***
В семьдесят шестом война во Вьетнаме была «закончена». К семьдесят шестому Морита на деньги друзей построил клинику для «оранжевых» детей, набрал персонал и всеми силами себя убеждал, что его работа ничуть не похожа на работу доктора Менгеле. Он пытался помочь. Облегчить боль, продлить жизнь, организовать условия для хоть какого-то развития тех, кто в любой другой ситуации бы не выжил. — Гуманнее было бы их всех убить, — констатировал Дуган при первом посещении. — Ты только продлеваешь их мучения. Морита тогда не смог выдержать прямой взгляд, но несколько партий наркотиков, недоступных во Вьетнаме лекарств и инструментов принял. Он мог сколько угодно не сходиться с Дуганом во взглядах на мир, но они все еще вместе работали крайне эффективно. — Спасибо. — Да ладно, я делаю это не ради тебя. Ладно, может быть чуть-чуть. Но уж точно не ради них, — Дуган махнул рукой на здание, в которое его бодрые ребята таскали ящики из грузового вертолета. — Ты нашел новую игрушку, значит будешь меньше капать мне на мозги. Так что я более чем заинтересован, чтобы эта игрушка тебе не наскучила. Чувствуя, как от бессильной ненависти перехватывает горло, Морита скрипнул зубами. — В какую же ты превратился тварь… Дуган хохотнул. — В очень-очень опасную! Настолько опасную, что в мире никто кроме тебя мне ничего не сможет противопоставить. Морита шагнул назад, потому что Дуган неожиданно оказался в его личном пространстве, слишком близко, обдавая запахом далеких южноамериканских плантаций, разогретого металла и пороха. Запахом той войны, которую Дуган вел против человечества по всему земному шару. — Я добыл тебе то, что сам бы ты доставал очень долго и тяжело, а может и вообще не достал. Расплатись со мной, — потребовал Дуган. Морита чувствовал прерывистое дыхание, чужую дрожь, жажду боя. — Давай, ну же. — Нет. — Тогда я пойду и начну убивать твоих уродцев, — Дуган отстранился. — Одного за другим, я буду дарить им свободу от страданий. И не остановлюсь, пока или ты не согласишься, или они не закончатся. Ловушка захлопнулась. Морита прикрыл на секунду глаза, понимая, что теперь у него впервые за тридцать лет с получения сыворотки появилось что терять. Что теперь он — легкая мишень. Но бросить свой проект он не смог бы, да и не собирался. — В лесу. Без оружия. Встретимся через час. От того, в какой широкой и безумной улыбке расплылся Дуган, становилось страшно.***
Жизнь текла по проложенному руслу, как поток воды между камнями. Первые выжившие дети росли, но новых продолжали везти год за годом. К восьмидесятому году клиника Мориты превратилась в хоспис, причем со школой, потому что почти половина попадавших к нему детей имели нормальные когнитивные способности, просто были заперты в телах, которое их ограничивали. А так как найти учителей для таких детей было крайне трудно, Морита начал с того, что заказал почти что целую библиотеку по преподавательскому искусству, детской психологии и базовым наукам, в том числе учебники. Дуган, организовавший доставку и лично ураганом промчавшийся по миру, чтобы добыть лучшие пособия, ржал почти всю разгрузку. Потом он ржал, помогая собирать под получившуюся библиотеку полки, а потом брезгливо кривился, случайно застав шествие детей-калек, которые возвращались с обеда. С Дуганом Морита расплатился как и всегда, дав ему в бою достаточно адреналина, чтобы удовлетворить постоянный боевой голод суперсолдата. Дуган становился все злее, все категоричнее и жестче. Тем же вечером Морита сидел в запертой операционной, пересобирал себе раздробленную ногу и думал о том, что если бы ядерным оружием Дуган решил заняться сейчас, то отговорить его уже не смог бы никто. Морита учился, учились его подопечные. И с каждым годом все яснее становилось, что дети внутри одинаковы, независимо от их уровня интеллекта. Просто кому-то для полной загрузки нужна ядерная физика, а кто-то радуется, наконец-то освоив сложение чисел и чтение по буквам. Но искать к каждому подход было сложно. Сложнее, чем все, что Морите доводилось делать за предыдущие шестьдесят с лишним лет жизни. Зато он наконец нашел свое место. Мир продолжал меняться. Сохранять личность инкогнито было все сложнее, не справлялся даже Щит с поддельными документами. Так что Морита вспомнил свою стратегическую подготовку и проработал легенду… По «официальной» версии Джим Морита, герой войны и один из Воющих, был затворником, который выползал только затем, чтобы встретиться с друзьями и научить парочке фатальных приемов своего крестника. Его «отпрыск» от любовницы-на-одну-ночь «родился» в пятидесятом, а в двадцать пять лет отправился во Вьетнам, где отгремела война, и основал клинику-хоспис. Там же по документам завел сына, «внука» Джима Мориты. И Морита собирался продолжить славную традицию, в начале двадцать первого века продолжив «род» на собственного «правнука». Секрет экспериментов Эрскина-Старка должен был остаться в тайне, так что Морита научился профессионально себя гримировать, добавляя лицу те года, которые должны были набежать без сыворотки. Даже движения менялись, в частности пружинящая, полная скрытой мощи походка суперсолдата при необходимости превращалась в плавную неспешную поступь человека, который перешагнул свой расцвет и был вынужден экономить силы. О том будущем, в котором будет не уйти от биометрических сканеров, Морита очень не хотел думать. В восемьдесят втором он привычно сидел в гостиной Старков, распивая с Марией кофе какого-то умопомрачительно-дорогого сорта. Пегги вошла так, как умела только она — вроде незаметно, но с каким пафосом… — Отличный выбор помады, Картер. Очень… молодит. В ответ Пегги вежливо оскалилась в сторону Мориты. — Отличный макияж. Крайне старит. — Опять вы за свое, — сморщила носик Мария. — Выйдите за угол и померяйтесь наконец! Морита сбился с мысли и озадаченно уставился на Марию под отчетливое фырканье Пегги. — Ах да, вечно забываю, — наигранно-фальшиво вздохнула Мария, пригубив кофе. — Что ваши ментальные яйца не поддаются объективному измерению. В залитой закатным светом гостиной Морита все еще давился своим кофе и чинил шаблон, когда в проеме появился Тони в сопровождении Джарвиса. Судя по прилипшим к небрежно повязанному галстуку крошкам — с Аной он уже успел увидеться и даже снял пробу с яблочного пирога. В считанные мгновения он промчался сквозь гостиную и с пробуксовкой затормозил только прямо перед диваном, стараясь не снести сидящую там Марию. И все равно она качнулась, когда двенадцатилетний сын бросился ей на шею. — Я скучал, — признался Тони, уткнувшись лицом ей в белые волосы. — Дни считал, пока из интерната выпустят… — Милый мой мальчик, — Мария крепко его к себе прижала, что-то заворковала в ухо на итальянском, заставив рассмеяться. — Ну ладно, хватит. Ты не забыл поздороваться и с остальными? — Ах да, точно! Тони тут же спрыгнул с дивана и зашарил по карманам. А потом Пэгги зажала себе рот, чтоб не расхохотаться, а Морита на всякий случай напряг ноги, готовясь уворачиваться. В руках Тони был шприц. — Тетя Пегги, рад вас видеть, — Тони галантно поцеловал все еще пытающейся не заржать даме руку, а потом повернулся к Морите. — Дядя Джим, я нашел фотографии со своего семилетия. Ну, помнишь, когда вы меня учили из захватов выворачиваться. С тех пор ты капитально постарел! — Это было грубо, — заметил Морита. — Только девушкам грубо напоминать про их возраст, — отмахнулся Тони. — Так вот. У нас в интернате есть биолаборатория, и я намереваюсь выбить из отца финансирование на ее расширение. Администрация уже расширение позволила, чтобы замять драку… — Драку? — строго спросила Пегги, заставив Тони вздрогнуть. — Ты кого-то побил? — Нет, — Тони насупился. — Вы мне хорошо вдолбили, что драться я не умею, умею только убивать, так что я предпочитаю по заветам китайских мудрецов стратегически сбегать. Иногда, знаете ли, это не удается. — И что тогда? — поинтересовался Морита, бросив извиняющийся взгляд на недовольную Марию. — Что-что, — разозлился Тони. — Уж точно не то, чему вы меня научили! Так что терплю, пытаюсь отступить, снова терплю. Элитный интернат, бл… прости, мам. Так вот, раз уж я большую часть жизни провожу в этой тюрьме, то имею право на нормально оборудованную лабораторию, а не это дерьмо… — Тони Старк…! — Ах да, к чему это я, — Тони виновато покосился на маму, которая выразительно поджала губы. — В общем, у меня в распоряжении есть лаборатория, а в прошлом полугодии я немного потыкал палочкой в клеточную биологию… Дядя Джим, я хочу твоей крови! — Нет, — лаконично отрезал Морита, поднимая к губам чашечку с кофе. — Ну дядя Джим! — тут же заныл Тони, будто бы невзначай подбираясь ближе. — Я всего лишь заметил, что ты слишком быстро стареешь. Представь, ведь за поворотом ближайших лет тебя подстерегает артрит, артроз, цирроз, атеросклероз, простатит, геморрой, катаракта, диабет, гипертония… Морита несолидно подавился и закашлялся, но от Тони, который радостно попытался этим воспользоваться, он все же увернулся. Шприц свистнул в нескольких сантиметрах от плеча. Пегги смеялась не скрывая, а Мария устало сжимала переносицу, но уголки ее губ подрагивали. — Старость — вообще не радость, — заявил Тони, угрожающе размахивая шприцом и подбирая добивающие аргументы. — Вот будет у тебя маразм или Альцгеймер, а может даже когнитивная дисфункция, будешь под себя ходить и слюни пускать. Или вообще, забудешь меня, потому что у тебя разовьется склероз! — На последнее я соглашусь с радостью, — торжественно заявил Морита, ловким движением перехватывая Тони за воротник, а потом со второй попытки заламывая ему руку и отбирая шприц. — Невежливо втыкать сомнительные предметы в людей без их разрешения. — Невежливо совать в девушку без разрешения, — язвительно отбил Тони, весьма профессионально пытаясь выкрутиться из железной хватки. — Ну дядя Джим, ну тебе жалко что ли, ну хоть капельку-то дай! — Нет, — припечатал Морита, метким шлепком отправив Тони в сторону кресла. — И вообще, даже если забыть о твоем возрасте, в котором рано еще о подобном думать… что за отвратительный шовинизм? По-твоему, в мужчин без разрешения совать можно? — Ладно, ладно, — Тони примирительно поднял руки. — Но почему нет-то? Или тебе для меня жалко? — Не жалко. Но до тех пор, пока ты не получишь профильное образование, к своей крови я тебя не подпущу. Тони замер, мысленно подсчитывая, сколько ему понадобится для получения ученой степени по какой-нибудь гематологии или геронтологии, и ужаснулся. Потом погрустнел и попробовал на Морите щенячьи глазки. Потом понял, что это бесполезно, вздохнул и украл его недопитый кофе. — Ну и ладно, ну не очень-то и хотелось, — буркнул он. — Кстати, я в очередной раз первый в общем табеле успеваемости, теперь с разрывом в пятнадцать процентов. Мам, как думаешь, отец оценит? — Конечно, мой милый, — Мария отвела глаза. — Конечно он оценит. Пегги и Морита переглянулись. Они достаточно долго были знакомы с Говардом, чтобы знать настоящий ответ на этот вопрос. Кареглазый и темноволосый Тони был обычным ребенком с необычайным уровнем интеллекта. Живой и подвижный, с пластичными взглядами и полным отсутствием тормозов, он не гнушался признавать свои ошибки, менять при необходимости линию поведения или же выслушивать, разбирать и принимать чужое мнение. Он ненавидел физкультуру, никогда не провоцировал драки и с радостью пробовал на зубок человеческие грехи, признавая только свободу воли и право на ошибки. Тони ничем не походил на тот идеал, который бережно хранил в голове и сердце Говард. Тони ничем не походил на Роджерса.