Слёзы ангела

Холодные стены камеры, лунный свет пробивается только через маленькое, узенькое окошко. К решётке подходит человек в суровой форме полицейского. Удары по железной двери будят единственного, кто спит внутри. — На выход! — издаётся грубый мужской голос. Из камеры выходит молодая девушка, под глазом у неё синяк, а косточки на кулаках в мозолях и болячках. Зевая, она подходит к стойке, у которой выдают личные вещи. Сигареты, зажигалка, бумажник, в котором всё равно нет денег, жвачка и ключи от машины. — Проверьте, всё ли на месте и на выход. Приглашение в суд придёт вам через день-два. Попрошу вас быть благоразумной и явиться. — Да-да, я знаю. Я само благоразумие, по мне не видно что ли? — девушка сделала гримасу, положила в карман вещи и пошла на выход. Закурив, она села на ступеньки, на небе были еле различимы звёзды, свет города мешал им сиять. Люди строят такие сооружения, загораживая ими саму природу, какие же идиоты. Из дверей выбежал тот самый полицейский, который её разбудил. — Фух, вы ещё здесь. Забыли отдать вам права. — Чёрт, какие же вы злодеи, вам надо надавать по попке, — она забрала карточку и послала воздушный поцелуй мужчине в форме. Он начал что-то про себя бормотать и спешно ретировался. Девушка посмотрела на права, где же её машина… наверное, снова на штрафстоянке. Она пригляделась к своему фото на карточке, в который раз взгрустнула от того, насколько оно уродское, и выкинула бычок в мусорку. Не попала. Спустя ещё парочку сигарет за ней приехала машина. О нет, родительская. Значит, они их оповестили, только не эта нудятина. Как только девушка села в машину, она почувствовала осуждение со стороны родителей. Ну точнее мамы, папа всегда только сидел и поддакивал, терпила. — Значит, уже третий привод за месяц? И когда ты собиралась нам рассказать? — мама пошла сразу в атаку; изредка она поглядывала в стекло заднего вида с сердитым взглядом. — Да ладно тебе мам, я же ничего не сделала. Эти лодыри просто нашли козла отпущения, отчёты свои заполнить, — девушка зевала, она так хорошо спала, а этот мент разбудил её. Ужасно. — Ничего не сделала? Тебя поймали за вандализмом в пьяном виде. Это ты называешь «ничего». О боже, кого мы вырастили, — женщина демонстративно взялась за голову и начала грозно фыркать. — Ну я же не человека убила и не наркотиками кололась, — на этом слове она чуть не хихикнула; хорошо, что она успела выкинуть тот косяк до того, как её начали досматривать. А с другой стороны, затянуться бы сейчас… дома, к сожалению, заначек не осталось, придётся поискать у друзей. Мама начала ей что-то доказывать, но она уже не слушала, только смотрела в окно машины на звёзды, которые всё так же сложно было увидеть. Какие же люди всё-таки тупые. На следующий день приглашение, через неделю суд. Общественные работы плюс еженедельный поход в церковь на полгода. Дерьмо. К счастью, ей не сказали, в какую именно церковь, и она выбрала самую «тупую», по её мнению. «Тихие угодья», что за глупое название. На первое «сборище» этих сектантов девушка пришла в кислотных цветах, и сидела там практически одна, так ещё и после забойного косяка, и ей было плевать абсолютно на всё, лишь бы отчитаться. Но внезапно она увидела её. Проповедь читать вышла девушка не намного старше. Она была так… невозможно было оторвать глаз. Кожа была белой, даже слишком, но это не отвергало, а наоборот притягивало. Голос твёрдый, сильный, она говорила про то, как важно слышать и другую чушь, которую понять было невозможно, но она так это делала, что понимать и не нужно. Проповедь закончилась, все стали расходиться, но одна девушка уже курила на входе в ожидании другой. Вот и она. — Хей, привет! Крутая проповедь, йоу. — Как же неловко. Почему? Та чуть ли не с испугом осмотрела её с ног и до головы. — А, это… ну знаешь, я думала, что это проповедь в церкви «Модные угодья», но похоже плохо читаю! — она хихикнула и подмигнула. Молчание. Почему так неловко, хочется сбежать. — Я… э… я так понимаю, вы новенькая? — тихо, чуть ли не шёпотом спросила проповедница. — Ну да, типо того, мне понравилось то, что на-на-писано у вас в брррошюре, вот и пришла. Я… ну вроде ищу для себя новую цель в жизни, вот. Косяк давал о себе знать, ещё и на голодный желудок. Однако девушка похоже обрадовалась такому. — Правда? О, это так прекрасно, в вашем городе у нас очень мало последователей, думаю, вы заметили, так что каждый человек важен. Приходите ещё обязательно, мы тут надолго. Меня если что зовут Сэцуко. — она прямо горелась от счастья. — А вас? — Кайли. Она стала ходить на проповеди каждую неделю и всё больше вникать в то, что говорит Сэцуко. По началу ей казалось это бредом, но постепенно она начала чувствовать что-то. Тем более что с Сэцуко невозможно было говорить о чём-то другом. Она жила одна в маленькой съёмной комнате, не имея ничего, только свою веру. И все разговоры были именно об этом, каждый вечер до и после проповеди Кайли вникала в слова Сэцуко, и как же это было пронзительно. Они всё чаще проводили время вдвоём. Сэцуко читала ей только написанные новые проповеди в парке каждый вечер перед днём собраний, а Кайли просто сидела рядом и наслаждалась. — Как же ты круто читаешь! Ты просто огонь! — Кайли, ну я говорила тебе насчёт таких выражений. — А, ну блиннн, точно. Но как е-е-ещё я могу сказать? — вдруг она поймала на себе осуждающий взгляд. —Что? Да ладно тебе из-за такой фигни… — Ты снова употребляла? — сердито сказала Сэцуко. — Чего? Да нет, ты чего? Нет… ну может если чуть-чуть затянулась… — Сэцуко начала вставать. — Эй, ну чего ты? Нет, нет, стой! Я обещаю, что больше не буду! — Ты уже так говорила. — Я с шестнадцати лет на этом, ты думаешь, это так просто? Но твои слова и эти «тихие угодья» помогают мне. Я чувствую… чувствую, что это моё. Только не уходи, почитай мне ещё, — Кайли чуть ли не умоляла. — Мне самой нравится тебе читать, но если ты будешь продолжать убивать себя, я перестану с тобой общаться. — Договорились! После этого случая Кайли начала серьёзно бросать употребление. Это было очень сложно, но ради… а ради чего? Из университета её выгнали на первом же году обучения. Родители смотрели как на опущенную, друзья все поголовно были уличными гопниками. А эти «Тихие Угодья» и речи Сэцуко вызывали внутри Кайли чувства, которых не было раньше. Что-то хорошее. К этому стоило стремиться, наверное. К тому же ей становилось интересна эта вера, ну или хотя бы то, как Сэцуко о ней рассказывала. Терять ей в любом случае нечего. Так прошёл весь «срок» Кайли. В свой последний день она пришла на проповедь уже в чёрной юбке и белой рубашке. В зале сидело немало людей, и все были очень заинтересованы. За полгода Сэцуко смогла привлечь в эту веру столько людей, и при том только своими речами. «Эта дамочка удивительная», — с гордостью думала про себя Кайли. Проповедница вышла и сразу жу начала свой рассказ. Кайли уже слышала это вчера вечером, но не смотря на это, слушала с диким интересом. — И отныне, и на века, путь звуков открыт для наших людей… Кайли волновал только путь звуков из уст Сэцуко. Она наблюдала за каждым движением губ, за напряжением шеи и голосовых связок, за тем, как движутся руки девушки, — всё это приманивало настолько, что оторваться было невозможно. Сэцуко закончила, но жестом показала что уходить ещё рано. — Дорогие прихожане, я благодарна каждому, кто был с нами всё это время, вы станете прекрасными последователями, но должна предупредить, совсем скоро мы уезжаем в новую общину, где вы сможете ещё глубже проникнуться верой и, может, даже в будущем стать как я, слышащей. Все, кто хочет присоединиться к нам, могут подойти к стенду и записаться, будем рады каждому. После этих слов она поклонилась и отпустила прихожан. Кайли была в ужасе. По пути домой Кайли всегда провожала Сэцуко, и они заходили за сладостями. Хотя сладости ела только Кайли, особенно конфеты, платила за них обычно именно Сэцуко. Этот раз не стал исключением. — Как тебе моё выступление сегодня? Я так заволновалась, когда начала читать про «первое чудо», всегда так боязно ошибиться, — Сэцуко старалась смотреть не на прилавок с разнообразными вкусностями, а на Кайли. — Ты как всегда лучшая, чисто уничтожила их своими словами, я хоть и слышала это второй раз, а текл… ну то есть наслаждалась как в первый. — Кайли всматривалась в названия конфет и о чём-то сильно задумалась. — Не можешь выбрать? — Да нет, всё супер, сегодня, думаю, без сладкого. Просто пошли к тебе, отдохнём. — Уверена? — Да, ваше святительство. Всю дорогу до квартиры Сэцуко девушка помнила наизусть. Неужели это конец? Больше никаких прогулок и чтения в парке? Кайли просто снова останется сама с собой? Нет. Нельзя. — Ну вот, и я думаю что неплохо было бы… — Сэцуко не закончила, потому что Кайли резко остановилась. — Ты чего? — Это, слушай… ты ведь уезжаешь, да? И никак не можешь остаться? — щёки Кайли сильно покраснели, и она стояла с опущенными глазами. — А, так вот, что тебя волновало всё это время, а то я думаю, как же ты без своих конфет. Нет, Кайли, я не могу остаться. — После этих слов наступила гробовая тишина. Девушка повернулась и уже было хотела уйти, но Сэцуко взяла её за руку, от чего Кайли чуть не сгорела. — Но ты можешь уехать со мной. Начать новую жизнь как член общины. Кайли и сама думала об этом, но боялась первая предложить, отказа бы она не пережила. В этом городе её ничего не держит, да и в «них» она тоже уже поверила и даже однажды пыталась им молиться. — Да, могу. Думаю, так и сделаю. — Правда?! С ума сойти! Я не думала, что ты согласишься, и так боялась это сказать! — Сэцуко, необычно для себя, чуть ли не прыгала от радости. Кайли точно сгорит сегодня. — Боялась сказать? Фу-у, надеюсь я не стану такой же трусихой в вашей этой общине, я-то ничего не боюсь. — Нам столько всего нужно подготовить и обдумать! Пошли скорее в комнату! — Сэцуко всё это время держала Кайли за руку, и теперь когда они пошли быстрым шагом, она всё ещё её держала. Кайли была счастлива. Новая жизнь… а что, звучит интересно. И при том эта новая жизнь будет рядом с ней. С её ангелом. Через неделю они уже переехали в общину. Там было не так много людей, как думала Кайли, и находился он в каком-то стрёмном лесу, но город был не так уж и далеко, так что не всё так плохо. Сэцуко начала постепенно обучать Кайли техникам слуха, специальным молитвам и законам общины. Курить пришлось бросить за один день, ломало сильно, но ради Сэцуко она была готова. Они просто выращивали овощи, обустраивали место для жилья и ставили забор. На это ушло много времени, но зато теперь всё выглядело достойно. — А чё, денег у вас хватило только на этот «дворец» каменный? Остальное нам пришлось делать самим. — Кайли осматривала участок и высматривала свою комнату. — Ну, знаешь ли, наша община не самая главная, я бы сказала от слова совсем. Вот около этого города есть ещё одна, вот там у них всё круто. — Жмоты. Кайли жила в том самом «замке». Выбрала себе комнату дальше всего от туалета. Напротив комнаты Сэцуко, в их крыле жили только женщины. В прямом смысле, Кайли и Сэцуко были самые молодые, им было по двадцать лет, в то время как остальным под сорок. Мужчины, конечно, были помоложе, но тоже не сверстники. Из-за этого к Кайли все относились с пренебрежением, а к Сэцуко нет, она же была «вундеркинд» в этих всех делах. Однажды Сэцуко куда-то увезли и именно в тот момент, когда начался заезд новых людей. Кайли пришлось выполнять работу за двоих. Она так уставала, так ещё и заехали какие-то парни. Конечно, хорошо, что появились примерно их возраста, но так как они были ещё новенькие, могли позволить себе заглядываться и отпускать какие-то разговоры. Сина и Кано, вроде как братья, ну и имена тупые. Сэцуко вернулась через три дня. Она выглядела очень умиротворённой. Они с Кайли сидели у неё в комнате, пили чай и болтали; скорее болтала Кайли, Сэцуко просто слушала. Отхлёбывая чай и гладя ноги подруги на своих коленях, Кайли очень оживлённо рассказывала ей про новых людей. — Эти братья Кано и Сина такие тупые, только на зад мой и смотрели. Ничего, пройдёт время и они забудут о том, что есть различия между женщиной и мужчиной. — Кстати об этом Кайли. Я уезжала за новыми задачами для общины… и теперь наша главная задача это… рожать и воспитывать. — Э… чего? Я думала, тут такое запрещено. — Да, простым людям да. Но вот избранные могут создать семью, и если женщина на хорошем счету, ей даже могут разрешить родить, ты представляешь! Это же так прекрасно! И вот меня избрали как первую женщину в этой общине, которая сможет стать мамой! Кайли поперхнулась. Кем? То есть с каким-то мужиком… только этого не хватало. Если семья, то сама Кайли отойдёт на второй план? Нет, её это не устраивает. — Это, конечно, всё очень хорошо, Сэцуко, но… тогда мы же уже не сможем быть вместе так часто, и… — Но ведь я смогу помочь «Тихим Угодьям», и вдруг даже получится воспитать настоящую слышащую и… может она даже станет «чудом»! Это же такая честь! Ты не рада? — Сэцуко была заметно удивлена. — Я рада, милая, но… — Кайли отложила ноги подруги и встала. Что же сказать? Как она это воспримет? Это конец. — Но… что ты думаешь о любви? Знаешь, не только дружеской, а… — Я люблю только «их». Моя вера сильна и какой бы муж у меня ни был, я никогда не полюблю его. Ты же об этом? Не волнуйся, Кайли, ты же разделяешь со мной эту любовь, по этому нам ничего не помешает продолжать вместе верить! — Сэцуко смотрела на неё с надеждой. — Да, ангел ты мой, именно об этом. — Внутри Кайли бушевала буря, это был крах. Сэцуко заснула быстро, видно, устала после этой поездки. Кайли легла рядом и просто смотрела на её белоснежную кожу, умиротворённое лицо. Она и правда была ангелом. Любить только веру? Как это? Кайли никогда в жизни не любила. Может, если она тоже начнёт любить только веру, это облегчит её ношу. Ведь так больно было слышать от Сэцуко слова про семью и мужчину. Почему так больно? Она обняла подругу, стараясь не разбудить. «Если я не могу любить тебя, то буду любить "их"», — решила раз и навсегда для себя Кайли. Проходили года, община становилась всё больше. Сэцуко и правда вышла за Сато и им позволили зачать ребёнка, первого в общине, это был праздник для всех. Но не для Кайли. Она проводила всё больше времени за прочтением книг о культе, пыталась пробудить в себе слух и стала заметной фигурой среди «основателей». Новоприбывшие видели в ней наставницу. Она и правда сильно изменилась. Становилась старше, а юбки длиннее. Однако одно было неизменно, она в любой свободный момент отдавала себя времени с Сэцуко и её дочкой. Они назвали её Масако. Кайли исполнилось двадцать восемь, когда ей разрешили завести мужа. Сэцуко так радовалась за неё, но сама женщина была очень скептична. Никогда её не привлекали мужчины, даже в «бурной молодости». Да, она пробовала завести отношения, но это был скорее эксперимент, очень неудачный. Мужчины приводили её в состояние депрессии и наркотического опьянения. Постоянно. А тем более в общине, ужас какой-то. В тот день они гуляли по лесу, вместе с Масако. — Ради веры придётся выбрать себе мужчину. Но только ради этого. Масако, не убегай далеко! Кайли строго следила за девочкой, пока Сэцуко собирала пожелтевшие листья. — Не будь настолько скептична, я без Масако теперь не могу представить свою жизнь. И у тебя так будет. К тому же у Кано тоже скоро родится ребёнок, будем гулять тут уже все вместе. — Кано вроде даже слышать начал, удивительно. А я ещё нет. Куда мне детей и мужа. — Вот увидишь, тебе понравятся дети, просто нужно попробовать. — Сэцуко собрала достаточно листьев и начала звать Масако. Кайли не любила детей. Лучшие дети— чужие, так она думала раньше и так она думает сейчас, оставаясь следить за Масако. Ей нравится играть с ней и обучать путям веры, но ведь она это делает раз-два в неделю. Да и полюбить кого то кроме «них» и… Сэцуко… невозможно. Следующим летом у Кано родилась дочь, и не просто, а без ушей. «Третье проявление чуда» — так её называли. Сэцуко и Кайли стали верить ещё больше, хотя и думали, что это невозможно. Девочка была настоящей радостью для всех. Кано и его жена стали настоящим примером для остальных живущих в общине. Спустя десять лет девочка умерла. И начался сущий кошмар. В общине пошёл разлад из-за того, что семья Кано не смогла сохранить это «чудо». Многие стали уходить из общины, муж Сэцуко уехал одним из первых. Кто-то совершал ритуальное самоубийство, как например жена Кано. Они хоронили её втроём. Кано, Сэцуко и Кайли. Стоя у двух могил на заднем дворе, Кайли впервые за десять с лишним лет захотела курить. — Ты думаешь, так должно быть? — вдруг начала Сэцуко, когда Кано ушёл. — Таков закон. Она сейчас с «ними», втроём им, наверное, хорошо. — Ты уверена? Нана была такой светлой девочкой, прямо как Масако, она так хотела жить и дарить чудо людям. А теперь… и ведь никто так и не знает, от чего она умерла. А что если с Масако… — Ты чего, эй? Это что ещё за сомнения? Мы должны верить, а не обдумывать, ты же сама читала про это на собраниях! А как же любовь к вере, которая превыше всего?! — Я… я не знаю… Кайли, а что если я… люблю дочь больше? — Сэцуко начала плакать. — Что? Как ты можешь… так говорить? — Кайли была в ярости, но она не успела ничего сказать, так как Сэцуко просто убежала. Кайли осталась у могил одна. Неужели она смогла полюбить эту Масако, а не Кайли. Они вместе прошли столько… и она полюбила эту девочку настолько, что появились сомнения в вере, а Кайли всё ещё одна… вот ведь жизнь. Придя в комнату, она начала просто молиться, и тогда впервые она услышала «их». Они просто… плакали? Нет, стоп, это были не они. Это была Сэцуко в соседней комнате. Нет, Кайли не может её бросить. Она заснула у неё на коленях. Вся в слезах. «Слезах ангела», — подумала про себя Кайли. Через неделю Сэцуко нашли мёртвой, она совершила ритуальное самоубийство. В комнате у неё на стене висела записка. Для Кайли.

«Ты обязательно воспитаешь Масако так, как не смогла бы я. Если я перестала любить веру, то как я могу возместить такой грех? Только своей жертвой. Помни, Кайли, вера требует жертв. Полюби Масако так, как любила меня. Твой ангел».

Кайли умерла в тот день. Снова подсела на лёгкие наркотики, потом был суд старейшин, запрет иметь детей путём стерилизации. Рехаб и переезд в новую общину. Попечительство над Масако и воспитание из неё настоящей «дочери проповедницы». Всё это пролетело будто в миг для Кайли, она уже не чувствовала никакой привязанности к этому миру. Только вера и только молитвы. Она сама не заметила как стала наставницей для аж нескольких семей с детьми, которые могли стать «чудом». Смерть Юты, ликвидация Масако стали последней каплей. Кайли уже просто выполняла свою работу и относилась ко всему с максимальной строгостью. Пусть её не любят, главное что бы она любила «их». И вот теперь Кайли лежит вся в крови там, где она начинала новую жизнь с Сэцуко. Смотря на Шайни, она не чувствует страха, только умиротворение. Наконец-то они встретятся. Умирая, она шептала одну из проповедей своего ангела. «Не бойтесь последнего дня, но и не призывайте его. И всегда помните — бессмертие состоит в работе над общим делом. И «они» это ценят!»