Заново

      Кирс поправляет меч на поясе и выпрямляется. С Бранденбургом она не разговаривает с тех пор, как её плед вернулся. Не то что бы мешки под его глазам становятся меньше — она просто твердит себе, что не замечает их, потому что с какого-то момента их отношения кажутся ей игрой воображения. Она даже не понимает Бранденбурга ли это воображение или её собственное. Она даже не уверена, что использовать слово «отношения» правильно, и знает лишь, что не должна испытывать что-то странное, что может мешать ей сосредоточиться на работе и на Бранденбурге, как командире.       Встреча с сэром Кордоа проходит лучше, чем ей в ужасе представляет Ральф. Кирс лишь с непривычным отстранением и какой-то снисходительностью думает о том, что этот мужчина сам оказывается в шкуре преступника, с едким отвращением вспоминая его сальные взгляды и не к месту долгие касания, теперь смутно осознавая к чему это было. Толстый, вспотевший от ходьбы, он смотрит на неё с каким-то ожиданием, пока она отправляет его в сторону города, подавая документ на подпись. Кажется, он протягивает руку, чтобы коснуться её, но выскочивший вперёд Ральф загораживает её. Тистелла успевает заметить лишь явное неудовольствие на лице бывшего начальника и чуть ощутимое своё собственное удовольствие.       Она просто рада за Инеса. За то, что он так скоро смог раскрыть убийство бывшего напарника и теперь, кажется, начинает заслуженно шагать по ступеням карьеры выше. По крайней мере так она говорит себе. По крайней мере так она не будет чувствовать, что неизбежно меняется под влиянием… просто неизбежно меняется.       Кажется, она разговаривает с Ральфом, когда замечает до слёз знакомую фигуру, а в следующее мгновение чувствует себя уже в его объятиях. Инес едва шатается и улыбается, когда Кирс влетает в него, обнимая как можно крепче. Он кладёт руки на её спину, и от его поглаживаний она приходит в себя и аккуратно отходит на шаг, вытирая несколько слезинок.       — Сэр Инес! Почему ты здесь?       Он привычным движением поднимает руку к подбородку, и Тистелла улыбается, понимая, что даже повышение не изменит этого человека.       — Ничего серьёзного, в общем-то. Передать кое-какие бумаги Заксу и кое-какие забрать.       — Но почему ты? Разве их обычно не передают через лифт с кем-нибудь из рядовых?       Инес едва краснеет, кашляет в кулак и отводит взгляд.       — Да, я сам вызвался. Захотел проведать вас. — Он неуверенно смотрит на Тистеллу. — А кто это позади?       Ральф за её спиной изображает… невесть что, выписывая ботинком какие-то узоры, заведя руки за спину и насвистывая куда-то в хмурое небо Нижнего мира. Кирс ойкает и представляет их друг другу. Инес дружелюбно пожимает руку Ральфа и переводит взгляд на Кирс.       — Так вы.?       — Друзья, — Кирс кивает. — Ральф добрый, ответственный и почти единственный, кто говорит со мной свободно. Хотя сэр Бранденбург его… недолюбливает. — На эти слова Ральф активно кивает головой, Инес своей качает. Быть может, Кирс ещё не привыкла, что он недолюбливает всех.       Кирс почти не чувствует, что всё это время улыбается, пока за её спиной не раздаётся хрипловатый голос командира.       — Не помню, чтобы разрешал прохлаждаться в свободное время. Документы заполнили?       Кирс мрачнеет — или это просто её серьёзность? — и передаёт бумаги Бранденбургу. Он выпускает струйку дыма и бегло просматривает листы, хмурится, но молчит.       — Тебя каким ветром занесло? Если ты уже успел попасть ко мне снова, буду рад предложить место заместителя, — Бранденбург усмехается, а Инес хмурится.       — Ты всё ещё не выбрал нового зама? — Инес качает головой, Кирс отчего-то становится стыдно. — Ты же понимаешь, что это…       Бранденбург быстро выдыхает новую порцию дыма.       — Без нотаций. Пошли.       Инес лишь вздыхает и шагает следом за Брандебругом, успев потрепать Кирс по голове и пообещать обязательно поговорить с ней чуть позже. Ральфу кажется, что Кирс расцветает так сильно, будто этот блондин — самое лучшее удобрение во всех двух мирах. Он хитро прищуривается и, кажется, в который раз подбирает подруге «истинную любовь». Тистелла ловит его взгляд, но не в силах опустить уголки губ.       — Это мой хороший друг. Он прекрасный человек и во многом помогал мне, когда я только здесь оказалась, — сразу поясняет она.       — На хороших друзей так не бросаются, — недоверчиво ворчит Ральф. Кирс лишь пожимает плечами, уводя мысли от надежды на то, что Инес убедит Бранденбурга взять, наконец, себе заместителя.

***

      День проходит быстро. Дежурить с Ральфом приятно и спокойно, а предвкушение разговора с Инесом, кажется, заставляет время ускориться и выбрасывает их на ужине. В столовой едва ли осталось десять человек, Ральф уже убегает, чтобы увидеться с Элли, поэтому Кирс одна заваривает по привычке свой собственный чай и приветливо приглашает Инеса присоединиться к ней, когда он заходит. Они уже поужинали у Бранденбурга, а здесь он как раз решил поискать её, поэтому с удовольствием присоединяется к чаепитию.       Чай пахнет воспоминаниями о частых проступках Кирс и мрачности первых дней. Разговор спокойно переходит от одной темы к другой, не спеша ступая по воспоминаниям и Верхнему миру, почти не изменившемуся за отсутствие Кирс. Инес задумывается ненадолго, прежде чем сказать, что Кирс изменилась. Тистелла на миг замирает, отрицательно мотает головой и улыбается.       — Не думаю. — Но Инес кивает, подтверждаю собственные слова.       — Ты стала спокойнее. И волосы, — он задерживается взглядом на собранных в высокий хвост волосах. Кирс пожимает плечами.       — Так удобнее. Меня научила подруга Ральфа. — Она обводит пальцем край кружки. — Мне кажется, что я немного стала понимать, почему командир такой.       Инес не замечает, что она замолкает на пару секунд, выбирая, как назвать Бранденбурга, но видит, что Тистелла чем-то взволнованна. Снова.       — Что-то случилось между вами?       Кирс открывает взгляд от кружки, переводит на Инеса и отчаянно загорается алым.       — Нет, ничего.       — Ты уверена? Я, конечно, лезть не буду, но если нужна помощь…       — Всё в порядке, — Кирс обхватывает кружку с подстывшим чаем двумя руками, сосредотачиваясь на нескольких чаинках, плавающий на поверхности. — Просто он странный, — эти слова даются тяжело и легко одновременно. Она вдыхает, отодвигает кружку в сторону и падает лицом на стол. — Я не понимаю, что происходит, — бурчит она.       Инес кашляет, кажется, чтобы заглушить смешок. Тистелла вздыхает вновь.       — В этом ничего нового.       — Да, но… Он как будто сам не знает, чего хочет. То прогоняет, то приглашает, то отчитывает, то подшучивает. То просто говорит странные вещи…       — Что-то вроде «я вырву тебе глотку»? — Кирс тихо смеётся и качает головой. Это как раз наоборот вполне в духе Бранденбурга.       — Нет. Что-то вроде «что ты сделаешь, если я подарю тебе… что-нибудь», — она немного переиначивает слова — слишком живы в ней воспоминания о подарке Эльткрида, — но суть передаёт. И это главное.       Инес кашляет. Резко, громко и довольно долго, Тистелла даже начинает беспокоиться, но он успокаивается и пару минут молчит, вглядываясь в какое-то пространство.       — Это… действительно странно.       Тистелла в очередной раз вздыхает, понимая, что Инес тоже не представляет что с этим делать вообще.       — И что же он собирался… подарить? — Инес очевидно запинается на последнем слове. Кирс поджимает губы, взвешивает все за и против, вспоминает кто, собственно, перед ней и всё же решается дать больше объяснений. Краснеть и запинаться это не мешает.       — В общем, сэр Эльткрид подарил мне… исподнее. — Кирс чувствует всем своим существом, что Инес удивлён, если не сказать ошарашен, даже несмотря на то, что её глаза закрыты и направлены в деревянную столешницу. — Я, конечно, сразу вернула подарок, но сэр Бранденбург, — она тараторит и резко прерывается, выпрямляясь и смотря прямо на друга. — Это ведь полное нарушение субординации! Разве может командир позволять себе что-то подобное?!       Инес медленно моргает. А ещё он красный. Едва ли не краснее самой Кирс, которая горячится непонятно от чего больше — от стыда ли, от злости.       — То есть он..?       — А вы всё также любите поболтать.       Тистелла готова взвыть. А ещё убежать. А ещё провалиться сквозь доски ещё не мытого пола. Но вместо всего этого она по привычке подскакивает и отдаёт честь.       Бранденбург смотрит на неё с сомнением и дольше, чем нужно, выдыхает дым почти в лицо и тушит окурок прямо о стол, где только что сидела она. Кирс сжимает зубы. Разве не мог он хотя бы сейчас оставить её в покое? Инес прокашливается.       — Ты не забыла, что завтра на дежурстве? Лишних часов для сна нет.       Кирс оборачивается к часам над столом выдачи еды и удивляется, замечая перевалившую за полночь стрелку.       — Разрешите идти? — Конечно, вот на такой ноте обрывать разговор с Инесом не хотелось, но перед дежурством действительно стоит выспаться — не хочется вновь попадать в неприятные ситуации.       Бранденбург кивает. Кирс с сожалением смотрит на Инеса, не решаясь вновь заговорить в присутствии командира, и он понимающе кивает, легко улыбаясь. Тистелла улыбается в ответ и стремительным шагом покидает столовую, надеясь успеть попрощаться с Инесом завтра.       — Что ты задумал? — Инес хмурится. Бранденбург пожимает плечами.       — Комната для тебя та же. — И уходит.

***

      Бранденбург смотрит долго. Слишком долго. Слишком долго даже для привычного ему нарушения субординации. Кирс не понимает, раздражает это её или напрягает. Он ведь сам разрешил сопровождать его посещение Верхнего мира. Тистелла молчит. Подходят ещё двое Гончих, отдают честь, Бранденбург переводит взгляд. Лифт скрипит и открывается.       Они явно, совершенно точно не желают сидеть рядом с ним, но… «Никакого особого отношения к женщине». Кирс вздыхает, заходит в лифт последней и садится на один диванчик с Заксеном, одновременно как можно дальше отодвигаясь от него. Дверь закрывается. Сиденья немного поскрипывают. Кирс молится внутреннему, придуманному ею, разумному двойнику Бранденбурга о том, чтобы реальный он не решил закурить сейчас. Не в закрытом, маленьком и невероятно неприспособленном для этого пространстве. И ей хочется верить, что разумный Бранденбург её воображения слышит её и принимает во внимание.       Тишина рядом с Бранденбургом не давит на неё — кажется, открой он свой рот, и ситуация наоборот станет кошмарной, но вот другие Гончие напряжены. По крайней мере они даже не двигаются и будто делают вдохи через раз. Спустя несколько минут это начинает её смешить, и улыбка едва прорывается наружу чуть приподнятыми уголками губ. Командир ловит её взгляд и усмехается, вновь отворачиваясь. Тистелла наблюдает за тем, как он расслабленно поигрывает зажигалкой, чуть прикрыв глаза и откинув голову на спинку диванчика, и начинает чувствовать себя увереннее и спокойнее. Спустя ещё пару минут она осторожно ёрзает, устраиваясь поудобнее и чуть приближаясь к командиру — всё же садится на самый край было не лучшей идеей — и точно так же откидывает голову, прикрывая глаза. Серьёзность окончательно исчезает с её лица и щёки едва краснеют от душного воздуха и приятных мыслей о возможной встрече с родителями и Инесом. Она во второй раз не успела с ним попрощаться, но уверена, что он простит ей такую вынужденную невежливость.       Внезапно что-то тихо трескает, и волосы Тистеллы распадаются, неожиданно неприятно загораживая обзор и мешая слуху. Кирс протягивает руку к затылку и вытягивает порванную резиночку, единственную в её запасе не только на эту встречу, но и в принципе. Она всё ещё не успела узнать, где Элли их берёт. Она не может сдержать досаду и тихо цыкает, качая головой. Лифт останавливается и открывает двери, неприятно обжигая глаза светом. Их ожидаемо встречает Инес, новый начальник полиции, и ещё около четырёх полицейских. Они считают опасными их? Хотя это не удивительно. Быть может, Кирс, стоя по другую сторону, боялась даже больше них.       Бранденбург и Инес сухо здороваются и следуют в какой-то зал, впереди и позади Гончих сопровождают по паре полицейских. Кирс то и дело машет головой, стараясь удобнее уложить волосы, но получается слабо. Они доходят до каких-то комнат, кажется, через полчаса Бранденбургу необходимо пройти на важное совещание. Обязательно ли сопровождение?       — Вольно, — командует Бранденбург, но едва ли Гончие расслабляются.       Он проходит в комнату и садится на кровать, которая скрипит и прогибается под его весом. Кровати здесь почти не отличаются от их собственных внизу. Пара Гончих резво отпрашиваются «отойти на пять минут», на что командир соглашается, взглядом давая понять, что прекрасно запомнит время. Ещё один Гончий садится на кровать в другой стороне комнаты. Кирс ненадолго задумывается. Они, конечно, в какой-то степени коллеги, но почему-то сейчас кажется странным занимать койки, стоящие рядом. Но никто другой явно не согласится соседствовать, даже временно, с Бранденбургом. Тистелла проходит к кровати, скользя взглядом по простой тумбочке, всегда стоявшей тут. Когда она оставалась здесь на ночь, то всегда клала туда запасной сухпаёк, а наверх складывала верхнюю одежду. Она немного улыбается и вдыхает воздух. Чувствовать в среди этого вызывающего ностальгию воздуха комнаты запах Бранденбурга как-то даже успокаивающе. Тистелла садится на кровать и пальцами расчёсывает волосы. Мама всегда говорит, что у неё прекрасные волосы — длинные, мягкие и не путающиеся, но сама Кирс уже не раз думала о том, чтобы их обрезать. Хотя после удобного хвоста эти мысли отошли на второй план. Недалеко.       — Ты свободна, — неожиданно сообщает Бранденбург, смотря ей в лицо.       — Что?       — Сейчас, — он переводит взгляд на часы над дверью, — два часа дня. В шесть часов чтоб была как штык здесь. — Тистелла моргает, соображая, что командир отпускает её, но тот вдруг ухмыляется. — Собачка же понимает такие команды?       Тистелла в последний момент останавливает себя, кусая изнутри щёку и сжимая кулаки, и фыркает.       — Вас поняла, сэр Бранденбург. Разрешите идти? — она поднимается и отдаёт честь. В этот же момент появляется полицейский, зовущий командира, и тот уходит, бросив на прощание согласие.       Дверь хлопает. Кирс выдыхает и опускает голову, замечая на своей кровати чёрную резиночку. Она колеблется какое-то время, а после собирает волосы и уходит, решив не упускать возможности навестить родителей.       Мама и отец на удивление оказываются дома оба. И хотя папа торопится на работу, он задерживается за обедом дольше положенного, чтобы посмотреть на свою дочь, послушать её. Они обнимают её крепко, улыбаются тепло, разговаривают нежно, прислуга почтительно склоняет голову, позволяет радости блестеть в глазах и уголках губ. Всё так, как будто она никогда и не уходила. Кирс заходит в свою комнату, оглядывает привычную обстановку и чувствует что-то новое — как будто она оставила в прошлом эту часть своей жизни и никогда больше не собирается её касаться. Едва ли она может это правильно осознать.       Обед растягивается на несколько часов. Разговоры растягивают трапезу, остужают блюда и требуют поддержания высокой температуры чая. Иначе — невкусно и не то. Но Кирс чувствует небольшое напряжение, исходящее от отца. Вовсе не потому, что он впервые на её памяти не торопится на работу. Она читает это в его чуть поджатых губах, переглядывании с матерью, и то отложенных, то вновь взятых приборах. Она почти успевает проникнуться этим напряжением, когда воздух разряжается неожиданным вопросом отца.       — Ваш командир ничего не делал с тобой? — Он говорит медленно, будто неуверенно. Кирс улавливает, как мама чуть сжимает ложечку для десерта, и хмурится.       — Нет. Я не понимаю. Что ты имеешь, — она не успевает договорить.       — Мы понимаем, что ты не могла написать об этом, потому что ваши письма просматриваются, но теперь, когда ты здесь… Ты можешь рассказать нам всё. Мы обязательно тебе поможем, — мама кивает головой в подтверждение слов отца и неуверенно смотрит на неё.       Кирс хмурится, тоже чуть сжимает ручку аккуратной сервизной чашки. Думает. Останавливает себя за секунду до взрыва словесного водопада о том, как-вы-можете-так-думать-он-же-мой-начальник-да-он-делает-странные-и-грубые-вещи-но. Она почему-то думает, что им точно, совершенно и абсолютно точно, не стоит знать какие странные вещи делает он и как на это реагирует она сама. И это первая вещь, которую она так легко скрывает от родителей. — Ничего подобного никогда не было. Да, он груб и немного жесток, но среди преступников трудно остаться мягким, — она ловит немного удивлённый взгляд матери и вдыхает чуть больше воздуха. — С ним непросто работать, но он не сделал мне ничего плохого.       «Наверное. Может быть. Возможно, он даже слишком добр ко мне. В своём особом стиле», — думает она и вспоминает о резиночке. Он ли? Отец прокашливается.       — Что ж, не думаю, что ты обманываешь. Хорошо, тогда. Мы… волновались. Я рад.       Он поправляет галстук, допивает глотком чай и встаёт из-за стола, прощаясь и уходя.       — И всё же торопится, — тихо вздыхает мама и качает головой. — Он никогда не оставит свою работу. Мне кажется, что любовь к работе у тебя от него.       Кирс начинает дышать, улыбается и расслабляет пальцы.       — Да. Наверное.       — Ты стала собирать волосы.       — Да. Так удобнее, — Кирс мотает головой и улыбается маме. — Меня научила подруга.       Минутная стрелка указывает на шесть, когда она возвращается в комнату Гончих за полчаса до назначенного срока. Бранденбург лежит на кровати и выдыхает в потолок дым, его меч стоит рядом с тумбочкой. Тистелла думает, что даже обманчиво безоружный командир — не так уж безопасен. Быть может, так он даже опаснее, чем обычно. Она не думает, что есть какая-то опасность для неё. Она отдаёт честь и вызубренными фразами отчитывается о своевременном возвращении. Бранденбург лениво отмахивается от её речи, и Тистелла садится на соседнюю кровать. Ни к чему вспоминает, что уже давно не позорилась перед командиром и тихо хмыкает.       — Сэр Бранденбург, я хотела бы поблаго… сказать спасибо за разрешение на свободное время здесь, — она вовремя исправляется, думая о том, куда он может завести её слова. Она слишком безоружна и неопытна на этом поле. Кажется, она слышит его смешок.       Бранденбург тушит сигарету в пепельнице на тумбочке.       — Завтра отправляемся домой. — Кирс кивает. Интересно, успеет ли она увидеться с Инесом.       — А где остальные?       Бранденбург пожимает плечами. Тистелла закатывает глаза. Конечно. Конечно он не знает этого. Конечно это не он даёт разрешения на их передвижения. Конечно это не он ведёт себя чертовски странно, каждый раз, когда они остаются…       Тистелла едва удерживает себя от того, чтобы подскочить, и старается вести себя как обычно. Она поднимается с кровати, разворачивается и идёт в сторону выхода.       — Куда?       — В уборную, — на автомате отвечает Тистелла.       — Здесь есть ванная. Забыла? — Кирс застывает в нескольких шагах от двери.       Она прекрасно помнит, но было бы намного лучше, если бы забыл он. Но он, по всей видимости, не забывает то, что ему нужно. Она не поворачивается.       — Мне нужно… в другую.       Кирс чувствует, как иронично изгибается бровь Бранденбурга.       — Здесь точно такая же. Если не лучше, — он хмыкает.       Тистелла сдаётся, опускает плечи и шагает к нужной двери, желая чтобы она скорчилась под её взглядом и слилась со стеной. Но дверь разительно отличается от бледно-красных обоев.       Когда дверь со щелчком закрывается, Тистелла открывает кран и думает, что это не было хорошей идеей. Ни разу. Кажется, она наоборот подняла со дна ил, в котором теперь может оказаться какая-нибудь мерзаая пиявка, что укусит её. Она умывается холодной водой и садится на край ванны. Что делать дальше. Она не может сидеть здесь вечность.       Почему каждый раз она ведёт себя как клоун. Почему так волнуется. Он ведь не делает с ней ничего ужасного. Действительно не делает ничего плохого. Она не врала родителям. Не в этом. И почему бы ему просто не отпустить её в уборную в другом месте? В конце концов, она работала здесь и всё ещё помнит это место.       Она теряет счёт времени. Честно говоря, не то что бы она вообще делает попытки считать минуты. Но замок входной дверь комнаты щёлкает, и это заставляет наконец подняться и выйти. По крайней мере теперь они не одни.       — Сэр Инес! — восклицает Кирс, едва открыв дверь ванной. Он улыбается ей, как обычно, и кивает головой.       — Я пришёл позвать вас на ужин.       Брандебург молчит и вообще никаких чувств не выдаёт, только встаёт и разминается, цепляет меч обратно к поясу.       — Вас обоих.       Бранденбург проходит вперёд, Инес переглядывается с Тистеллой и слабо пожимает плечами.

***

      Сэр Инес привычно задумчив, Бранденбург — хмур, Тистелла старается быть серьёзной. Всё проходит хорошо, и она успевает даже больше, чем надеется: целые несколько часов с родителями, а ещё ужин с Инесом, пусть и вместе с командиром, который как обычно недоброжелателен, но, ей кажется, чуть меньше, чем обычно.       Когда они возвращаются, в комнате темно. Трое Гончих уже спят, а фонари с улицы дают достаточно света, чтобы увидеть свои кровати и не расшибить лбы друг другу. Бранденбург стягивает пиджак, оставляет его на спинке кровати, садится и снимает ботинки. Тистелла отвлекается от расстилания постели и внимательно смотрит. Он снимает обувь? Он обычный человек? Он будет спать? Он садится на кровать, опирается на спинку и закуривает. Что за глупый вопрос. Конечно, он не будет спать — разве может себе позволить, если от каждого ожидает нож в спину. Чаще всего буквально.       Кирс садится на кровати напротив него и неуверенно говорит.       — Может, я подежурю?       Бранденбург вопросительно смотрит на неё несколько долгих секунд — она начинает думать о своей глупости — и усмехается — она уверяется в своей глупости.       — Спи.       — Но вы командир. И вы уже загружены сверх меры. Если вы не отдохнёте, завтра можете быть невнимательным. — Он пристально смотрит на неё. Она ойкает и спешит исправиться. — Ну, то есть, вы, конечно, всегда внимательны и собраны, но вам тоже нужен отдых, — она зло вздыхает. — Зачем я вообще распинаюсь тут перед вами. Извините. Забудьте, что я сказала.       Тистелла сдёргивает с ног ботинки, снимает пиджак, поддевает рубашку и останавливается, но не теряет пыл и юркает под одеяло, отворачиваясь от командира.       — Добрых… Спокойной ночи.       — Звучит как пожелание смерти, — насмехается Бранденбург.       Кирс лишь зло дышит, кутаясь в жаркое одеяло с головой. Лучше бы не открывала свой рот. Быть может, ей стоит подхватить ангину, чтобы быть не в силах говорить вообще. Она только вспоминает о резиночке, которая неприятно давит, и сжимает зубы, решая, что для неё важнее сейчас. Через какое-то время метаний и вздохов, она выбирается из-под одеяла, глотая прохладный воздух и стараясь не смотреть на командира. Кирс подцепляет пальцами резинку, прикрывает глаза, и стягивает её с послушных волос. Несколько раз машет головой, блаженно выдыхая и позволяя волосам расслабиться и распасться по плечам, спине и груди. Только сейчас она поворачивается в сторону Бранденбурга, чтобы положить на тумбочку резиночку, ловит его внимательный взгляд и замирает. Она не понимает его. Никогда не встречалась с таким взглядом. Потому спешно отворачивается и вновь прячется в одеяло. Зажмуривается. Сердце стучит так громко, что скоро разбудит всех.

***

      Сэр Инес отпускает полицейских и остаётся дожидаться лифта вместе с Гончими. Бранденбург говорит, что это не обязательно, но его бывший зам лишь отмахивается.       В лифт Кирс снова заходит последней. Инес мягко придерживает её за руку и склоняется к левому плечу.       — Он стал мягче, но будь осторожна.       Дверь за Кирс закрывается. Ей не нужно спрашивать, о ком говорил Инес. Она садится на то же место. Но может ли она быть осторожной, если чувствует себя с ним в безопасности. Бранденбург достаёт зажигалку. Немного пугающей и смущающей, но безопасности. Он вопросительно смотрит на неё. Кирс отворачивается и думает, что ему в конце концов нужен зам. Диванчик скрипит, Бранденбург расслабляется и меняет позу. Кирс откидывает голову назад и прикрывает глаза, удерживая дыхание. Зачем он касается её колена своим.