The Strange Face of Love

От этой женщины голова у него шла кругом. Ее жаркая кожа, исходивший от нее запах дыма, громкий смех, совсем неуместный в темной комнате, отвлекали внимание, и он совершал промах за промахом. Габриель Гарсиа Маркес «Сто лет одиночества»

При Артуре особняк стал совсем другим: помолодел и по нескольку раз на дню линял из респектабельного клуба будущих пэров в пристанище экстравагантной богемы, а потом и в дом терпимости, и уже совсем поздно ночью – в военную базу. В воздухе разливался запах дорогих сигар и дешевых сигарет, сладких духов, виски, резкая визгливая музыка добиралась до самого подвала вместе с громовым хохотом хозяина и его гостей. Поначалу Алукард наблюдал за гримасами человеческой и хозяйской юности с демонстративной покорностью, но постепенно привык к этому новому духу, сменившему аскетичную строгость владычества Абрахама, и даже нашел некоторые преимущества. В доме было много женщин, совершенно новых, похожих на экзотических птиц: в узких цветных платьях совсем без корсетов, с короткими завитыми волосами, яркими глазами и темно-карминными губами. Они танцевали, громко смеялись, курили и пили виски так же, как и мужчины, не всегда красивые, они, тем не менее, чем-то неуловимо напоминали вампирш, хотя перепутать он не мог. Их свобода и томная развязность вызывали у него иногда - отвращение, а иногда - жгучее любопытство: быть может, люди и не становились лучше с годами, но уж точно находили, чем удивить его. Любопытство, впрочем перебарывало, тем более что Артур, в отличие от Абрахама позволял Алукарду пользоваться практически всеми шансами, которые могли вампиру представиться. Правил было немного: не трогать прислугу, никого не убивать и не принуждать, не пить кровь подружек и не докучать приличным девушкам. Настоящие трудности у Алукарда были лишь с последним: разобрать, кто есть кто, он мог не всегда. Флоренс было трудно назвать приличной девушкой: она курила, рисовала себе губы и глаза, пила виски и говорила с непривычной вульгарной небрежностью иностранки. Ей было уже двадцать пять, и она приехала из Америки с братом, который, похоже, очень дурно выполнял свой долг, если его сестра проводила время в обществе Артура Хеллсинга. Появившись впервые, она так громко смеялась, так свободно разгуливала по особняку, что разбуженный раньше обычного Алукард счел ее своим законным развлечением. Обычно эффектное совершенно бесшумное появление в дверях на сей раз не произвело должного впечатления: девушка, разглядывавшая какой-то журнал, обернулась на вампира с любопытством, но без всякого страха и защебетала: – А я жду Артура. Вы, наверное, один из его ужасных друзей, с которыми он постоянно обещает меня познакомить? Поедете с нами обедать? – Я – слуга, – ухмыльнулся Алукард, демонстрируя клыки. – Да? Тогда боюсь представить, что у него за друзья, – закатила глаза гостья. – Но вы не похожи на слугу, – она задумалась. – Это какой-то маскарад? Алукард улыбнулся еще шире: – Можно назвать это и так. – Артур бы, наверное, сказал, что знакомиться со слугами ни к чему, но я – Флоренс, – она поднялась из кресла и протянула ему руку. – Мой хозяин называет меня Алукард, – ответил вампир, поднося ладонь к губам с медлительной старомодной учтивостью. – Вы, англичане, совершенно сумасшедшие! – рассмеялась девушка. Он уже почти всерьез озадачился, что делать со столь странным существом, не замечающим очевидного, как по коридору прогрохотали торопливые шаги и в комнату ворвался растрепанный и веселый Артур Хеллсинг. – Флоренс, дорогая, прости, что заставил тебя ждать, машина уже подъехала, - выпалил с порога хозяин и тут же нахмурился. – А ты что тут делаешь? Надоедаешь старушке Флоренс? – Ни в коем случае. Развлекает меня беседой, – девушка подхватила вампира под руку, – А он правда слуга? Полагаю, это какой-то розыгрыш. – Правда-правда, – закивал хозяин. – А вообще, будь с ним поосторожнее. Он вампир. Алукард широко улыбнулся хозяину: шутка неизменно производила впечатление, хотя иногда в выигрыше оставался немертвый, а не его хозяин. – Да? – округлила глаза Флоренс, заглядывая в лицо Алукарду. – Ты выглядишь куда лучше, чем Бела Лугоши. Вампир скрипнул зубами: он начал подозревать, что синематограф и бездарная литературная шутка Абрахама ван Хельсинга доставят ему еще немало неприятностей. ~ * ~ *~ *~ Алукарда Флоренс совершенно не боялась. Не потому что была слишком смелой или могла похвалиться отважным сердцем - она не верила в вампира абсолютно, и потому он мог ходить при ней сквозь стены, распадаться на клоки тьмы или вызывать звероформу, она ничего не замечала. Ее мир был устойчив, красив и удобен, как хорошие туфли. Расшатывать эту устойчивость было забавно – и Алукард, и Артур старались каждый по-своему, но безуспешно: Флоренс находила сотни объяснений странностям, творившимся вокруг нее, обходя самые очевидные ответы, а когда не могла совладать с реальностью, просто говорила, разводя руками: «Вы, англичане, совершенно сумасшедшие. У вас тут происходит черти что!» Она была из тех американок, которые покупали старые английские усадьбы, только если в описи имущества значилось фамильное приведение, и потом с удовлетворением слушали вой и лязганье цепей по ночам. Артур с его странным домом и странным слугой был для нее воплощением аристократического английского безумия: бедная девушка никогда не трудилась вспоминать, что ее эксцентричный приятель – англичанин лишь во втором поколении, да и приличное общество от него вовсе не в восторге. Она была хороша собой, добра и неизменно весела и, может быть, это влекло Артура, устававшего от ненормальности своего образа жизни. Алукарда же интересовало иное: прихотливость здравого смысла девушки оскорбляла древнего вампира настолько, что он сам не заметил, как угодил в ту же западню, что и сорок лет назад. Пожелав однажды разрушить ее безмятежный мир, он и сам не заметил, как начал желать ее саму. Алукард подозревал, что получить тело Флоренс будет несложно: так бесстыдно эта девушка смотрела на него, болтала и флиртовала, но мысль о том, что она все равно примет его за кого-то другого, была нестерпима. Тем временем она приезжала все чаще, с шумной компанией, которая потом танцевала совершенно непристойные танцы под визгливую модную музыку, с братом или одна. Иногда она часами просиживала в гостиной, дожидаясь Артура, пила чай и много курила, пытаясь хоть немного унять нетерпение. Такой она нравилась вампиру больше всего, и Алукард, чувствуя ее раздражение, поднимался наверх и, широко улыбаясь, входил через стену рядом с дверью. – А, это ты, – рассеянно приветствовала его Флоренс. – Принеси мне что-нибудь выпить. Обычно вампир не двигался с места, и тогда она хмурилась и сердилась: «Ну и слуги! Что ты вообще тут делаешь?!» – но однажды Алукард решил, что, быть может, сумеет найти развлечение получше и ответил: – Хорошо. Вернулся он через несколько минут с двумя бокалами, с золотистым для Флоренс, с густо-багровым – для себя. – Бренди, – она даже поморщилась. – Не люблю. А это что? – Кровь, – улыбнулся Алукард. – Кровь? Ах, ты же вампир! Ну-ка, дай сюда. Она подозрительно принюхалась, повертела стекло на свету, разглядывая. Немертвый замер в ожидании, сам не замечая, как предвкушающая хищная улыбка раскалывает его лицо. Флоренс поднесла бокал к губам и сделала большой глоток. Алукард смотрел и не мог отвести глаз. Она облизнула темно-вишневые губы. – Вкусно. Изумление и ярость на мгновение ослепили и оглушили его, Алукард захлебнулся бурлящим мраком, превратился в единую тьму, еле запертую ненадежной оболочкой и тащившую его неведомо куда. Уже через мгновение он справился с беспощадным течением, вынырнул обратно и тут же обнаружил под пальцами безумный живой пульс, а под собой – слабое трепыхание придавленного тела. Убить, разорвать, растерзать, высушить до последней капли – гремело вокруг, и он был счастлив уступить и уже уступил, но в последний миг, цепляясь за осколки разума, разомкнул пальцы, стискивавшие хрупкое горло, и прижался сжатыми губами к яркому рту, размазывая отвратительную краску. На свое счастье, Флоренс все поняла не так: зарылась пальцами в волосы, притягивая ближе, прижалась губами в ответ, снова заерзала, ухватилась за ворот плаща, пытаясь стянуть, не разрывая поцелуя. Ее беспокойная хаотичная страсть раздражала сильнее, чем распаляла, но простая, почти человеческая досада была сейчас как нельзя кстати. Оскорбленная тьма отступала, рассеивалась горчащим дымом и уже очень скоро Алукард понял, что способен оставить ее в живых, а значит, может полностью посвятить себя иному процессу. Поймав тонкие запястья, Алукард пригвоздил Флоренс к неизвестной поверхности, на которой они оказались, чтобы избавиться от ее ненужных, суетливых прикосновений. Охваченный тенью минувшего гнева, он не щадил ни ее тонких шелков, ни бледной фарфоровой кожи, на которой под его пальцами и губами мгновенно расцветали багровые синяки. Он вбивался в нее, забыв об искусстве любви, обо всей изысканной нежности, которая была ему доступна, с удовлетворением осознавая, что извивающаяся и стонущая под ним дикая кошка никогда не была и не будет леди, и то, что он вытворяет с ней сейчас – единственное чудо, в которое она согласна поверить. Когда девушка тоненько ахнула, Алукард замер: ему показалось было, что она наконец сумела увидеть настоящее: оскаленное красноглазое чудовище, нависшее над ней, и глазастую тьму, клубящуюся по углам. – Отпусти руки, больно, – зашипела Флоренс, но с его новым толчком ее глаза опять заволокло сладкой мутью. ~ * ~ *~ *~ Они продолжали встречаться к взаимному удовольствию, во время которого Флоренс не уставала напоминать вампиру об испорченном платье, порванной нитке жемчуга и поспешном бегстве из особняка. – Трудно быть женщиной, – вздыхала она всякий раз. – В самом деле? – притворно удивлялся вампир. – Разве это не весело? – Ничуть. Но тебе все равно не понять. Алукард смирился с ней и лишь иногда жалел, что не может обратить ее в вампира и проверить свои догадки: он начал подозревать, что она не заметит никакой перемены, даже став немертвой, разве что порадуется открывшейся возможности плясать всю ночь. Все закончилось так же внезапно, как и началось. – Я завтра уезжаю. Возвращаюсь в Нью-Йорк, – сообщила Флоренс и не дождавшись вопроса продолжила. – Скоро герр Гитлер начнет бомбить вас, а это совсем не то, на что я хотела бы посмотреть, понимаешь? Тем более Артур на мне все равно не женится, даже если я останусь. Эта дикая возможность никогда не приходила Алукарду в голову. Но кажется, он все-таки серьезно ошибся и Флоренс была приличной девушкой. – Почему же? – только и спросил он. – Второй Уоллис Симпсон ваша Англия не выдержит, – рассмеялась Флоренс. – или вторая Уоллис Симпсон не выдержит вашей Англии. Она повисла на его плече, чтобы дотянуться и тронуть поцелуем щеку. – Не обещаю, что буду скучать. Но драмы, кажется, тоже не по твоей части. – Да, не по моей, пожалуй, – ухмыльнулся Алукард.