Сказки пани Гольшаны

В давние времена жил в наших краях один молодой шляхтич и звали его Войцех. Рода он был знатного, да не слишком богатого: стоило лишь кому-то из его разумных близких подзаработать денег, так кто-нибудь из неахайных родичей тут же обязательно тратил все до гроша. Отец Войцеха, как на грех, был тем еще гулякой и успел пропить все, что у него было, перед своей нетрезвой гибелью под колесом телеги, так что молодой шляхтич больше всего на свете грезил не женитьбой на славной девушке, как следовало бы хлопцу его лет, а достатком. Да только где ж ты его возьмешь? В округе ни гостинца, ни крупного тракта, ни земли плодородной, а идти служить богатому соседу не по-шляхетски совсем! Долго размышлял Войцех о своей тяжкой доле, правда, ничего сносного на ум не приходило. Дабы отвлечься от горьких дум, при каждом удобном случае отправлялся он на охоту — благо, леса в наших землях в те времена изобиловали и дичью, и кабанами, и оленями. В погоне то за быстроногим зверем, то за резвой птицей проводил Войцех день за днем, все дальше и дальше углублялся он в чащу, смело залезая в самые непроходимые дебри — неудивительно, что в конце концов отважный охотник заплутал. Правда, был наш Войцех не робкого десятка, и, видя, что потерял дорогу, решил он взобраться на холм, поросший высокими деревьями, да как следует оглядеться. Издалека казалось, будто горка эта находилась в считанных минутах ходьбы, однако на деле вышло отчего-то совсем иначе — долго шел Войцех по пологому склону, то и дело цепляясь за коряги, спотыкаясь о камни, поскальзываясь на мокрых опавших листьях. Еле живой, наконец он остановился на сухой поляне у кривоватого ясеня, чтобы отдышаться. Согнувшись, вытер ладонью вспотевший лоб. «Так я до старости топать буду», — пробурчал хлопец, обессиленно опускаясь на траву. Он сам не заметил, как его сморил спасительный сон — точно свет вокруг потушили. …Разбудил Войцеха чей-то голос. Повторяющий его имя, обеспокоенный, вкрадчивый, он принадлежал девушке, будто бы известной ему, вот только как Войцех ни напрягал память, вспомнить, кто же она, он так и не смог. Когда же поднял он веки, то с удивленьем узрел пред собою совершенно не знакомую прыгажуню в небесно-голубом платье — струясь, точно самый изысканный шелк, невесомая ткань окутывала точеную фигуру, выгодно подчеркивая каждый плавный ее изгиб, деликатно, но настойчиво отмечая тонкую талию, округлые бедра, пышную красивую грудь. Золотые волосы пани были уложены в сложную прическу, образующую вокруг головы своеобразную корону, а в синих глазах плескался неподдельно искренний интерес. Вацлав сглотнул. Не успел он охнуть, как паненка присела рядом и взяла его за руку — ее тонкие полупрозрачные ладони, к ужасу мужчины, на ощупь напоминали лед. — Ах, пане, неужели, неужели я дождалась! — запричитала красавица. — Я так долго молила богов, дабы послали мне достойного мужа! Пойдем, пойдем же, мой любы пане! — легко вскочив на ноги, она потянула ошарашенного Войцеха за собой. — Тебя ждет награда за твою доблесть! — В чем доблесть-то? — вяло запротестовал хлопец, непонимающе уставившись на ту, чей образ так и манил, так и влек за собою. Она заливисто рассмеялась — словно колокольчики зазвенели в тишине. — Да это же заповедные леса, ты не знал, Войцеху? Мало кто из смертных решается прийти сюда добровольно. Ты — бесстрашный воин, раз навестил нашу пущу, и за это будешь по-княжески награжден. Стоит ли говорить, что сладкая лесть из уст молодой паненки растопила сердце Войцеха да в два счета отняла у него остатки рассудка? Словно завороженный, покорно последовал он за ней, а она повела его тропами не хожеными, извилистыми, нечеловечьими, ведущими прямиком под землю, в пещеры. Там, в непроглядной тьме, она зажгла факел — и озарил его желтый свет огромный зал под мрачными каменными сводами. Застыл шляхтич, не веря глазам своим: громадная комната от пола до потолка была просто завалена золотом да всевозможными самоцветами! Приветственно поблескивая, точно в княжеской сокровищнице, роскошные украшения покоились на бархатных покрывалах, рядом темнели шелка, россыпью белел жемчуг. Груды монет возвышались, подобно горам, жадно тянущимся к потолку, а между ними ярко горело столовое серебро. — Набирай, сколько сможешь вынести, — проворковала красавица, прильнув к уху Войцеха. Ее дыхание опалило его кожу могильным холодом, но испугаться он не успел — мгновеньем позже загадочная пани исчезла. — Только не оборачивайся! — прошелестело в воздухе ее грозное наставление прежде, чем Войцех понял, что призрак вправду покинул комнату. Что бы сделал любой на месте нашего Войцеха? Судорожно сглотнув, шляхтич принялся подбирать драгоценности — когда еще подвернется шанс разжиться на пустом месте? С каждым куском золота, с каждой пригоршней звонких монет давняя мечта становилась все ближе, все реальнее, он уже принялся загадывать, как вернется домой со своей добычей, как спрячет ее, как затем поедет в город, как его род, наконец, вырвется из позорящей честь шляхтича нищеты. Войцех взял, вроде, немного, но отчего-то золото страшно оттягивало руки, не позволяя унести столько, сколько он насмотрел. Пришлось ограничиться мелочью, но даже ее, по скромным подсчетам шляхтича, хватило бы, чтоб погасить долги и открыть корчму. «Только не оборачиваться, не оборачиваться», — вновь и вновь твердил хлопец, пробираясь к выходу. И тут… внезапно ощутил, что нечто схватило его и крепко держит. Кожух! Кожух, чтоб его, шэльма! Зацепившись карманом за глыбу в стене, Войцех едва не рухнул, растеряв все свои сокровища. Как быть? Крепко зажмурившись, он повернулся, дабы на ощупь освободиться и не порвать свой единственный приличный охотничий наряд, как вдруг с ужасом почувствовал: его ноша легчает. Распахнув глаза, он увидел себя под ясенем на поляне — ни награды в руках, ни паненки рядом. Под ветром чуть слышно шелестели кроны, в чаще княжила тишина. Понял Войцех, что упустил он свою удачу, и такая тут его злость взяла, что он и не запомнил, как оказался на самой вершине пресловутого холма. Оттуда открывался чудесный вид, не пришлось даже лезть на дерево — вдалеке, за лесом, приветливо серели родные крыши маёнтка. Так охотник отыскал дорогу домой, и когда назавтра сидел он мрачнее тучи в местной корчме, где, как известно, все равны — и крестьянин, и шляхтич, — купцы, люди знающие, шептались, что, мол, еще одного «мужа» провела панна в голубом — темной горы хозяйка.