Оля

Начался новый этап в жизни. Оля с Кириллом рассталась, бросив его на произвол судьбы, так и не раскрывшись до конца друг другу. Он ещё долго гнался за Олей, в какой-то момент мне пришлось поговорить с ним один на один. Мы думали, что он организует драку, но кроме мерзких слов ничего высказать не сумел и ушёл проигравшим. Так с девушкой у нас закрутился новый любовный роман, только уже не детский, как до этого, а настоящий. Сердца горели так, как никогда раньше. После поимки нам сделали строгий выговор по делу побега, но на учёт не поставили — представили к нам психологов, накрыли угрозами, да и всё. Но нам с Олей уже было всё равно — наша любовь дала нам новые ориентиры, новые цели, новое счастье. Вот то, чего не хватало эти полгода. Я снова надел розовые очки. Закончили восьмой класс довольно хорошо (всего лишь несколько четвёрок), и перед нами встало новое лето. Три месяца, наполненные ожидаемым удовольствием, радостью и миллионами улыбок. Родители нам запрещали совместно видеться, но запреты все обходились — меня выручал Артём, якобы с ним иду гулять, а Олю — одна из подруг ещё с художки. — Та ночь была сказкой, — ходили мы по городу с девушкой, — Всё так красочно, умиротворяюще… Может, это был сон? — Тогда как мы оказались на даче? — усмехнулся я. Утром в тот день все мечты и желания куда-то пропали. Сон буквально поменял нас, разделил на две части — до и после. Никогда так откровенно не мечтали и не боролись за что-то, чем тогда, в те часы. — Может, сходим ещё как-нибудь на дачу? — предложила девушка, — Я скажу бабушке, что уйду на ночёвку к Асе, а на деле мы полежим там вдвоём, — мечтательно улыбнулась она, — Верно, Ася? Девочка, ходившая где-то за нами по пятам и думающая о чём-то, поддакнула, да и только. Также я и сказал про Артёма, и мы раз в две недели оставались на даче с Олей, набирали различных фильмов, вкусняшек и, ложась вместе в гостиной, смотрели их по телевизору. В такие моменты мы отдавались обстановке: разговаривали, сравнивали себя с героями произведений, обсуждали события. Как-то раз мы договорились принести свои фотоальбомы для обсуждения, конкретно семейные, а не наши с прогулок. Оля принесла одну большую кожаную книженцию и небольшую пластиковую книжечку с цветочками на обложке. Я же принёс множество мелких самых непримечательных фотоальбомов. Сели на этом же диване. Начали с Олиных детских, и первая же фотография поразила. На ней был изображён роддом, возле которого я находился на маминых руках. Это было так, на заднем плане. Проверив свою фотографию и приложив её к Олиной, мы получили одну картину — два фотографа так удачно сфотографировали нас. — Ого, так мы с самого рождения были рядом! — удивилась девушка, а потом замолчала. Как же глубоко нас связала эта жизнь… Продолжили смотреть. Смех нарастал с каждым снимком. У Оли всё фотографировали родители, и те почти в кадр не попадали. Было несколько общих снимков со всей огромной семьёй, я даже как-то завидовал этому. Оля уже маленькой имела такие волосы, которых не было ни у кого до этого в семье. Её бабушка тоже на тот момент ходила со светлыми волосами. Кажется, чёрные волосы тёти Марты не являлись родными, и она сама подкрасилась. Но выходило, что Оля — единственная высокая и черноволоса в семье. Я отбрасывал все подозрения и, искренне смеясь, наблюдал за снимками. Её последней фотографией в кожаном фотоальбоме стало празднование дня рождения какой-то двоюродной тёти, к которой девушка ездила в феврале этого года. Уже повзрослевшая, казалось бы, в самом расцвете сил, но с совершенно пустыми глазами, исхудавшая, сжатые ладони, унылый костюм… Оглядываясь на неё сейчас, я видел совершенно двух разных людей. Она быстро хлопнула толстую книжку и перешла к маленькой. Последняя — это личное собрание фотографий Оли, которые та начала делать несколько лет назад на свой фотоаппарат, которым пользовались мы ещё в прошлом году. Снимков было довольно мало. В основном на них запечатлевались обыденные вещи: кошка, квартира, своя комната, двор, природа, автопортрет. — Держи, на память, — передала она одно из таких «селфи» мне, которое могло бы с лёгкостью поместиться в какой-нибудь бумажник. На этой небольшой фотографии она сидела у окна в белой рубашке и чёрной юбке, более короткой, которые носила до этого. Её лицо выражало какое-то подобие улыбки, руки опирались на белый подоконник. Выглядела она так, как прошлым летом — девочка, познающая мир и готовая подарить всем добро. Меня это задело. Взяв фотографию, я прижал её к груди, спрятал к себе и пообещал хранить до конца жизни. — Всё-таки у тебя хорошие фотки выходят, — сказал я. — Правда? — Да! — поддержал девушку, — Тебе бы в какой-нибудь кружок фотографии записаться. Я слышал, что рядом с сороковой школой есть такой. — Интересно, — закусила губу она, — Я подумаю. В моих фотоальбомах все снимки делал один из коллег отца по работе, иногда он сам. Некоторые моменты запечатлевались на плёнку, заработанную папой на работе. Оттого эти фотографии приобретали новый вид, вызывали ностальгию, приятно смотреть на них. Я был покапризнее и посмелее, потому на снимках выделялся почти везде, как среди взрослых, так и детей. Мы с Олей больше смеялись надо мной, чем над ней.