ID работы: 9976044

Планета бедствий

Гет
R
В процессе
5
Размер:
планируется Макси, написано 113 страниц, 9 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
5 Нравится 4 Отзывы 1 В сборник Скачать

Глава 9. Адольф Рэйнхардт

Настройки текста
      Госпиталь «U-NASA». 10:26. Хирургическое отделение.       Один час. Двадцать три минуты. Пятнадцать секунд.       Именно столько понадобилось врачам на подготовку к новой операции, требующейся, по их словам, в безотлагательном и срочном порядке Окумуре Химе.       Если верить статистическим данным «U-NASA», процент выживаемости после процедуры пересадки мозаичного органа, при условии, что носитель окажется совместим с сегрегированным прототипом, составляет 36 процентов. При подсчёте этого показателя использовался коэффициент первичной смертности подопытных, или, проще говоря, – случаев, когда смерть испытуемого наступала сразу на хирургическом столе без дополнительного врачебного вмешательства. Никому из участников проекта «Аннекс-1» доселе не требовалось вторичное оперирование. Но всё бывает в первый раз, а когда что-то происходит в первый раз у учёных, это уже эксперимент. Сегодня три врача с высшей докторской степенью и десяток младшего медицинского персонала собрались, чтобы провести новый опыт.       Худенькая белокурая девочка лежала под ядовитым белым светом медицинских ламп, и руки её, тоненькие и бездвижные, вытянулись вдоль тела на простыне изумрудного цвета. Кислородная маска на её лице едва заметно запотевала от слабого дыхания. Датчики диодов, приклеенных к её лбу, тихонько пищали. «Лапы»-манипуляторы хирургических роботов-ассистентов вились вокруг неё зловещими длинными тенями, пока врачи заканчивали последние приготовления. Мужчина, возложивший на свои плечи бремя ответственности за происходящее, молча наблюдал за процессом через двустороннее стекло снаружи.       У этого «эксперимента», размышлял Комачи Шокичи, нет гарантированного результата, есть только попытка – одна попытка – вернуть новоиспечённого бойца в строй. Неудача учёных сегодня для них самих будет значить лишь то, что им необходимо провести работу над ошибками, а потом попробовать снова, провести новый «опыт» и закрепить успех. Для Окумуры Химе же сегодняшняя неудача врачей станет фатальной. Компания умоет руки, учёные начнут всё заново, а он, Комачи, станет лжецом и Иудой в глазах сильно подверженной эмоциям девушки, которой суждено остаться одной.       Эта мысль вызывала ноющие спазмы в грудной клетке. Она пугала и ерошила капитана, заставляла его сомневаться. Но на сомнения ему оставалось три минуты. И пока они истекали, доктор Лиланд Хитч, стоящий рядом с ним с голографическим планшетом в руках, рассказывал капитану о планируемом ходе операции – поэтапном процессе того, что они сейчас предпримут, чтобы вывести «образец» из комы. Но голос доктора, стылый и чопорный, для капитана превращался в смешанный звон гулких мыслей и терзаний совести. Он был похож на скрежет ногтями по стеклу, и этот скрежет становился всё настойчивее по мере того, как долго Комачи всматривался в лицо Химе и силился уловить малейшее движение её ресниц.       Пускай она очнётся. В эти две последние минуты – пускай она очнётся!       Чтобы вновь смотреть на него искрящимися восхищением глазами, как тогда, в третий день августа, когда ей довелось узнать, что она «и вправду полетит в космос на настоящем космическом корабле, как в фильмах». Комачи не знал (или же не хотел знать), почему сейчас стоит здесь, когда ему положено быть на совещании в главном центре, и слышит в голове звонкий голос пятнадцатилетней девочки, которая приходится ему лишь будущей подчинённой, одной из девяноста девяти членов его экипажа, не более чем.       Тут же поджидал и голос Мишель, строго смотрящей из-под очков: «Не заигрывался бы ты в их «папочку»».       И голос Юки, удивлённо вскидывающей бровью: «Мы ведь вам не родственники».       Но для тех чувств, которые вдруг начал испытывать Комачи к этим двум девочках, не нужно было быть родственниками. Тех, кем они вскоре станут, связывают узы сильнее кровных. Он знал это. Не понаслышке.       Комачи приподнял рукав своего пиджака, взглянул на массивные наручные часы.       – Сделайте всё, чтобы она проснулась, – строго обозначил он доктору, прежде чем развернуться и двинуться к выходу.       – Я подчиняюсь только генеральной ассамблее «U-NASA». Командовать будете своими солдафонами на Марсе, капитан, – огрызнулся Хитч.       Покосившись на капитана, док содрогнулся в неподдельном ужасе и чуть было не выронил из рук планшет. Японец смотрел на него через плечо с животной свирепостью в янтарно-карих глазах. А под кожей его лица напряжённо прорывались узлы трансформации... безжалостного шершня.       Второй раз голос его прозвучал ещё жёстче:       – Вы сделаете всё.       И Комачи Шокичи удалился, оставив доктора Хитча унимать дрожь в коленях.       Время 10:30.       Операция повторного оперирования мозаичного органа началась.

***

      Над научным городком опускались сумерки. Последний луч золотисто-пурпурного заката облизал горизонт, солнце сдало свою вахту, и Юки посчастливилось наблюдать, каким необыкновенно красивым рисуется небо в минуты, когда главенствующая звезда Солнечной системы ныряет за фантомную линию, зовущуюся на Земле горизонтом. Она знала, что Солнце является звездой, а не планетой, лишь благодаря её любознательной младшей сестре, которая, бывало, принесёт из школы научный журнал для детей, откроет раздел про космос и читает вслух, несмотря на ворчания старшей сестры.       «Солнце — это звезда в центре нашей солнечной системы, – Химе читала с таким энтузиазмом, словно выступала на научной конференции с собственной диссертацией. – Это большой шар из газа и плазмы, который генерирует свою собственную энергию посредством ядерного синтеза в своем ядре. Как наша единственная звезда, это единственный естественный источник света во всей Солнечной системе».       На закате дня мысли обретали более устойчивые очертания, но в компании одиночества их голоса становились ужасно громкими и беспокойными. Юки сидела во дворе перед главным исследовательским центром, патрулировала взглядом вход, измучивая себя ожиданиями, и день, складывающийся из бесконечно долгих часов, начал казаться ей нескончаемым. Аккуратные кроны деревьев отбрасывали тени на облагороженные асфальтированные дорожки. Юки сидела здесь с самого утра, всего один раз отвлеклась на перекус, пару раз – на туалет, но всё остальное время несла самолично навязанный пост, наивно полагая, что это как-то поможет её сестре очнуться.       Из её кармана что-то выпало на землю. Бумажный журавлик, собранный по принципу оригами, которого ей дала Шейла. Юки подняла его, поместила в своих ладонях. Этот журавлик сейчас был самым ценным, что у неё есть, ведь он олицетворял не только её веру в выздоровление Химе, но и веру Шейлы. Мысли материальны, так любила говорить Шейла, когда пыталась убедить подруг не волноваться, и именно поэтому Юки старалась поменьше думать о плохом и побольше – о хорошем. Но стоило ей хотя бы на секунду ослабить бдительность, как самые страшные мысли рвались наружу из недр сознания, вгрызались в рассудок, отравляя его. Как вышло так, что, пройдя через смертельно опасную процедуру пересадки мозаичного органа, при статистической выживаемости в тридцать шесть процентов, всем семерым удалось выжить? И как может получиться так, что чудо, которое они все увидели в этом стечении обстоятельств, прямо сегодня может оставить их... вшестером.       Если крепко зажмурить глаза и тряхнуть головой эти удушливые мысли уйдут? Юки поверила в это, насильно вернула себя к оптимизму, хоть это и было сложнее, чем противостоять банде озлобленных вооружённых битами и кастетами старшеклассников. Этот журавлик скоро воспарит в небе, представилось девушке, они запустят его все вместе с крыши одного из этих бесчисленных небоскрёбов. Но перед этим им придётся провернуть операцию по тайному проникновению на крышу, а это наверняка ох как заинтересует Маркоса и Алекса. Юки ясно увидела, как засияют азартом их глаза, когда эти двое узнают, что им предстоит втайне от охраны, без разрешения подняться на крышу. Акари им подсобит. Шейла и Ева будут осторожничать, но от участия точно не откажутся. А улыбка Химе, вернувшейся к друзьям, будет самой широкой и самой счастливой. Всё так и будет. Должно быть так.       Воспарить этому журавлику доведётся раньше, чем Юки ожидала...       Ушлый ветер выхватил журавлика из рук Окумуры и понёс прочь над ровно выстриженным газоном куда-то по улице.       Боясь потерять его, Юки бросилась вдогонку за проворным ветром, которому, как пить дать, наскучила мрачная кислая мина этой девчонки, что весь день караулит во дворе мусорные баки и скамейки, и он решил порезвиться с дорогой для неё вещью и пощекотать ей нервы. Сначала ветер загнал журавлика на ветку дерева, но, когда Юки решилась лезть за ним и начала карабкаться по стволу, пододвинув близстоящую скамейку, столкнул журавлика и понёс его дальше. Разозлённая и напуганная Юки несколько раз была в шаге от победы в этих раздражающих салочках, но журавлик юрко ускользал меж её пальцев, дрейфуя на волнах резвящегося ветра.       Бежать пришлось до фонтана, который располагался дальше всех знакомых Юки мест от главного исследовательского центра. В этой части городка она ещё ни разу не была, да и не знала, что здесь есть фонтан. Именно здесь ветер наконец-то выдохся, устал ребячиться, и, казалось бы, на этом Юки победила. Но победил на самом деле ветер, который, утащив её бумажного журавлика в менее людное и не знакомое ей место, опустил бумажную птицу не куда-то, а на голову сидящего у фонтана мужчины. И этот мужчина уже был знаком Юки – офицер немецкого подразделения.       Несмотря на то, что он сидел спиной к ней, узнать его не составило труда: единственным знакомым Юки блондином, носящим стоячий воротник, закрывающий ему нижнюю половину лица, был Адольф Рэйнхардт. Почувствовав, как что-то коснулось его волос, Адольф снял это «что-то» с головы, удивлённо рассмотрел журавлика, начал оглядываться по сторонам в поисках какого-нибудь ребёнка, который его запустил. Сама не зная зачем, Юки быстро юркнула под кусты, стена из которых опоясывала небольшую территорию у фонтана. Почему-то ей совсем не хотелось беспокоить этого человека, особенно, принимая во внимание то, каким Адольф казался закрытым и холодным в общении. Но деваться некуда, журавлика надо было забрать. Так что, набравшись смелости, Юки вышла из своего укрытия и направилась к фонтану.       – Офицер Рэйнхардт, – позвала Юки, стараясь не давать своему голосу дрожать («Почему я вдруг вообще так разволновалась?»). Она указала на бумажного журавлика в его руках. – Это... моё. Ветер вырвал его из моих рук и унёс. Прошу прощения. Он очень дорог мне. Не могли бы вы вернуть его?       Откуда вдруг в её ещё не до конца отрефлексированном лексиконе отыскались такие вежливые и аккуратные слова, Юки будет выяснять потом, вероятно, после того как выяснит, отчего вдруг просить вернуть бумажного журавлика оказалось так неловко.       Адольф взглянул на заговорившую с ним девушку. Несколько секунд рассматривал её лицо, как будто видел впервые, затем перевёл взгляд на фигурку из бумаги.       – Белый журавль... – задумчиво произнёс он.       – Да. Символ мира.       – И вечной жизни. – Юки показалось, что в его голосе промелькнул оттенок печали, или, может, то просто была специфика его тембра. Адольф протянул журавлика его хозяйке и спросил: – А что он значит для тебя?       Недолго думая, Юки ответила, и её голос и вправду невольно стал печальным:       – Мою сестру.       Теперь, когда журавлик снова был в её руках, стало немного спокойнее. Юки спрятала его обратно в карман, подумав, что впредь ей придётся быть внимательнее.       У фонтана скучковалась довольно-таки большая стая сизых голубей, и Юки лишь сейчас обратила на них внимание. Здесь же она заметила, что голуби подбирают с земли крошки хлеба, в то время как Адольф что-то держал в сложенной «лодочкой» левой ладони. «Он что?..»       – Вы кормите голубей? – удивления в её вопросе оказалось больше, чем положено правилами приличия.       – Что в этом странного?       – Нет, ничего. Простите, – Юки смущённо улыбнулась, потёрла шею.       «Это не странно, – подумалось ей, и лицу вдруг почему-то стало жарко. – Это очень мило». На самом деле странным и милым это было в одинаковой мере. Подумать только, Адольф Рэйнхардт, мрачный забитый офицер, загадочно прячущий пол-лица под одеждой, сидит в поэтичном одиночестве у фонтана и бросает явно заранее подготовленный корм снующим под его ногами птицам! Это никак не вязалось с первым сложившимся о немце впечатлении.       Находиться здесь больше не было необходимости, журавлика она поймала, теперь же можно вернуться на свой пост. Но Юки не уходила, вдруг поймав себя на каком-то нездоровом интересе. Прямо как тогда, когда Адольф провожал её по коридорам больницы, помогая ей найти палату сестры – сейчас она так же, как и тогда, почувствовала за собой эту странную тягу к общению с этим человеком. Кажется, в этот раз Адольф выглядел даже печальнее (не мрачный, не раздражённый, а именно печальный, как будто он скорбел о смерти дорогого ему человека, но не говорил об этом), чем при её первой встрече с ним, быть может, оттого, что ей довелось застать его в одиночестве. Он любит быть один? Или вынужден быть один? Почему, несмотря на то, что он подаёт себя не совсем дружелюбно, он всё же не отталкивает Юки, а наоборот – притягивает? Её ещё никогда так не тянуло к знакомству, как в случае с этим неоднозначным мужчиной.       – Простите, – она вновь решила заговорить с ним, где-то глубоко внутри полагая, что он, возможно, хочет, чтобы она ушла. – Можно и мне тоже?       Адольф взглянул на неё с вопросом.       – Тоже хочу покормить их.       Он почему-то слегка замешкался, нерасторопно отвёл взгляд и ответил:       – Как хочешь.       Приветливо улыбнувшись, старательно показывая свой дружественный настрой (если подумать, Юки уже делала большие успехи в такой сложной науке, как общение с людьми), Юки присела рядом с офицером на каменный выступ фонтана. Адольф протянул ей раскрытую левую ладонь, где держал хлебные шарики для птиц, и Юки взяла немного. На её губах непроизвольно растянулась широкая улыбка, когда она наблюдала, как голуби с удовольствием склевали всё, что она им бросила. Птицы внимательно наблюдали за её движениями, осторожно, но упрямо подходили ближе, а затем, точно одержимые, слетелись на упавшие хлебные крошки.       – Такие славные, – умилилась Юки. – Вот бы подержать одного из них на руке.       Не только Адольф казался Юки необычным – необычное они находили друг в друге обоюдно. Он смотрел на то, как эта девушка сейчас с неподдельным интересом и таким по-особенному детским восхищением бросает голубям хлеб, и вспоминал, как эта же девушка недавно чуть было не откусила лицо доктору Хитчу за то, что тот ничего ей не сказал об ухудшившемся состоянии её сестры, и какой свирепой она в тот момент выглядела. Признаться, тогда Адольф на секунду подумал, что не сумеет её остановить. Она была так подавлена, так зла, но теперь выглядела иначе, стоило ей только один раз бросить голубям пригоршню хлебных шариков. Но смотреть на неё дольше нескольких секунд ему не удавалось: машинально Адольф отводил взгляд, когда Юки вновь прикасалась к его ладони, чтобы зачерпнуть немного угощения для птиц.       Теперь она пыталась покормить их с руки: опускалась ниже и протягивала голубям широко раскрытую ладонь в ожидании, что какой-нибудь пернатый смельчак отважится подойти к большому человеку. Юки спустилась на корточки, старалась тянуться к пятившимся от неё голубям не слишком настойчиво, чтобы не спугнуть их, и всё приговаривала не типичным даже для самой себя сюсюкающимся голосом: «Ну же, я вас не обижу. Хорошие, я не кусаюсь. На, держи. Ну, возьми, не бойся».       Рядом с ней вдруг опустилась рука Адольфа, и все голуби ринулись к нему. Без капли страха птицы подходили к мужчине и хватали хлеб с его ладони, а Юки удивлялась и немножко даже завидовала. Может быть, он угощает их тут не впервые, поэтому голуби к нему привыкли? Получается, он их приручил? Нет, это уже не просто мило, это слишком мило! А понятие «слишком мило» всё ещё очень плохо вязалось с офицером Рэйнхардтом.       – Они вас совершенно не боятся, – вслух подметила Юки. – Ко мне подходить не хотят, а вас будто бы за своего принимают.       Немного погодя, Адольф о чём-то размышлял, а затем попросил Юки протянуть ему руку. Он пересыпал в её ладонь весь хлеб и показал голубям свою раскрытую пустую ладонь. Те, словно надрессированные собаки, поняли, что у него больше ничего нет, и стали потихоньку ютиться в сторону девушки, которой он отдал лакомства.       – Сбрось сначала немного крошек под свою ладонь, – посоветовал Адольф, – пускай они подойдут ближе. Затем протяни им руку, но не торопись, делай это медленно, без резких движений. Постарайся ни о чём не думать. Птицы всё чувствуют.       Казалось бы, кормить голубей хлебом, что в этом такого сложного, а нет – целая наука! Юки точно следовала инструкциям, делала всё, как говорил офицер, и в итоге добилась того, чтобы недоверчивые пернатые фуди* всей стаей обосновались около её руки, склёвывая весь оставшийся хлеб. Их маленькие клювики щекотали ей ладонь, и Юки тихо хихикала, но быстро себя одёргивала, вспоминая: никаких лишних звуков и движений, иначе потеряет с таким трудом завоёванное доверие.       Но хлеб закончился, а уходить по-прежнему не хотелось. Юки вновь присела недалеко от Адольфа, а стайка голубей всё ещё топталась под их ногами, выпрашивая ещё чего-нибудь вкусного. Воцарившуюся тишину разбавлял шум падающей воды за спиной.       Юки обратила внимание (в самый первый раз, когда увидела своего бумажного журавлика в руках немецкого офицера, и сейчас, после того как брала хлеб из его ладони), что на запястьях, что виднелись из-под рукавов куртки, руки Адольфа покрывали шрамы – словно обожжённые участки кожи, тянущиеся к длинным пальцам. Может, подумала она, и под воротом куртки он прячет что-то подобное? Он имел полное право скрывать свои шрамы, а Юки имела полное право сгорать от любопытства. Но говорить об этом вслух всё же не стоило, она понимала. Внешность Адольфа Юки находила весьма интересной, в этом она больше себе отказывать не могла, хоть и списывала этот интерес на непривычное для себя общение с иностранцами. У него были светлые и редкие брови, которых почти не было видно над насыщенно-зелёными глазами с густыми ресницами. Нос тонкий, вытянутый, с маленькой горбинкой. Судить о телосложении было сложно из-за куртки, но плечи у него были широкие, а ноги довольно стройными. Несмотря на свои увечья (шрамы – на этой версии Юки пока решила остановиться), он мог бы оказаться... весьма симпатичным мужчиной.       «Что? – бросила сама себе Юки, словно очнувшись от глубоко сна. – Почему я вообще об этом думаю? Я ведь... совсем не знаю его».       Он вновь смотрел на неё, будто бы спрашивая, в чём дело, почему она опять так неприкрыто таращится на него. Юки почувствовала, как к лицу моментально прилила кровь, на секунду стало просто невыносимо жарко. Она спешно отвела взгляд.       Вдруг мужчина подумал, что слишком уж часто в последнее время пересекается с этой девушкой, но до сих пор даже не знает её имени.       – Ты ведь из Японии, верно? – спросил он. – Как тебя зовут?       – Окумура Юки.       – Что привело вас с сестрой в «U-NASA»?       Он спрашивает потому, что ему и впрямь интересно, или же потому, что он, как старший офицер, должен быть осведомлён о своих подчинённых? Не важно, в любом случае, Юки ощутила сладкий привкус маленькой победы – ей удалось разговорить этого нелюдимого парня!       – У нас в Японии осталась подруга, болеющая И.П. вирусом. Мы... не то, что бы жили припеваючи. Скорее, всё ровно наоборот. Помощи ждать было неоткуда. В государственных больницах и пальцем не пошевелят ради таких отбросов общества, как мы, которые перебиваются подачками улиц и вынуждены воровать еду, чтобы прожить ещё хотя бы один день. Но потом пришёл Комачи Шокичи и сказал, что компания «U-NASA» занимается разработкой вакцины от инопланетного вируса, который подкосил нашу подругу, и что мы можем помочь в этом. Сейчас я думаю, что выбора у нас особо не было. Это стало единственной подвернувшейся нам возможностью попытаться спасти нашу подругу, и другой такой нам не выпадет. К тому же... «U-NASA» это единственное место на Земле, где нужны наши способности.       Адольф уже что-то слышал об этом, о сёстрах из Японии и парне, которых привёз капитан Комачи, об «особенных образцах». Так значит, она была одной из них?       – Я всё ещё будто бы не до конца понимаю, зачем я здесь, – призналась Юки, задумчиво усмехнувшись. – Это всё похоже на сон. Этот научный комплекс, другая страна, изменения во мне, мысль о полёте в космос... Меня не покидает чувство, будто кто-нибудь вот-вот разбудит меня. Происходит много всякого, – она подумала о Химе, о своих осложнениях после операции, – но я не хочу жалеть о своём выборе. У меня наконец-то появилась настоящая цель, предназначение, которое я обязана выполнить. Моя жизнь больше не бесполезна.       Юки спрашивала себя, и ответить не могла, почему вдруг решила, что может разговаривать с этим мужчиной так откровенно, как с Шейлой или Евой. Ответ крылся в её маленьком и совершенно не объяснимом желании сблизиться с офицером, ведь, как правило, если открыт ты, то открыты и тебе в ответ. Юки надеялась, что верно усвоила этот урок.       Адольф молча выслушал её, наблюдая за тем, как не теряющие надежды голуби вьются у них под ногами и так по-умному, будто бы совсем по-человечьи, смотрят на него.       – Я понимаю твои чувства, – сказал Адольф. – Но вы зря связались с «U-NASA».       – Хотите сказать, мы не должны были попробовать?       – Никто вам не позволит просто «попробовать». Получив мозаичный орган, вы стали собственностью компании. Теперь они будут использовать вас, как марионеток, до конца ваших жизней, а может, даже после смерти. Ваши жизни для них ничего не стоят. Мне хорошо это знакомо. Когда-то и я был... на твоём месте.       Юки не бралась утверждать, что понимает, о чём он говорит, но всё же догадки у неё имелись. В конце концов, она прекрасно понимала, кем они – добровольцы – являются для компании. Но надо было признать, что сближаться с Адольфом ей нужно куда более осторожно, чем она думала: кажется, у него имелась жуткая привычка говорить в глаза ничем не приукрашенную правду. Не каждому такое придётся по душе.       В воздухе слегка похолодало, и над научным городком опустились сумерки. Солнце полностью спряталось за горизонт, и теперь исполинские небоскрёбы стояли в розоватом призрачном мареве, предвещающем скорое наступление темноты. Вдоль дорожек зажглись фонарные столбы, дворы и закоулки наполнились блёклым искусственным светом. Журчащий фонтан продолжал нашёптывать тихие рефрены за спиной. Юки не знала, о чём Адольф думал, когда молчал (а молчал он большую часть проведённого у фонтана времени), но в какой-то момент она перестала чувствовать неловкость от этих длинных пауз. Ей почудилось, будто она сидит здесь с ним уже больше пары часов и как-то даже привыкла к его присутствию. Да и он не уходил. Либо не придавал этому значения, либо так же, как и она, притёрся к незваной компании.       – Вы уже бывали на Марсе, Адольф? – решила спросить Юки, не желая слишком уж надолго затягивать тишину.       – Нет, – ответил немец, не поднимая на неё глаз. Порой он совсем не напрягал голосовые связки, когда разговаривал, а кроме того, его голос приглушался поднятым воротом куртки, так что Юки приходилось прислушиваться.       – Вам страшно туда лететь?       Адольф молчал несколько мгновений, куда дольше, чем при ответе на предыдущий вопрос любопытной девушки. Его печальный взгляд так и оставался прикован к стайке птиц. А ответ прозвучал так же, как и предыдущий:       – Нет.       Коротко и сухо. В подробности он её не посвятит, даже не надейтесь, маленькая мисс укротительница депрессивных офицеров.       Земля вдруг задрожала короткими вибрационными толчками, а воздух разрезал отдалённый тяжёлый грохот. Голуби сей миг вспорхнули и разлетелись, кто куда. Испуганная Юки принялась озираться по сторонам. Ей уже приходилось однажды иметь дело с землетрясением, но тогда с ней была её сестрёнка, которая знала, что делать, благодаря инструкциям в школе. Только в этот раз землю трясло не от природного движения литосферных плит. В следующее мгновение Юки увидела, как далеко за спинами возвышающихся небоскрёбов в небо взмыла большая железная машина, вся увешанная огоньками, как новогодняя ёлка.       – Это что, космический корабль?! – восхищённо воскликнула Юки, вытаращившись на взлетающий объект.       – Беспилотник, – пояснил Адольф.       – Бес... пилот... ник? – задумчиво повторила Юки, точно маленький ребёнок, услыхавший новое для себя слово (по сути, так и было).       – Беспилотный летательный аппарат. Очередной разведчик, отправленный на Марс. Очередной и такой же бесполезный.       Юки не могла оторвать взгляда от сверкающей в небе «железной птицы» (хотя отсутствие характерных крыльев больше делали его похожим на огромного жука с подсвеченным брюшком). Кажется, он был запущен совсем не далеко, раз подземные толчки донеслись до улиц научного городка, вероятно, с того космодрома, который они с Химе видели в первый день.       – Почему бесполезный? – спросила Юки. – На Марс уже отправляли беспилотники? Они ничего не зафиксировали?       – Не буду опережать события, – сказал Адольф. – Скоро начнётся курс подготовки. Тебе всё расскажут на лекциях более опытные люди.       – Ладно. К тому моменту я хотя бы буду знать, что такое беспилотник.       Она улыбнулась, сама смущаясь своей улыбки. И Адольфу захотелось смотреть на неё немного дольше, чем пару секунд.       В следующую секунду он потянулся в карман куртки за звонком мобильного телефона. Тогда-то Юки и поняла, что совсем уж засиделась здесь и украла непозволительно много времени у офицера. Может, он сейчас должен быть в другом месте, решать важные вопросы, но из вежливости ничего не говорит надоедливой девушке? После ответа на звонок Адольф молчал некоторое время, внимательно слушая, о чём ему говорят на другом конце трубки (его лицо при этом практически ничем не отличалось от его лица, когда он кормил голубей, когда интересовался у Окумуры причинами присоединения к проекту «Аннекс», или когда наблюдал за взмывающим в небо беспилотником), а затем ответил коротко: «Понял. Сейчас буду», – и сбросил вызов.       – Вам пора? Что ж, мне тоже, – Юки не знала, зачем так спешно это выпалила, как только Адольф убрал телефон от уха. Её вдруг отчего-то одолело волнение с примесью испуга. Она как будто бы боялась услышать от него, что ему пора идти, поэтому сделала это первой (никак при этом не повлияв на тот факт, что сейчас им всё равно придётся разойтись по своим делам). – Я что-то совсем перестала следить за ходом времени. Уже и темнеть начинает. Простите, что навязалась вам, Адольф.       – Нет. Ничего. Спасибо... за компанию.       В его голосе звучала оторопелая неловкость, словно он до самого конца удерживал себя от этих слов, но они всё равно оказались сильнее. Нельзя сказать, что этим он удивил Юки, нет. Этим он её крайне сильно удивил. Это что, на самом деле тот самый Адольф Рэйнхардт, из которого так тяжело лишнее эмоционально окрашенное слово вытащить?       – Будь осторожна, – сказал он вместо прощания, когда развернулся и зашагал прочь. А может, Юки просто показалось, что он сказал именно это, ведь его голос вновь звучал едва слышно.       – До свидания... Адольф.       Скоро его спина скрылась в глубине сгущающихся сумерек. Юки мысленно улыбнулась, поражаясь всему, что только что с ней произошло. Надо признаться, здесь и сейчас она была рада тому, что ветер выхватил из её рук бумажного журавлика и принёс его к фонтану, что космический беспилотник запустили именно в этот час. И что офицер немецкого подразделения Адольф Рэйнхардт оказался, если капнуть, даже приятным человеком, совсем не таким, каким кажется на первый взгляд.

***

      Встреча с Адольфом заставила Юки забыть о том, что время на часах уже обязывает её возвращаться в общежитие. Если кто-то из персонала увидит её здесь так поздно (самым худшим вариантом было нарваться на военного или политикана, одного из тех, что любят, нахмурив свои высокопоставленные лбы, посмотреть свысока и указать безродным чужестранцам, где им самое место), возникнет много неудобных вопросов, на которые Юки не хотелось бы отвечать. Она побрела по улицам научного городка, разглядывая возвышающуюся в его центре башню американской штаб-квартиры «U-NASA». Исследовательский центр, возле которого она сидела полдня, уже остался позади, Юки не собиралась к нему возвращаться, хоть сердце до сих пор ныло, стоило лишь на секунду задуматься об операции Химе. А может, стоит всё-таки туда сходить и спросить, как обстоят дела? В конце концов, столько часов уже прошло. А может, всё-таки стоит не злить этих чопорных учёных ещё больше и отправиться в общежитие дожидаться новостей там? Юки устала, она вытрепала себе все нервы. Она хотела сейчас оказаться среди друзей.       И поесть бы чего-нибудь вкусненького.       Если подумать, сегодня в её желудке побывал только банан и кружка несладкого чая на завтрак, потом в обед баночка кофе из автомата утолила не слишком выраженную жажду. Натянутые и звучащие тревожной серенадой нервы не давали ей сосредоточиться на голоде. И лишь после того, как она позволила себе на время усмирить свой страх за жизнь сестры, голод прорвал эмоциональный заслон и скрутил желудок морским узлом. Вот, почему по дороге к общежитию Юки невольно остановилась возле безымянной забегаловки. Те самые коммерческие кафешки, стоящие на территории такого важного правительственного объекта, о которых говорила Мишель Дэвис, они и вправду плохо вписывались в общий антураж безликих величественных исполинов-небоскрёбов, но как раз именно в этом и состояла их роль – выбиваться из общего вида, разрушать деловое напряжение и тем самым заставлять здешних обитателей хоть на пару минут забывать, каким важным делом они тут все занимаются. Зайти в кафе, перекусить и отвлечься на встречу, как это называется, «без галстуков», поговорить на отвлечённые от работы темы, а даже если и не отодвигать в сторону работу, то хотя бы сбавить тон до менее формального. Это тоже часть работы – уметь давать себе передышку.       Большое окно – яркое жёлто-белое полотно в быстро сгустившейся темноте, словно экран в зале кинотеатра – транслировало девушке отдыхающие после рабочего дня фигуры сотрудников космической компании. Люди в чёрных костюмах брали себе еду и напитки, увлечённо разговаривали друг с другом, не замечая одиноко стоявшую на улице девушку, что с завистью смотрела на них и жалела о своих пустых карманах. А даже если бы у неё были деньги, решилась бы она зайти туда и гордо попросить кусок шоколадного торта, самый маленький, потому что денег на целую порцию вряд ли хватило бы? Юки ела торт всего раз в жизни, когда однажды им с Юри удалось раздобыть небольшой десерт на день рождения Химе, ей тогда исполнялось десять лет. Недавно в столовой «U-NASA» тоже подавали торт, но Юки не удалось урвать себе тарелку даже с самым маленьким заветренным кусочком.       Ветер шуршал кронами деревьев и скрипел металлическими крышками мусорных контейнеров, заглушая урчание разбалованного желудка Юки. Она вспомнила, что Мишель обещала сводить их с Химе в такое место, и как же ей захотелось, чтобы это произошло прямо сейчас. Юки представила себе это так ясно и так красочно, воображение нарисовало ей три фигуры – её, Химе и лейтенанта Дэвис – сидящие внутри этого кафе за столиком втроём и уплетающие всякие вкусности. Она ведь тогда не бросала слова на ветер, правда? Она ведь и вправду... сводит их однажды в подобное место?       А с чего бы ей вообще обещать такое кому-то, вроде них?       «Интересно, – вдруг Юки услышала внутри себя неподконтрольный ей голос, – а если бы я пригласила Адольфа в такое место... что бы он?..»       Неадекватная мысль. Безумная. Бредовая. Странная. Взявшаяся из ниоткуда и абсолютно точно не имеющая право на существование. Она должна была исчезнуть в следующий же миг. Но поразила Юки, как болезненная инъекция.       Юки потеряла бдительность, растворилась в своих размышлениях и желаниях оказаться там, за стеклом этого окна с тёплым жёлтым светом, льющимся изнутри. Это и не позволило ей услышать подошедшего человека (который, надо учитывать, ещё и намеренно подкрадывался).       – Бу!       Чужие руки резко схватили её за плечи. Поросячий визг, разворот, удар. Несколько испуганных рефлекторных движений, и только тогда Окумура поняла, что нокаутировала Хидзамару Акари, которому не удалось пошутить.       – Акари, ты совсем поехавший, что ли?! Я чуть кони не двинула! Придурок, блин! – разозлённая за ребячество взрослого парня (Ну двадцатник парню, ну что за напасть, не лучше этих угашенных Гарсии и Стюарта!), Юки наградила его смачной оплеухой.       – Ну ты и трусиха, оказывается, Юки, – улыбался Акари, закрывая голову от её разгневанных кулаков.       Остывши, Юки всё-таки выслушала все его извинения.       – А чего ты тут стоишь вкопанным столбом? Забыла дорогу до общежития? – спросил земляк.       – Я... просто... – Юки не знала, как признаться в том, что засмотрелась на отдыхающих сотрудников компании. Наверное, это было слишком по-детски. – Акари, ты когда-нибудь пробовал еду в кафе?       Хидзамару взглянул в окно, в которое таращилась его подруга до того, как он напугал её. И он понял, почему она спросила об этом.       – Конкретно в этом – нет. Но бывало.       – А торты... там вкусные? – Юки показалось, что её уши воспламенились от прилива неловкости.       – Хочешь, зайдём и узнаем? – улыбнулся Акари.       Взглянув в его глаза, Юки поняла, что этот парень абсолютно серьёзен в своих намерениях. Однако...       – А, нет, прости, – Акари нерасторопно замялся, его улыбка пропала на секунду, а потом стала виноватой. – Я забыл, что потратил все деньги на покупку вот этого, – Он продемонстрировал Юки пакет, который нёс с собой. Потом сунул в него руку, достал завёрнутый в пищевую плёнку толстый хот-дог и сказал: – Зато только в нашем кафе сегодня сочные хот-доги за счёт заведения для мило пугающихся девушек!       – Ты заражаешься придурковатостью от Алекса и Маркоса, ты в курсе?       Юки рассмеялась, но отказываться от угощения не стала. В конце концов, её желудок изнывал от голода, и как только ей на глаза попался хот-дог, за края которого показательно выливались соусы и зелень, Юки едва не проглотила язык. Акари сказал, что купил закусок на всех, поэтому попросил Юки подождать, пока они дойдут до общежития, но на тот момент она уже жадно откусила кусочек пышного хлеба с сосиской.       Они продолжили путь вдвоём. Акари предлагал остановиться, пока Юки не разделается со своим хот-догом, но она спокойно ела на ходу. «Не привыкать», – так она сказала. Тем более, поздний вечер уже совсем плотно укрыл землю, темнота колола глаза, а значит, им нужно не тормозить, а скорее переступить порог общежития и разойтись по комнатам, пока не наступил отбой. Хотя, признаться, в обществе Акари Юки уже было не страшно встретить кого-то из докучливых «ю-насевцев». Он был надёжным, думала она. Он был таким, каким она, Юки, всегда мечтала стать для Химе и Юри – покровителем, ангелом-хранителем, защитником. Вот, какие чувства вызывал в ней этот парень, выросший с ней в одной стране и волею судьбы оказавшийся с ней в одной лодке здесь, на чужой земле.       Как оказалось, Хидзамару шёл с тренировки, точнее из медицинского центра, куда его забрали прямо из тренировочного блока на медосмотр и продержали весь вечер. Юки поделилась с ним желанием тоже скорее приступить к тренировкам, не только физическим, но и теоретическим. Тайны происхождения терраформеров, гипотезы насчёт Марса, выводы из исследований учёных, более подробные рассказы о технологии процедуры пересадки мозаичного органа... Всё это по-прежнему было таким далёким, пусть Юки уже вот как три недели и является частью нового проекта «U-NASA», и потому с каждым днём, по мере того как это несправедливое неведение, в котором их держали, ощутимее скрипело на зубах, желание поскорее услышать объяснения росло, как на дрожжах. Про Марс, про терраформеров, про предыдущие экспедиции, про космические корабли и... беспилотники.       Она вновь вспомнила об Адольфе. Почему-то она придавала слишком большое значение тем мимолётным прикосновениям к его ладони, когда зачерпывала корм для птиц. Это вдруг становилось чем-то знаковым, чем-то, чем можно оперировать, решаясь в следующий раз подойти к нему и заговорить.       А значит ли его сегодняшнее общение с ней то, что он так же будет общаться с почти не знакомой ему девушкой и в следующий раз? Можно ли рассчитывать на ещё одно его неловкое, но такое искреннее «Спасибо»?       И почему вообще подобные вопросы роятся в голове Юки, когда она разговаривает с Акари?       Безумие... какое-то.       – А ты что, любишь гулять по вечерам в одиночестве? – спросил Хидзамару, который решил поддержать жующую подругу и достал себе хот-дог из пакета. Даже холодными они были для них очень вкусными.       – Не то, что бы... Я ждала окончания операции Химе, но никто из центра так и не вышел. Потом я... кормила голубей около фонтана.       – Ты кормила голубей, хотя сама была голодная, как очнувшийся после зимней спячки медведь? – Акари вскинул бровями. – Какая ты, оказывается, милая.       Юки смущённо усмехнулась. Точно ведь, она подумала то же самое и об Адольфе, когда застала его с хлебом в руке и со стайкой голубей под ногами.       На главной улице, что пролегала между основными исследовательскими корпусами и лабораториями, уличное освещение было в избытке – фонари стояли на каждом шагу, поэтому светло было почти как днём. Но чем глубже уходили тропинки, тем больше становилось расстояние между островками света на асфальте. Окна общежития уже виднелись вдалеке за парой-другой одноэтажных низеньких зданий.       – Акари, – вдруг решилась Юки, – ты знаешь офицера из немецкого филиала, Адольфа Рэйнхардта? Ты часто с ним пересекаешься?       Зачем она это спросила, Юки и сама до конца не понимала. Виной тому было простое любопытство, которое накрыло её с головой после непривычно близкого общения с мужчиной, который до этого создавал впечатление исключительно «Не-подпущу-к-себе-и-на-пушечный-выстрел». Но теперь всё иначе.       Задумавшись, Акари дожевал откушенный кусочек хот-дога, слизал с пальцев кетчуп и ответил:       – Да не особо часто. Адольф, насколько я знаю, в основном работает у себя на родине, в Германии, а в Штатах бывает только в командировках. Но в последнее время командировки у него затяжные и частые. А ты чего вдруг спрашиваешь про него?       – Отвечу на твой вопрос, если скажешь, откуда такая осведомлённость о делах офицера у простого резервника? – Юки каверзно прищурилась (она уже знала, в чём тут дело), надеясь смутить Акари. И своей цели она добилась!       – Ишь, хитрая лисица! Видишь ли... – Акари скомкано улыбнулся, – мне часто выпадает общаться с лейтенантом Дэвис. От неё и слышал кое-что.       – У тебя к лейтенанту чувства, мой дорогой соотечественник?       – Я отвечу на твой вопрос, если ты скажешь, понравилось ли тебе кормить голубей вместе с офицером Рэйнхардтом.       – Что?!.. – Юки запнулась, готовая уже спросить, откуда он знает и неужели тайком следил за ней. Но, прокашлявшись, сделала вид, будто её удивлённый тон ему послышался, попыталась удержать неприступную оборону. – Отвечу, если скажешь, как часто ты пялишься на грудь Мишель.       – Отвечу, если ты поцелуешь меня.       – Отвечу, если... Чего, блин?!       Юки со всей силы хлопнула Акари по плечу, и они расхохотались, позабыв, что могут привлечь внимание сотрудников службы безопасности.       Её улыбка, подумал про себя Акари, мало того, что всё чаще сияла на губах этой очень даже симпатичной девушки (если забыть её диковатый вид при их знакомстве), так ещё и с каждым разом растягивалась всё шире. Поразительно, каким переменам она подверглась за столь короткое время. Казалось, это уже абсолютно другой человек, не та хмурая девушка, что смотрела на всех с опаской и не желала лишний раз открывать рот. Акари не знал, что поразительными этими перемены были не только для него, но и для самой Юки.       – А знаешь, – сказал он, чуть подтолкнув Юки локтём, – ты очень изменилась с момента нашей первой встречи. От той хмурой и неразговорчивой Юки уже почти ничего не осталось. Разве что пара ссадин на костяшках пальцев.       – Эта фигня ещё не скоро сойдёт, – усмехнулась Окумура.       – А ещё, оказывается, у тебя очень приятная улыбка. Улыбайся чаще, Юки. Когда хорошо тебе, хорошо и людям, которые тебя окружают.       Добивался того Акари или нет, Юки сию секунду налилась краской, спрятала лицо за волосами, но улыбка растягивалась сама собой. Всё верно, нет смысла увиливать: она и вправду сильно меняется. И у этих метаморфоз есть лишь один двигатель.       – Ну, знаешь... – Юки с трудом решилась на откровение, но была рада, что всё же смогла сказать это вслух. – Оказывается, окружающие люди оказывают на человека очень сильное влияние. Я изменяюсь благодаря тебе, Шейле, Еве, Маркосу и Алексу. Я смотрю на вас и вижу, какой могла всегда быть, но какой никогда не была. И теперь я хочу быть похожей на вас.       – На то мы и друзья!       «Спасибо, – улыбнулась про себя Юки, когда Акари приобнял её и прижал к себе, защемив голову в локте. – Спасибо за то, что вы мои друзья».       К этому ещё нужно будет привыкать, определённо. Но то, что Юки уже имела, она ни за что не променяет ни на какие маленькие одноразовые радости. Ведь к ней в руки попало самое большое сокровище, которое только может быть у человека – друзья.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.