Оля

В ту ночь я почти не спал. Мне время от времени снились какие-то леса, горы, речки, по которым я вечно за кем-то мчался, очень шустро и незаметно. Стоило несколько секунд побегать, так я просыпался, и через минут десять-двадцать засыпал — и так снова и снова. Когда я заснул под утро, Оля успела встать, умыться и одеться. Было четыре часа, но уже всё рассвело. Когда я проснулся, то долго ещё смотрел в белый потолок и железную люстру. Дверь балкона была приоткрыта, но на нём никого не увидел. Кровать Оли уже заправлена. Не могла же она уйти без меня? — Просыпайся, соня, — услышал сзади голос девочки. Обернувшись, я увидел Олю в просторном и обычном наряде, котором бы копали картошку, когда едут на дачу — чёрная майка да небольшие шорты. Даже так она выглядела привлекательно. Её волосы были также причёсанными и воздушными, а лицо ярким и счастливым. Мы быстро собрались и вышли тихо из дома. Бабушка просыпается в такие дни к часам девяти, и у нас было не так уж и много времени, чтобы всё заготовить. У подъезда уже ждал дядя Серёжа на чёрной «Лада Гранда». Мы сели молча в машину на задние сиденья, упёршись лицами к окнам. — Почему вы так рано ездите? — спросили мы спустя несколько минут после начала поездки. — С тёщей не хочу видится… утром хотя бы на рыбалку успеваю сбегать, — ответил он, почёсывая лысину. В магнитофоне играла какая-то песня про ромашки, розы и васильки. — Понятно… А мы хотели вас попросить помочь нам расчистить участок. — Могу дать инструменты, какие понадобятся, — ответил дядя Серёжа, — будет недостаток — звоните. Проехав весь Западный, мы двинулись по той самой дороге, которой с Олей бегали на посёлок и обратно. — Здесь и вправду машины ездят… — произнёс мысли вслух. — Да, так быстрее будет, — заметил мужчина. После всех кочек, подъемов, спусков и камней нас чуть не стошнило. Потом пошла длинная и спокойная дорога, уходящая вниз. Только мы поехали не налево — в Сатку, а направо — в сторону частных домов. За ними шёл какой-то лес, за которым уже показались сады. Они распластались у подножья какой-то горы. — Что это за возвышенность? — спросил я у знатока. — Гора Сушкина, — ответила Оля, — довольно высокая, если на неё подняться, можно попробовать увидеть с неё Бакал. Девочка показала, где высадить, и мы вышли у какой-то заброшенной остановки. Оказывается, сюда и автобусы ходят, но не в такое время, какое приехали мы, конечно. Атмосфера была чудесной. Солнце только поднималось, потому не было так жарко и душно. Где-то вдалеке журчала вода, на участках кукарекали петухи и гоготали гуси. В таких дачах я мечтал оказаться ещё очень давно, с того момента, как отец пообещал купить свой участок в шесть соток… — Спасибо, дядь Серёж! — попрощались мы с водителем и двинулись к горе. У самого подножья, к верху, откуда видно было саму Сатку, и располагалась дача Оли. Она реально выглядела очень заросшей — заросли уходили настолько высоко, что даже дома не было видно. Забор, хлипкий в некоторых местах, и вовсе в районе ворот. С трудом найдя калитку, девочка отворила её ключами, стащенными у бабушки. Да даже без этих ключей при желании любой желающий смог бы сюда войти. Дорожка до дома, к счастью, была более-менее пустой и удобной для прохождения. Сам же домик являлся довольно большим — три этажа, последний из которых — чердак, на котором располагалась общая спальня. Внизу стояла красивая терраса, накрытая ветвями дикого винограда, окошки с резными наличниками, а также кирпичная баня недалеко от домика… Всё это напоминало какие-нибудь барские, помещичьи усадьбы, существовавшие 200 лет назад, из тех самых книжек Гончарова, Толстого, Чехова… Место-мечта, над которым сегодня нам с Олей предстояло поработать. Взойдя на террасу, мы увидели шкафчики, лестницу к крыше, большой стол и стулья вокруг него, поглощённые ветвями винограда. Дверь спустя даже такое время оставалась крепкой. Когда мы её открыли, то почувствовали домашний запах, отдалённо напоминающий древесину, лаванду и тот, который есть у Оли в доме — кофе, что ли… Внутри домика всё выглядело так, будто в последний раз в него заезжали только вчера — на тумбочке в гостиной лежала недопитая кружка чая, аккуратно застеленный диван имел вмятины в некоторых местах, словно на них кто-то сидел несколько минут назад, на кухне же стоял чайник, готовый к кипячению… Но также везде стояла паутина, вместо жидкостей в кружке и чае находился только какой-то чёрный осадок, а диван имел огромный слой пыли на себе. Всё это предстояло чистить. Мы разложили с Олей вещи и начали работу. Время близилось к пяти утра, потому нам хотелось сначала успеть почистить дом, а затем позвать столько людей, сколько сможем. Растрясти усталость и недосып удалось довольно быстро — прибрались так, как смогли, сначала в гостиной, затем в спальне, потом во второй… так и не заметили, как остались чердак и кухня. Весь мусор, какой был, мы выбрасывали на не заросшей полянке, чтобы затем перевезти его. Во время небольших передышек после чистки чайника пили по нескольку кружек чёрного чая. — Время семь доходит, а это мы только дом заканчиваем чистить … Мы точно успеем участок закончить? — Кроме того, что почистить участок, нужно ещё и красиво всё приготовить и оформить… — ответила Оля, почёсывая свои загоревшие руки. Вся майка на ней уже вспотела, как и на мне футболка, но мы продолжали работать. Когда дом был почти готов, Оля отправилась по домам звать тех, кто смог бы нам помочь. Пока она бегала, я наткнулся на чердаке на какой-то запылённый ежедневник, в котором на одной из страниц находилась закладка. Открыв страницу, я стал читать последние слова, написанные синей ручкой довольно красиво, но с заметной дрожью: «18 мая. Я не могу больше тут находится. Они говорят, что всё прекратят, всё станет хорошо, но на деле только хуже становится. Но какими бы они не были, я их буду любить, ведь они — мои родители, хотя и мама не родная. 19 мая. Они украли у меня мои последние сбережения на свои развлечения. Как мне простить их после этого? Никак, но мне придётся, иначе я стану бесчеловечной… Нужно уметь прощать…» Дверь на первом этаже отворилась. Я случайно бросил ежедневник в коробку с мусором и пошёл вниз. Девочка пришла одна, уставшая и грустная. — Никто не согласился… Она подошла ко мне и обняла меня. Стояли мы так несколько минут, думая, что делать. Я чувствовал прерывистое её дыхание и биение сердца. — Давай позвоним дяде Серёже — делать больше нечего, — ответил я, — наберу Артёму, может, он отзовётся. Мы разъединились. Она заканчивала уборку дома, я же позвонил мужчине. Он не захотел помогать, но согласился прислать своих внуков чуть старше нас, а также отправить обещанные инструменты. Через полчаса они приехали на велосипедах. Среди них был Миша — черноволосый парнишка на года два старше нас, Ася — девочка нашего же возраста, с ней Оля была знакома с детства, и Лёня — юноша лет семнадцати, самый сильный среди всей нашей компании. Мы им указали, что и где чистить, а пока я позвонил Артёму, и он согласился приехать на автобусе к нам с Кириллом — тем самым мальчиком, неумеющим писать простейшие буквы во втором классе. К 9 часам на нашем участке кипела работа — все ребята, и мы тоже, работали не покладая рук. Кто-то разгребал листья, кто-то чистил террасу, кто-то собирал брёвна для печки, кто-то отмывал баню… Всё шло очень активно, и даже казалось, что к часам 11-12 успеем всё доделать. Но через какое-то время Оле позвонила бабушка. С этого момента мы могли лишиться того, к чему долго стремились в течение этих долгих часов. — Алло? Привет, — взяла трубку вспотевшая девочка. Я услышал из телефона крики. Оля совершенно спокойно, смотря на кучу мусора, ответила: — Мы на даче. Снова какие-то порицания и возгласы дошли до меня — Понимаешь, что уже поздно… Мы позвонили родственникам, они скоро приедут, к обеду, ничего дома проводить не будем. Я услышал из трубки «кто здесь решает?». — Я. Моё же день рождение, — произнесла Оля, — И Лёши. Девочка бросила трубку. — Что сказала? — любопытничал я. — В принципе, ничего хорошего, — странно улыбнулась Оля, — Приедет сюда скоро. Должны хоть что-то почистить и приготовиться к празднику. Мы начали работать в усиленном темпе. Солнце уже серьёзно напекало нам голову — накинули платки и панамки. Основные заросли были расчищены, и за домом образовалась большая свалка из всего того, что было в доме и на участке. К счастью, её не было так хорошо видно, и после расчистки мы приступили к оформлению участка к празднику. Оля прикупила до этого шариков, флажочков, свечек и еды, которая начала готовиться на оживающей кухне. Тут к нам уже пошли соседи, которые просили вмешаться и помочь нам с едой, на что мы им не отказали. К 12 часам дня приехала тётя Марта в летней дачной форме с пакетом цветов. При людях она открыто поздравила девочку и меня и сказала, что «дни рождения в один и тот же день — непростое совпадение, это знак к чему-то большему в наших отношениях». Затем женщина отвела Олю в дом. Я тихо подкрался к двери и подслушал, что там происходит. Из комнаты доносились крики, порицания, битьё тарелок — такая знакомая мне домашняя обстановка. И тут в голову мне полезли ужасные мысли — вдруг Оля как мышка прижалась к стене, и, не в силах что-либо ответить, плачет и не может ничего сделать. Я ворвался в комнату, но увидел, как они сидели за столиком и пили чай, смотря на вазу с цветами, подаренные тётей Мартой. — Лёш, мы ещё не закончили, — сказала спокойно Оля. Я вышел и не понимал, что происходит, но, тем не менее, решил не совать нос туда, куда не надо, и продолжил заканчивать приготовления к празднику. В целом, всё очень положительно сложилось для нас. Тётя Марта отреагировала спокойно, а, значит, праздник пройдёт дальше очень хорошо. Скоро приехали неожиданно мои родители, подарившие мне графический новый планшет, о котором я давно мечтал, и ближе к вечеру множество наших знакомых и родственников собрались за одним длинным столом, накрытым прямо у дома. Мы ели и пили также, как тогда с Олей у неё в гостях. Всем было очень хорошо и весело. Конечно, у девочки было гораздо больше бабушек и дедушек, дядь и тёть, когда у меня не было ни одного, но я всё равно был рад, хотя бы за девочку. Она сидела напротив меня в той же одежде, даже не переодевалась. Рядом с ней сидел Кирилл, изменившийся за последнее время. Его волосы потемнели, как у девочки. Лицо приобрело черты, отличные от привычного «человеческого»: глаза стояли немного по-другому, кожа была довольно тёмной, руки странно дёргались — всё это меня ещё больше отодвинуло от него. Похоже, он всё-таки остался тем же инвалидом, поскольку ещё в детском саду я слышал о какой-то его «болезни». Причём он так разговаривал с Олей, как будто они брат и сестра. Мне стало противно на это смотреть, и более не оглядывался в противоположную сторону. Наступали сумерки. Гости медленно расходились. После сбора посуды и убирания столов меня подозвала Оля. — Пошли за мной, — сказала девочка и скрылась в комнате, — И подарок не забудь! Я взял свою небольшую коробочку, она тоже, и мы двинулись куда-то с горы. Вокруг нас мелькали дачи, дороги, просёлки, и, наконец, мы вышли на небольшую полянку, рядом с речкой и железной дорогой. В небе догорали последние огоньки. Солнце давно скрылось за горами, небо имело со стороны города синие и мрачные оттенки, а с горы — светлые, алые, яркие. Оля подошла ко мне ближе. — Ещё раз поздравляю с днём рождения, — спокойно и тихо сказала она. Кузнечики стрекотали везде, где это было возможно, и её шёпот я почти не услышал. — Тебя тоже… — поняв, что Оля произнесла, ответил я. Она вытянула из-за спины какой-то свёрсток и подала мне. Я же ей молча подал небольшую коробочку. В этом обоюдном молчании мы находились несколько минут. Потом открыли подарки. — Рисунок? — удивился я, увидев портрет Оли, нарисованный мной на одной из прогулок. — Шар? — не менее, чем я, удивилась девочка. — Ну… да… — смутился я, — Дома у меня валялся, даже не знаю, откуда он… Зато в него можно долго смотреть, если трясти. Вообще, мама говорила, что это от бабушки. — Наверно, она дорога тебе, ведь досталась от единственной бабушки, — встряхнув стеклянный шарик и увидев мелькающее множество снежинок, ответила Оля. — Есть такое… мне вообще говорили, что это антиквариат и отдавать никому не стоит. Но… этот рисунок тебе тоже был дорог, верно? Мы покраснели и бросились со слезами обниматься. Тогда мы были счастливы от того, насколько готовы пожертвовать друг ради друга. — Давай… давай поклянёмся друг другу, что… что… что будем всегда рядом и никогда не бросим друг друга? — в порыве страсти проговорила девочка. — Только… как? — думал я, держа её за дрожащие руки. Оля смотрела и оглядывалась по сторонам. Она осмотрела свои карманы и одежду. Затем подошла к одному из кустов и достала побитую стеклянную бутылку. Сломав её об камень, девочка сжала в руках осколок. — На крови, — ответила она. — Нет… ты что? — удивился я, — Мы как в каких-то американских фильмах… — Я люблю американские фильмы, — спокойно произнесла Оля, — Так что? — Как бы не заразиться, неизвестно, откуда эта бутылка… — Какая разница? Вылечимся, а нет, так умрём. Вместе, — довольно просто и легко сказала она, что я действительно поверил ей и согласился. Сначала нехотя, неловко, а затем бойко и уверенно Оля порезала себе правую ладонь, откуда пошла медленно кровь. Затем она это сделала с моей правой рукой. Стекло аккуратно прошло по коже, порез я почти не ощутил, только спустя какое-то время появилось небольшое покалывание. Мы взялись за руки и пожали их. Её кровь попала мне, а моя — ей. Оля бросила стекло в заросли и крикнула: — Пусть до конца жизни мы будем рядом всегда! Я смело повторил за ней эти же слова, и так мы делали ещё несколько раз. Что на нас тогда нашло — не знаю, но мы были счастливее всех людей на Земле. Зашедшее за горизонт солнце светило на нас своими последними лучами, падающими на наши счастливые лица. В какой-то момент наши тела слишком близко приблизились друг к другу, и мы начали целоваться. Нет, не так жарко, как в первый раз. В ту минуту всё было очень легко. Скоро мы отошли друг от друга. На наших руках остались следы от порезов, которые не пропали ни через день, ни через неделю, ни через год. Они стали напоминанием нашей близости до конца жизни. Девочка с покрасневшими щеками задумчиво всматривалась в пустоту. Я же поднял подарок, который выпал из рук во время поцелуя, и подошёл к девочке. — Идём? — Конечно, конечно… — замешкалась она и тоже взяла валявшийся стеклянный шар с домиком, снеговиком и снежинками внутри. До дома дошли уже в полной темноте. На террасе горела единственная лампочка, вокруг которой кружилась куча мошек. Ночевать на даче остались мои родители и бабушка — нам место осталось на чердаке. Разойдясь по разным кроватям, мы уснули как мёртвые в ту же минуту. Через неделю мы начали официально встречаться. Но это ещё как сказать. Возможно, полюбили себя по-настоящему ещё с самого первого поцелуя. Тем не менее, между нами началось общение не как друзей, а как любовников. Всё оставшееся лето было проведено в романтичных путешествиях, тайных и незаметных робких поцелуях и в полном наслаждении от прогулок. Никто кроме нас не знал о том, что между нами отношения. Мы ездили на дачу много раз, ночевали вместе там и играли в разные игры и смотрели мультфильмы и аниме, гуляли по городу и ни в чём себе не отказывали, бегали по заброшкам и проникали на частные территории, проводили разные челленджи, известные тогда на весь Интернет, катались на велосипедах и в рассветы, и в закаты… и смеялись, смеялись! Всё то лето проведено исключительно между двумя нами, и никем больше. Это лето стало лучшим за всю жизнь. Я с Олей были счастливы, и вместе думали, что нужно прожить так настолько долго, насколько это было возможным. Будучи детьми, мы являлись очень наивными, но сейчас будто встали на ступеньку выше, и теперь нас никто не обманет. Мы — независимые личности, мы — стремимся к свободе, нам никто не указ! Задремавшие бунтари в наших душах восстали и готовы были показать окружающим, кто мы на самом деле.