I said make me love myself, so that I might love you Don’t make me a liar, because I swear to God When I said it, I thought it was true
***
1994 год. Гермионе Джин Грейнджер исполнилось бы пятнадцать в этом году. Но ее давно уже нет. Есть Гавриила. Злая, холодная, черствая, как те просфоры, что приносила ей бабушка из церкви… Нет заучки, что рвалась за друзьями-гриффиндорцами во все приключения. Только Гавриила — слизеринка с «грязной» кровью, цепляющаяся за знания с вечным оскалом на лице. Она не полезет на амбразуру, не будет спасать мир вместе с Золотым мальчиком и биться против «злых темных колдунов». Гавриила учится, отбивается от идиотов и идиоток, что все еще не научились не играть с огнем, и покупает у старьевщиков в Лютном переулке старые книги о запретной магии;***
Гавриила затягивается сигаретой, прижавшись к стене в небольшом переулке возле вокзала. Приятный, почти позабытый запах табака с легкой шоколадной отдушкой… Она ведет носом и прикрывает глаза. Там, вне переулка шумят машины, сигналят спешащие по делам водители. Решают дела по телефону офисные клерки, щебечут о косметике и моде две подружки, бегут в школу дети, и неспешно пьют чай на уличной веранде какого-то кафе старики, рассуждая о погоде и политике. Там, на улицах кипит жизнь. Простая, без колдовства, разных тварей и перерождений. Гавриила слушает звуки утреннего Лондона и тянет в легкие дым… — Угостишь? — она безмолвно вытягивает сигарету из пачки и кидает зажигалку. Парень подкуривает. Рыжими искрами тлеет табачная бумага. Огненные всполохи отражаются в зрачках. — Не знал, что ты куришь, Грейнджер… Гавриила фыркает, пряча зажигалку в карман. — Не знала, что ты ходишь по маггловским закоулкам и стреляешь у грязнокровок сигареты, — в тон отвечает она, — Нотт. Теодор не отвечает. Только сильнее затягивается, выпуская изо рта дым. Они молчат и курят. Наследник чистокровного рода и грязнокровка… — Слышала про Турнир? — спрашивает он невзначай, стряхивая пепел. — Да, — говорит Гавриила, туша бычок об стену, и достает новую сигарету. Меж пальцами загорается огонек, Нотт скучающе мажет по нему глазами, — в Косом все только об этом и говорят. Странно, что его вернули. Теодор хмыкает. С его губ к небу улетают кольца. — Будут Шармбатон и Дурмстранг, — он ведет в воздухе сигаретой. — Болгары поинтереснее будут. — Тайные знания, запрещенка… — Гавриила коротко улыбается. Нотт тянет губы в ответ. Они докуривают, бросая окурки на асфальт, и двигаются прочь из переулка. Теодор молчит, задумчиво крутя на пальце кольцо. Люди вокруг спешно двигаются на вокзал, везут за собой сумки на тележках и покупают газеты… Гавриила хмыкает. — Держи, — говорит она и бросает Нотту пачку сигарет. — Не люблю быть должной. Теодор усмехается. — Угостишь, когда закончатся? — Возможно, — коротко смеется Гавриила и проходит через барьер.***
За факультетским столом бурлит обсуждение Тримудрого Турнира. Гавриила тихо хмыкает, не отрывая глаз от книги. Когда все начинают строить теории об испытаниях, она коротко бросает: — Жар, холод, путешествие, — и замолкает, вчитываясь в формулу заковыристого заклинания. Теодор фыркает, качнув головой. — И кто-то умрет. — Да ну тебя, Грейнджер, — морщится один из семикурсников. — Умеешь весь настрой сбить… Гавриила криво улыбается в ответ. Пачка сигарет жжет карман. Нотт понимающе прикрывает глаза и легким жестом прикладывает два пальца к губам, тут же их убирая. Гавриила скалится… и кивает.***
Грюм — точнее Крауч, но ей такого знать не положено — сумасшедший. Но учит хорошо. Гавриила наклоняет голову набок и любопытно щурит глаза, когда им демонстрируют Непростительные. Лонгботтом и остальные слишком бледны. Гавриила хищно улыбается — паук под заклинанием корчится от боли и вздрагивает лапками в судороге. — Интересный метод у Грюма, — бросает она, куря с Ноттом в заброшенном классе подземелий. Теодор морщится. — Наглядный. — Ты больная, если понравилось такое, — отвечает он, затягиваясь сигаретой. — Поганая магия… Гавриила заинтересованно приподнимает брови. — Это запрещено не потому что сраные либералы хотят все отменить, — говорит он. — Нас учат — магия, особенно темная, всегда требует чего-то взамен. Светлое колдовство черпает из резерва самого волшебника, в некоторых случаях — из природы. Темное желает большего. Иногда крови, иногда жертвы… А иногда самого волшебника. Непростительные подчиняют себе, вызывают зависимость. Они хватаются за чувство власти и преумножают его. Сама видела, как Грюма повело. Такие, как он, не соскочат. — Желая власти, сам оказываешься в ней… — понимающе тянет Гавриила. Нотт кивает и тянется за новой сигаретой. — А «Авада»? — Она рвет души, — коротко отвечает Теодор. — Убийство «Авадой» может показаться гуманным, но это не так. Душа убийцы надрывается с каждым разом, а убитые никогда не вернутся в этот мир. Они обречены вечно страдать т а м… Гавриила молчит, крутя меж пальцев сигарету. А затем протягивает Нотту флягу. — Виски, — поясняет она. — Не одними сигаретами же с тобой расплачиваться. Теодор усмехается. И отпивает.***
Крам наседает. Гавриила зло скалится и откидывает тугую косу за спину. — Нет, — цедит она на русском, давя из себя вежливую улыбку. Пламя факелов разгорается сильнее. — Я не пойду на бал с тобой. — Но защо? — спрашивает он, непонимающе приподнимая брови. Гавриила тяжело вздыхает. — Я не собираюсь потом от фанаток твоих отбиваться, — пальцы так и тянутся к пачке в кармане. — Мне своих проблем хватает. — Ще танцуваш ли с мен? — сдается Виктор и смотрит с надеждой щенячьими глазами. — Может быть, — рубит Гавриила, косясь на насмешливо улыбающегося Теодора у стены, и идет к нему. Факелы взметаются вслед за ней. — Идем. Курить хочу. — Как ты жестока, — смеясь, тянет Нотт. — Разбиваешь несчастному сердце. Гавриила фыркает. — Сердце? Его роль кровь качать, а не разбиваться из-за злых грязнокровок, — отвечает она и заходит в кабинет, ставший им с Теодором курилкой. — Сам-то позвал кого-нибудь? — Нет, — говорит Нотт, прикуривая. — И не собираюсь. А то вдруг злые грязнокровки решат мне сердце разбить?! Гавриила смеется, запрокинув голову. Теодор весело улыбается и пускает кольца дыма.***
Большой Зал, украшенный ради бала, похож на ледяной замок. Вероятно, что-то подобное могло быть у Снежной Королевы, будь она доброй, или очень подошло бы «Щелкунчику» в качестве декораций… Гавриила с толикой интереса осматривает заиндевевшие своды, холодный блеск льда и серебра узоров. Мороз не ее стихия, но выглядит это волшебно. Сказочно… Гавриила любуется падающими со звездного потолка снежинками. Пламя, ревнуя, ворочается где-то в груди и жжет ладони. Она не хотела приходить. Ей гораздо милее пыльные фолианты и мрачные подземелья, где буйное пламя факелов неохотно разгоняет тьму. Она предпочла бы усесться в забытом классе с сигаретой в руках, нежно перелистывать страницы, исписанные текстами о темных искусствах… Но вот Гавриила стоит среди сахарно-леденцовых, слишком белых и светлых сводов замка. Чертов Снейп и его «явка обязательна»! Пальцы выуживают флягу из складок черного трансфигурированного платья с алыми, напоминающими раскаленные угли, камнями. Виски льется в бокал наивно-розового пунша… — Мне тоже плесни, — заговорщически шепчет Нотт, оказываясь слишком близко. Гавриила недовольно косит глаза на его фрак… И доливает остатки в подставленный бокал. — Благодарю. — Сочтемся, — рубит она, пряча пустую флягу в карман. Теодор хмыкает. — Где там твой поклонник? — поддразнивание вызывает у нее головную боль. Гавриила морщится и осушает бокал залпом. — Там же, где его надежды, — отзывается она. Нотт коротко хохочет. И протягивает руку, словно приглашает на танец. — Давай сбежим? — предлагает он и улыбается, искушая не хуже змея… Гавриила криво приподнимает уголок губ. И кладет пальцы на выставленную ладонь. — Идем, — соглашается она… Они похожи на тени — злые и пугающие — среди ярких платьев и цветастых мантий. В хрустальном замке им нет места. Подземелья и готические арки — вот их территория. Они выскальзывают из зала, мягкой поступью спускаясь вниз. Гаврииле нравится думать, что из слишком светлого Рая они идут в темный, ледяной, как озеро Коцит, Ад. Пламя факелов приветственно танцует, отблесками лаская почерневший от копоти кирпич. В гостиной пусто. Каждый скрывается в спальне, чтобы сбросить праздные одежды и выудить из тайников бутылки и пачки сигарет. Черная рубашка и брюки смотрятся на Гаврииле гармоничнее вычурного платья. Нотт кутается в свитер — даже согревающие чары не могли справиться с холодом вековых стен. Они идут в полюбившийся класс, пропахший табаком. Звенят и пустеют бутылки, тлеют сигареты в пальцах, вьется под потолком дым… Гавриила рассказывает о запретных знаниях, выуженных из книг, Теодор слушает и иногда дополняет, глотая виски с горла. Хмель кружит голову. Тело слабеет, язык заплетается. Лениво переливается созданный магией свет… Разморенный алкоголем Нотт придвигается слишком близко. Гавриила не замечает этого. Холодные губы с привкусом табака и алкоголя мажут по щеке. А затем сминают ее — сухие и искусанные. Теодор целует ее в позабытом всеми пыльном классе со сломанными партами и жмется ближе, надеясь получить хоть каплю тепла… Гавриила полна огня, но пламя это жестоко и выжигает дотла. Она — лесной пожар, безумный в своих алчности и зле. Он — дитя мороза, стылых сырых стен и кладбищенского холода… Гавриила отталкивает его и уходит прочь. Часы бьют полночь… На следующий день они делают вид, что ничего не было. На следующий день они продолжают курить вместе в заброшенном классе, словно никогда не сталкивались губами.***
Поттер гипнотизирует яйцо в библиотеке, раскинув вокруг себя книги. Уизли скучающе водит пером по пергаменту и вздыхает. Гавриила морщится и захлопывает талмуд. Вздохи рыжего идиота сбивают всю концентрацию, не давая вникнуть в текст. Тема сложная, одна ошибка в формуле — и смерть… — Уизли, — тихо цедит она, подойдя к их столу, — если у тебя проблемы с дыханием, вали к Помфри! Рыжий вскидывает голову, ощерившись. Но не зло. С искрой заинтересованности. Гавриила закатывает глаза — Уизли слишком заскучал и ищет способа поразвлечься. — Иди по своим змеиным делам, Грейнджер, — отвечает гриффиндорец. — И без тебя тошно. — Водой на него побрызгай, Поттер, — говорит Гавриила, оскалившись, и уходит прочь. Непонимающий взгляд «Золотого» мальчика и гневный от Уизли жгут лопатки… Не помогать придуркам становится все сложнее — их идиотизм выводит ее из себя, а подсказки так и рвутся наружу, царапая глотку. Нотт встречает ее у входа в подземелья. — Курить? — задает он вопрос, подрагивая пальцами от нетерпения. — Курить, — скалится Гавриила и спускается по лестнице.***
— Ты видишь будущее? — неожиданно спрашивает Нотт после второго испытания Турнира, когда они вновь курят в кабинете. — С чего ты так решил? — задает встречный вопрос Гавриила, затягиваясь табачным дымом. — Первый курс, тролль. Ты сказала Фарли про труп, и та грязнокровка умерла, — начинает Теодор и загибает пальцы. — Второй. Кто-то пожаловался на кур Хагрида. Ты сказала, что лучше они будут петь, а потом все узнали про василиска. Только идиоты не знают, что он дохнет от петушиного крика… Третий. Предсказала дементоров и падение Поттера с метлы… И на пиру про испытания — жар, холод, путешествие… У нас драконы и русалки. И это только то, что сам помню. Гавриила коротко улыбается, прокручивая цепочку на запястье. — Десять баллов Слизерину за наблюдательность, — клубы дыма летят к потолку, растекаясь по каменной кладке. — Я не вижу будущее. Просто интуиция. Нотт хмурит брови и крутит кольцо на пальце. — Кто умрет, Грейнджер? — его голос тверд и не терпит увиливаний. — П о б е д и т е л ь, — отвечает Гавриила и замолкает, не желая продолжать разговор. Теодор хмуро выпускает кольца дыма.***
На третье испытание Гавриила приходит со свечой в руках. А затем зажигает, когда в воздухе второй раз мелькают красные искры. — Он вернулся! — кричит в истерике Поттер, прижимая к груди тело в желтой форме. Седрик Диггори мертв. Все вокруг шумят и суетятся, в панике вскакивая с трибун. Теодор Нотт бледнеет лицом и пристально смотрит на нее. Гавриила прикрывает глаза, сильнее сдавливая в пальцах воск. Ей понадобится больше свечей…
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.