***
Дом встретил Кьяру запахом теплого дерева, бегоний и папиных яблочных сконов. Мама ужасно готовила. Широко известный в узких кругах арифмант Лаура Лобоска, вечно увлеченная своими расчетами и формулами, могла сжечь до угольного крошева даже омлет. Поэтому за кухню в их семье отвечал папа. И Кьяра обожала его готовку, всегда разнообразную: мясо и супы, салаты и десерты, выпечку. Не было такого блюда, которое Марко Лобоска не смог бы приготовить вкусно. По крайней мере, Кьяра была в этом уверена. И боже, как она соскучилась по его еде в школе! Особенно — по выпечке. В Хогвартсе кормили весьма прилично, но Кьяра ни за что не променяла бы папины сконы на стряпню любого, пусть даже самого искусного в мире домовика. И, сидя тем вечером в их небольшой уютной гостиной с чашкой чая в руках, смакуя во рту яркий вкус запечённых яблок, пропитавших своим сладким соком нежное тесто, Кьяра чувствовала себя как никогда довольной и беззаботной, оставив все тревоги за порогом дома. Ничем не примечательный снаружи, похожий на десятки других таких же, старый кирпичный коттедж с остроконечной крышей, покрытой рыжевато-серой черепицей, выстроил близ магловской деревни Бибери в Глостершире еще дед Кьяры. И с раннего детства он стал для нее самым надежным из убежищ. От страхов и непонимания, обид, разочарований. Потому что здесь жили два самых замечательных человека, которых девочка знала — ее родители. Родители, которые не отказались от нее после происшествия с Фенриром, как — знала Кьяра — это нередко происходило, тратили на нее деньги, рисковали работой, но ни разу ни единым словом за это не попрекнули. Девочка знала, что могла прийти к ним с любой проблемой и получила бы помощь. И очень это ценила, чувствуя дома, рядом с папой и мамой то, что не ощущала больше нигде — безопасность. Оказывается, Кьяра очень устала за год, постоянно опасаясь и скрывая ото всех свою вторую суть. — Ты так сияешь, — хмыкнул в усы отец, вместе с ней наслаждавшийся чаепитием, и Кьяра поняла, что уже некоторое время непроизвольно улыбается. — Я просто рада вернуться домой, — ответила она, немного смутившись. Однако губы ее так и остались растянуты в довольной улыбке. Лаура Лобоска сидела на диване неподалеку, как обычно вычерчивая графики в своем большом магловском блокноте, но Кьяра прекрасно знала: все, что они с папой скажут, мама услышит, запомнит и, когда будет необходимо, добавит что-нибудь от себя. — Я рад, что яркие впечатления первого курса не потеснили нас в твоем сердечке, звездочка, — засмеялся отец, затем посерьезнел, глядя на дочку внимательно и с беспокойством. — Тяжело тебе пришлось? Кьяра вздохнула. Подтянув ноги на кресло, в котором сидела и, устроившись удобнее, грустно кивнула: — Угум. Хотя Кьяра понимала, что может поделиться с родителями любой проблемой, она старалась не делать этого — не до тех пор, пока была уверена, что сможет справится сама. Считала, что и так своей болезнью доставляла папе и маме немало хлопот. Поэтому, хотя они и переписывались по крайней мере раз в неделю или две, гоняя между Хогвартсом и Глостерширом Каледонию, ее сову, о многом девочка им так и не решилась рассказать. Но, по-видимому, родители знали Кьяру даже слишком хорошо. Теперь отпираться было бессмысленно — она всегда была ужасной лгуньей. Поэтому, когда отец спросил: «Расскажешь?», девочка только вновь вздохнула и заговорила: про сложные заклятия и скучного профессора-призрака, про то, как тяжело было оставаться дружелюбной, но держать сверстников на расстоянии, про ноябрьское полнолуние, Фенрира — все же опустив подробности, не желая больше необходимого волновать родителей, — про Снейпа и его третирование. Конечно, несмотря на все ее ухищрения, Лауру и Марко Лобоску неприятно впечатлила история ее встречи с Фенриром и его стаей. Даже рассердила. — Директору следовало написать нам об этом, — хмуро выдал отец Кьяры, отставив чашку с чаем. — Это не рядовое происшествие. Тем более, он обещал, что в школе ты будешь в безопасности. Очевидно, что это не так. Кьяра понимала, что отец прав, но не могла не вступиться за директора: — Но, папа, откуда он мог знать, что Фенрир решит напасть на школу? — Не мог. Но то, что он не сообщил о том, что тебе грозила опасность, неприемлемо. — Ну, все ведь обошлось, — возразила Кьяра, пряча глаза во вновь наполненной чашке с чаем и радуясь, что умолчала о том, что на самом деле пострадала тогда. — И… Я ведь могла встретить Фенрира где угодно. До сих пор могу. Его ведь так и не поймали. И не сидеть же мне взаперти, пока этого не случится! — Конечно, нет, звездочка, — вздохнул отец. — Но мы волнуемся за тебя, — сказала мама. Ее блокнот и карандаш, на время забытые, покоились на коленях. — И предпочли бы знать о подобном. Пожалуйста, милая, не скрывай больше от нас такие вещи. Кьяра нашла в себе силы кивнуть, не уверенная, что правда выполнит это обещание. Родители переглянулись, будто обмениваясь репликами без слов, и, кажется, не слишком-то ей поверили. Но продолжать тему не стали. — А насчет твоего профессора, — продолжила мама. Голос ее звучал задумчиво. — Знаешь, не всегда мрачный человек — злой. Может, у твоего профессора что-то случилось. Что-то ужасное, я имею в виду. Может, он несчастен и оттого зол. — Ну, знаешь, — возразил отец, сложив руки на груди. — Никакое несчастье не даёт право взрослому образованному волшебнику срывать злость на детях, как какой-то школьный хулиган. Кьяра покраснела, уставившись в пустую чашку: — Вообще-то, именно так я ему и сказала. Почти. — Что, правда? — вскинул брови отец. — Угум, — девочка поспешно откусила скон, чтобы скрыть собственное смущение. — Кьяра, — мать укоризненно качнула головой, взглянув на дочь исподлобья. — Что я тебе говорила об уважении к старшим? Отец напротив, испустил смешок. — Эй, все верно она сделала. Уважение, милая моя жена, нужно сперва заслужить. Кьяра прожевала скон и задумчиво нахмурилась. — Вообще-то Снейп перестал ко мне придираться после этого. Ну, по крайней мере на уроках — не больше, чем к другим. — Вот видишь, — улыбнулась мама, — Значит не такой уж он и плохой, этот твой профессор.***
Два месяца с родителями пролетели, как две недели. Кьяра много гуляла, прочитала несколько художественных книг из их домашней библиотеки, сделала и несколько раз перепроверила все задания на лето, и даже выбралась в Лондон, чтобы встретиться с бабушкой. После похорон деда, скончавшегося от драконьей оспы шесть лет назад, пожилая волшебница загорелась неистребимой решимостью воплотить в жизнь их общую мечту, до того все откладывавшуюся и откладывавшуюся, пока в конце концов дедушки не стало. С самой ранней молодости они хотели объездить весь мир, но за двадцать шесть лет совместной жизни едва ли пару раз бывали за границей. Надеялись, что еще успеют, ведь они были совсем не старыми как для волшебников, и впереди у них должно было быть еще много счастливых лет вдвоем, но… Вскоре после того, как осталась одна, бабушка сложила большую часть своих вещей в сумку с Расширяющими чарами и впервые в жизни села на магловский самолет. Он летел куда-то в Южную Америку, насколько Кьяра помнила. И в следующий раз они увиделись почти через два года. К этому времени бабушка успела побывать по меньшей мере в трех десятках стран, пересечь Тихий океан на лайнере, побывать в местах силы и не планировала останавливаться, сохранив это намерение до сих пор. Два или три раза в год бабушка наведывалась в Англию, чтобы повидаться с Кьярой и ее родителями, привозя самые экзотичные подарки, и вновь исчезала, чтобы покорить очередной десяток стран. В этот раз ее визит вышел совсем коротким: несколько часов между портключом из Африки и самолетом в Польшу. Они всего-то и успели посидеть с Кьярой в кафе, но разговор, произошедший между ними в этот день, во многом определил будущее Кьяры на годы и годы вперед. — Знаешь, девочка моя, — сказала бабушка в какой-то момент, когда исчерпали себя ее рассказы о путешествиях и кьярины о школе, — я понимаю, почему ты считаешь это необходимым — держать людей на расстоянии. Но не совсем одобряю. Однажды рядом с тобой может оказаться человек, который, если бы ты только ему позволила, мог бы сделать тебя самой счастливой на свете и сам был бы безумно счастлив с тобой. Но ты об этом просто не узнаешь, если не подпустишь его ближе. Бабушка говорила об этом не в первый раз. Ее немало удручал тот факт, что у Кьяры не было друзей, и «пушистую проблему» внучки она действительно проблемой не считала. Только Кьяра знала лучше — это БЫЛО проблемой. У нее на то имелись наглядные доказательства. — Я уже попыталась однажды, — насуплено ответила девочка. Ей совсем не хотелось говорить на эту тему. — И из этого ничего не вышло, ба. — Одна неудача, милая моя — не повод опускать руки, — покачала головой бабушка, не соглашаясь с ней. — Но я не хочу, чтобы их стало больше, — Кьяра огляделась по сторонам и, понизив голос, добавила тоскливо: — Оборотней все ненавидят. Пожилая волшебница вскинула брови. — Ну и глупости! Вот я не ненавижу. И твои родители — очевидно же — любят тебя. — Это потому что вы — моя семья. Вы меня с детства знаете. Остальные не станут смотреть дальше того, что я обрастаю шерстью в полнолуние. — Конечно, — кивнула бабушка. — Ведь ты не даешь им и шанса это сделать. Кьяра вздохнула. Она прекрасно знала, что бабушку ей в этом вопросе было не переупрямить. Но и уступить девочка в нем не могла. — Потому что не хочу, чтобы потом было больно, — пробормотала она. — И навредить случайно тоже никому не хочу. Бабушка долго смотрела на нее, не говоря ни слова, так, что Кьяре захотелось неловко поерзать на стуле. Затем улыбнулась. — Знаешь, когда твой дедушка перебрался сюда из Америки, он был в чем-то похож на тебя. — Кьяра навострила уши. Она не так уж много знала о молодости старшего поколения семьи Лобоска. — Красивый, но печальный юноша с разбитым сердцем… — Я не!.. — возмутилась Кьяра, но пожилая волшебница не дала ей договорить, продолжив историю: — Отчаянно желавший жить, любить и заводить друзей, но бедный, как церковная мышь и считающий это неодолимым препятствием на пути отношений с кем-либо. — Дедушка был бедным? — удивилась Кьяра. Сколько она себя помнила, их семья всегда жила в достатке. Если бы не потребность в Аконитовом зелье для нее, их даже можно было бы назвать зажиточными магами. — Да, маглорожденным из крестьян. Его родители работали на кукурузной ферме в Мексике, и это же скорее всего ожидало в будущем Луиса, но потом ему пришло письмо из Ильверморни. Он был старательным учеником и не лишен талантов, а открытость и жизнелюбие сделали из него душу компании, его многие любили. И сам он тоже полюбил — как он только и умел, всем сердцем и без оглядки. Девушка вроде бы отвечала ему взаимностью — на последних курсах они, как это сейчас принято называть, «встречались», и Луис считал, что все серьезно. Работал летом на износ, чтобы купить к выпускному кольцо… Но, видишь, ли, у мисс были иные планы. В Америке более вольные нравы, нет такого классового разделения по происхождению, как у нас. Но что там влияет на отношение к человеку в разы сильнее — так это деньги. Та девушка была из очень богатой семьи, привыкла к определенному уровню жизни, Луис же не имел ни денег, ни связей. Каким бы умным, очаровательным и трудолюбивым парнем он ни был, он не удовлетворял в качестве жениха ни самому девушку, ни ее семью. Более того, мисс с самого начала не предполагала продолжать с ним отношения за пределами школы. Кьяра сочувственно вздохнула, представляя деда, которого практически не помнила, молодым и влюбленным. — Мой бедный Луис был разбит. А через полгода, будто несчастья быть использованным богатенькой девчонкой ему было мало, обоих его родителей унес сыпной тиф, и он решил начать все сначала, где-нибудь подальше от мест, хранящих его самые счастливые и самые печальные воспоминания. Так твой дедушка оказался в Англии. Это вышло почти случайно. Я уже говорила, что он был не лишен талантов, и его старательности многие позавидовали бы. Лучше всего Луису давалась трансфигурация. Он всегда планировал получить по ней мастерство, но, как ты понимаешь, испытывал трудности с тем, чтобы оплатить обучение. Его, конечно, это не остановило. Сразу после школы твой дедушка разослал прошения всем известным мастерам по ту и эту сторону океана, вероятно потратив большую часть своих небольших сбережений на совиную почту. Он был согласен заключить довольно кабальный контракт, по которому обязывался фактически бесплатно работать на мастера во время обучения и отказывался от прав на любые свои исследования и наработки, выполненные в то время, зато мог оплатить свое обучение частями и постфактум. Одной из тех, кто согласился взять Луиса в ученики, стала Матильда Уизли — ты ее вряд ли знаешь, она преподавала трансфигурацию в Хогвартсе до двадцатых годов, — и предложила одни из самых выгодных условий. — Так дедушка и попал в Англию, — улыбнулась Кьяра. — А как вы познакомились? — Моя семья занималась строительством волшебных домов. В то время было неспокойно из-за Гриндевальда, и родители не отпустили нас с сестрой в Хогвартс. Мы учились с приходящими учителями, но чтобы совсем не заскучали, отец порой брал нас на свои объекты. Там я впервые и увидела Луиса. Пространственная трансфигурация и капитальное преобразование были одиними из многих дисциплин, что он изучал с мистресс Уизли. Отец же нередко пользовался ее услугами с тех пор, как Матильда отошла от преподавания в Хогвартсе. Губы пожилой волшебницы расплылись в ностальгической улыбке. — Я застала Луиса за работой. Он был так не похож на людей из моего круга общения, всех этих чванливых буржуа, отчаянно косящих под аристократов в пятидесятом поколении — простой и, несмотря на этот свой ореол печали за плечами, полный скрытой жизни. И он так самозабвенно и искусно колдовал… Я влюбилась в него с первого взгляда. Кьяра слушала, затаив дыхание. — В семнадцать я решилась пригласить его на свидание тайком от отца. Конечно, Луис мне отказал, — бабушка усмехнулась. — Уж слишком ситуация была похожа на ту, что он оставил позади, если не хуже — ведь у нас было важно и его безродное происхождение, помимо прочего, а я, к тому же, была помолвлена. — Бабушка! — пораженно воскликнула Кьяра. — Что? — вскинула брови пожилая волшебница, испустив задорный смешок. — Меня никто не спрашивал. Будто не знаешь, как браки заключаются у многих чистокровных! В любом случае, твой дедушка настолько запал мне в сердце, что на какого-то там Блэтчли, которого я в глаза не видела, мне было не то что плевать, я и имя-то его забыла, пока не разразился скандал с разорванной помолвкой. А за Луисом хвостиком ходила, как только удавалось выбраться на стройку. Снова и снова приглашала, а он снова и снова отказывал, но со временем начал со мной разговаривать — сперва по работе, а затем обо всем на свете. Я видела, что тоже нравлюсь ему, и все же он продолжал держать дистанцию между нами. Пока мне не исполнилось восемнадцать и отец не заговорил о моей свадьбе. Луису было страшно, очень страшно говорить со мной о чувствах, Кьяра. Ему казалось, что пока он держит их в себе, ему будет не так больно, если я уйду, как та, другая девушка. Но только твой дедушка понял, что будет жалеть всю оставшуюся жизнь, если, по крайней мере, не попытается дать нам шанс. Пожилая волшебница ласково посмотрела на внучку через столик, за которым они сидели. — Он не сулил мне золотых гор, только свое любящее сердце и постараться сделать все, что только в его силах, чтобы я была счастлива. А мне больше было и не надо. Через неделю я получила свидетельство о сдаче своих ТРИТОНов, собрала вещи и ушла из дома. Конечно, не без скандала, — бабушка хмыкнула. — Мы, конечно рядом со священными двадцатью восьмью и рядом не стояли, но и в наших кругах сбежавшая из-под венца невеста ужасный конфуз для сговорившихся семей. Отец выжег меня с семейного дерева и с тех пор ни с кем из родственников, кроме сестры, я почти не общалась. Поначалу было трудно, и Луису, принявшему на себя гнев отца, всячески вставляющего палки ему в колеса в том, что касалось работы, и мне, в один момент лишившейся семьи и привычного уровня комфорта. Но никогда, даже в самые тяжелые времена, ни я, ни он, если только мне позволительно за него говорить, не пожалели о том, что пошли на риск. Бабушка протянула руку через стол и погладила Кьяру по щеке. — Конечно, ты не раз можешь обжечься, доверившись другим людям. И тебе будет больно. Но, Кьяра, если ты вечно будешь бояться, то можешь упустить шанс на действительно что-то хорошее в твоей жизни — будь то дружба или любовь. Я так не желаю видеть тебя одинокой… Кьяра вздохнула, чувствуя, как тоскливо сжалось сердце. Нет, определенно, пожилая волшебница не понимала, насколько сильно в действительности ликантропия отчуждала ее от окружающих, какие последствия для Кьяры и ее будущего, для репутации родителей могло иметь раскрытие ее тайны не тому человеку, отчего-то искренне веря, что внучка в своем выборе не ошибется. Девочку безусловно тронула история дедушки, но… — На самом деле, у меня уже есть друг, его зовут Борф, — сказала Кьяра, чтобы перевести тему, и некоторое время рассказывала бабушке о стае разумных волков и их с Борфом проделках в Запретном лесу. Лишь перед самым уходом бабушка вернулась к прерванной теме: — Помни, что я тебе рассказала, моя девочка. В жизни очень легко упустить свой шанс на счастье. Это только кажется, что она будет тянуться бесконечно долго, и все еще успеется, а на самом деле… Глаза пожилой волшебницы подернулись печалью, и Кьяра поняла, что она думала сейчас о смерти дедушки и обо всем, что они не успели из-за той вспышки драконьей оспы. — Я бы очень хотела, чтобы дедушку вылечили тогда, — сказала она, теребя бахрому на скатерти. — И, если бы только могла, сделала бы так, чтобы от этой ужасной болезни вообще никто никогда не умирал. Конечно, это звучало наивно — Кьяра понимала. Но ей казался просто ужасным факт, что один маленький волшебный паразит, даже невидный глазу, мог натворить столько бед: разрушить десятки семей, лишить сотни волшебников детей, родителей, любимых… — Ну, — улыбнулась бабушка. Печаль из ее глаз исчезла, уступив место одобрению, — ты можешь… Кьяра удивленно вскинула брови, распахнув глаза. -… однажды попытаться, — закончила пожилая волшебница. — Целитель — достойная профессия, и, думаю, у тебя вполне может быть к ней талант с твоим сострадательным сердцем. Кьяра покраснела. Она действительно с детства старалась помочь всем и каждому, если только имела возможность это сделать, будь то выпавший из гнезда птенец или даже школьный хулиган Донни Миллиган, ожегший на уроке руку кислотой. И, наверно, ей правда понравилось бы лечить волшебников, если бы только на пути к подобной мечте не стояла ее «пушистая проблема». — Кто же меня возьмет в Мунго, бабушка? — вздохнула Кьяра. — Оборотням нельзя работать там. Мне и учиться-то среди нормальных детей нельзя. — Скажешь тоже — «нормальных»! — возмутилась пожилая волшебница. — А ты у меня вроде как ненормальная? Это где же? Руки, ноги вот, голова, как у всех. А то, что пару ночей в месяц шерстью обрастаешь, так встречаются у волшебников и посерьезней недостатки. Вот некоторые греческие волшебницы считают, что купание в ваннах с экскрементами крокодила поможет им сохранить молодость и красоту. — Фу-у! — помимо воли рассмеялась Кьяра, тут же отвлекшись от невеселых мыслей. — А если в Мунго тебя не возьмут, так на Британии свет клином не сошелся, девочка моя. Не все страны так зашоренны, как наша, в отношении темных существ. Эта мысль никогда не приходила Кьяре в голову — что она могла бы уехать. Куда-то, где ее статус не станет стигмой. Кьяра не хотела уезжать. Она любила Англию и свой дом, ей нравилось гулять в Бибери и в Лондоне, нравился Хогвартс, как бы трудно ей не пришлось в нем в прошлом учебном году. Кьяра не была уверена, что правда сможет прижиться в другой стране — со своими обычаями, менталитетом, языком, — не чувствовать себя незваной гостьей. Но если здесь все для нее окажется ужасно в будущем… Было утешительно знать, что у нее есть другой вариант. И с тех пор мысль стать целительницей прочно засела у Кьяры в голове. А вдруг и правда ей удастся победить унесшую столько жизней заразу. Это были тщеславные мысли, даже если само желание и проистекало от чистого сердца, и Кьяра старалась не настраивать себя на столь невероятный успех, но… Вдруг?***
В Хогвартс Кьяра возвращалась с настороженным воодушевлением. Она не была уверена, как Снейп в этом году будет вести себя с ней на уроках. Когда дело касалось этого мрачного волшебника, вообще ни в чем нельзя было быть уверенной… Но маячившая теперь впереди цель придавала сил вынести любые трудности, какие бы ей ни приготовил новый учебный год. Пойманный на Приветственном пиру тяжелый взгляд холодных темных глаз усилил опасения Кьяры в том, что профессор зелий передумал относиться к ней, как к любому другому хаффлпаффцу. Представив, что ей вновь придется пройти через месяцы третирования, Кьяра тяжело вздохнула и уставилась в свою тарелку, тотчас же растеряв весь аппетит. Только недовольно заворочавшаяся где-то в глубине сознания вечно голодная после полнолуния волчья сущность заставила ее завершить ужин. Но первый в новом году урок зелий прошел спокойно. Снейп язвил и делал замечания, осмотрев подготовленные Кьярой ингредиенты, неприязненно поморщился, заявив, что они варят зелье, а не суп — те были нарезаны слишком крупно, — но это было обычным поведением Ужаса Подземелий со всеми, кроме слизеринцев. Так же прошел второй урок и третий, и девочка вздохнула с облегчением. Облегчение — внезапно — было смешано с растерянностью. Привыкнув в прошлом году учиться наизнос, так, чтобы и Снейп не нашел, к чему придраться, и оценки по другим предметам не страдали, теперь, когда профессор зелий оставил её в покое, Кьяра поняла, что у нее остается так много свободного времени и энергии, что она просто не знает, что с этим делать. По старой памяти Кьяра все же выполняла домашние задания по зельям так тщательно, как только могла. Подумав летом над словами Снейпа, она неохотно согласилась с тем, что с его стороны не было совсем несправедливым ожидать от нее большего старания в учебе, даже если он и использовал это в большей как предлог, чтобы издеваться над ней. В конце концов, Ужас Подземелий правда тратил на ее зелье свое личное время, и Кьяра получала его совершенно бесплатно. Это заслуживало какой-то благодарности. И если ее слова были профессору не нужны, девочка решила, что, по крайней мере, будет уважительно относиться к его предмету. Кроме зелий, Кьяра стала тщательнее изучать чары и трансфигурацию, необходимые для обучения колдомедицине. Чем занять оставшееся время, она не знала, и нервничала оттого, что все чаще обнаруживала себя за игрой в плюй-камни или подрывного дурака, либо просто за беседой с другими хаффлпаффцами, невольно сближаясь с ними, ведь отговариваться от совместных развлечений занятостью больше не выходило, а казаться грубой Кьяре не хотелось. Стоило признать, ей нравилось это — быть принятой другими волшебниками. Нравилось веселиться со всеми, на время забывая о своей «пушистой проблеме». Но только сама проблема от этого никуда не исчезла, врываясь в жизнь Кьяры ежемесячными отлучками и тянущим чувством в груди в преддверии каждого полнолуния, нечеловеческой силой, нечеловеческой регенерацией. И девочка понимала, что если с кем-то сблизится, привлечет к себе внимание, рано или поздно, у этих людей появятся вопросы, на которые она не сможет ответить правду. И вряд ли у нее выйдет достаточно убедительно соврать. Спасение пришло к Кьяре после второго в учебном году полнолуния, в середине октября. Она отлеживалась в лазарете после первой ночи трансформации и отчаянно скучала. Мадам Помфри проводила ревизию в зельехранилище, записывая что-то пером в пергамент. Кьяра вызвалась ей помочь, и они разговорились. Так школьная медиведьма узнала о ее новой мечте, и, проникшись, предложила приходить в свободное время ей помогать, чтобы, по крайней мере, Кьяра имела возможность убедиться, действительно ли это то, чем она хотела заниматься в жизни. Конечно, девочка согласилась. Еще больше Кьяру обрадовало сообщение директора вскоре после этого, что Фенрира с его стаей видели во Франции, а значит ей снова можно было проводить полнолуния в Запретном лесу с Борфом и его стаей. Казалось, что второй курс Кьяры обещал пройти гораздо лучше первого.