***
После разговора профессора зельеварения с Помоной Спраут, Кьяра больше всего боялась, что тот рассказал декану про ее оборотничество, и все ждала, что та изменит свое отношение к ней. Однако время шло, а профессор Спраут так и оставалась доброй и участливой, какой была с первого дня Кьяры в Хогвартсе. Только и посетовала, что первокурсница сама не рассказала о проблемах с деканом Слизерина. — Кьяра, девочка, факультет — это твоя вторая семья. По крайней мере, на ближайшие семь лет. И я забочусь о вас — обо всех вас, — как заботилась бы о своих собственных детях или внуках. Если у вас появляются проблемы, с которыми вы не можете или думаете, что не можете, справиться самостоятельно, я хотела бы, чтобы вы приходили ко мне. Я постараюсь помочь. Кьяра в ответ на это лишь смущенно извинилась. — Я не знаю, чем ты не угодила профессору Снейпу. И не стану у тебя это выведывать, если ты не готова рассказать, но, знай, когда тебе это будет необходимо, двери моего кабинета открыты для любого из моих барсучат. По крайней мере, скажи мне, если этот мрачный змей вновь начнет переходить черту. Кьяра по мере разговора с деканом все отчетливее понимала, что Снейп все-таки не выдал ее тайны, и, чувствуя облегчение, не удержалась — смешливо фыркнула от последних слов декана. Оказывается, не на них одних производила впечатление гнетущая аура Ужаса Подземелий. Конечно, то, что Снейп не выдал Кьяру в этот раз, не значило, что он промолчит и в следующий. Поэтому несмотря на то, что тот продолжал, пусть и не столь явно, мучить ее на занятиях и отработках, хаффлпаффка так ни разу и не пожаловалась декану, предпочтя вместо этого закопаться в дополнительные материалы по предмету «мрачного змея» и просто не давать ему лишних поводов придраться. Конечно, помогало это далеко не всегда, но в общем ее успеваемость в зельеварении улучшилась. Кьяра завела отдельный пергамент, куда записывала все замечания Снейпа к своим работам, чтобы, по крайней мере, не повторять постоянно одних и тех же ошибок. Это вынуждало профессора зелий придумывать все новые и новые поводы для недовольства ее работой, и хаффлпаффка лишь надеялась, что даже его фантазия не безгранична. Конечно, любые, даже самые крепкие нервы имели свою предельную амплитуду колебаний и однажды просто лопались, как струна, перетянутая слишком сильно… На очередной отработке — в этот раз заслуженной, потому что взорвала котел, но лишь отчасти, поскольку перенервничала и ошиблась из-за весь урок нависавшего над ней грозным ангелом мщения всем оборотням в ее лице Снейпа, — Кьяра спросила (не то чтобы это могло сделать их отношения с Ужасом Подземелий еще хуже): — Вы ведь понимаете, что это плохо? То, что вы делаете — это плохо. Вы ведете себя, как хулиган. Или могло. Снейп замер с занесенным над чьим-то домашним заданием пером, затем предусмотрительно отвел его в сторону, чтобы не поставить кляксы, и медленно поднял взгляд на ученицу. Глаза его были, как всегда, холодны и почти не передавали эмоций, но брови чуть приподнялись. По-видимому, это означало недоверие. Кьяра и сама не верила в то, что сказала. По крайней мере, последнее слово из ее рта вырвалось как-то само собой, и теперь девочка испуганно замерла под этим изучающим ее, как некий странный, но определенно неприятный ингредиент, взглядом. — Хулиган, мисс Лобоска? — язвительно хмыкнул Снейп, но за этим напускным безразличным весельем хаффлпаффка всем своим обостренным чутьем чувствовала недовольство. Кьяра поежилась. Конечно, это звучало глупо и по-детски. И определенно не стоило говорить ничего подобного вслух. Если Снейпа так ужасно раздражал сам факт ее обучения в Хогвартсе, дерзости в свой адрес Ужас Подземелий, ее личный Ужас точно не должен был простить. Снейп продолжал смотреть, ожидая, что хаффлпаффка что-то скажет. Быть может, ждал, что начнет извиняться — в конце концов, до этого она всегда вела себя предельно вежливо, даже когда осмеливалась спорить. Но Кьяра внезапно поняла, что не хочет. Не хочет извиняться. Не хочет брать нечаянно вылетевшее слово назад. Она разозлилась. За три ночи до полнолуния в этом не было ничего удивительного. — Да, хулиган, — сказала Кьяра. Голос ее в тишине класса прозвучал негромко, но отчетливо. — Вы издеваетесь надо мной, как самый настоящий хулиган. — Интересно, — протянул профессор зелий, дернув уголком губ. Он отложил перо в чернильницу и откинулся на спинку кресла. — И что же именно вы считаете издевательствами, мисс Лобоска? Быть может, я лично вас словесно оскорблял? Обзывал кем-то… кем вы не являетесь? Кьяра сжала кулаки. Ей нечего было на это сказать. Потому что как бы часто Снейп ни проходился нелестно по ее уму, способностям внимательности или расторопности, он никогда в действительности ни обзывал ее, не оскорблял прямо, исключая лишь случаи, когда Кьяра со всеми остальными попадала в обозначенное профессором зелий «сборище бездарных идиотов». То же, что Снейп называл ее оборотнем в их приватных беседах, было всего лишь констатацией факта. — Нет, — неохотно ответила она. — Делал необоснованные замечания? — вновь спросил профессор, проигнорировав на этот раз непочтительность в ее ответе. Кьяре хотелось, очень хотелось сказать «да», но правда, увы, заключалась в том, что — кроме, может быть, самых первых после того ноябрьского полнолуния придирок, — у любого замечания Снейпа под собой имелась какая-то причина. Пусть даже преувеличенная, выращенная самим профессором, как вынутая из банки окками, но она была. — Нет, — ответила Кьяра еще тише. — Хорошо. Тогда, может быть, я вас бил? Как-то нападал физически? Кьяра раздраженно сверкнула глазами, и Снейп, хмурясь, свел брови к переносице. Возможно, близкое полнолуние заставляло радужки менять цвет от эмоций. Такое раньше было, но обычно Кьяра старалась держать себя в это время в руках. — Нет, не нападали! — выкрикнула она. — Но вы постоянно ко мне цепляетесь! Придираетесь к каждой моей работе, к каждому зелью, следите за мной, за тем, с кем я общаюсь… — Мисс Лобоска, сколько варится Аконитовое зелье? — спросил Снейп, резко ее перебив. Кьяра уставилась на него, сбитая с толку этой сменой темы. — Три недели, — ответила она после паузы под выжидающим взглядом профессора зелий. Она знала это с восьми лет. — Итак, три недели каждый месяц в течение всего учебного года, я вместо личных дел вынужден заниматься тем, что варю зелье для зараженной ликантропией ученицы, чтобы только в конце четвертой она никого не покусала и не обеспечила тем школе пристальное внимание Министерства и Аврората. Я делаю это не по доброй воле, а по настойчивой просьбе директора. Исключая возмещение стоимости ингредиентов, мне за это даже не платят. Как вы считаете, мисс Лобоска, в своем ли я праве, требуя от ученицы, которой предназначено мое зелье, старания по собственному предмету? Или это несправедливо? И да, я приглядываю за вами, мисс Лобоска. За вами и за теми, с кем вы общаетесь. Чтобы, по крайней мере, знать, кого вы однажды можете втянуть в неприятности. Кьяра застыла, глядя на Снейпа потерянно и обиженно. Внутри нее бушевали смешенные чувства. Профессор все так выворачивал, так складно говорил, и она не знала, что могла бы ему возразить. Все звучало неприятно, но до отвратительного правильно, когда Снейп говорил. Но, несмотря ни на что, Кьяра по-прежнему чувствовала свою правоту. — Нет, — упрямо выдала хаффлпаффка. — Это не справедливо! То, как вы это делаете — несправедливо. Никто никогда не полюбит ваш предмет, если вы будете так добиваться старания… сэр. — Будете учить меня, как преподавать зельеварение, мисс Лобоска? — усмехнулся Снейп, выглядя при этом раздраженным и недоверчивым. — Меня не интересует, любите вы мой предмет или нет. Мне важно, чтобы вы в нем разбирались. И — представьте себе — если сравнить ваши эссе, написанные в октябре и сейчас, можно сделать вывод, что мой несправедливый метод заставить вас это делать работает. Теперь, если вы удовлетворили свое любопытство, возвращайтесь к работе. Мои котлы сами себя не почистят. И да, минус десять баллов за вашу дерзость. Следите за своим языком! Кьяра не двинулась с места, продолжая смотреть на Снейпа. Ей хотелось одновременно закричать на профессора и расплакаться от обиды. На то, как он вел себя с ней. На то, как говорил все эти вроде бы правильные вещи, которые совершенно не хотелось принимать и невозможно было опровергнуть. Потому что она действительно стала лучше разбираться в зельеварении за это время. Вынуждена была стать лучше. — Все равно… — проронила Кьяра дрожащим голосом. — Все равно вы не должны так себя вести. Вы ни с кем больше так не обращаетесь. И это было правдой. Хотя хаффлпаффка и сравнивала себя с учениками профессора Макгонагалл в самом начале их истории со Снейпом, гриффиндорцев профессор зелий не любил всем скопом — не выделял из них кого-то особенного. И по большей части ему было наплевать на то, как они учились. Он не задавал никому из них столько каверзных вопросов и не стоял весь урок зелий над душой кого-то одного. В свете сказанного Снейпом сегодня можно было бы сравнить себя со слизеринцами, чья учеба имела для профессора зельеварения значение, но это было бы совсем глупо. Ведь со змеями с единственными Ужас Подземелий вел себя, по крайней мере сносно… — А в Хогвартсе больше и нет других оборотней. Мисс Лобоска, если вам так хочется пожаловаться на несправедливое отношение к себе, делайте это, пожалуйста, в кабинете собственного декана или директора. Возможно, там вы найдете благодарные уши. Меня же вы успели утомить за сегодня. Так что еще минус десять баллов с Хаффлпаффа за вашу надоедливость. Займитесь тем, чем… Снейп продолжал что-то говорить, но Кьяра его больше не слушала, прокручивая в голове одну единственную сказанную профессором фразу: «…нет других оборотней». Оборотней… Неужели везде теперь — неважно, как она будет себя вести и что делать, — все будут обращать внимание только на это? На статус, который она для себя даже не выбирала? На глаза навернулись злые слезы, и Кьяра с трудом подавила в себе желание позорно разрыдаться, уставившись на собственные руки, нервно вцепившиеся друг в друга. — … Мисс Лобоска! — все же донеслось до хаффлпаффки, и по раздраженному тону, которым было произнесено ее имя, Кьяра догадалась, что звал ее профессор уже не в первый раз. — Я не виновата, — сказала она, продолжая смотреть на собственные руки. — Что? Кьяра вскинула голову, глядя на расплывающийся из-за заволакивающей глаза пелены непролитых слез силуэт Снейпа, расцепила руки и сжала их по бокам в кулаки. — Я не виновата в том, что меня укусили! — сказала она твердо, но все еще негромко. Однако с каждым последующим словом голос хаффлпаффки звучал все громче и эмоциональней. — Любой мог оказаться на моем месте! Любой из ваших слизеринцев. И вы тоже… Вы тоже могли бы оказаться оборотнем! Понимаете? И все смотрели бы на вас, как на чудовище, на что-то меньшее, чем другие волшебники, просто потому, что вы не смогли этого предотвратить! Ненавидели бы вас за одно ваше существование! Кьяра невольно всхлипнула, и почувствовала, что слезы все же побежали по щекам горячими дорожками. Хаффлпаффка яростно вытерла их и вскинула сердитые глаза на Снейпа. Тот отчего-то молчал, не спеша отчитывать Кьяру за неподобающее поведение. Профессор смотрел на нее своим по обыкновению нечитаемым взглядом, поджав тонкие губы. Но, если только воображение не играло с девочкой шутки, казался бледнее и напряженней, чем обычно. — Мне было четыре… — пробормотала Кьяра, пока образ Снейпа снова расплывался. — Мне было четыре, профессор. Я ничего не могла сделать! Хаффлпаффка вновь вытерла продолжавшие бесконтрольно бежать слезы, больше всего на свете желая, чтобы они остановились. Не стоило задерживать дыхание, ожидая, что профессора это разжалобит. Скорее наоборот: Снейп вполне мог бы использовать эту слабость против нее в будущем. На смену обиде и раздражению постепенно приходило понимание того, что Кьяра только что накричала на профессора — неважно, насколько это было оправдано. И вместе с ним — испуг. Что Снейп теперь сделает? Сколько баллов снимет с Хаффлпаффа? А если он отомстит, завалив ее на экзамене? Или вовсе к нему не допустит? — Мисс Лобоска… — привычно начал Снейп, но затем отчего-то запнулся. И это показалось таким странным, что девочка вновь уставилась на него. Выражение лица профессора не изменилось. Иногда у Кьяры складывалось впечатление, что Снейп был заводной куклой-автоматоном, которая, выдав строго отмеренную создателем порцию эмоций и движений, всегда возвращалась к своему естественному состоянию — неживому. Поэтому, когда Снейп вдруг коротко вздохнул и отвел взгляд, хаффлпаффка удивилась. Не очень сильно, слишком занята была в этот момент своими собственными переживаниями, но тень непонимания все же проскользнула в мыслях. — Прекращайте эту истерику. Как я уже сказал, мне это не интересно. И вроде бы сказанные после паузы слова звучали точно в духе Снейпа, не противореча ничему из того, что уже было сказано им сегодня, но по-звериному чуткие ушли Кьяры все равно уловили в них некую неправильность. Снейп взмахнул палочкой в сторону своей собственной, не учебной лаборатории, и хаффлпаффка, наблюдая за левитируемым оттуда фиалом с хорошо знакомым ей зельем, поняла, что именно в словах профессора было не так. В них не хватало силы. Да и привычного Кьяре яда в интонациях плескалось едва-едва. Как сани, скатившиеся по крутому склону, еще какое-то время продолжали ехать, замедляясь, так и Снейп в этот раз говорил, будто бы по инерции, а не потому, что действительно хотел сказать именно это. Кьяра не хотела об этом думать. Не хотела надеяться, что ее срыв, за который ей уже начинало становиться стыдно, мог пронять кого-то столь бессердечного, как Снейп. Поэтому просто наблюдала, как порция Аконитового зелья, которое она должна была принимать на протяжении недели перед полнолунием опустилась на стол, и правда стараясь успокоиться. — Ваше зелье, раз уж вы сегодня здесь, — ровно произнес Снейп. Кьяра молча кивнула, ожидая продолжения. Она нервно думала над тем, стоит ли ей извиниться? Поможет ли это? Или только больше разозлит профессора? — Пейте. Кьяра не стала спорить. Несколько раз с той первой их со Снейпом встречи в Больничном крыле ей уже приходилось выпивать зелье под его присмотром. Поэтому девочка вынула пробку и в несколько глотков осушила стеклянную емкость, после чего снова закрыла и отставила на стол. Снейп кивнул, скорее себе, чем ей и поднялся из-за стола. — На сегодня можете быть свободны, — сообщил профессор, взмахом палочки собирая пергаменты на своем столе и подхватывая левой рукой. Кьяра не пошевелилась. Только непонимающе моргнула все еще влажными глазами. — Но… — Вам что-то непонятно, мисс Лобоска? Или, может быть вы не расслышали? — повернулся у ней профессор, внезапно разозлившись. — В таком случае рекомендую вам обратиться к мадам Помфри, поскольку у вас не одна, а как минимум две проблемы со здоровьем. Голосе Снейпа вновь был полон яда, и это привело привело Кьяру в чувство. Она мотнула головой: — Нет, сэр, я… — Поторопитесь, мисс Лобоска! У меня и без вас хватает дел! Кьяра неуверенно сняла перчатки, в которых скоблила котлы, подхватила щетку и флакон с чистящим зельем и торопливо унесла в шкаф с хозяйственными принадлежностями. Вернувшись, хаффлпаффка вновь попыталась заговорить. На этот раз, чтобы извиниться, не представляя, могло ли это вообще что-то исправить. — Сэр, мне жа… Но Снейп вновь перебил ее: — Идете! — рявкнул старший волшебник, заставив Кьяру вздрогнуть. Он раздраженно указал палочкой на дверь, и та резко распахнулась, стукнувшись о стену. Девочка попятилась. — Пока я не снял с Хаффлпаффа все баллы, что ваши товарищи заработали за неделю! Больше Кьяре повторять было не нужно. Она поспешила выскользнуть в коридор, пробормотав лишь себе под нос: «До свидания, сэр». Дверь за ней захлопнулась, едва не прищемив мантию. Внутри кабинета чуткие уши хаффлпаффки уловили раздраженные шаги, будто бы Снейп несколько раз прошелся туда-сюда, а затем все звуки стихли, разом оборвавшись. Хаффлпаффка догадалась, что профессор наложил на кабинет заклинание. Оглянувшись на дверь за спиной, Кьяра отбежала за угол, чтобы только вновь не попасть под руку разозленному Снейпу, если тот решит внезапно выйти, и уже там позволила уже себе сползти по стене, чувствуя, как ослабели от пережитого стресса ноги. Некоторое время хаффлпаффка просто смотрела перед собой, затем наколдовала дрогнувшей рукой Темпус, и, недоверчиво похлопав глазами на светящиеся в полумраке коридора цифры, протяжно выдохнула. Что-то умерло в Запретном лесу? Взошла голубая луна, а Кьяра и не заметила? Снейп отпустил ее с отработки раньше на двадцать минут. А еще, пришло внезапное понимание, он так и не снял баллы с Хаффлпаффа. Ни единого балла за то, что Кьяра безобразно накричала на него. И сам отдал зелье, за которым ей всегда приходилось подниматься к мадам Помфри. Хотя она и раньше попадала к нему на отработки в эти дни. Определённо, этот вечер вышел очень странным. И пока что неясно было, хорошо это или плохо. Кьяра просто не понимала, чего ей теперь ожидать…Глава вторая, в которой много несправедливости
4 октября 2023 г. в 13:41
Примечания:
Так как у меня планируется поездка в ближайшие дни, и я не знаю, будет ли в ней нормальный доступ в интернет, выкладываю главу не беченой. Позднее все будет поправлено мятной сигареткой)
Когда Кьяра очнулась на следующее утро, у нее ничего не болело, разве что чувствовалась слабость, тянуло мышцы и ломило кости, как всегда бывало после превращения. Регенерация оборотней быстро залечивала повреждения, да и на языке еще ощущалась горечь Заживляющего.
Привкус зелья напомнил о том, кто их в Хогвартсе варил, и эти воспоминания потянули за собой, будто локомотив вагоны Хогвартс-экспресса, другие — о произошедшем ночью. На этот раз суть фразы, сказанной профессором зельеварения перед тем, как Кьяра потеряла сознание, дошла до нее полностью, и девочку будто Агуаменти окатило. Она резко села в кровати, испытывая смесь страха и стыда.
В Хогвартсе был представитель Министерства.
И профессор Снейп, какие бы обидные вещи о ней он ни говорил директору, своим заклинанием спас Кьяру от разоблачения.
Поверили бы в Министерстве в непричастность хаффлпаффской первокурсницы к нападению оборотней на школу, если бы раскрылся ее «маленький пушистый секрет»? Может быть. Тем более, если за нее заступится директор. Позволили бы доучиться? Точно нет. А чем бы грозило сокрытие ликантропии у дочери ее родителям?
Осознав весь масштаб последствий, которыми могла закончиться для нее прошлая ночь, Кьяра застонала.
Ей просто необходимо было узнать, чем закончилось нападение!
Благо, стоило Кьяре об этом подумать, как в палату — она и не знала, что в больничном крыле имелись отдельные палаты! — вошла мадам Помфри, наверное, наложившая на ее кровать чары, сообщившие о пробуждении.
— Доброе утро, мисс Лобоска, — поздоровалась целительница. — Как вы себя чувствуете?
Однако Кьяра, слишком взбудораженная собственными мыслями, ее вопроса будто бы и не услышала, выпалив так, словно от скорости ее говорения зависело, поймает ли команда Хаффлпаффа снитч в следующем матче:
— Мадам Помфри, вчера кто-нибудь пострадал? А меня видел человек из Министерства? Я слышала, что в школе был кто-то из министерства. Меня видели? Меня исключат?
— Мисс Лобоска, — попыталась вклиниться в ее монолог целительница, но безуспешно.
— Ой, и там еще девочка была с Гриффиндора, Ева. Ева Теренс. Она в порядке? Скажите! — Кьяра подалась вперед, взволнованно стиснув пальцами одеяло, которым была укрыта.
— Мисс Лобоска. Кьяра! Успокойтесь! — мадам Помфри повысила голос, наконец заставив хаффлпаффку замолчать. — В конце концов! Чтобы услышать ответы на свои вопросы, вам нужно делать между ними хоть небольшую паузу. Чтобы собеседник мог ответить.
Кьяра смущенно покраснела. Она всегда много болтала, когда сильно волновалась.
— Простите, мадам, — выдавила девочка, но продолжила смотреть на целительницу выжидающе. Даже если было невежливо выпаливать все так, ее по-прежнему волновал каждый из заданных ей вопросов.
— Я все вам расскажу, мисс Лобоска, — беззлобно посмеиваясь, ответила старшая волшебница. — Как только вы сами ответите на заданный мной вопрос. Все же я задала его первой.
Кьяра сперва непонимающе уставилась на целительницу, затем вспомнила.
— Ой! Ну, со мной все в порядке. Ничего не болит. Правда! — добавила она, увидев недоверчивый взгляд пожилой женщины. — Никаких необычных ощущений. Мадам Помфри, пожалуйста!
Кьяра умоляюще посмотрела на целительницу.
— Все хорошо, Кьяра. Вам не о чем волноваться, — сжалилась над ней старшая волшебница. — Если бы вы дождались директора — он собирался навестить вас чуть позже, — он бы и сам вам все рассказал. На Хогвартс наложены мощные защитные чары: никто, кто приходит в школу, желая навредить ученикам, не может их пересечь.
— Но, конечно, твоя попытка предупредить о нападении — достойное награды устремление, — раздался голос со стороны входа в палату. На самом деле, для Кьяры появление директора — а это был именно он — не стало сюрпризом. Чувствительные уши уловили звук шагов, а нос знакомые запахи шелка, старости и лимонной карамели за некоторое время до того, как Альбус Дамблдор сам показался в дверном проеме. — Думаю, будет справедливо, если Хаффлпаффцы обнаружат за обедом в своих часах, м-м, тридцать новых кристаллов. Здравствуй, Кьяра.
Дамблдор прислушался к чему-то, слышимому, очевидно, лишь ему, и удовлетворенно кивнул.
— Здравствуйте, сэр, — поздоровалась Кьяра, улыбнувшись. Старый директор всегда нравился ей. Он был похож на того самого доброго волшебника из детских сказок в этих своих ярких мантиях. — Сэр, вы сумели прогнать Фенрира?
Дамблдор кивнул.
— Да, девочка моя. Нам с мистером Ли даже удалось поймать несколько оборотней из его стаи, — видя непонимание на лице ученицы, директор спохватился. — Ох, прости, мистер Сесил Ли работает в отделе учета оборотней. Мне пришлось вызвать его, когда стало известно, кто собирается напасть на школу. Не беспокойся, он не знает о тебе.
Эти слова успокоили Кьяру. Но не до конца.
— Сэр, но ведь он… то есть Фенрир может вернуться?
Выражение лица директора помрачнело.
— К сожалению, это так, Кьяра. Поэтому какое-то время тебе вновь придется проводить полнолуния в Визжащей хижине. Пока Фенрира не поймают. Или, по крайней мере, пока мы не убедимся, что он оставил затею проникнуть в школу. Мне жаль.
— Я… понимаю, — ответила Кьяра, опустив голову. Конечно, ее не радовало такое решение. Снова сидеть ночи напролет взаперти? Она уже сейчас чувствовала недовольство заворочавшейся внутри волчицы. Но она правда понимала, почему это было необходимо. И, честно говоря, сама побаивалась Фенрира и его влияния на ее волчьи инстинкты.
Так что следующую ночь, пока луна еще не начала убывать, Кьяра вновь провела в хижине, тоскливо вышагивая от стены к стене или воя под маленьким окошком. В какой-то момент на ее вой отозвались. Знакомое высокое, еще щенячье завывание донеслось со стороны леса, и Кьяре сделалось вдвое невыносимее оставаться в четырех стенах.
Утром хаффлпаффка чувствовала себя разбитой, мышцы и кости ныли сильнее. Это было закономерно. Превращение всегда проходило мучительнее, когда волчица оказывалась неудовлетворена.
Отлежавшись день у мадам Помфри и вернувшись на следующее утро к занятиям, Кьяра с неловкостью думала о том, что следовало поблагодарить Снейпа. Все же профессор не позволил ей выдать себя представителю Министерства. Каким бы образом он это не сделал.
От одной лишь мысли самой заговорить с Ужасом Подземелий у Кьяры начинало сосать под ложечкой. Но это было правильно, а она всегда старалась поступать именно так.
Однако любые мысли о благодарности слизеринскому декану бесследно выветрились из головы хаффлпаффки после первого же урока зелий.
Снейп… вёл себя отвратительно. Много, много отвратительнее своей обычной отвратительности.
Кьяра перестала быть для профессора зелий невидимкой, безличной хаффлпаффкой, чью фамилию он даже не сразу сумел вспомнить в Больничном крыле. Складывалось впечатление, будто за две ночи ее галстук превратился в красно-золотой, только, кроме Снейпа, этого почему-то никто не видел.
Столько придирок, замечаний и нелестных комментариев в свой адрес, как за тот первый после ноябрьского полнолуния урок зельеварения, Кьяра не слышала от Снейпа за два прошедших месяца учебы. Кроме того, впервые за это время хаффлпаффка получила Отвратительно за сваренное зелье. Хотя — по общему признанию — в тот день у многих зелья вышли хуже, и они были удостоены мрачным профессором по крайней мере оценки Слабо.
Подобное повторилось на следующем уроке. С той лишь разницей, что ей удалось сварить зелье на Слабо, но, как и в первый раз, оценка была поставлена совершенно несправедливо.
И на следующем…
На четвертом уроке Кьяра, вопреки своей обычной склонности избегать конфликтов, осмелилась указать Снейпу на то, как он по-разному оценивает ее и остальных учеников. И получила отработку. На пятом она вновь получила отработку, но на этот раз ни за что. По крайней мере, Кьяра думала, что ни за что.
А еще Снейп стал следить за ней. Нет, профессор, конечно, не следовал за Кьярой по пятам, но она нередко чувствовала его пристальный взгляд в Большом зале или в библиотеке. Он прожигал ей спину, когда им доводилось столкнуться в коридоре — в особенности, если хаффлпаффка была не одна.
Ева Теренс, несколько ослабившая свою осаду на нее после того, как обросла друзьями с собственного факультета, после очередного совместного занятия не выдержала и снова подошла, искренне возмутившись:
— Почему ты не расскажешь декану? Он же ведет себя совершенно несправедливо с тобой! Не то чтобы Снейп обычно очень справедлив, но… Какие бешеные пикси его покусали?!
Кьяра вздохнула и пожала плечами, уже привычно чувствуя между лопаток тяжелый взгляд, и ускорила шаг, чтобы побыстрее от него скрыться. Она не могла рассказать гриффиндорке о своем секрете, который стал известен Снейпу. Очевидно, профессор не любил оборотней. Не то чтобы он был в этом одинок.
— С вами профессор себя тоже отвратительно ведет, — только и сказала хаффлпаффка.
— Да, точно. Но всем известно, что Снейп терпеть не может Гриффиндор. Не знаю, чем мы ему не угодили. Хотя он наверняка сам учился на Слизерине, а наши факультеты никогда не ладили. Вот и отыгрывается теперь за какие-нибудь свои старые обидки. Они с Макгонагалл постоянно ругаются из-за этого. Но барсуков-то наш Ужас раньше не трогал.
Ева сузила глаза в шутливом подозрении.
— Признавайся, ты забралась к нему в кладовку и выпустила из бочки флоббер-червей? Наколдовала в чашке соль вместо сахара? Сравнила зельеварение с кулинарией и не в его пользу? Что ты сделала, чтобы впасть у Снейпа в такую немилость?
Кьяра в ответ на эти предположения невольно улыбнулась и покачала головой, удивляясь такой богатой фантазии.
— Похоже на то, что я могла что-то такое сделать?
Ева, вышагивающая рядом, окинула ее внимательным взглядом и фыркнула.
— Скорее нет, чем да.
К этому времени первокурсницы достигли места, где им предстояло разойтись в разные стороны. Кьяра лишь улыбнулась и, по обыкновению не прощаясь, направилась вверх по лестнице. Это было против ее воспитания, но помогало — в числе прочего — держать людей на расстоянии. Давало понять, что ей не очень хочется общаться.
— Расскажи декану! — вновь посоветовала Ева уже в спину удаляющейся по ступеням хаффлпаффки. Кьяра, не оборачиваясь, кивнула. Но рассказывать, конечно, ни о чем не собиралась. Во-первых, не считала правильным ябедничать. Во-вторых, что, если Кьяра расскажет профессору Спраут о том, что Снейп несправедлив к ней на занятиях, а тот в отместку выдаст ее секрет? Не станет ли после этого относиться к ней хуже и сама декан?
Кьяра не была уверена, что в этом случае сможет закончить Хогвартс, о чем отчаянно мечтала с тех пор, как в их дом постучал Альбус Дамблдор. Она боялась этого и потому молчала.
Зато не стали молчать ее софакультетники, спустя месяц третирования, видя, что сама Кьяра о своих проблемах рассказывать не собирается, все же сообщившие о них декану.
Помона Спраут, и сама собиравшаяся в ближайшее время поговорить с первокурсницей о ее резко упавшей успеваемости, выслушав своих барсучат, в тот же день помчалась разбираться, чем же Кьяра так не угодила слизеринскому декану.
Что сказал Помоне Спраут Снейп, и что сказала ему декан Хаффлпаффа, разумеется, никто так и не узнал, но результат их беседы вышел… неоднозначный.
Оценки Кьяры по зельеварению улучшились, однако к прежнему уровню не вернулись. Количество отработок снизилось, но совсем они не исчезли. Снейп по-прежнему выделял ее среди остальных учеников, только делать это начал более… по-слизерински.
Профессор перестал занижать ей оценки за зелья по сравнению с другими так, что это бросалось в глаза, не задавал таких каверзных вопросов, на которые никто не смог бы дать ответ, но скрупулезно вылавливал каждую ошибку, каждую допущенную Кьярой неточность, мог спросить о том, что проходили ранее, или по теме урока, но с подвохом, придирался к скудности примеров или выводов в заданном эссе, или, напротив, обвинял в домысливании, вслух выражая сомнения в мыслительных способностях Кьяры. Последнее, впрочем, касалось слишком многих учеников, чтобы обвинить профессора в предвзятости.
И, конечно же он не прекратил за ней следить. Кьяра вообще сомневалась, что это заметил кто-то, кроме нее. А значит, что бы ни сказала Снейпу профессор Спраут, тема слежки в их договоренности вряд ли поднималась.
Как бы то ни было, формально профессор ее больше не третировал. Это Кьяра училась недостаточно старательно. И — хаффлпаффка могла бы поспорить, окажись достаточно азартной — этот ужасный человек смог бы подтвердить обоснованность любой своей оценки или назначенного наказания.
— За что вы меня так ненавидите? Только за то, что я оборотень? — не выдержала девочка на очередной отработке. Она скребла жесткой щеткой котел — четвертый за вечер — и тоскливо поглядывала на стопку из еще пяти таких же. Котлы были большие, не ученические. Сам Снейп что-то в них и варил.
Повышать голос Кьяра не решилась. Говорила тихо и неуверенно. Ей и хотелось услышать ответ, и, предполагая, что именно мог сказать злой на язык профессор, хотелось не слышать его никогда, чтобы Снейп попросту проигнорировал ее вопрос. Но тот все же поднял свой мрачный взгляд от пергамента с домашним заданием какого-то несчастного, одного из тех, что проверял все то время, пока хаффлпаффка была на отработке, и уставился им на Кьяру. Темные, почти что черные глаза казались холодными и будто неживыми. Как у вампира. Или инфернала.
Хаффлпаффке нестерпимо захотелось поежиться.
В этот момент ей в голову впервые пришла мысль, что, когда Снейп проявлял эмоции — был раздражен, злился и плевался ядом, — он был все же не таким пугающим, как вот в этом состоянии мертвого, равнодушного спокойствия, которое иногда настигало его. Во время проверки ученических работ, за едой. Однажды Кьяра видела профессора таким в библиотеке.
— Вы слишком высокого мнения о себе, мисс Лобоска, — проронил Снейп бесстрастно, смотря на нее ровно с тем же интересом, как смотрел бы, вероятно, на иссохшую полынь или подгнивший корень маргаритки — для зелий непригодно, но дешево и достаточно распространено, нет смысла даже испытывать досаду. — Ненависть — сильное чувство, и его необходимо заслужить.
Кьяра не знала, что могла сказать на это. Снейп продолжал сверлить ее своим темным взглядом, в котором все же мелькнуло что-то живое, пусть и неприятное. Губы профессора при этом раздраженно дернулись, и он продолжил:
— Я же попросту не считаю, что оборотням место в Хогвартсе.
Эти слова нельзя было назвать неожиданными, учитывая то, как вел себя с ней Снейп после того, ноябрьского полнолуния, и все же они задели Кьяру за живое. Она выпалила:
— Директор с вами не согласен!
— Я прекрасно осведомлен о специфических представлениях директора о том, кому следует и кому не следует находиться в Хогвартсе. Благодарю, мисс Лобоска, — скривился Снейп, на мгновение опустив взгляд на собственные руки, после чего вновь вонзился им в замершую с щеткой в руках хаффлпаффку. — Продолжайте работать, если желаете успеть в гостиную до отбоя.
Кьяра вернулась к чистке котла, но спустя некоторое время настойчиво вертевшийся на языке вопрос все же сорвался с ее губ:
— Если вы так не хотите, чтобы я продолжала учиться здесь, почему не позволили сотруднику Министерства увидеть меня тогда?
Снейп слегка вскинул брови.
— Что бы вы там себе ни надумали своей маленькой хаффлпаффской головкой, это была забота не о вас. Как вы думаете, что грозило бы директору Хогвартса, не поставившему Министерство в известность о нахождении в школе оборотня, мало того — об оборотне, находящемся в школе с полного его на то согласия? А сотрудникам, которые об этом знали и так же промолчали?
Кьяра потупила взгляд. Она не думала об этом с такой стороны. Но ведь, и правда, директору пришлось переступить через закон, чтобы Кьяра могла учиться в Хогвартсе. И Снейпу, который был этому очевидно совсем не рад. И мадам Помфри.
Хаффлпаффка вздохнула. Получается, что благодарить ей Снейпа и не за что было? Или все же есть? Имеет ли значение, какие именно мотивы заставили профессора ей помочь?
Кьяра подумала и решила, что нет. Поэтому, хотя профессор за прошедшие месяцы успел с десяток раз перечеркнуть все ее желание благодарить его за что-либо своим ужасным отношением, она все же нашла в себе силы сказать, чувствуя себя при этом максимально неловко:
— Ну, по какой бы причине вы это не сделали… Спасибо вам. Все равно.
Брови Снейпа чуть сошлись к переносице, а затем его лицо вновь превратилось равнодушную маску.
— Десять баллов с Хаффлпаффа, мисс Лобоска. Еще слово, и будет двадцать. Я велел вам вернуться к работе, и под работой имел в виду работу руками, а не языком. Я ясно выразился? Или специально для вас следует повторить еще доступней?
Можно ли было считать улучшением то, что Снейп не упомянул снова о ее оборотничестве, в сравнении с предыдущей попыткой Кьяры выразить мрачному профессору благодарность?
— Нет, сэр, — мотнула головой хаффлпафка. — То есть да, сэр. То есть…
Как ей вообще следовало ответить на несколько вопросов сразу?!
— Минус ещё десять баллов, мисс Лобоска, — протянул Снейп, продолжая тяжело смотреть на Кьяру.
Ох, ну да. Точно. «Еще одно слово…» А если бы она не ответила, было бы «минус десять баллов за грубость по отношению к преподавателю»?
Кьяра раздраженно поджала губы и, нахмурившись, уставилась в наполовину вычищенный котёл. «Ужасный человек!» — подумала она в который раз за прошедшие месяцы.
Больше на той отработке, кроме «Я могу идти?» и «До свидания, сэр», нелюбимая ученица Снейпа так ничего и не сказала.