Уйти красиво

В мире должен быть кто-то, кому от тебя нужно лишь одно: чтобы ты был жив и чтобы у тебя все было хорошо. Борис Акунин

      «Ты — монстр, машина для убийств, у тебя нет и не будет иного будущего, кроме как убивать».       Ядовито-расчётливый голос Страйкера звучит в голове так ярко, будто это случилось лишь вчера: смерть Кайлы, предательство Виктора, адамантий… Не слушать его, нет, когда угодно, но только не сейчас. Рычание, удар, ещё один — и вот перепуганный Пирс, который, кажется, наконец понял, с кем имеет дело, уже бежит к спасительной фуре. Ничего, ему это не поможет. Логан горько усмехается, тщательно стараясь скрыть слабость в подгибающихся ногах и чересчур быструю потерю координации. По крайней мере, стоит на это надеяться, если силы не иссякнут раньше. Чертово лекарство, прав был Виктор: не вкалывай слишком много, ударная доза убьёт тебя так же быстро, как и восстановит силу. Что ж, мальчик, ты был прав, только вот экономить эту самую хвалёную силу, которой все завидовали много веков, больше не для кого.       Все, кого Логан знал, все, кого Логан любил и кем дорожил, — мертвы. Они гниют в земле: кто-то ушёл раньше, как Джин и Роуг (Джин, его Джин, его солнечная птичка Феникс, и малышка Роуг, тоже его, как бы он не отпирался), кто-то сдался лишь сейчас, как Чарльз… Боже, он ведь именно сдался. Логан ведь прекрасно знал, что Профессор мог спастись, как тогда, во время той смертоносной последней битвы с одержимой Тёмным Фениксом Джин. Чарльз как-то рассказывал ему, что это случилось абсолютно случайно, непродуманно, как резкая реакция на внешний раздражитель. А ещё он просто до безумия хотел жить. Хотел видеть закаты и рассветы, встречать каждый день со своими учениками, учить их чести, справедливости и, конечно же, добру. Чертовому добру, которое обязательно всех спасёт и укроет, которое найдёт тебя даже в самый тёмный час, когда ты уже перестанешь быть человеком.       Ха, любопытно, что бы сказал Профессор тогда, лёжа в чужой постели, в чужом доме и чувствуя, что умирает (теперь уже точно). Чувствуя, что не только не спас своих, но и — какая жестокая ирония! — стал их невольным убийцей. Чарльз мог бы легко спастись и в этот раз (даже с учетом неконтролируемых способностей), но ему было больше не для чего жить. Логан быстро осекается, не прекращая гнаться за Пирсом. Вернее, существовать (а только так можно было назвать пребывание обдолбанного в чертовом баке). Сначала Логан не понимал, а потом до него дошло: Чарльз хотел исправить ошибки, перечеркнуть ту историю о смерти Джинни, ведь он знал, что был повинен в ней куда больше, чем реальный убийца — Росомаха. Да, тогда Джеймс «Логан» Хоулетт ещё был Росомахой. Теперь же он никому не нужный Логан, вновь превратившийся в одинокого хищника. Но мог ли он еще неделю назад включить свое звериное чутье и понять: то, что искал целых две сотни лет, было так близко от него.

Empty spaces, what are we living for Пусто в зале, где смысл жизни тот? Abandoned places, I guess we know the score Мы покидали места, поняв исход, On and on, does anybody know what we are looking for Вновь и вновь, но мог ли кто-то знать, что ищет и найдет?

      Пирс в конце концов добегает до фуры, огибает её, не дав Логану зацепить его когтями-лезвиями: в последний момент ослабевшие ноги поскальзываются на вязкой земле, и упасть не даёт только отличная реакция. Перед тем, как уцепиться за дверь автомобиля, оперевшись о неё, Логан успевает заметить ядовитую ухмылочку на манерном лице Пирса. По позвоночнику пробегает холод: он знает, что лекарство больше не действует. Знает, подонок, и даже торжества своего не скрывает. Но есть в этой усмешке что-то ещё. Что-то коварное, что-то от взгляда стратега, заметившего промах своего врага. И только когда Пирс распахивает дверцы багажника, а оттуда доносится протяжный рёв, Логан все понимает. Х-24. Вот он, запасной план Пирса.       Он выскакивает из машины так легко, будто уже заранее прочертил в своей голове все планы изощренного убийства Логана. Хотя, вернее будет сказать, что ему их вложили, но вот незадача: доктора Райса уже больше нет в живых. Он лежит здесь рядом, на траве, с простреленной головой, которую он не потрудился защитить, развлекаясь оскорбительной речью. Ох уж эти суперзлодеи, вечно болтают больше, чем надо. Ну хоть какая-то брехня из комиксов оказалась вовсе не брехней. Видимо, как раз та самая треть, о которой он говорил Лоре. Остальное — не стоит усилий.       Лора. Имя отдаётся болью, но не в голове, не в разуме, которого он начал лишаться от отравляющего действия адамантия, а в левой стороне груди, в сердце. В органе, который, казалось бы, должен был атрофироваться за столько лет потерь. И отражая удары Х-24, сыплющиеся на него со всех сторон, Логан думает лишь о ней, о Лоре. Х-24 выпускает когти, рвет ими кожу, бьет со всех сторон, как машина, наваливается с такой силой, что Логан едва держится на ногах. На Х-24 раны заживают в мгновение ока, на нем — нет. Больше нет. Х-24 проворен и ловок, а он — нет. И всё же мысль о том, что нужно держаться до последнего, чтобы спасти Лору, не даёт опустить руки и свалиться к ногам клона-победителя пыльным мешком. Боже, только бы она отбежала подальше и не попала под раздачу, только бы не видела этого кровавого ужаса, явно не предназначенного для детских глаз. Хотя какие, к черту, детские глаза, она повидала столько всего, что и взрослого бы давно упекли в психиатрическую лечебницу. Ведь, смотря на лицо этой девчонки, Логан видел отражение самого себя, худшее и лучшее одновременно.       Чуть не упав и взвыв от боли, краем глаза он замечает Лору. Она скрывается за одной из фур, пригнувшись, как зверёк, и так же по-дикому тараща огромные блестящие глаза. На какой-то миг Логану кажется, что блеск этот — не от удачно упавших бликов солнца, не от раздирающей адамантием ярости, не от сковывающего страха. Они от слез. От самых настоящих человеческих слез беспомощности. Боже, как жаль, что девочке пришлось испытать их так рано. Ещё один удар заставляет его с криком упасть на землю, и Логану вновь чудится в своем вопле ещё один голос. Тоненький, нежный, наполненный таким страданием, что от него рвётся сердце, пробивая рёбра, чтобы мчаться на помощь. Самый настоящий девичий визг. И вместе с ним чудятся и другие голоса: Чарльза, Джин, Роуг. Боже, будто и они скорбят вместе с его дочерью.       Боже. Логан никогда не думал, что будет так предательски часто произносить имя Бога, да и сейчас, если честно, не понимал зачем: он ведь всё у них отнял, все до последней капельки, а ведь они так цеплялись за эту чёртову жизнь. Даже он, обречённый на смерть (а он давно знает, что умрет, медленно, мучительно), продолжает на что-то надеяться, протягивать руку в поисках тоненькой сияющей ниточки, за которую можно ухватиться и осуществить хоть что-то из задуманного. Из того, что не успел. Он всегда отрицал надежду, для него её отсутствие стало самой простой аксиомой на свете, несмотря на то что жизнь в общем и Чарльз в частности так рьяно пытались убедить его в обратном. И ведь он верит, черт возьми, в глубине души всё равно верит, что шанс есть. Следы учения Профессора дают о себе знать, вот уж точно.       Логан усмехается, изо всех сил пытаясь подняться, и в конце концов ему это удаётся. Плевать на судьбу. Даже если этой надежды нет, даже если хваленного Чарльзом Бога нет, значит он, сам Логан, будет им. Для Лоры. Когда на всей Земле остался один-единственный дорогой для него человек, он просто не имеет права сдаться. Не сейчас. И поэтому Логан срывает дверь с облезлой и поломанной жизнью (почти как он) машины и, опрокинув Х-24, валит его на отсыревшую, грязную землю, приставив дверь к горлу, как лезвие.       Тот брыкается, пытается подняться, сбросить с себя дверь. Врешь, не уйдёшь. Только не сейчас, не после того, как отнял жизнь у единственного оставшегося дорогим человека из прошлого. У единственного, кто в него верил. Логан, конечно, лукавил и прекрасно это понимал: да, Чарльза больше нет, но ведь есть милая малышка Лора с таким напуганным, диким, но по-детски непосредственным взглядом. И ради неё, ради этого знакомого до жжения адамантия взгляда надо бороться. Логан стискивает зубы, ещё сильнее надавливает на дверь, не давая клону вырваться, и вдруг сквозь пронзительный треск в ушах слышит голос Пирса. Он звучит как-то странно уверенно, с привычной приторной манерностью в тоне:       — Эй, вставай! Вставай, слышишь меня!       Разумеется, он об Х-24, о ком же ещё. Губы Логана трогает усмешка. Приказы. Клон лишь их умеет выполнять, исчезни командир, он потерялся бы, забылся и сгинул, сгнил заживо в этом беспросветно-сыром лесу. У Х-24 нет собственной воли, так к чему сейчас так старательно взывает Дональд? Ещё один толчок снизу, удар — слышится скрип когтей по поверхности двери, она дрожит, подпрыгивает, но остаётся прижатой к горлу клона. Логан как никогда близко видит его лицо, хотя какое, к черту, это лицо, это звериный оскал. В этой твари столько же человеческого, как в Страйкере, Пирсе и Райсе: как бы искусна ни была оболочка, сути она не скроет. Внезапно в голове у Х-24 что-то щёлкает, Логан замечает это по тому, как болезненно загорелся взгляд. Клон поворачивает голову вправо и на мгновение застывает в немом ужасе, видя перед собой распростертое тело создателя. Секунду он лежит неподвижно, видимо, стараясь осознать происходящее, но когда до него доходит, черты лица искажаются животной яростью. Х-24 рвано дёргается, зубы кривятся в настоящем оскале, и Логан отчётливо ощущает, как мнётся-выгибается под ним дверь машины, как с ещё большим ожесточением впиваются в неё адамантиевые когти с обеих сторон.       — Ну же, парень, это он сделал, вставай! — крик Пирса восторженный, будто он заранее знает исход, и Х-24, вторя ему, издаёт страшное рычание, чтобы потом, уперевшись всем корпусом в землю, оттолкнуться от неё, толкнув когтями злосчастную дверь. Логан на миг косит взгляд на Лору: все ещё прячется за машиной, только в глазах у неё темными волнами плещется паника. Логан любил море. Когда-то. Наверное, в прошлой жизни, одной из тех, которую он забыл. И, кажется, вскоре это море должно неизбежно поглотить его, не оставив и следа. Неужели он и правда своё отыграл? Вот так просто, за чертовых шесть лет? Возможно, именно поэтому он запоздало чувствует, как слабеют ноги, как они медленно отодвигаются миллиметр за миллиметром и как сильнее становится хватка Х-24. Чтобы одним рывком выбить дверь из рук Логана, ему хватает какой-то пары жалких секунд.       «Ты слишком слаб. Посмотри, во что ты превратился, Росомашка».       Его отбрасывает будто взрывной волной (и, кажется, даже во время атомного взрыва было легче, тогда-то с ним ещё была его верная регенерация), отшвыривает через машину (ту самую, за которой пряталась Лора), расплющивает по земле, выбивая воздух из легких. Приходится подождать миг, чтобы восстановить дыхание, жалкие остатки которого прожигали дыхательные пути насквозь. Логан уже не понимал, яд адамантия это или просто чувство безмерной усталости. Лора смотрит на него, считывает боль (ей даже не нужна телепатия) и совершает одно-единственное движение, чтобы перепрыгнуть машину и накинуться на клона, но ее останавливает благоразумный Риктор, мигом узнавший взгляд Логана: «Не дай ей это сделать. Это моя битва, не ее». Сначала легкий удар о заслон из автомобильной двери, потом — отграждение от внешнего мира из машин: Риктор знает свое дело. Потеряны всего секунды, а Лора снова в безопасности. Этих мгновений хватило, чтобы окрылённый жаждой мести Х-24 настиг его и прыгнул, занеся когти-лезвия, но Логан, собрав последние силы, перекрыл его атаку, закрывшись точно таким же орудием. Визг, лязг! — адамантий против адамантия. Бессмертный против… видимо, уже не бессмертного. Но не сломленного.       «Вид лежащего Росомахи разбивает мне сердце».       Слова корёжат сердце не хуже пуль, которые каким-то чудом в него ещё не попали. Хоть в чем-то Пирс был прав, надо отдать ему должное. И Лора, наблюдающая за всем со стороны. Какого ей видеть изможденного, уставшего от жизни отца? Отбив нападение, Логан вскакивает с места, но сразу же получает новый удар, на сей раз достигший цели. Кровоточащая рана ноет, даже и не думая затягиваться, а боль отпечатывается кровавым брызгами под веками. Где-то сзади кричит Лора, слышен безумный смех Пирса, и все это смешивается с ужасной какофонией звона металла о металл. Удар, ещё, поворот, блок, снова атака, царапина, рычание… Боль в теле становится всё сильнее, порезы практически не затягиваются, а даже если и исцеляются, то настолько медленно, что назвать такой процесс регенерацией цензурный язык не повернётся.       Вдруг перед глазами встаёт кровавое марево, и Логан, не удержавшись, падает почти на колени, получая очередной удар от Х-24. Краем замутнённого сознания он улавливает странный щелчок сзади, предупреждающий крик Лоры (Боже, кажется, она уже давно кричит, только он не слышал), и тотчас же правую ногу пронзает резкая боль. Вопль удержать не удаётся, и он на радость врагам вырывается сквозь стиснутые зубы обреченным старческим стоном. Логан бросает взгляд вниз, наверное впервые в жизни страшась того, что он увидит: в ногу воткнут миниатюрный гарпун, выходящий остриём наружу. И в тот же миг — он прекрасно слышит! — Лора врывается. Она не может больше оставаться в стороне. Первой секунды хватает, чтобы избавить стрелявшего от орудия пытки, а позже и от жизни. Второй — чтобы накинуться на Х-24.       — Лора, нет! — этот крик принадлежит одновременно Логану и Риктору, но строптивая девчонка не слушает.       Она с воплем накидывается на Х-24 и начинает кромсать его своими адамантиевыми коготочками с такой чудовищной скоростью, что у Логана на мгновение начинает мельтешить в глазах. Она виснет на нём, пронзает его тело, потрошит одежду, а ему всё нипочём, несмотря на гранатовые брызги крови. Гранат. Перед глазами проносится неясный образ Джин в платье того же цвета — такой он увидел её по возвращении из прошлого. Видимо, это в его стиле — восхищаться опасностью, необузданностью, силой. Всем, что так похоже на него и от чего он легко бы отказался. Наверное. В обмен на жизни родных уж точно. И каким бы ужасным не было зрелище, но на секунду он будто бы даже залюбовался им. Залюбовался своей дочерью.       Вот они, новые герои. Их вырастили в лаборатории как убийц, натравливали друг на друга, одного лишь их удара смертоносной силы хватит, чтобы убить любого, даже самого жуткого врага. Вот они, новые Люди Икс, как, пусть не говорил, но наверняка думал Профессор. Нет, они не такими были. Да, бились, да, бывало, убивали (только почему-то последнее бремя все чаще ложилось на плечи Логана или Эрика), но не так. Их время ушло, пришло время новых героев, и теперь в покорёженном, протухшем насквозь жестоком мире их спасёт лишь слепой преступный шаг. Эта бойня походила на пантомиму. Безжалостную пантомиму во мраке, из которого сейчас создают новых героев. Готов ли кто-нибудь продолжить счёт убийствам или лучше их остановить, научить чему-то другому, светлому?

Another hero, another mindless crime Героям новым — слепой преступный шаг, Behind the curtain, in the pantomime В их пантомиме — закулисный мрак, Hold the line, does anybody want to take it anymore Только так, готов ли кто-нибудь продолжить этот счет?

      Нет, он не может так всё оставить. Дети должны расти счастливыми, поедающими мороженое и выпрашивающими лишние карманные деньги на билет в кино, которые Логан, естественно, поворчав для вида, всё равно бы отдавал. И поэтому лезвия легко срезают наконечник гарпуна, а в следующую секунду он оказывается окончательно вырван из ноги. Логан морщится от боли, уже не сдавливает вскрик и чувствует, как по ноге струится кровь. Плевать. Помочь Лоре сейчас важнее. Натянув, как канаты, остатки сил, намотав их на нервы, он вскакивает, бросаясь на помощь дочери. И — вот невезучий случай, его визитная карточка! — когда до Х-24 остаётся всего несколько шагов, он с рёвом сбрасывает с себя Лору, заставляя её пролететь до ближайшего дерева и, крепко приложившись о него головой, медленно сползти на землю.       — Лора!       Крик разрезает тишину, и клон оборачивается на него, ухмыляясь звериным оскалом. Увидев это выражение неописуемого садистского удовлетворения на нечеловеческом лице, Логан ощущает, как в намочаленном от боли сердце что-то рвётся. Х-24 нравится. Ему, черт возьми, нравится причинять другим боль! Мельком бросив взгляд на Лору, — с ней всё хорошо, она осторожно шевелится и послушно приподнимает голову, смотря на отца блестящими глазёнками, — Логан накидывается на Х-24, почти повалив его на землю. Тот отбивается, с изощрённой жестокостью протыкает ему плечо, — снова искры в глазах, снова к горлу подкатывает тошнота — и для пущего эффекта поворачивает когти внутри горящей плоти. Не важно. Ничего не важно, только бы помочь Лоре или хотя бы отвлечь его ненадолго. Логан продолжает бороться, цепляться за жизнь, может, уже и не свою, но, кажется, впервые за столько лет он понимает, что не прочь был бы пожить ещё подольше. И впервые за эти шесть лет он чувствует в себе силу. Такую же, как и тогда, когда он попал в школу мутантов.       Пусть адамантий отравляет его организм, пусть силы почти на исходе, а в теле застряло столько пуль, что и сосчитать нельзя, пусть! Он — последний из выживших мутантов, и на сей раз ставка в игре больше, чем его собственная жизнь. Нужно бороться за Лору, которая после смерти Чарльза во всем мире осталась единственной, кто в него верит. Да, может, только из-за его подвигов в чертовых пестрых комиксах, чьи создатели окончательно заврались и их надо бы располосовать когтями. Да, может, она создала себе образ отца, которого никогда не знала, но о котором так мечтала. Главное — она сейчас с ним, сражается за него, как и он за неё, сжимает кулачки и смотрит так по-детски пронзительно, что спина закипает. И далеко не от отравляющего действия адамантия.       Удар, ещё, ещё — и очередной порез, очередной крик ярости животноподобного Х-24. Перед глазами все плывет, смазывается, и кажется, будто он совсем не здесь, что все вокруг — сон, фикция, измученное воображение, будто он на вечеринке с Людьми Икс и будто снимающая очередное их празднество малышка Роуг пустилась танцевать прямо с камерой (а так частенько бывало). Воспоминание о ней брызжет светом сквозь полуприкрытые от саднящей боли веки, и Логан, пошатнувшись, снова бьет. Роуг обожала наряжаться и, шутя, заставляла и его, игнорируя забавно-свирепое выражение насупленных бровей.       А ведь в комиксах все носили костюмы. Тупые, осточертелые, яркие костюмы. Ха, точно других способов привлечь внимание врага нет, честное слово, а ведь это первоочерёдная задача для героя — спалиться по всем фронтам! Странная усмешка жжёт горло, и Логан, отшатываясь от атаки клона, прислоняется к капоту стоящей рядом машины и внезапно смеётся. Искренне, надрывно, странно, так, что даже Х-24 в изумлении поднимает глаза.       Как бы он не ненавидел безумные фантазии, но вот костюма ему сейчас не хватает. Чтобы Лора хоть раз увидела его таким, каким всегда представляла, чтобы доказать, что он в душе всё ещё прежний, хотя это, конечно же, не так. Или он в очередной раз обманывает себя, считая, что лучше говорить вслух о несправедливости мира, чем признаться в надежде? В комиксах битвы часто называли шоу. Пускай грим его почти стерся, а от сердца остались лишь клочки медленно разлагающегося мяса, но выдрать из души улыбку ещё никому не удавалось. Поэтому Логан наотмашь бьет замешкавшегося Х-24, и тот отлетает в сторону. Как бы сказал Чарльз: «Пора продолжить шоу!»

The show must go on Продолжить шоу! The show must go on, yeah Продолжить шоу! Inside my heart is breaking Да, с сердцем я ранимым My make-up may be flaking И полустертым гримом, But my smile still stays on Но держусь с улыбкой…

      На секунду Логану слышатся восторженные вскрики где-то сзади, и поначалу он принимает их за игру расстроенного воображения, но только среди них прорезается голос Лоры, как мутант всё понимает: за него болеют. Эти дети, выращенные в жестокой лаборатории и не видевшие ничего, кроме белых стен, болеют за него. Логан мельком бросает взгляд назад и в растерянности видит выстроившихся как по стойке смирно детишек во главе с Лорой и очнувшимся Риктором. Не нужно быть телепатом, чтобы понять: они готовы сражаться с ним. И в любой другой ситуации он бы силой выдворил их за границу, накричал бы и замахнулся для эффектности когтями, но решительный блеск в глазах Лоры его останавливает.       Она же первая бросается в бой, испуская воинственный клич, так похожий на его собственный, что на мгновение ему становится даже страшно. Слишком похожа на него и в то же время совершенно другая. Остальные дети ощетиниваются и кидаются следом так естественно, точно были для этого рождены. Логан, едва поспевая за ними, хмыкает на свою же неудачную формулировку. Разумеется, рождены: их вырастили как будущих убийц, практически серийных.       «Как и его», — мелькает предательская мысль, штопором ввинчиваясь в мозг и заставляя быстрее догнать дочь. Он огибает её, торопливо склонив голову, и улавливает взгляд её мгновенно потеплевших карих глаз. Кажется, даже уголки её губ приподнялись, а сама она тоненько засияла изнутри. Если бы не эта погоня, она бы взяла его огрубевшую ладонь в свои маленькие пальчики и сжала бы сильно-сильно, как тогда, на могиле Чарльза. Теперь же им хватает и взгляда. Именно этот контакт помогает Логану вырваться вперёд и добежать до ощетинившегося, но озадаченного Х-24 («Что, не ожидал, паскуда? Приказы-то отдавать уже некому!»). Он лишь скалится, выгнув по-звериному спину, и обнажает когти-лезвия, пытаясь запугать надвигающуюся на него небольшую армию. Не выйдет, сволочь, не на тех напал.       Риктор взмахивает руками одним натренированным движением — несколько машин с ржавым скрежетом приподнимаются в воздух. Их отбрасывает на Х-24, тем самым отгородив от клона, Риктора, Логана, Лору и детей, не обладающих регенерацией. Они все ещё могли принимать участие в бою, но на безопасном расстоянии, что Х-24 тотчас же испытал на своей шкуре. Логан, использовав внезапно образовавшееся преимущество, первый бросается на врага и, дезориентируя (а заодно прикрывая Лору), умудряется полоснуть его когтями по левому боку. И еще раз — да так, чтобы впиться прямо в сердце, удержать на одном месте, пока Лора добежит сюда или кто-то из детей на расстоянии прикончит Х-24. Минутное замешательство, шок в глазах, казалось бы, безжалостной машины для убийств — ему этого достаточно. Достаточно, чтобы одна девчонка подожгла траву под ногами клона. Ей бы еще дать немного времени, чтобы огонь успел перекинуться на все тело (да, тварь выживет как пить дать, но это его затормозит), да только Х-24 мигом отскакивает, животно взвыв, и тащит за собой Логана. Мгновение — и клон отрывает от себя противника, отбрасывая его на одну из окружающих поле битвы машин.       Удар пришелся на спину, но — неужели Вселенная в кои-то веки смилостивилась! — в теле проткнуто ничего не было. Логан морщится, вспоминая первую смерть Рэйвен, о которой ему однажды рассказал Чарльз: такого финала никому не пожелаешь. Пытается встать, но ноги опять не держат, а все тело продолжает ныть и притягивать его к отрезвляюще холодной поверхности машины. Помянув недобрым словом Страйкера, он со страхом устремляет взгляд вперед: где Лора, что с детьми? Представшая перед глазами картина полоснула по сердцу не хуже собственных когтей, ведь теперь-то ему от таких ран не излечиться.       Пока одна мутантка на расстоянии обездвиживает врага, оплетая его ноги растениями, Лора в прыжке (удачно оттолкнулась от злосчастной двери авто, так и лежащей на земле) набрасывается на Х-24 сверху, буквально оседлав его шею. Тот брыкается, пытается сбросить её, но ничего не выходит, размахивает руками, полосует когтями, а раны так же неизбежно быстро затягиваются. Он полурычит-полукричит, дергаясь всем телом, что вынуждает Лору ещё активнее наносить удары: по спине, плечам, ключицам… На мгновенно заживающем теле кровь брызжет так же быстро, как и останавливается, но не это беспокоит Лору: сейчас главное — выиграть время для Логана.       Оправившись, Логан вздыхает и медленно поднимается, предварительно схватившись за суховатое деревцо, которое тут же ломается под сильной ладонью вкупе с адамантиевыми когтями. Черт. Всегда ему не везёт с поддержкой. Он усмехается, хотя едва не падает и равновесие с трудом удаётся удержать взмахом руки, устремляет взгляд вперёд и видит Лору. Малышка вместе с другими мутантами сражается с Х-24 из последних сил, а её невозможно большие глаза отчаянно направлены прямо на отца. На секунду Логану кажется, что они разговаривают глазами, и это странно.       — Папочка, помоги, пожалуйста, мы в тебе нуждаемся, — почему-то ему отчётливо видится-слышится это проклятое первое слово в детской душе. — Я в тебе нуждаюсь, без тебя нам не победить!       И он не может не ответить на этот призыв:       — Я уже иду, маленькая, уже иду.       Логан напрягает все силы, которые остались (конечно, если они вообще ещё есть и не сгнили вместе с металлическими костями), и, рывком поднявшись с земли, бежит к ней. Будь, что будет, пусть его ранят, убьют, но он все равно встанет и приползет к ней. Ему дали случай — еще один из миллиона случаев, чтобы все исправить, кого-то спасти, чтобы через некоторое время узнать: это было напрасно. Только в этот раз напрасно не будет. Вокруг слышатся крики, всплески фантастических сил и перекрывающее всю эту какофонию рычание Х-24 — совсем как во времена его приключений в школе Чарльза. Да, разумеется, сейчас размах не тот, да и злодеи тогда не были такими кровожадными, но это не важно. За те короткие секунды, что он бежит, изо всех сил стараясь не упасть, перед мысленным взором горящими бабочками проносятся греющие душу картинки: встреча с Роуг, ее защита от Саблезубого, а потом спасение от Магнето, наставничество другим молодым мутантам вроде Китти, их восторженно сверкающие глаза на рассказы о его новых подвигах, совместная со Шторм тренировка детей Икс спустя год после первой смерти Джин… Боги, кто знал, что их будет целых три? Что ему придется терять ее три раза без надежды на воскрешение?       Он стольких девушек повстречал в своей преступно долгой жизни, но лишь об одной мог сказать, что любил. О Джин. Сначала он думал, что его судьба — Кайла, но жестоко ошибся. Позже, с Марико, он совершил уже вторую ошибку, понадеявшись, что привязанность к Джин — как к Кайле: поболит и затянется. Как обычная рана. Так же было всегда. Он же Росомаха, черт возьми. Но ничего не получилось, потому он и сбежал из Японии, прикрывшись топорным: «Я солдат». Никакой ты, Логан, не солдат, ты конченый камикадзе. С болью в сердце кидаешься в очередной роман, думая, что на сей раз повезет, что на сей раз никто не умрет. Так жалко. Первое воскрешение Джин зажгло спичку, второе — запустило пожар. А третья смерть — убила, затоптала пламя в землю. Именно тогда, когда у них начало что-то получаться. Именно тогда, когда Джин наконец открылась своим истинным чувствам, а Скотт, поворчав немного для порядка, нашел себе новую подругу в лице Эммы Фрост, которая в этой версии времени уже давно не была их врагом. Какие еще нужны доказательства, что Вселенная сама против него, что она будет возвращать его близких и каждый раз снова убивать? Только почему-то сейчас он снова кидается с головой в роман, но уже с дочерью. Будто ее судьба будет лучше, чем у женщины, которую он любил. Извращенный садомазохизм.       Вся его жизнь — это повторение, череда смертей и воскрешений близких ему людей, в то время как он не подвержен влиянию ни времени, ни в конец зарвавшейся старухе с косой. Его брат Виктор и Страйкер будто бы предвидели, что так и будет, что он застрянет в этом порочном кругу, откуда не выбраться. Каждый раз, стоит забыть, стоит зажечь в себе огонек надежды, как все повторяется: жизнь — смерть, рай — ад. Сколько бы он не пытался, сколько бы не переписывал прошлое, все напрасно.       Но враги ошибались. Его жизнь — не деградация, не слепое повторение сотни раз пройденной судьбы. Это — испытание. Да-да, именно испытание. Сейчас, увидев полный страха (страха за него!) взгляд дочери, он, кажется, впервые это понимает. Сломается ли он или пойдёт вперёд, сцепив зубы и затолкав грызущую тоску куда подальше? — вот в чём вопрос. И, конечно, Вселенной, которую, видимо, уже достало вытаскивать Землю из той грязи, куда она сама себя загнала, выгоднее первое. Только не на этот раз. Он так долго жил, гнулся, не ломаясь, а потом опять вставал, вырывая из тела вместе с пулями имена близких ему людей, не напрасно. Можно было бы легко с этим покончить, убив себя ещё после предательства Кайлы и Виктора, но он этого не сделал. И не сделает, пока рядом есть ещё хоть кто-то, кто в нём нуждается. М-да, видно, прав был Чарльз: ростки надежды все равно засели в нём слишком глубоко. Казалось, в который раз впереди сквозь вечную тьму забрезжил новый рассвет. Будет ли он тем самым?

I guess I'm learning (I'm learning learning learning) Но в тех повторах I must be warmer now Познаю суть вот-вот, I'll soon be turning (turning turning turning) Войду я скоро Round the corner now В новый поворот, Outside the dawn is breaking Рассвет уже забрезжил, But inside in the dark I'm aching to be free Но там, внутри, во тьме я грежу вольным быть!

      — Лора, беги! — достигнув Х-24, Логан ударяет по нему когтями и успевает заметить радостный блеск в глазах девочки. Она ждала. Она знала, что он не бросит. И он не собирается, только не теперь.       Вместо того чтобы спрыгнуть с клона, предоставить разобраться со всем отцу, Лора лишь ожесточённее впивается лезвиями в плечи Х-24, издав ликующий крик. «Непослушная девчонка», — сверкает в мыслях Логана, и он присоединяется к ней: снова вонзает когти в сердце Х-24, намереваясь удержать его как можно дольше. План был в то же время прост и чертовски обтекаем: единственный способ убить бессмертного — лишить его головы. Надо всего-то держать гада на одном месте сколько нужно, а потом отрезать ему голову. Уж на это он, наверное, всё ещё способен. «Надеюсь», — мысленно добавляет Логан, вновь чувствуя металлический привкус во рту и слабость в теле. Только бы не упасть, только бы не на глазах у Лоры, так рьяно верящей в него. Он уже занёс руку для удара, как вдруг…       — Бегите! — крик Риктора кромсает тишину на мелкие кусочки и заставляет всех троих обернуться.       Х-24 рычит, отбрыкиваясь, но уже как-то вяло, и хищно зыркает в сторону вопящего. Бегите? Какого черта? Они же почти победили? Недоумевающий взгляд Логана сталкивается с отчаянным — Риктора, который стоял в проёме между двумя машинами преступно близко от места боя. Бегло мазнув по нему глазами, Логан успевает оценить: стойка боевая. Ноги расставлены по ширине плеч, руки приподняты, а на лице — такое напряженное выражение, которое бывало у Джин в попытке сосредоточения на силе. Черт. Снова он думает о Джин.       Чтобы отвлечься от ненужных воспоминаний, Логан всматривается в Риктора, стараясь уловить: а что он делает. Парнишка издаёт глухой стон, поднимает руки выше, сгибая ладони и играя пальцами, — одна из машин начинает медленно подниматься в воздух. Скособочившись, чуть накренившись, противно звеня и подрагивая, неся на себе остатки песка, земли и травы, но подниматься. Лора в изумлении смотрит на друга, Х-24, почуяв неладное, принимается отбиваться яростнее, и только Логан, кажется, понимает, что Риктор задумал. Как там это в комиксах называется? Неожиданное спасение? Были бы они в блокбастере, сейчас наверняка заиграла бы пафосная музыка.       — Ну, что вы застыли, а?! — у Риктора наконец прорывается голос. Он напуган, не понимает, что делает и правильно ли делает, не знает, на сколько его хватит, но пытается помочь единственным известным ему способом. Авто поднимается ещё выше, и Логан будто слышит, как у пацана скрипят от напряжения зубы. — Бегите, вы все равно вдвоём его долго не удержите! Думаете, ему никто до вас не пытался снести башку? Бегите, я его задержу, а за границей он вас не тронет. Да валите вы уже отсюда, убирайтесь к черту!       Машина, зависнув, секунду колеблется-трясётся, а затем срывается с места и, невыносимо скрипя, несётся прямо к Х-24. Чтобы сориентироваться, Логану требуется лишь миг. Ещё один — чтобы сдернуть Лору с плеч клона, схватить её в охапку и кинуться прочь изо всех сил. Ноги едва держат, перед глазами все расплывается, но он бежит и бежит дальше, прижав к себе девочку и стараясь не слушать оглушительного рёва Х-24 за спиной. Пара мгновений — и сзади раздаётся свистящий звук падения, рычание клона, а затем ужасающий хруст. Трескучий, надрывный, визжащий. Логана с Лорой отбрасывает в сторону волной закипевшего воздуха, и старый мутант, не сумев удержать равновесие, падает на запылённую во время боя траву, роняя девочку.       Лора, сгруппировавшись, ловко перекатывается по земле и поразительно грациозно (если бы Логан был романтиком, он бы наверняка добавил: «как кошка», только вот сантименты — удел Джинни и, может, немного Роуг) вскакивает. Тут же бросает обеспокоенный взгляд на отца, всё ещё лежащего на земле, на что тот едва заметно улыбается, приподняв голову.       — Всё нормально, маленькая, всё нормально.       Стоило убедиться, что дети живы-здоровы, как все взоры мгновенно оказываются обращены на Х-24, похороненного под обломками машины. Только похороненного ли? Вдруг машина лишь задержала его? Логан хмыкает, медленно поднимаясь: «Надеюсь, хваленый Бог Чарльза помог нам и проломил гаду башку». Кожа саднит, но это ничего. По крайней мере, не сравнится с отравляющим адамантием. Главное, как говорил старый добрый Профессор, что все живы и здоровы. «Ну, последнее, если взглянуть на меня, конечно, очень и очень относительно, ну и черт с ним», — Логан второй раз за время этого приключения улыбается (первый был — в доме у фермеров) и внезапно понимает, что ему тут нравится. Нравится снова чувствовать себя частью команды, и не просто команды, а одной большой семьи.       — Л-лора, отойди. На всякий случай, — Логан обеспокоенно кивает дочери и слегка покачивается от слабости.       Со стороны машины раздаётся скрежет: кто-то пытается выбраться из-под авто. Звук бьет по барабанным перепонкам не хуже ввинчивающегося в мозг штопора и моментально вызывает ответную защитную реакцию: спасти детей. Все маленькие мутанты, как по команде, оборачиваются, и Логан замечает неподдельный страх в их глазах. Они не удержали, не убили Х-24, так теперь нужно во что бы то ни стало увести ребят подальше отсюда. И Логан избирает наиболее безопасный для всех (но, разумеется, не для него, как же без этого) путь:       — Лора, беги! Бегите, бегите все!       Он машет на детей рукой, с трудом срывается с места и даже пробует зарычать, чтобы мелкие глупышки уж точно унеслись отсюда прочь. Пусть увидят, что и в нем есть часть от Х-24, пусть поймут, что и он бывает опасен. Только, если клон эту черту расходует на убийства, то сам Логан — для защиты. Дети сначала принимаются кричать, не двигаясь с места, но, увидев взгляд Логана и услышав рёв Х-24, тут же бросаются наутек. И Логану не в чем винить их. Они же дети, просто дети, черт возьми, им и положено всего бояться и прятаться за спину любящих родителей. Единственная, кто не делает ни малейших попыток сбежать, — Лора. Она неподвижно стоит и смотрит прямо в его глаза, будто спрашивая, действительно ли он этого хочет.       — Папочка, мы же так здорово сражались вместе, почему ты хочешь, чтобы я ушла? Я не брошу тебя, ты не останешься с этим чудовищем, ты…       — Нет, Лора, сейчас же уноси отсюда свои ноги и ребятам помоги. Все хорошо, — это Логан произносит уже вслух, быстро, слегка грубовато, точно пытаясь оттолкнуть Лору как можно скорее, не дать закончить фразу. Так проще и действеннее: всегда легче заставит кого-то поверить, что тебе плевать на него, чем потратить тысячи слов на объяснения, что он не тот, что он принесёт ей гибель. Логан не желает, не хочет прочесть в её взгляде последнюю фразу, которая бьется где-то в глубине радужки, потому что это будет для него равносильно приговору, но помимо воли все равно заглядывает дочери в глаза. И видит:       — Папочка, не бросай меня.       Ответить времени нет. Сзади слышится безумный лязг — груда железа пошевелилась, и в следующую секунду машина (вернее, то, что от неё осталось) отлетела в сторону, отброшенная Х-24. Животный рык разрывает последнюю ниточку, что ещё заставляла Логана держать в своих исцарапанных пальцах ладонь малышки, и она, бросив напоследок отчаянно-молящий взгляд, убегает. Логан снова остаётся одни на один с врагом, с прошлым, с самим собой, и вроде бы, все, как всегда, надеяться можно лишь на себя, только теперь он не одинок. Невысказанные слова Лоры подтаявшими льдинками застыли в её бархатных глазах:       «Только посмей умереть».       Все ещё слыша в голове её голосок с милым акцентом, Логан не успевает вовремя сориентироваться, как за спиной слышится глухое рычание, треск-шелест сминаемых травы и листьев, а затем плечо пронзаёт режущая боль. Х-24. Одного его рывка хватает, чтобы сдернуть Логана с места, уронить на землю и потащить поверженного противника за собой. Удар о землю выбивает воздух из лёгких, мешает мыслить здраво, и даже слух (и так притуплённый после выветривания лекарства) отказывается помогать своему хозяину. Ну и ладно, больно надо. Он и так справится. Верно ведь? Справится же? Где-то там, далеко-далеко, за кровавым маревом, Логану чудятся детские крики, и внезапно в мозг впивается преступно-недопустимая мысль.       «А ведь это не его битва».       И никогда не была его, начиная с самой первой встречи с Лорой. Они с Чарльзом — отработанный материал, пустой отзвук похороненных в земле мертвых, для которых они — впервые в этой чертовой жизни! — ничего не могут сделать. Они гниют в земле, а упоминание их имён вызывает лишь вереницу пустых сожалений. Новому, разодранному на куски миру, пытающемуся хоть как-то себя склеить, такие герои не нужны. А вот Лора с друзьями — очень даже. И как же всё, чет возьми, просто, кто бы мог подумать! Что он, умирающий старик (а он точно умрет, неважно, через пять минут или десять лет, сколько там организм выдержит), даст Лоре? Счастливое детство? Брехня, Райс с Пирсом его и так уже отняли. Надежду на лучшее будущее? Ага, хорошенькая надежда: спустя пару годиков заставить девчонку видеть, как он подыхает на её руках от отравления адамантием. А что ещё? Чем может ей отплатить тот, кто не смог спасти даже собственную (Логан уже не боялся этого слова) семью? Где он — там боль, где он — там смерть. Да и нужны ли Лоре дурацкие наставления о силе добра и надежде в стиле Чарльза? Чем ей помогла эта надежда, чем она помогла ему? Логан всегда хотел умереть. С поры самой первой потери, которая произошла из-за него. Только почему-то держался, цеплялся за жизнь. Зачем?       Быть может, это чертово испытание состояло вовсе не в том, чтобы выбрать жизнь? Быть может, всё совсем наоборот, и бедная Вселенная буквально кричала ему, что пора бы прекратить доставать всех в общем и её в частности своим бесполезным существованием? Быть может, он просто не так понял её намеки, в очередной раз доказав: ум — не его конёк? Эх, видно, мир чертовски знатно намучился с таким тупоголовым, как он.       Пронестись этим мыслям в голове Логана стоило всего ничего: секунда-две, пока Х-24 вонзил смертоносные когти ему в плечо и начал оттаскивать в сторону ближайшего бревна, а кажется, что вечность. Неужели все так просто? Он, что, правда бежал от такой паршиво-простой истины всю жизнь, прикрываясь надеждой Чарльза и Джин, которым он вроде бы небезразличен? И в тот момент, когда он понял, что уже готов поверить в это, готов опустить руки и просто позволить дрянному клону… ранить, убить себя, да сделать всё, что угодно, покровы тишины разрывает отчаянный девичий голосок:       — Папочка!       Такое родное и запретное слово впивается в сердце не хуже пули из адамантия, а на ум приходит совсем уж нелестное сравнение, что точно также девочка легко и безжалостно, выворачивая всё наизнанку, рвала человеческие ткани. В груди что-то щелкает, раскрывается, и это непохоже на очередную рану. Замутнённый взгляд обращается вперёд, и Логан моргает, не в силах поверить. Лора. Она, забыв друзей, бежит назад, к нему, торопливо перебирая ножками, почти спотыкаясь. Губы Логана трогает легкая отеческая усмешка. Точно так же он спешил сюда, только заприметив военную технику, разве что падал далеко не от переизбытка энергии. И снова вопль, в который вложено столько человечности, что отшибленным людям Пирса и Райса даже не снилась:       — Папочка! Нет, нет, нет, не бросай меня!       Папочка. Его ещё никто так не называл, вернее, почти назвали только раз, а продолжить он не позволил. Роуг. Малышка Роуг, испытавшая на своём веку слишком много такого, чего детям видеть вообще не стоило. Она слишком похожа на Лору, настолько слишком, что, как только Логан это осознал, он испугался. Потому что наступал на эти грабли раньше и знал, чем заканчивается доверие крохотного потерянного существа. Они начинают в тебя верить и не спрашивают, насколько сильно совпадают объект их фантазии и реальный человек. Он же всегда всех подводил и не мог подвести и Роуг — ту, которую язык бы повернулся назвать дочерью.       — Спасибо, па…       — Нет.       — Почему?       — Не возлагай напрасных надежд на того, кто их заведомо не оправдает. Черт, сейчас говорю, как Чарльз, правда? Не хочу показаться похожим на старого доброго зануду Профа, но иногда он выдает правильные и — страшно подумать! — реалистические вещи. Почаще бы. И вообще, мы это уже проходили: я тебе не папочка, я твой друг.       А потом её убили. И виновен в этом был тот самый старый добрый зануда Проф, который иногда выдает правильные вещи. Только Логан винит не его, а самого себя. Потому что не доглядел, потому что не уберёг. Потому что выжил. И теперь всё повторяется снова. Но повторяется ли?       Логан видит, что Лора уже почти добежала, и приподнимает голову, вглядываясь в девочку и словно бы проверяя, не врет ли то странное чувство, которое снова шелохнулось в груди. У малышки в больших бархатных глазах сверкают слезы, рот искривлён в крике, и во взгляде читается такая мольба, что, кажется, ей не нужен весь свет, если в нем не будет его — папы. На секунду Логан представляет, что испытали бы Роуг, Джин и Чарльз, умри он у них на глазах. Они бы винили себя, Чарльз-то уж точно. Они бы кляли его за то, что оставил, бросил, не защитил. И последняя мысль впивается в мозговую подкорку до того оглушительно, что он едва не вскрикивает. Они бы жили с тем, что все, кого они любят, погибают. С тем, за что он так ненавидел свою жизнь. Так неужели он позволит девочке увидеть очередную жестокую смерть дорогого ей человека?       Ответ пришёл безумно быстро. Ни за что на свете. И поэтому Логан вскидывает обе руки, выпуская когти-лезвия, и пронзает ими плечо тащившего его сзади Х-24. Клон неверяще рычит, мгновенно ощетинивается, но хватку теряет, выпускает Логана из смертельных тисков. Тому хватает, чтобы, пошатываясь, вскочить на ноги и пропороть кожные покровы врага шестью когтями. Х-24 злится. Пытается вырвать шипы одной руки из плеча, но Логан сам вытаскивает её, чтобы приставить её прямо к горлу клона, и навалиться всем телом на свою испорченную копию. Внезапно поздновато понимает, что стал слишком уязвим и противник может легко пронзить его когтями. Черт. Не подумал. Правду говорят, ум — не всегда его конёк, куда проще действовать. Но в тот момент, когда Х-24 уже готов проткнуть его лезвиями, на помощь приходит Лора. И не одна.       С грозным рыком она кидается на него и пригвождает своими маленькими, но невероятно острыми коготочками обе руки к земле, а потом, моментально переменившись, перепугано и кротко заглядывает в лицо Логана.       — Ты останешься? Папочка, ты останешься? Ты больше не хочешь умереть, папочка? — она захлебывается словами вперемешку со слезами — и боли, и ярости, и радости. Держит вырывающегося Х-24, но при этом смотрит только на отца. Пронзительно, трепетно, точно не в силах поверить, что он всё ещё с ней. Живой.       — Да, маленькая, я больше никуда не денусь, — что-то тёплое, щекочущее расползается по груди, поднимается выше и выше, заставляет лицевые мышцы растягиваться, а глаза щиплет. — Я не брошу тебя… — Логан запинается: ему кажется, что с этими словами заходится его сердце, но в следующее же мгновение они слетают с его потрескавшихся губ, — дочь.       А у той живо блестят глаза, как маленькое пламя бродит по радужке, а у той — улыбка на лице, кажется, в последний раз он видел ее на ужине у фермеров. Лора сдерживает Х-24 и продолжает наивно, совершенно по-детски улыбаться, будто для нее не имеет никакого значения сопротивляющийся враг буквально в собственных окровавленных ручках. Она переглядывается с отцом, незаметно кивая на клона, безмолвно спрашивая, что делать с этим гадом дальше. В тот момент поспевают другие дети. Логан не сразу слышит топот маленьких ножек и только потом понимает, что просто слишком увлекся дочерью. А мелкие подоспели как раз вовремя. Все, как один, маленькие мутанты выпускают свои силы в полном объеме уже не страшась ни Пирса, ни Райса, ни Х-24.       Риктор, уже не прилагая таких сверхъестественных усилий, взмахивает руками, будто придавливая клона к земле, — и Х-24 больше не в силах пошевелиться. Он рычит, извивается, поднимает вокруг себе столпы сухой пыли, от которой Лора так по-детски просто шмыгает носом, фыркает, отдувается, но вырваться ему не удается. Тогда в его глазах сверкает недобрый огонек, а губы расплываются в садистской ухмылке, отчего даже видавшего виды Логана на секунду перекашивает.       Он испуганно смотрит на Риктора, который подходит все ближе и ближе, и чем резче сокращается расстояние, тем отчетливее видно, как напряжен каждый мускул его лица. Его ладони будто по-прежнему изо всех сил сжимают несуществующий мяч — Х-24 бьется почти в агонии, сотрясает верхушки сосен и елей криком, а когда от отчаяния пытается выпустить когти (вот чему он так обрадовался!)…       Ничего не выходит. Вообще. Рука приподнимается, дергается: видно, как под кожей ходят мышцы-кости, как холодно серебрящаяся игла вот-вот проткнет плоть и вырвется на свободу, только… Не вырывается. Виктор держит и их под контролем. Выражение лица клона, когда он внезапно понимает, что его не спасет единственный дар, доставшийся от Райса, бесценно. Хоть сейчас на афишу комикса, черт возьми.       А тем временем прибегают еще дети. Высокая темноволосая девочка, способная управлять растениями, заходит справа и, не мигая, принимается крутить-вертеть тонкими пальчиками, вслед за которыми начинает извиваться и трава у нее под ногами. Цепляясь друг за друга, стебельки переплетаются, двигаются дальше и дальше, пока не обхватывают конечности, а потом и тело Х-24. В его звериных глазах на секунду мелькает осознание — дикое, почти человеческое. Чует, что смерть близка. И теперь он от нее не убежит. Логан невольно усмехается, понимая, что именно сейчас чувствует небывалое удовлетворение от совершаемого… убийства?       Нет, от борьбы за справедливость. Праведного возмездия. Никто не смеет трогать беззащитных крохотных существ, пусть даже с хромосомой Х. Никто не смеет ни у кого отнимать то, что ему дорого. Чарльз был не прав: некоторые подонки заслуживают только смерти. И за нее нечего совести мучиться.       Только вот как его убить? Отрезать голову, как и планировали? Смогут ли, удержат ли? Эх, была бы здесь чертова адамантиевая пуля, вот она бы пригодилась. Логан фыркает себе под нос. Невероятно. Вещь, которая должна была добить его, чуть ли не единственный способ прикончить злейшего врага. Может, судьба все-таки бывает благодарной? Только у какого черта теперь взять эту пулю-то? Логан пораскинул мозгами. Раз ее не применили против него, выходит, ее уже использовали: злодеи далеко не такие глупые, как об этом пишут в комиксах. Для кого же? Есть еще мутанты с похожими способностями? Внезапно Лора начинает дергать отца за конец порванной и окровавленной майки. Оборачивается и видит лежащий на земле среди пропыленной травы пистолет.       Слишком похожий на тот, который у них украли. Со вставленной в него пулей. Атомным взрывом в мозгу проносится спасительно-шальная мысль, отдаваясь огнем адреналина в кончиках пальцев, закипая на адамантиевых когтях.       — Лора, пуля! — этого возгласа хватает, чтобы девочка с прытью маленькой рыси подорвалась с места. В самый последний момент она вдруг останавливается, бросает на отца горящий от сухого волнения взгляд.       — Папочка, а как же ты? Я больше не брошу тебя, даже не проси, не смей, не смей! Я никуда не пойду, я останусь с тобой… — она уже воинственно поднимает кулачки, готовясь опять выпустить когти, сдвигает густые брови к переносице, но Логан мягко ее останавливает:       — Все нормально, иди. Я в безопасности, видишь? — Логан стреляет взглядом в сторону остальных детей, на что те чересчур усиленно трясут подбородками, стараясь показать, что и они ничего не боятся. Лора задумчиво смотрит то на них, то на отца, точно прикидывая, можно ли им верить или лучше остаться здесь и самой решить проблему, пустив когти в ход. Логан решает все за нее: буквально выталкивает на дорогу и воодушевляюще, совсем-совсем по-геройски кричит: — Беги, девочка, и давай уже вместе замочим эту гадину!       И Лора внемлет, прислушивается, кивает головкой, чтобы через секунду броситься к пистолету. Обрадованный внезапным освобождением Х-24 было дергается, да ничего у него не выходит: руки, а особенно тыльная сторона ладоней, из которой выходят когти, крепко-накрепко замотаны растениями. Только вот что в них проку, раз адамантий — самый прочный в мире металл?       При попытке вырваться Логан ударяет лезвиями прямо по его лицу, полосуя, уродуя хотя бы на время, чтобы он понял (хотя какое к черту понимание, он же животное!), каково было ему. Раны спустя секунду заживают, вызывая у клона новый приступ звериного бешенства. Он впервые в своей недолгой жизни чувствует себя беспомощным: даже когти выпустить не может. Пытается усилием воли, но тщетно. Бьется, недоумевает своим жалким умишком, как такое вообще возможно, а Логан знает ответ. Риктор явно усилил способности, за что ему спасибо. Буквально через несколько секунд к ним подносится крохотный карий ураганчик — это Лора вернулась, зажав в своей детской крохотной ручке тяжелый черный пистолет. Увидев ее, клон неожиданно затихает и медленно-медленно направляет затравленный взгляд на оружие. Судя по огромным от нахлынувшей паники глазам, он понял абсолютно все. Девочка с гордостью вручает отцу пистолет, бросая мимоходом:       — Пуля на месте. Можно я выстрелю, пап?       Логан и рад бы спросить, откуда малышка умеет стрелять и кто научил ее обращаться с оружием, но при воспоминании о лаборатории все домыслы в мгновение ока отметаются. Это они сделали. Райс, Пирс и еще черт знает кто. Им было мало научить детей убивать при помощи их сил, решили добавить капельку реальности. Уроды. Поэтому он лишь молча принимает оружие из ребяческих рук, смерив дочурку таким взглядом, что она все понимает без слов. Смышленая девочка. А вот клон не очень.       Х-24 хрипит. Надрывно, на последнем издыхании, страшно поводит белками, корчась всем телом в тщетной попытке выбраться из ловушки, а в глазах его плещется животный, панический ужас. Логан чувствует, как напрягаются его мышцы-канаты, как он скребется уже не защищенными адамантиевыми когтями пальцами, стараясь порвать стягивающие его стебли растений. Выгибается, точно припадочный, неестественно, до ужаса омерзительно, и рычит. Рокочуще, жарко, так, что, кажется, от его дыхания воспламенится воздух — секунда-две и рванет. А еще в нем чувствуются тошнотворно-ядовитые пары адамантия, от которых сводит глотку и хочется выхаркать их из себя до последнего вздоха. Дыхание смерти. Так вот, значит, как он ощущал его в первый раз.       Наблюдать за собой со стороны — жутко, морозом сводит кожу, как от заклинаний Шторм и Бобби. Вдох-выдох, парень, все хорошо. Все просто отлично, черт его дери. Сейчас он убьет этого долбанного клона. Сейчас он убьет практически самого себя. Логан медленно поднимает пистолет, одновременно следя глазами и за Х-24 и за Лорой, застывшей, как маленькое изваяние, готовое в любой момент ожить и кинуться отцу на помощь. Она смотрит на него. Не со страхом, нет. Так она не глядит даже на клона. Больше нет. С обожанием.       И Логан чувствует, как в его мире что-то ломается. Расплавляется под палящими лучами, разлетается на атомы, осколки, превращается в огненную реку, опаляя внутренности, со скрежетом мнется-корежится и возрождается заново, наспех спаенное по новому образцу, но так искусно, что лучше и не пожелаешь. Из-за деревьев просачивается лучик жгучего солнца, пересекает лицо Лоры, на мгновение отразившись в ее глазах гранатовым огоньком, и Логан внезапно понимает, что это — его глаза. Его глаза с искрящимся в них пламенем войны, мести и… веры. В него все еще верят, как верили когда-то Чарльз, Джин и Роуг. Он нашел такую же частичку света в зрачках дочери. Охотник за солцем. Боже, он ведь только сейчас понял смысл последних слов Чарльза!       — Ты не сможешь убить меня, — затуманенным сознанием Логан не сразу понимает, кто именно говорит с ним. Голос надрывный, скрипящий, нечеловечески хриплый, но настолько вшитый в подкорку, что сильнее невозможно. Логан моргает и переводит растерянный взгляд на осклабившегося клона, который едва ворочает потрескавшимися губами, изогнутыми в кривой усмешке. Точно ножом разрезали. Невероятно. С ним беседовал Х-24. — Я — это ты. Ты никогда не убьешь лучшую часть себя, ты слабак и всегда был слабаком, — из горла Х-24 вырывается свистящий смешок, и клон улыбается. Уверенно, остро, чуть ли не смеется, как Джокер, а Логан замирает в смятении. Эта тварь говорит. Говорит, черт возьми. Значит, он не просто животное, а действительно его копия, не раскрывающая карты раньше времени. Логан мысленно ругается. Идиот. Х-24 же как Лора. Мог бы и догадаться. Черт. А клон и не думает затыкаться.       — Помрешь года через два, а я мог бы жить вечно, прославляя тебя, — ядовито протягивает он, и Логан буквально чувствует исходящие от его слов смертельные пары. Они вьются в воздухе, всасываются в кровь вместе с кислородом, проникают в мозг, ввинчиваясь в него ржавым гвоздем. А ведь Х-24 прав. Во всем прав. Его, Логана, ждет медленная и мучительная смерть на глазах дочери. Руки вновь старчески трясутся, так что держать пистолет становится все труднее, а перед глазами мелькают разноцветные мошки. Лора обеспокоенно смотрит на отца распахнутыми глазами: и она в шоке. Х-24, точно наслаждаясь их растерянностью, улавливает подходящий момент в театральной паузе и с наслаждением выплевывает сквозь зубы:        — И что же ты теперь будешь делать, Логан?       Логана живьем режет это имя, прозвучавшее как досадное недоразумение. Как символ слабости, в которой его уж точно никогда нельзя было обвинить. По крайней мере, шесть лет назад так уж точно. Это имя — насмешка, досадный дефект, и его из Х-24, судя по кровавому шлейфу за спиной, давно вытравили. Его не ждет унизительная смерть, разочарованные взгляды спасенных детей, презрение в глазах врагов, ведь клон здоров и до чертиков звероподобен. Он не Логан, не Джеймс, не Росомаха и уж точно не чудесный сибиоз этих частей, он…       Точно. Догадка, пощелкивая хитиновыми крыльями, влетела в голову. Перед ним просто Х-24, уродливый и пьянеющий от насилия клон. Он никогда не станет им, сколько опытов не проведи, потому что человеческую составляющую из ампул не влить. А он, в своем старом, израненном теле, которое вечно сшивали, спаивали как попало, набивали ядом, не спрашивали, чего он хочет, а просто вдалбивали в мозг программу, знает цену милосердию.       Он никогда не убивал невинных детей и прощал запутавшегося брата. Знает цену геройству. Он привык, что за спасение жизней приходится платить, а Бог чаще всего не бывает на их стороне. Логан мельком бросает взгляд на Лору и видит испуг во всей ее тоненькой фигурке. Вдруг папа не справится? Вдруг папа бросит ее? Но вместе со стальным холодом ужаса в зрачках блестела надежда. Логан невольно улыбается из последних сил. А еще… Знает цену счастья семьи. А Х-24 об этом и понятия не имеет.       И ради дочери стоит быть тем самым неубиваемым героем, готовым повести за собой в бой. Стоит быть и Росомахой, и Логаном, и Джеймсом. Потому что это — идеальный симбиоз. Разом вернувшими себе ловкость руками Логан поднимает пистолет. Сердце, как безумное, качает кровь, пульс шумит где-то в висках, но каждый толчок крови — как укол наркотика. Кажется, будто за спиной разрастаются крылья, чертовы сказочные крылья бабочки, готовые унести ввысь. Да, теперь он фактически призрак той оборвавшейся шесть лет назад вчерашней сказки, которую знали люди.

My soul is painted like the wings of butterflies Коснусь душой, как яркой бабочкой, высот, Fairytales of yesterday will grow but never die И вчерашней сказки дух, взрослея, не умрет, I can fly, my friends Мой полет, друзья! The show must go on Продолжить шоу, The show must go on Продолжить шоу!

      Но ведь призрак может и ожить, правильно?       — Не Логан — Росомаха.       Решительно-холодно, отрывисто, и пока Х-24 пытается осознать, что произошло, времени хватает на безумный крик: — Лора, давай!       Она мгновенно все понимает, не медлит и вонзает выпустившиеся когти в шею клона, перерезая ее. Возможно, даже задета адаматиевая кость. Лора понимает: плохих людей убивать можно. И даже нужно. В качестве солидарности в следующую секунду звучит звонко щелкающий курок и раздается выстрел.       Голова Х-24 разлетается вдребезги от вошедшей в нее разрывной адамантиевой пули. Лора поворачивает голову и улыбается отцу, трясущимися пальцами сжимающему прохладную рукоять пистолета. Они победили.       — Мы победили? Логан, мы победили? — Риктор мнётся на месте и взволнованно смотрит на Росомаху, точно не в силах поверить, что все наконец закончилось. Тот сначала не отвечает: не слышит, но потом как будто просыпается, и голос пацана штопором ввинчивается в мозг. Победили. Они победили. Голова ещё слабо переваривает информацию, а взгляд неверяще направлен на распростертое тело Х-24 с раскоряченной башкой. Наконец, Логан неуверенно пошатывается и, прижмурившись, оборачивается к Риктору:       — Что? Прости, парень, не расслышал, — голос звучит с привычной подчеркнутой грубостью, но в нем больше нет той безысходности, что раньше так пугала Лору. Кажется, Росомаха и сам смеётся над своим смятением. — Да, — и чуть увереннее, окончательно ставя точку: — Кажется, да.       Кое-кто маленький, дерзкий и теперь уже бесконечно счастливый дергает его за руку и, не обращая внимания на замешательство, принимается заливаться:       — Мы, мы сделали это, папочка. Мы победили, слышишь? Ты, ты победил. Хотя нет, участвовали все: Ребекка, Делайла, Риктор, но ты все равно самый лучший, папочка! Ты убил его, убил, отомстил за Чарльза, ты… — разумеется, это была Лора, кто же ещё. На последней фразе её голосок срывается, в нем раздирающе мелькают всхлипы, и Логан лишь крепче сжимает её ладонь, резко поворачивая к себе и заглядывая в глаза:       — Мы. Мы победили, поняла, маленькая? — она неуверенно встряхивается, вслушиваясь в его слова, и едва заметно улыбается. — И ты, и я, и Ребекка, и Делайла, и Риктор, — Росомахе не удаётся подавить легкий смешок, и он с облегчением замечает, как дочь хохочет вместе с ним, — конечно же, и Риктор, куда же без него. И… — внезапно голос срывается, будто кто-то перерубил голосовые связки когтями. Логан хмурится, облизывает губы, всячески пытается прогнать что-то из мыслей, но у него не получается. Лора замечает, что у него дрожат ресницы, — и… Чарльз. Он… — пауза становится ещё длиннее, Логан на мгновение опускает взгляд на землю, но тут же поднимает его, сглатывая, — тоже был с нами.       — П-правда? — глазёнки Лоры загораются коричневатым огоньком. Логан уже было пугается, как бы девчонка не вообразила себе того, чего нет, но она тут же насупливает брови. Поначалу подозрительно смотрит на отца, будто прикидывая, что он имел в виду, и вдруг быстро-быстро выпаливает, захлебываясь словами: — Что это значит? Ты его слышал? Он жив? Я знала, я знала, он не мог нас бросить, не мог дать нас в обиду! Помню, я читала в комиксах, как его тоже убили, но он воскрес, перехитрил врагов, он…       Внезапную вспышку Логан останавливает на корню, мысленно отругав себя за бестактность. Как так можно было? Дал мелкой ложную надежду, чтобы снова разрушить её. Она же ничего ещё не понимает, все для неё в новинку что он за отец такой? М-да, влияние Профессора определенно сказывается.       — Прости, Лора, но это образное выражение, — Росомаха качает головой и видит, как энергия дочери понемногу… затухает? В очередной раз осознав свою ошибку (черт, как Ксавьер вообще допустил его к воспитанию детей?), сильнее сжал её ладонь и чуть приподнял в попытке хоть как-то приободрить. — Он мёртв, малышка, и ты ничего не исправишь. Я говорил, в жизни все не так, как в комиксах, здесь людей подбирает земля, а клоуны в трико поспевают слишком поздно или спиваются от бессилия.       В последних словах прозвучал слишком явный намек на себя, и, кажется, Лора это уловила. Только в её взгляде не было ни капли осуждения. Лишь осмысление. Она много видела, многое понимает, так чего он рассказывает? Она умница, и так до всего дойдёт. Логан видит это в её глазах, смотрящих с недетской мудростью и серьёзностью. Он всплескивает руками, на миг выпуская ладонь дочери:       — Да что я тебе рассказываю, ты сама все прекрасно видела, черт возьми! — и моментально спохватывается, приседает на корточки рядом с дочерью, берет обе её маленькие ручки и накрывает своей большой грубой ладонью. — И ты, главное, запомни, — никто в этом не виноват: ни я, ни, тем более, ты. Просто такое случается. Близкие умирают, а нам… Нам жить с этим. В память о них. «Да, в этом виноваты те подонки, что ставили на нас опыты, за людей не считали, спаивали из нас чудовищ, а потом отправляли на свалку кладбища с пометкой «Расходный материал». Только девочке это пока слышать не стоит. Да-а, ну и речь он задвинул. Правда, в стиле Чарльза. Проф бы наверняка сиял от счастья и говорил, как им гордится. Жаль, этого больше никогда не будет, Росомаха и не думал, что за нотации Чарльза готов отдать полмира.       — Значит, ты решил жить и ради него тоже? — странно, но в голосе Лоры не было слышно ни оттенка грусти, а уж в чем чем, а в психологии он разбираться научился. Неужели поняла? Простила себя и смирилась с потерей? Сил хватает ободряюще улыбнуться ей в ответ, как на все тело вновь накатывает резкая слабость. Логан покачивается и едва не падает, вцепившись за Лору, и жмурится от головокружения. — Папочка?!       Росомаха слегка дрожит, продолжая держать дочь за руку, и сжимает зубы, ощущая противный металлический привкус во рту. Черт. В нем же ещё пули. А ещё яд-адамантий, черт бы его побрал! Надо бы в больницу, вытащить снаряды, если это, конечно, возможно в его-то состоянии. И тут же прерывает сам себя: разумеется, возможно, а как же иначе? Он ведь супергерой, Страйкер бы его побрал! Неужели он позволит дочери наблюдать за ним, старой развалюхой? И впервые за последние шесть лет эти мысли не вызывают тянущего ощущения безысходности. Скорее, легкую саркастичную усмешку.       — Все нормально, все уже нормально, ложная тревога, помирать никто не собирается, — как на автомате выдаёт Логан и через силу улыбается, смотря на дочь. Давно о нем никто так не заботился. Пусть говорят, шесть лет — маленький срок, но те шесть лет — для него были вечностью. — Ты же не думаешь, что я, только появившись, вот так сразу избавлю тебя от всех прелестей жизни с отцом? И, черт возьми, откинуться от неизвестно чего после такого, — Росомаха кивает на труп Х-24, — паршивое кощунство. Даже не надейся. И вы, — для усиления эффекта он наигранно сурово сдвигает брови, обращаясь к остальным детям-мутантам, которые чуть улыбаются в ответ на его жажду жизни, — тоже особо губу не раскатываете. Как же, оставлю я вас здесь, в лесу, совсем одних. Мечтайте! Поубиваете ещё друг друга, и так популяция к дьяволу…       Его прерывает клокочущий кашель, и Лора, воинственно сжав предплечье отца, начинает медленно его приподнимать, поддерживая с силой, явно превосходящей даже возможности её вида.       — Папа, пап, осторожнее! — маленькие пальчики мнут разорванную, всю в кровавых пятнах майку, не дают потерять ориентир, а голосок звучит так переливчато-звонко, что вновь навевает воспоминания о Джин и Роуг. — Тебе срочно нужно в больницу. И только посмей что-нибудь возразить, у меня есть это! — девочка демонстративно выпускает лезвия-когти и наигранно ощетинивается, шипя. Логан тихо смеётся: она такая забавная, когда пытается протолкнуть своё мнение. Упёртая. И так похожа на него.       — Во-первых, я, как ни странно, не намерен тебе возражать, — с трудом произносит он сквозь смех и видит, как удивленно расширяются зрачки Лоры. Прекрасно, значит, он ещё способен хоть как-то воздействовать на неё силой авторитета. — А во-вторых, у меня тоже есть это, — в ответ он показывает свои лезвия, выскакивающие с характерным металлическим звуком. Сзади слышатся смешки детей, и Росомаха не удерживается от шутки, которую он позволил себе когда-то с Джинни. Он никогда её не вспоминал с момента третьей смерти Грей. — Считай, отмычки. Встроенные.       Лора смеётся и помогает ему подняться. Детишки мнутся, ковыряют ботинками землю и смотрятся так странно уютно в лучах солнца, что у Логана мелькает мысль, будто Чарльз заставил его повести класс в поход. Так один раз было — сущее, пусть и забавное (для Логана, не для детей) наказание. А вот теперь… Мозг пронзает убийственная мысль:       — Вам же нужно идти…       — Логан, даже не проси, — Риктор безапелляционно помотал головой и подошёл к Хоулеттам. — Мы тебя не бросим. Проход через границу открыт на целый день, думаю, пару лишних часиков погоды не испортит. Да и какая опасность может нам угрожать рядом с настоящим Росомахой? — и он дружелюбно улыбнулся во все тридцать два.       — А что если… — Лора медленно провела взглядом по рядам второпях брошенных владельцами авто, что так и остались грудами железа валяться на поляне. Большинство годны лишь на металлолом. Повезёт, если хотя бы одна из них поедет. Зато… Догадка ударом адамантиевых когтей блеснула в голове.       — Машины!       — Что, Лора? — Риктор с Логаном одновременно обернулись на её возглас.       — Машины, надо поискать в машинах! — Лора вскинула на них удивленные глаза и раздражённо хмыкнула: мол, простейших вещей не понимаете, взрослые. Решительно схватив Росомаху за руку, она потащила его вслед за собой, не встречая ни малейшего сопротивления ни с чьей стороны. — Папа, идём, скорей!       — А она права, — пораскинув мозгами, согласился Риктор, и ринулся за Росомахами. Другие дети беспрекословно последовали за ним. — Эти гады приехали с полным арсеналом, и там наверняка может быть что-то полезное вроде той сыворотки (и ни слова про то, что это отрава) или, на худой конец, оружия. Надо посмотреть.

***

      В итоге вся детвора оказывается у машин, и тут же начинает тотальный обыск. Что не удается открыть руками, сжигают, отрубают, морозят дыханием — в общем, делают все возможное, чтобы добраться до содержимого. Логан по мере сил помогает, несмотря на просьбу (которая, скорее, походила на приказ) Лоры и Риктора сидеть, греться на солнышке и наслаждаться жизнью. Оказалось, сыворотка - не такая уж и отрава, во всяком случае - надолго лишить регенерации она не могла. Риктор уже откопал какие-то бумаги с данными об этой подозрительной штуке: исцеляющий фактор она сильно ослабляла лишь на время. Позже все постепенно приходило в норму, потому Росомаха уже мог не стонать от многочисленных ран. Ну, или, по крайней мере, страдать чуть поменьше. Спустя некоторое время (довольно короткое, надо сказать), одна из девочек выуживает какую-то папку и пузырёк с подозрительной жидкостью. Содержимое тут же перекочевывает в руки Риктора.       — Что это? — Лора мгновенно и бесшумно подлетает к нему и заглядывает через плечо, привстав на цыпочки. Глаза её сверкают от любопытства и походят на две большие капли. Риктор задумчиво качает головой, рассматривая находку: — Пока не знаю, но жидкость подозрительно напоминает сыворотку для увеличения мощности способностей. Разве что… Я не эксперт, но, кажется, она другого оттенка. А бумаги…       — Ну, что там? — Логан нетерпеливо подаёт сзади голос и, поёрзав на злосчастном месте, куда его чуть ли не приклеили, встаёт и направляется к детям. Увидев изумрудную склянку, он раздраженно морщится и возводит глаза к небу. О Господи (да и черт тоже) неужели опять? — Вы снова откопали эту гадость? Что вас, детей, все тянет на неё, а? Я же сказал: это убийственная отрава, и эффект вы сами, как бы сказал Чарльз, лицезрели во всей красе.       На последних словах Росомаху передергивает, как всякий раз бывало при любом (даже мысленном упоминании) Чарльза. Риктор же отвечает легко, будто у него все давно схвачено:       — Не совсем. Если вы слышали, то я только что сообщил Лоре, что у этой «убийственной отравы» другой оттенок. Более сочный и более естественный, что ли. Возможно, это какой-то второй вариант сыворотки, и, в любом случае, в небольших дозах вам поможет даже эта «отрава», — он выделяет это слово и внушительно потрясает зажатым в руке свёртком: — Надо поискать документы в папке, наверняка там что-то есть.       Логан, не долго думая, подходит к детям, всячески пытаясь не пошатнуться при любом резком движении, и привычно-уверенным жестом вырывает из ладоней Риктора папку. Паренёк на некоторое время выпадает в осадок, но произнести ничего не может. Или не решается, что более вероятно. Изо рта вылетают только неопределённые звуки вроде:       — Эм… Но… Я… Как бы…       — Уже, малец, — Росомаха извлекает несколько листков из папки и, почувствовав, что кто-то настойчиво дергает его за руку (это оказалась Лора), снисходительно передал ей часть бумаг. Она просияла от радости. Остальные детишки мигом собираются вокруг Логана, с интересом заглядываясь на папку в его руках. Тот думает пару секунд, задумчиво вертит содержимое в пальцах, и в конце концов наигранно сокрушенно (на самом деле он был рад, что мелкие принимают участие в работе) провозглашает, потрясая листками: — Если кто-то хочет, могу поделиться! Всегда ненавидел бумажную работу у Чарльза, знал бы, что и сейчас придётся заниматься ей, наверное, умер бы.       У маленьких мутантов в общем и у Лоры в частности вытягиваются лица, и Росомаха поспешно добавляет, не сдерживая улыбки:       — Да шутка это, шутка, расслабьтесь, детки.       Кажется, все вздохнули спокойно. Некоторые особо шустрые уже подбегают и умоляюще заглядывают в глаза, прося дать им папку. Логан вздыхает и протягивает им бумаги, внутреннее по-доброму усмехаясь.       — Итак, ищем все, что как-то связано с мутантами, опытами, сывороткой… Ясно? И чтобы ничего лишнего, а не то, — из руки выскакивают адамантиевые когти, и дети лишь заливисто смеются на эту меру устрашения. Им определенно нравится эксцентричная манера Росомахи вести беседу. А ведь на самом деле он чуткий и ранимый человек. Логан тоже улыбается в ответ: приятно, когда твоя грубоватая манера общаться воспринимается как дружелюбная. Но для порядка стоит и похмуриться.       Он раздаёт детям бумаги и сам присаживаются рядом с ними, когда те с деловитым и серьёзным видом устраиваются на траве. Кто-то на корточки, — кто-то — прямо на грязно-зелёный ковёр, запылённый и насквозь пропахший сосновыми иголками, некоторые обосновались на пнях и корягах, но — что примечательно — в работу сразу погружаются все. Росомаха не сдерживается от лёгкой улыбки, которая тут же вызывает дрожь сердечной мышцы: слишком напоминает будни в школе Ксавьера, когда старичок Проф проводил занятия для детишек на свежем воздухе. Однако воспоминания воспоминаниями, а пора бы вернуться к делу: всё равно уже ничего не воротишь. Черт, и почему существует та ядовитая сыворотка, а способная воскрешать мертвых — нет? Несправедливо. Ха, а как же разговоры о поисках лекарства для вечной жизни? Логан качает головой и погружается в чтение. Строчки перед глазами немного плывут: очков не хватает. Только где их теперь взять, в лесу-то? У детей попросить? Росомаха тут же отметает эту мысль. Ну уж нет! Страшно представить, какое это будет разочарование для мелких — узнать, что кумир из комиксов даже читает с трудом! Хватит с них открытий на сегодня. И он мёртвой хваткой впивается глазами в листы.       Сначала не попадается ничего стоящего: досье на Х-24 (На клонов делают досье, серьёзно? Зачем, в качестве рекламы будущему инвестору или покупателю?), на него самого (будто эта черно-белая бумажка может рассказать о нем что-то лучше, чем две сотни лет жизни), на Лору… Росомаха прищуривается: кажется, его он уже видел тогда, в отеле. Губы отзываются полуулыбкой.       «Генетический материал — Джеймс Хоулетт».       Сегодня впервые за шесть лет он наконец-то ощущает себя цельным. Не просто Логаном, не просто Росомахой, который так отчаянно пытался похоронить всё, что связано с Джеймсом Хоулеттом, а именно Росомахой Джеймсом «Логаном» Хоулеттом. И впервые — только уже, наверное, за всю жизнь, — изучение собственной анкеты не приносит омерзение. Это — то, кто он есть, как бы банально и слишком по-чарльзовски это не звучало. И ему жить с этим.       Внезапно Логан приближает к глазам страницу с прикреплённой к ней цветной глянцевой фотографией Х-24. Что-то он там точно упустил. В голове мелькает его скорейшее исцеление от всех ран, но невозможность продолжить бой после нескольких пулевых и дроби в глазу, в связи с чем мозг разом выкидывает несколько вопросов. Зачем создавать клона, который скопытится через пару сотен лет? У корпорации явно далеко идущие планы, и вряд ли в них входит лечение сверхагрессивного Х-24. Хотя это уже будет проблема потомков. Как привычно для людей — сваливать свои проблемы на других. Особенно на будущие поколения. Росомаха едва слышно вздыхает при этой мысли: с жизнью Лоры и её друзей поступили точно также. Глаза быстро пробегаются по строчкам с, так сказать, техническими характеристиками клона и останавливаются на двух строчках: «Регенерация» и «Адамантиевый скелет».       В первой графе указано сухое «Присутствует», но со звездочкой в конце. Черт. Звездочка — это плохо. Очень плохо. И не только потому, что Магнето каждый раз таким образом раскидывает железки перед тем, как напасть. И не потому, что кулинарные опыты Роуг с печеньем в виде звездочки окончились печально. Росомахе ли не знать: звездочка — значит — «но». А эти «но» — всегда чертовски неприятные вещи. Пробурчав себе под нос ругательство (главное, чтобы дети не слышали — хотя, Чарльза с Джинни тут нет, так что можно себе позволить маленькую слабость, особенно после всего случившегося), Логан нашёл в конце страницы примечание, где прочёл:       «Так как образец является лишь копией оригинала, он не обладает всей полнотой регенерации даже в молодом возрасте. Одна из причин — на исцеление от яда адамантия уходит большее количество ресурсов. В отличие от реального Оружия Х, Х-24 можно убить, застрелив адамантиевой пулей в голову, в связи с чем положено: 1. Не применять вышеуказанные пули в бою сотрудниками корпорации «Transigen» и армией США. 2. Регулярно вводить Х-24 улучшенный образец сыворотки «Новые мутанты».       — Логан, мы нашли! — радостные вопли малышни разом вырывают Росомаху из размышлений. Он оборачивается, задумчиво сдвинув брови, и видит, как расположившиеся неподалёку на сухом разваривающемся бревне дети машут ему, подзывая к себе. Среди них был и Риктор, но голос принадлежал не ему, а темнокожему пухлому мальчику, которого Логан запомнил ещё при первой встрече.       — Оу, какое совпадение, — одарив маленьких мутантов кривой улыбкой, он победно поднимает свой листок и по-доброму скалится. — Я тоже кой-чего откопал. Ну, что глазеете? Думали, пока вы работали, я мирно-тихо откинулся в сторонке? А вот черт с вами, у старичка есть ещё порох в пороховницах.       Малыши сначала изумлённо поднимают глаза: явно не ожидали, что старый мутант, какая-то полуумирающая развалюха, найдёт зацепку раньше них, хлопают ресницами, а потом искренне улыбаются, подвигаются, приглашая его к себе. Сидящая рядом Лора вскидывает голову на слова отца, ревниво и до щемящего чувства в груди понимающе смотрит ему в глаза и, схватив за свободную руку, тут же тащит за собой. Покряхтев, Росомаха рывком поднимается вслед за ней, стараясь не выронить бумагу и одновременно удержаться на ногах. Когда мелкая доводит его до места назначения, она покровительственно смотрит на отца и с чувством выполненного долга садится рядом. Кажется, в этот момент она расслаблена, но Логан прекрасно видит затаившегося зверька, готового в любую секунду вскочить и броситься на защиту своей семьи. Благодарно усмехается, треплет девчушку по плечу (она нарочито строго сдвигает брови: мол, я уже не маленькая, чего позоришь меня) и мгновенно отодвигается, невозмутимо делает вид, что ни причём. Замечает в глазах дочери рассеивающийся свет и, пытаясь двигаться как можно медленнее, поворачивается к остальным.       — Ну, что отрыли? — он кивает на листы, которые темнокожий паренёк зажал в пухлых пальцах. Тот немного смущается, опускает глаза, однако вскоре, подняв голову и получив порцию одобрительных кивков от ребят, смелеет, выпрямляется и выпаливает:       — Информацию про вакцину, ту самую, что мы здесь обнаружили, — немого подумав, он все-таки решает уточнить для ясности и тут его будто прорывает. Глаза горят, руки трясутся (а листы вместе с ним) и мелкий начинает тараторить. — Мистер Логан, она правда не такая, как вы думали, вернее, не совсем такая, а точнее…       Паренёк уже буквально захлебывается словами, кашляет ими и, видимо, сам понимает, что слегка торопится. Росомаха быстро, но осторожно прерывает его, хлопая по спине:       — Ближе к делу, шкет.       Мальчик вздрагивает, в испуге таращится на Логана и активно-активно хлопает ресницами. У Росомахи мелькает мысль, хорошо хоть парень не управляет ветром, а то тут бы всех уже давно сдуло к чертовой бабушке. Или ещё куда подальше. К счастью, мутантик очухивается так же быстро, как и пугается. Попытавшись состроить серьёзное выражение лица, чтобы не подводить товарищей, он вздёргивает подбородок и аккуратненько произносит:       — Ну, в общем, она не приносит вреда организму, не отравляет его.       — А главное — её использовали для увеличения сил Х-24, — заговорщически добавляет Риктор, подвигаясь поближе и с опаской поглядывая по сторонам. Его голос звучал практически как шёпот, будто он до сих пор боялся, что их подслушают сотрудники лаборатории. Темнокожий мальчик вдруг потупился и смущенно прошептал, толкая друга в бок:       — И вообще, это Риктор всё нашёл, а я ну… — он пожевал нижнюю губу и чуть сгорбился, — помог немножко…       — Так, отставить самобичевание! — Логан рявкает так громко, что все вокруг вздрагивают, а стушевавшийся мальчик больше всех. Лора с любопытством и нескрываемой гордостью направляет взгляд на отца, как бы спрашивая: а что дальше? А дальше Росомаха выдал то, что не дало ему покоя все эти шесть и что он сегодня наконец-то отпустил. — Оно никогда ни к чему хорошему не приводит, на себе проверено. Вам ещё рано, вот старость придёт, тогда и валяйте, а сейчас нечего об этом думать.       Сказал — как отрезал. Вроде и грубовато, но зато по делу, а что важнее — в тоне звучала слегка припорошенная доброта. Близкие люди всегда умели разглядеть её за саркастичными шутками и язвительными замечаниями. И тут Риктор решает вступиться за Логана, хотя любой, даже самый отпетый преступник, знал, что этого делать не следует.       — Логан, ты не такой уж и старый, — ободрение от чистого детского сердца мгновенно вызывает отклик, вот только не в душе Росомахи, а в его маленькой копии.       — Кто посмел назвать папу старым?! — взвизгивает Лора, с лязгом обнажая когти, и резко развернулась на сто восемьдесят градусов, так что лезвия сталкиваются практически нос к носу с лицами друзей. Её глаза угрожающе сверкают, рот воинственно кривится, а холодный блеск на металле даёт красноречивые намеки. Крик остальных малышей наверняка был слышен аж на верхушках деревьев, а то и выше. Несколько мутантиков даже повскакивали с мест и в панике спрятались за могучую спину Логана. Тот озадаченно приподнимает бровь, затем, когда понял, что Лора просто дурачится и ребятам ничего не угрожает, лукаво жмурится, оценивая ситуацию. Лора сейчас выглядит одновременно так забавно и воинственно, в ней читается такая решимость, что тёплое чувство разливается по груди и ползёт куда-то вверх. Подавив смех, он все-таки спешит уладить ситуацию:       — Да никто, никто, мелкая, — правда, хохот все рано прорывается в самый неподходящий момент, и новоиспеченному отцу остаётся только наблюдать за вытаращенными от удивления глазами дочери. В них прямо-таки читается загадка: «Почему он смеётся, она же хотела его защитить?» Остыв, она быстро задвигает лезвия назад (причём на тоненьком точеном личике не выражается ровно никакого чувства вины) и задумчиво хмурится, уставившись на отца. Логан усмехается. Будь у неё силы, как у Скотта, уже давно бы просверлила в нём дыру. Девочка явно ждала ответы на свои невысказанные вопросы, и они не заставили себя ждать. — Это просто, ну знаешь, как говорил Чарльз, фигура речи.       Очередное запрещённое имя вылетает само собой, и Росомаха ощущает горький привкус металла на языке. Чарльз. Профессор. Боже, знал бы он, как часто его вспоминает непутевый ученик, наверное, с ума бы от радости сошёл. Черт. Ещё одно неудачно подобранное сравнение. Росомаха сцепляет зубы, стараясь не показывать, как защипало в глазах и раны в теле отозвались тянущей болью, которая уже не имела ничего общего с физической. А ведь и Чарльз в самом деле сошёл с ума. Вот только далеко не от радости. Лора тоже молчит: видимо, без слов поняла его боль. Остальные дети не роняют ни звука, хотя явно понимают своим детским непосредственным чутьем, что Хоулеттов что-то гложет. И лучше к ним с этим не лезть. Наконец Лора поначалу примирительно улыбается, а следом серьезнеет и тихо бросает, точно звонкую монету на пол:       — Ладно, — тут же добавляет, толчком подняв голову и блеснув глазами, тон сменяется на гордый и наигранно-обиженный. — И не называй меня мелкой, я не маленькая, мне одиннадцать!       — Какое чертовски грозное поколение Росомах, — Логан делает «страшные» глаза, и Лора не может не удержаться, чтобы не рассмеяться. Другие детишки следуют её примеру, а Хоулетт признаётся себе, что ему безумно нравится видеть Лору именно такой. Обыкновенной девчонкой, всячески пытающейся доказать, что она ни в чём не уступает своему герою отцу. — Не хочу тебя расстраивать и не знаю, просвещали ли тебя те сволочи, что держали в лаборатории, но ты будешь жить вечно. По крайней мне, пока какой-нибудь конченый подонок не снесет тебе голову, а я, черт бы меня побрал, этого не допущу. Так что сейчас ты, по сути, ещё даже не мелкая, а младенец. Стукнет годков этак восемьдесят — станешь маленькой и так далее. А пока наслаждайся детством.       Немного помолчав, Росомаха вздыхает и возвращается к утерянной теме:       — Так, и что там дальше?       — Вот что здесь написано, — Риктор буквально вырывает листы из рук темнокожего друга и начинает бойко читать:       — Сыворотка «Новые мутанты 2.0» представляет собой модифицированную сыворотку «Новые мутанты» и предназначается для использования на проекте Х-24. Она позволяет нейтрализовать действие адамантия на довольно длительный срок, частота вкалывания — один раз в сутки. Х-24 не является оригиналом, поэтому полностью обходиться без сыворотки не представляется возможным. Эксперименты на первоначальном Оружии Х не проводились в виду его бегства из лаборатории в 1980 году, однако можно утверждать, что, изобрети мы эту сыворотку раньше, она бы полностью его излечила. Проверить данную гипотезу не представляется возможным из-за преждевременной потери ценного материала. Однако шансы вернуть его всё ещё велики.       Закончив чтение на такой не очень радостной ноте, Риктор откидывается назад, опираясь спиной о сухую ветку, и пытается как-то сгладить впечатление последней строчки. Рассудок подсказывает ему, что внушить ей доверие нельзя. Правда, он ничего не придумал, кроме как, пожевав нижнюю губу, промямлить:       — Зато последние предположения все-таки не сбылись, правда, Логан?       — Угу, финальная строчка особо добавляет оптимизма, — мрачно шутит Росомаха, однако Лора замечает в уголках его губ едва-едва просвечивающую улыбку. Её она видела всего один раз, у Мэнсонов, ну, и, может быть, в их первую с Логаном встречу в убежище Чарльза. Тогда он сам не верил возможности изменить свою жизнь, только вот глаза (пока только они) говорили совершенно обратное. А сейчас… кажется, он сам поверил, что сможет излечиться, что предположения об улучшенной сыворотке оказались правдой.       — Теперь-то исполнение своих планов им точно не грозит, — высказывается Лора, кивая на заполонившие поляну трупы, и коротко, весело-едко усмехается.       — Ладно, колите в меня уже вашу заразу, — примирительно соглашается Росомаха, наигранно закатив глаза.       Ему не полагается верить. Не сейчас, не тогда, когда все, кого он знал, гниют в земле, кормят червей, хотя заслуживали лучшего будущего. Не сейчас, не тогда, когда он чуть было не расстался с жизнью, думая, что дочери так будет лучше. Слишком неправильно поддаться надежде, которая только и умела, что разрушать и его будущее, и его настоящее, с извращённой жестокостью калечить дорогих ему людей. Зато теперь рядом Лора, та, ради которой он должен продолжать дышать, пыхать сквозь ноздри, срастать разорванные кожные покровы, заставлять сердце биться даже в отравленной и полумертвой шкуре. Ведь девочка не переживёт ещё одну смерть. Морально так уж точно. И если для этого необходимо, чтобы на нем поставили ещё один — последний — эксперимент, так тому и быть.       Пока Риктор аккуратно наполняет шприц изумрудной жидкостью (а она правда была другого оттенка, мелкие не соврали), Росомаха с горькой усмешкой сдвигает с плеча лямку: когда-то он руководствовался той же логикой, чтобы отомстить за Кайлу, и куда это его привело? Воистину, иногда он бы вновь желал стереть себе возвращённую память. И, когда игла входит в мягкую плоть, Логан подсознательно ничего не ждёт, не надеется на чудо, теплившееся где-то в подкорке на словах Чарльза, которые стали для веры единственной осью. Одна часть сознания уверена, что ничего (впрочем, как и всегда) не выйдет, а другая — отчаянно сжимает зубы и просит: «Хоть на этот раз». Ерунда, Вселенная не бывает милосердной, она…       Остатки скептических мыслей взрываются вместе с огнём, прошившим вены. От неожиданности Росомаха замолкает, охает, схватившись за ближайшую ветку на сучковатом бревне. Та не развалилась под его весом, и на том спасибо. Где-то над ухом слышится перепуганное «Папочка» и маленькая детская ладошка уже стискивает его руку, да так отчаянно, что, кажется, пальцы вот-вот треснут. «Лора», — догадывается Логан и в ту же секунду чуть не взвывает от ослепившей его боли.       Будто кровь превратилась в кислоту, прожигающую внутренности, что-то растворяющую, а что-то восстанавливающую. Ещё один сдавленный крик Лоры: судя по всему, она гневно вопит Риктору нечто нечленораздельное с обещанием порвать его на куски, если тот «угробит папу». Росомаха даже не успевает никак на это отреагировать, потому что все закончилось в один момент, как источник питания вырубили: к счастью, продолжалось это состояние совсем недолго. Боль ушла вспышкой, а на смену ей последовало что-то совсем уж вон выходящее. Логан чувствовал, как растягиваются морщины на лице, как натягиваются одеревенелые мышцы и начинает привычно колоть пальцы в месте выхода когтей. Боже, неужели…?       Резкий спазм не дает додумать мысль, вышибая воздух из легких, отчего вновь хочется кричать, но уже не от боли. В голове все трещит, рассыпается в прах, звенит колоколом по черепной коробке, не переставая, складывается в вереницу звуков, шепотов и запахов. На мгновение Росомахе кажется, что он в море, нырнул слишком глубоко, и встречной волной заложило уши: внезапно все стихло, и лишь тусклые отзвуки доносились сквозь пелену. Раз. В ушах что-то щелкает, ввинчивается гвоздем внутрь, точно прорывая дыру в невидимой преграде. Через нее доносится шум. Два. Он все нарастает и нарастает, где-то раздается отчетливое пение птиц, шуршание пожухлой травы и трение песка о пропыленные листья. Три. Нос мгновенно пробивает как после внезапно подействовавшего лекарства от насморка. Пахнет лесом, хвоей, пылью, сухой землей вперемешку с чем-то тяжелым, влажным, но уже застоявшимся, металлическим и до боли знакомым. Пахнет свежим сыроватым воздухом, далекими цветами, освобождением, страхом и немножко любопытством. Росомаха напрягает все органы чувств, все еще находясь в какой-то прострации, будто одновременно и здесь, и в неведомом ему мире. Так уже было, когда Джин являлась ему в образе призрака после своей первой смерти и приоткрывала завесу тайны, приглашая заглянуть в рай. Черт возьми, получается, все, что написано в той дрянной бумажечке о сыворотке, — правда?       — Папочка! — из полуобморочного состояния его выдергивает отчаянный голос дочери. Хотя, что за глупости, конечно, не только голос: она с силой рванула его за предплечье и, похоже, трясла уже долго, просто он только сейчас это заметил. Вынырнуть из странного марева оказалось на удивление легко и даже безболезненно.       — А, что? Лора? Что случилось? Я… я, что, отрубился? Говорил же, это чертова отрава и ничего не выйдет! Я… — попытка не запутаться в собственных мыслях чуть не сыграла с Логаном злую шутку: он далеко не сразу замечает, что его голос звучит не так хрипло и надрывно, как раньше. Осознание приходит, только когда скрещенные взгляды Лоры и остальных детей упираются напрямую в его лицо, и выражают они единогласный шок. Поначалу Росомаха принимает это за кратковременное помутнение рассудка. Ничего, со всяким бывает, нужно лишь успокоиться, продышаться и, может, тогда ощущение, что на тебя все глазеют, как на умалишенного, мало-помалу пройдет. Он моргает, внутренне надеясь, что сейчас все (включая то, что он чувствовал себя самым эпатажным экспонатом на выставке) исчезнет, только почему-то из поля зрения не пропадает абсолютно ничего. Окончательно убеждает в реальности происходящего ошеломляющее утверждение Лоры:       — Пап, почему ты никогда не говорил, что ты такой красивый?       Логан, руководствуясь здравым смыслом, тут же решает, что слух опять играет с ним дурные шутки. Он красивый? И это девочка говорит о старике с седой клочковатой бородой? Вот лет шесть назад — вполне возможно, но не сейчас же… Догадка пронзает кометой.       — Почему не говорил? Да случая не нашлось, мы все от клонов бегали и… Стоп, что? Красивый? — шестеренки в голове начинают крутиться, Росомахе кажется, что он даже слышит их нервозный скрежет друг о друга. Думай, Логан, думай… Он втягивает лесной воздух полной грудью, задумчиво барабанит по сучку бревна пальцами, чувствуя каждый его изгиб будто кожей. Минуточку, он свободно дышит? И ему даже не хочется кашлять? Внезапно до него доходит сразу нескольких простых истин. Во-первых, в теле больше нет слабости и ноющей боли. Во-вторых, он не ощущает остатки пуль. В-третьих, он снова видит и слышит все как на ладони (ну, и, видимо, как на слуху, если так вообще говорят; Джин бы его за такие сравнения убила).       Внутри что-то загорается. Нечто запретное и запредельное, то, что он поклялся больше никогда не выпускать наружу после смерти Джин и Роуг. Надежда. Он широко распахивает глаза, взирает на детей, точно в первый раз их увидел (правда, похоже, так и есть). У них на губах — неуверенные, слабые улыбки, у них в глазах — крохотные огоньки восторга. Черт возьми, видок у всех, словно к чему-то легендарному прикоснулись, честное слово! Счастливее всех выглядит Лора, и это неудивительно.       — В чем-то комиксы не врут. Логан, ты и правда бесподобен. Взять с тебя обещание не появляться рядом с девчонками, а то у меня в будущем никаких шансов не будет при таком сопернике? — беззаботно шутит Риктор, явно слегка наслаждаясь замешательством Росомахи. Боже, неужели…       — Дайте мне зеркало, — звучит почти равнозначно приказу, а дети не в силах не повиноваться. Будто верховный маг зачитал заклинание, которое надо было обязательно исполнить. Одна из девчонок спешно лезет в рюкзак, роется там, судорожно перебирая кучу бесполезных сейчас вещей, и, выхватив крохотное карманное зеркальце, протягивает его Логану дрожащими руками, точно боясь разрушить своими пальчиками хрупкость момента. Он быстро перехватывает драгоценный предмет истинно звериной хваткой и подносит к лицу настолько быстро, чтобы не дать себе шанса опомниться. Засомневаться. И видит в отражении себя прежнего. Не успевает ничего сказать, как чувствует, что кто-то настойчиво тычется ему в руку. Этим кем-то оказывается девочка-мутантка.       — Ну, что вы там ещё откопали в этом мусоре? Не удивлюсь, если он радиоактивный, от этих гадов всего одно ожидать, — фыркает Росомаха, для порядка скалясь, что, однако, вызывает у детей лишь улыбки. Он изумлённо приподнимает брови. Как-то чересчур уж быстро они привыкли к его грубоватой манере общения. Даже пугает.       — Кажется, это какой-то сейф, только он не открывается. Мы пробовали, — со вздохом сообщает миниатюрная брюнетка, ещё совсем недавно морозившая своим дыханием подручных Пирса на раз-два, и протягивает Логану небольшой чёрный ящичек с серебряной металлической окантовкой, увенчанный кодовым замком. — Мы видели такие в лаборатории, в них обычно складывали ампулы с лекарствами, результаты опытов и, возможно, что-то секретное.       — То есть все, что ты до этого озвучила, вообще ни разу не секретное, а достояние обычных смертных? — губы Логана трогает усмешка, и он с радостью видит ответный смех в глазах мелкой. Росомаха уже и забыл каково это: чувствовать себя частью команды, семьи. Продолжая смотреть на девочку, он ловко взял из её рук таинственный ящик, повертел его в пальцах, задумчиво щурясь и отмечая, что детишки, включая девчонку, с восторгом наблюдают за ним. Боже, только этого не хватало: стать кумиром молодежи. Эх, вроде все понемногу встаёт на свои места, а вот сигары в зубах по-прежнему не хватает. — Ладно, раз уж я на старости лет заделался искателем сокровищ и расхитителем гробниц, что больше похоже на правду, посмотрим, что тут есть.       Адамантиевые когти с характерным лязгом выскакивают из рук — замок мгновенно снесён, от него остались жалкие ошмётки. Над ухом слышатся аплодисменты детей и радостный возглас Лоры: «Это мой папа!» М-да, казалось бы, по-хорошему надо бы прекратить эти бурные изъявления восторга, но дети выглядят такими счастливыми, что отнимать у них частичку чертовски несправедливо. Ничего, пускай побудет у них немного кумиром. Двести лет не треснул — и тут потерпит. Если сама Вселенная не даёт тебе умереть спокойно, это что-то да значит. Крышка откидывается подозрительно легко, что у любого нормального человека могло бы вызвать справедливые опасения, однако чуткий нюх не выказал никаких поводов для беспокойства. Пахло химией, какими-то лекарствами, злостью, отчаянным, почти маниакальным желанием создать нечто грандиозное и… чем-то странно-пугающе знакомым.       — Что там, что там? — Лора на правах дочери Росомахи, а значит, самого главного члена клуба, бесцеремонно распихивает друзей, подвигаясь поближе. Приподнявшись на цыпочки и стараясь не упасть, она заглядывает в чудесный ларчик и ловит своими большущими, сверкающими от любопытств глазами взгляд отца. Он тоже весь внимание, он тоже заинтересован и… — девочка на секунду хмурится, поводя бровями, — растерян?       — Чертовски хотелось бы самому это знать, — ухмылка Логана уже далеко не такая уверенная, скорее, озадаченная. Он ожидал обнаружить что-то определенное, что-то, что помогло бы им в начале пути, а здесь… Да что это вообще такое? Росомаха неохотно поворачивает ящик так, чтобы все дети могли видеть содержимое, и отчётливо слышит их многозначительное «Хм». Да уж, «хм», да ещё какое! Внутри оказалось несколько колб, наполненных разноцветными жидкостями, причём к некоторым были прибавлены ещё какие-то порошки и, кажется, даже волосы! Кроме того, такие же волосы содержались и в полиэтиленовых пакетах, расположенных между склянками. Вообще, все это недоразумение было аккуратно расфасовано по углублениям на дне ящика, явно для спецматериалов и предназначенное. На многих из них (да что там — почти на всех) приклеены стерильные этикетки, вот только некоторые попросту отклеились и оказались в беспорядке раскиданы по внутренней полости кейса. Видимо, следы битвы даром не прошли. Приятно. Настораживает лишь одно: в пропитанном удушливыми лекарствами воздухе слишком сильны неуловимо знакомые ароматы. Росомаха никак не мог понять какие, но отчего-то от них свербило не только в носу, но и тонко-тупо кололо в сердце.       Логан так увлекается своими мыслями, что не замечает, как чья-то ручка осторожно тычется в его ладонь, а перед глазами маячит что-то грязно-белое в картонной упаковке. Когда эти усилия становятся настойчивее, он оборачивается, не переставая сосредоточенно хмуриться, и видит старательно сующую ему что-то в руки девочку. На губах у неё теплится едва-едва заметная улыбка, а странный предмет при ближайшем рассмотрении оказывается папкой из плотного картона.       — Лежала вместе с чемоданчиком в каком-то бронированном фургоне, — поясняет мелкая, и Логан не может не удержаться от улыбки. Быстро берет папку, пробегается подушечками пальцев по её поверхности: шершавая, чуть мятая, пахнет противными резкими лекарствами и человеческой жестокостью. Заинтересованно хмыкает, поднимает её к глазам и сокрушенно читает: «Проект Х-25». Стоп, что? Проект Х-25? Уже? Был ведь только Х-24, и найти печатные слова, чтобы его описать, — задачка затруднительная. Какой же будет Х-25?       — Логан, что с тобой? Ты будто призрака увидел, — в голосе Риктора звучат и удивление, и затаенное беспокойство, которое он, как лидер, всячески старался скрывать. До этого момента.       — Да, папочка, что там? — Лора нетерпеливо выгибает шею и вертит головой в разные стороны, пытаясь разглядеть хоть что-то. Только вот надо ли ей знать ответ? Стоит ли после того, как они спаслись от одного монстра, попасть в жестокие объятия следующего?       — Очередной проект этой дрянной компаньишки, превратившей вас в убийц и разложившей на атомы чёртову надежду, которой я тогда ещё верил, — «Х-25».       Логан цедит это сквозь зубы, приказывая себе не плеваться от отвращения, что так и саднит глубоко в горле. У этих подонков всегда есть запасной план. Они всегда на шаг впереди них. Пока герои борются с одним врагом, злодеи уже тестируют следующего, штампуют на конвейере. Только сейчас все изменилось. Теперь впервые в истории все ключи не в лапах продажных компаний, а в руках соскребающих последнюю надежду мутантов, которых уже никто не чаял увидеть.