Оля

Приблизилась осень. Я перешёл в пятую школу — туда, где учится и Оля. Я сел с ней за первую партию второго ряда. Со стороны на нас смотрели как на настоящую пару, которую нельзя было разлучить. Все думали, что мы целуемся в туалете и обмениваемся любовными пожеланиями между собой каждый урок. Но всего этого не было. Мы в школе находились как друзья, и лишь на прогулках, в отдалении от всех, открывались друг другу. После перехода в новый класс я познакомился с Соней. Она оказалась той самой девочкой, которая помогла мне тогда в парке. Ничто в ней не изменилось кроме причёски — волосы под каре окрасились в чёрный. Не такой, как у Оли, конечно, ведь у неё был натуральный цвет, и я девочку даже хвалил, что она не красится и не делает всякие подобные штуки; она и не хотела. Соня почти не отличалась от Оли. Она хотела показать себя другим, ярче Оли высказать свою индивидуальность, носить яркую одежду под настроение, делать всё для того, чтобы нравиться самой себе. Соня, казалось, была типичной девочкой того времени, переживающая крах многих субкультур и оказавшаяся в неопределённости, как жить дальше. Ей трудно было найти ответы на многие вопросы жизни, но всё-таки ей хотелось сделать это. Во многом за счёт этого Соня и отличилась от других. Новая подруга сидела слева от нас на первом ряду. Она видела и слышала почти все наши разговоры и смех. По её унылому взгляду и соседу Кириллу, который тоже, на удивление, оказался в нашем классе, стало понятно через какое-то время — девочка завидовала нашим отношениям и хотела бы такие. Мне стало её жаль. Как-то на одной из перемен, сидя в столовой у окошка в углу я поделился своими наблюдениями с Олей. — Да, тоже такое заметила, — ответила она, — Я общаюсь с ней иногда. Рассказывала на днях, что у неё дома неспокойно: маму увезли на скорой из-за побоев, потому что к ней приехал какой-то там одноклассник и пошло-поехало. — Это ужасно, — закрепил Олины слова я. — Мне тоже её очень жаль, — вздохнула девочка, — Знаешь, ко мне сегодня Кирилл подкатывал. После дня рождения я возненавидел его всей душой. Внутреннее чутьё говорило — он влюбился в Олю. За лето он довольно сильно изменился — его волосы стали ещё короче, кожа темнее и мощнее, на лице находились модные очки, а на ушах блестело подобие серёжек. Похоже, его тоже гнобил весь класс, вот он и сидел с выгнанной судьбой Соней. Конечно, был у него друг, или «брат», как его называл мальчик — Филя, или Филин. При всём желании он мог к нему пересесть на парту назад, но всё-таки оставался на первой и что-то пронюхивал. Во всех его действиях мне виделись намёки на сближение с Олей. Конечно, последней я тоже об этом говорил, ведь мы друзья и имеем право делиться всеми чувствами. — Правда? — нервно закрутил я стаканом с чаем по столу. — Не переживай ты так, не ревнуй, ха-ха, — посмеялась Оля, — Я его поставила на место. Он ко мне больше не подойдёт. — Правильнее было бы мне поставить его на место, — взял я за руку девочку. — Знаешь, девушки тоже гордыми должны быть! Да и не хочу, чтобы как в прошлый раз… — намекая на стрелу, после которой, к слову, Колю, Гришу и Тихона я так больше и не видел, сказала Оля. Мы помолчали. — Поговори на днях с Соней. Ей сейчас плохо. Ты можешь поддержать её. Это личная моя просьба, — проговорила она. — Хорошо, я поговорю. Наследующий день мне пришлось пересилить себя и подойти к Соне на перемене. Я совершенно не хотел с ней общаться, хотя и присутствовал небольшой интерес, состоящий в этой загадочности, но слова Оли сделали своё. Она стояла у подоконника и смотрела в окно. — Привет, — помахал неловко рукой, — Как дела? Её пустые глаза оживились, зашевелились, руки на белом подоконнике оставили потный след. Рукава рубашки были засучены, волосы не расчёсаны. Если бы за формой одежды в нашей школе не следили, девочка пришла бы в том, в чём обычно гуляет на улице — каких-нибудь джинсах и чёрной футболке, полной мелких волосков шерсти. — Пойдёт, у тебя? — дала краткий ответ Соня. Я знал, что обычно ничем хорошим эти разговоры не заканчиваются. — Прекрасно… — вспоминая о том, что за мной в нескольких метрах сидела Оля, которая иногда выглядывала и смотрела на нас. Этим словом я убил всё желание Сони идти на разговор. Я ей признался тем самым: «У меня хорошо, и мне очень жаль тебя, что ты такая несчастная, что ты не имеешь такого же парня, как я». Девочка в тот момент замолчала и продолжила смотреть в окно и на дальнейшие мои слова не отвечала. Я вернулся в класс. — Ну как? — поинтересовалась Оля. — Плохо. Зря задал вопрос про «дела». — Ничего, бывает… Я уверена, она ещё с тобой успеет пообщаться. Ты уже сделал первый шаг, он не пройдёт бесследно, — уверила меня столько не в поражении, сколько в положительном результате пройденной встречи. Она была права — через неделю на моём столе появилась записка. В ней было написано небрежным почерком: «Жду после уроков на заднем дворе». — Свидание! — посмеялась девочка, удостоверившись, что Сони нет в классе. — Интересно… посмотрим, что она предложит мне. Оля ушла домой, я же остался один на один с Соней. Заметив её в утопающей разноцветной листве, я сначала подумал, что это не какая-то восьмиклассница, а настоящая королева осени, управляющая листопадом и всеми ветрами, а, главное, красотой. Удивительно, как она смогла очаровать меня, но я тут же поддался этому влиянию. — Привет… — поднялась из листовой кучи Соня, придумывая вместо «как дела» что-нибудь другое, — Тебе нравится осень? Я ответил положительно, и мы молча двинулись туда, куда глаза глядят. Сначала разговор был пропитан неуверенностью, робостью, холодностью. Весь наш пыл присутствовал где-то внутри, и чтобы выйти ему, нужно поддержать диалог. Попробовать решил я, поделившись своими эмоциями касательно школы, ведь Соня здесь учится с первого класса, а мы с Олей перешли только недавно. И тут закрутилось-завертелось. Мы и не заметили, как дошли до какой-то железной дороги, за которой вдалеке блестел горнолыжный склон. — Красивые очки, — сказала она. В них Соня мне казалась маленькой, беззащитной и глупенькой девочкой, которую только я мог наставить на путь истинный. — Ты кем хочешь стать? — продолжила Соня, спрятав свои руки. — Гонщиком или автомехаником, — ответил я, глядя в пасмурное небо. — Забавно… а я воспитательницей. Дети нравятся. — Ты ж сама ещё ребёнок! — Знаешь, — заметила девочка, — Ребёнок — это тот человек, у которого ещё всё впереди, но он может не беспокоиться об этом «впереди», ведь он знает, что до этого ещё далеко. В этом и особенность детей — за это я их люблю, потому что хочу вернутся в то самое время, когда не задумывалась о чём-то важном и летала в облаках. Мне понравились философские размышления Сони. Ближе к вечеру, так и не дойдя до склона, мы повернули обратно, и я проводил её до дома. Жила девочка в общаге, чему я, честно, удивился, поскольку ни разу не видел их изнутри. У нас на Западном не то, чтобы общаги вообще были, а тут, на посёлке, существовали в большом количестве. Мы подошли к одному большому общему подъезду. На одном из этажей играла громко музыка. — Почему ты здесь живёшь? — спросил я. — Денег мало. До этого момента думал, что именно моя семья самая бедная, что мы размещаемся в небольшой квартирке, где любят отключать электричество и горячую воду. Тут же всё ещё хуже… Но интерес только возрос. Как живут эти люди? — Хочешь зайти ко мне? — поинтересовалась она, поняв по моим глазам желание погостить. — Был бы не против, но только ненадолго. Мы зашли в обшарпанные коридоры. Откуда-то донёсся крик какого-то пьяного мужика, который скоро показался на другом конце коридора. Он шёл к нам, его глаза были звериными, и, казалось, сейчас нас убьёт. Но человек просто прошёл мимо, немного толкнув нас. Жила Соня на третьем этаже. Её семья имела две комнаты — одна принадлежала ей, другая являлась и кухней, и гостиной, и спальней родителей. Кроме того, у неё была сестрёнка Надя, жившая в той же комнате, что и она. Нам выпал удачный момент, когда у неё в двух комнатах, размещённых как квартиры друг напротив друга, никого не было, и я мог осмотреть все условия проживания Сони. Зашли мы сначала в основную комнату. Рядом с дверью стояла какая-то большая полка со множеством полотенец, одеял и игрушек. В самой комнате, размеры которой не превосходили 10 м2, стоял раскладываемый диван, как у Оли, напротив стол с мини-плитой, чайником, различными заварками и иными кухонными принадлежностями, рядом с ним небольшой холодильник ещё советских времён. Остальное пространство занимал шкаф, тумбочка с коробочным телевизором и не распакованные вещи в коробках. Удивительно, как удалось в эти квадратные метры уместить столько вещей. — Минималистично, — единственное, что я мог сказать в тот момент. — Да, но мы здесь не будем сидеть… мне тут некомфортно, — ответила Соня, которая произнесла слова с таким тоном, будто перед её глазами пролетела половина жизни, причём не очень хорошая. Мы вышли из комнаты и зашли в противоположную. Если в прошлой окна выглядели разнузданными и заклеенными по нескольку раз, и табачным дымом всё пропахло, то здесь было гораздо… спокойнее? Белые новые окна, приятный запах лаванды, которым отдавало иногда от Сони — рай, по сравнению с прошлым местом. Со стороны окошка стояло две кровати с качающимися матрацами, рядом с ними простенькие тумбочки. На жёлтых обоях были развешены различные постеры, подобные Олиным. В углу стоял столик с такой же мини-плитой, заваркой и помытыми тарелками и ложками. Несколько шкафов, мягкий коврик, жёлтая токсичная лампочка и ещё больше коробок с вещами — этим и заканчивалась комната. Соня усадила меня на своей качающейся кровати. Я рассматривал всю обстановку и вслушивался в течение воды по трубам. — М-да, — пробормотал я. — Мне нравится, — ответила Соня, — Жили бы в одной комнате — было бы гораздо больше мороки. Тут нам очень повезло, мы выше других общажников, и я рада этому. «Выше других» … Разве есть ещё ниже? — Хочешь чаю? — спросила она, бросив рюкзак на кровать и повернувшись ко столику. Её покрашенные волосы как-то забавно смотрелись на фоне сырых стен и влажного ковра. — Чёрный, — ответил я, смотря на её голову, так напоминающую Олину. Интересно, как она там? Мы ещё немного поразговаривали, попили чай с сухарями и, когда пришла её маленькая сестра с тренировки, разошлись. Она выпроводила из коридорных лабиринтов и, пожелав удачной дороги домой, скрылась. Увидев её жизнь, я понял, откуда у неё исходит такое поведение. Возможно, эта давящая обстановка и жёлтые стены сделали жизнь по-настоящему серой, её детский разум был выгнан в какие-то рамки, из которых она пытается вернуться обратно. В некоторой мере я был рад за неё и хотел бы стремиться к чему-нибудь. Но, пока со мной была рядом Оля, мне этого не требовалось. Дойдя до дома, я ей тут же набрал. Отвечала долго. — Привет! У меня всё прошло хорошо, проводил её до дома. Точнее, до общаги… кхм… — ожидал услышать от неё какой-то ответ, но его не было, — Как жизнь? — В целом, хорошо, — довольно уныло произнесла Оля. Такого тона общения я не слышал давно. Раньше она была весёлой, задиристой, впечатлительной. Сейчас что-то застряло у неё в душе. — Нет, правда, всё хорошо, ты не думай так… не выспалась, — ощущая моё недопонимание, сказала она. — Сегодня в школе ты была такой же, как обычно… Что случилось? — разволновался я. — Лёш, всё нормально, не беспокойся, — ответила нервно она. — Ты ревнуешь? — сказал то, что первое попалось в голову. — О, господи, Лёш, нет! — тут же начала отвёртываться девочка, — Почему ты так думаешь? Я же всё предложила, это моя затея, как я могу ревновать. — Правда всё хорошо? — спросил я ещё раз. — Да, правда, правда! — казалось, чуть ли не в слезах говорила Оля. Девочка после этого успокоилась и стала более весёлой. Мне тоже стало легче, но вовсе не спокойно. У неё явно что-то случилось, и моей целью на ближайшее время стало выяснить причину этого.