестало колотиться где-то в ушах, и он, наконец, смог вновь встать на ноги и продолжить восхождение. Если к моменту, как он получит на руки всю информацию, лифт не починят, обратно стоит лететь на «Кондоре». Определенно. Проделать такой же путь вниз он был не готов. Впрочем, на постройке Дворца Советов, который задумывался еще в 1930-х и был заморожен в годы войны, настоял он сам. И не только из идеологических соображений. Во-первых, с помощью роботов строительство проходило гораздо быстрее и дешевле. А во-вторых, Дворец становился ключевым элементом инфраструктуры связи во всей столице. Монументальная высотка в 415 метров с мраморной парадной лестницей и колоннадой, увенчанная статуей В.И. Ленина, стала не только архитектурной доминантой Москвы и самой высокой башней в Европе и Америке (это особенно его радовало: даже Эмпайр-стейт-билдинг был на полтора десятка метров ниже, а уж парижская Эйфелева башня отставала на всю сотню метров). Она стала самым мощным передатчиком, приемником и ретранслятором на территории Советского Союза. Конструкции из новейших материалов без труда доводили сигналы до вышек за пределами Московской области и позволяли связаться с самыми отдаленными уголками необъятной страны. Почему же, вопреки обыкновению, ключевой объект оказался у всех на глазах? «Если хочешь что-то спрятать — спрячь на видном месте,» — всего пару лет назад эта идея показалась ему неплохой и даже внушающей доверие. С воздуха здание круглосуточно прикрывали ненавязчиво летавшие вокруг «дрофы» и «сипухи». Были там и иные, более сложные решения. Да и как ни старайся — не спрячешь постройку такой высоты даже в сибирских лесах. А связь была нужна как воздух... В конце концов, тогда, после победы над фашизмом, никакой речи не было о том, что стране мог грозить новый крупномасштабный конфликт. Вот были времена… Обмахиваясь платком, чиновник преодолел последние ступеньки, вновь перевел дух и толкнул дверь служебной лестницы. Он оказался в небольшом полукруглом холле. Красные ковры, неизменный торжественный атрибут административных зданий, вели к тяжелой деревянной двери, обитой по краям неким блестящим металлом. Стоявшие у двери дежурные моментально замерли по стойке "смирно". Миновав их, он коснулся ладонью очередного сенсора, закрепленного у косяка. Синие полоски пробежали по ней вверх-вниз. Щелкнул замок, и тяжелая дверь приоткрылась. Потянув за ручку, чиновник не без труда широко раскрыл ее и ступил в абсолютно круглую комнату — «мозговой центр» Дворца. Здесь обрабатывалась поступившая на главную столичную станцию информация — в том числе касавшаяся судьбы страны. И потому вдоль стен стояли не портативные «груши», а уже достаточно громоздкие для своего времени ЭВМ. Сидевший у стола офицер в фуражке с синим околышем поднял голову и быстро, пусть и не теряя достоинства, встал из-за стола: — Товарищ первый секретарь! .. — Без формальностей давай, — махнул рукой только что вошедший Никита Хрущев, кинув белый пиджак на спинку стула, — Что за дело, говори, не затягивай. — Вам стоит с этим ознакомиться, — офицер протянул ему бумаги в тяжелой кожаной папке. — От Молотова? — От его экипажа. Хрущев болезненно сморщился, откинул обложку и быстро просмотрел лаконичный текст послания. Вот понесла же Егора нелегкая в отдаленные степи! Новости о сбое на Предприятии 3826 поступили в Москву ранним утром — еще не было и пяти. Первым доложили Молотову: привыкший к ночным бдениям, он моментально оказался на рабочем месте. Предсовмина отнесся к известию о сбое чрезвычайно серьезно и велел немедленно выйти на прямую связь с «Челомеем», отправить материалы в Генеральную прокуратуру, готовить к вылету «Кондор» и направить срочный запрос, чтобы для сопровождения правительственной комиссии выделили спецотряд «Аргентум». Сам Хрущев выступал категорически против личного участия Молотова в инспекции, — не в том они возрасте и положении, чтобы отправляться на баррикады! — но тот был непреклонен. — Стало быть, пишут, что пропал… — Так точно. — Точно?! — внезапно взвился Хрущев, — Председатель Совета Министров «пропал» у них! А он не может этого сделать, не может! Он не за грибами в лес пошел, он поехал в зону повышенной опасности, предположительно диверсии. Самовольно поехал, я своего согласия не давал!.. Официально… Здесь он вздохнул. Неофициально Егора он отпустил, хотя никаких записей об этом не осталось. А стоило тогда настоять на своем, пусть даже ценой ссоры с принципиальным Молотовым. Вот бы раньше кто услышал, явно бы подивился: Никита — да на своем не настоял, вот смех-то!.. Только не до смеху сейчас было. — А сопровождающие из отряда спецназначения? Их было 15 человек! Где, где они все?! Тоже пропали? — Не могу знать, товарищ первый секретарь. — Но… догадываешься, товарищ Рысков? — заданный им вопрос явно был риторическим, и потому, услышав ответ, Хрущев оторвался от бумаг и испытующе посмотрел на вытянувшегося рядом офицера. От переживаний висок заболел снова, отчего чиновник невольно сдвигал брови. — Спустя полчаса после сообщения о приземлении «Кондора» товарища Молотова было зафиксировано несколько попыток активации линии правительственной связи. — Хочешь сказать, Егор-таки пытался связаться с Москвой? Ему помешали? — Не уверен, что это был он. Сигнал шел из Научного центра Сеченова, он расположен в десятке километров от комплекса ВДНХ. И кроме того, если разрешите, товарищ первый секретарь… — Говори уже, не томи! — Сигнал был направлен за границу. Хрущев захлопнул папку и сгорбился. Такого Молотов сделать не мог. — А насчет того, что помешали — Ваша правда, товарищ первый секретарь. Наша станция перехватила сигнал и заблокировала его дальнейшее распространение. — Вам известно содержание сообщения? — тихо спросил глава государства. — Никак нет. Похоже, тот, кто активировал линию, действовал наудачу. Что, впрочем, не помешало ему запутывать потоки: сразу из нескольких регионов поступили сообщения о помехах в эфире. Также был выявлен ряд сторонних подключений, источник которых пока не определен. Хрущев, грузно опершись на стул, побарабанил пальцами по столу. — Допрыгаешься ты, товарищ Сеченов, — бормотал он себе под нос, — Сам не ведаешь, что творится в твоем маленьком царстве. А вот если ведаешь… — здесь он ударил по столешнице кулаком и вновь обратился к Рыскову, — Соедини меня с «Челомеем». Срочно! — К сожалению, этого приказа выполнить не могу, товарищ первый секретарь, — и прежде чем собеседник успел возразить, добавил,— Связь с «Челомеем» потеряна. — Как так «потеряна»? —Хрущев взорвался по-новой, — Все сегодня у вас потерялись!.. А как насчет ваших хваленых полимеров? — Средства связи, усиленные полимерными компонентами, задействуется в полную силу. Но, судя по техническим характеристикам, проблемы со связью возникли на той стороне. — Хотите сказать, автор всей этой полимерной… дурнины разучился ею пользоваться? На этот раз офицер промолчал, и вопрос повис в воздухе. Хрущев двинулся по кругу вдоль рядов ЭВМ. Только теперь он заметил на полках стеллажей синие «груши» и насупился. Защищенная полимерная связь на основе открытий академика Сеченова в годы войны казалась панацеей. Практически не перехватываемая существующими техническими средствами, она оставалась единственным надежным решением для поддержания связи в масштабах Союза. Неужели и в ней крылась осечка, к которой они не были готовы? — Чем еще обрадуешь? — хмуро спросил он, вновь поравнявшись с подполковником Рысковым. Верный человек, знакомый ему уже больше 15 лет. Хрущев помнил его еще лейтенантом, прикомандированным к одной из закрытых лабораторий во времена, когда создавалось грозное оружие, обеспечившее безопасность страны и параллельно —неисчерпаемый источник энергии для производства и функционирования робототехники… На долгие годы, а тогда казалось — навсегда. Сейчас виски офицера уже были тронуты сединой, достаточно рано для его возраста. Впрочем, человек пережил много такого, чего на долю обычных сотрудников органов внутренних дел в тот период не выпадало. Особенно та операция… Не то чтобы они были близко знакомы, но, имея дело со столь чувствительной информацией, лучше общаться с надежными людьми, знающими толк в теме. И неболтливыми. Рысков все так же молча протянул ему вторую папку. Синюю. От одного ее вида в животе тоскливо заныло. Уже месяц, как подобные телеграммы посыпались в Москву одна за одной. Странные телеграммы, подтверждавшие худшие опасения и вместе с тем вселяющие беспокойство. Обман? Или же измена? Диверсия? Интуиция, та самая «чуйка», не раз выручала его, — и сейчас все нутро буквально вопило, что за сухими строчками донесений таилось что-то опасное, вышедшее из-под контроля. — Новая порция телеграмм по спецобъектам. Семь дней, 12 посланий, 8 отправителей. Приведенная в текстах фактура практически идентична. Аргументация разнится. Хрущев принял документы и тяжело вздохнул. Со времен окончания Второй Мировой вверенная ему страна не знала внешней угрозы такого уровня. «Вся Америка в страшном смятеньи, Эйзенхауэр болен войной…» Словно уловив его настроение, стоявшее в углу радио (не «Радио будущего», разработанное в Академии Последствий, а совершенно обыкновенное, гражданское) запело сатирические куплеты. «…Но в публичных своих выступленьях Говорит, что за мир он стеной. Пой, ласточка, пой!..»* Хрущев хмыкнул и, пробежав глазами телеграммы, медленно закрыл папку. — Из Вашингтона новости есть? — Никак нет, товарищ первый секретарь. И это сейчас, накануне запуска обновленной версии «Коллектива»? Глупо было бы думать, что заокеанские «друзья» будут молча наблюдать за успехами советской науки. Американская кибернетика и робототехника все еще существенно отставала от советской, в основном из-за отсутствия интеграции с полимерными технологиями, остававшейся уникальной разработкой отечественных ученых. Слишком лакомый кусок, чтобы просто смотреть на него. А теперь сам запуск «Коллектива 2.0» оказывался под вопросом. Да, именно так: даже не срок, а сам факт его будущего запуска. Хрущев заложил руки за спину и вновь двинулся по кругу вдоль рядов ЭВМ. Не случись этого досадного сбоя, он бы отправил Молотова в Вашингтон. Ему, сильному и убедительному переговорщику, в столь решающий момент было там самое место. Чертово ЧП лишило его не только верного соратника, но и талантливого дипломата. Что теперь? Работать на два фронта? Запустить «Коллектив 2.0» любыми средствами, дабы посрамить американских «партнеров»? Вот только удастся ли? Буквально вчера он в этом не сомневался, но сейчас… Взгляд его вновь остановился на стройных рядах расположившихся на полочках «груш». Решение созрело мгновенно. — Рысков, заряжай, — приказал он, схватив ближайший аппарат и потащив его на выход, — Что-то подсказывает мне, что товарищ Сеченов еще не спит. — Товарищ Хрущев, куда Вы?.. П-полимерная связь не работает! — с удивлением воскликнул подполковник, выбираясь из-за стола. — Работает-работает, эх, — толкая тяжелую дверь плечом и включая на ходу автономную «грушу», крякнул собеседник, — У меня всё… заработает. —————— * В реальном мире такие сатирические куплеты исполнял артист Мосэстрады Аркадий Велюров в фильме «Покровские ворота». Кстати, его действие происходит практически одновременно с событиями игры — в 1956-57 гг.