Слова, что были сказаны тобой

Поддавшиеся на ухищрения диавола бросаются наземь и с горькими слезами каются в тягчайших грехах, и Жанна не исключение. Её душевная восприимчивость, подверженность слезам да расположенность к сердечным порывам каким-то образом тянула сие черта к ангелоподобной деве. Обычно обильные слёзы вызывало только волнение, побуждаемое глубокой скорбью, пылкой проповедью да религиозными таинствами. В этот же час причиной тому был диавол, от коего Жанна не в силах скрыться иль избавиться. — Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твоё; да приидет Царствие Твоё; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Аминь… — шептала всё дева, сложив в молитве руки и не ведая, что за спиной её стоит Он. Свёл их не Бог и не судьба, а злой рок, заставивший бедняжку монахиню вкусить плод страданий. В стенах монастыря искала свой покой, но сыскала лишь муки, обрамившие её оковы серебром. Чем же заслужила это всё?.. Он часто обвивал тонкую шею девушки своими хладными руками, прижимаясь щекой к щеке и шепча не пошлые, а просто странные да лестные словечки, и эта ночь не стала исключением. — Дорогая, ты и впрямь глупая девица, коль по сей день веришь, что твой Бог, которого даже нет, якобы спасёт тебя от меня. Не подумай, что я жесток и пытаюсь как-то по больнее задеть тебя, просто ты жалко выглядишь. Едва не упала в обморок, трепеща от ужаса, пока Франциск торопливо спрятал лицо в коротко стриженныx волосах юницы, предварительно сняв с неё апостольник. Задыхаясь и едва не плача, она крепко сжала чётки дрожащими пальцами. — Изыди, адовая тварь… — Лучше молви своими благословенными устами: «Я отвергаю Бога…» — всё томно нашёптывал ей Франциск, задевая губами краешек уха и наслаждаясь страхом монахини. — Клянусь чревом Христовым, никогда этому не бывать! — зажмурив крепко очи, мысленно стала молиться о спасении, как жаль, что всё напрасно. Знала, что вскоре всё закончится, ибо ощущала: умирает изнутри. Упадок сил уже месяц преследовал бедняжку, одержимую дьяволом, и всё снедала её не проходимая тоска. Всё в черепной коробке бились, как птахи белые, разбиваясь в кровь, мрачные мысли о смерти, не покидающие деву ни на миг. Сердце болезненно сжималось от одной лишь мысли, что вскоре душа её безвозвратно, наверное, будет отдана во власть твари, пришедшей не из небесной в земную юдоль, а из преисподни. Вот только временами казалась смерть желанной да сладостной, коей бывает лишь любовь. — Душа твоя радостно отдаётся в мои объятия, — сказал диавол, заправив за ушко монахине выбившуюся прядь, и это не было проявлением тошнотворной заботы иль любви, нет, вовсе нет. Был в этом иной смысл… — Почему чем слабее становятся мои душа да плоть, тем чаще вы улыбаетесь и становитесь нежным?.. — едва слышно прошептала Жанна, стараясь держаться и не выказывать страх. — Потому что лишь в смерти мы будем счастливы, и от этой мысли мне всегда хочется улыбаться. Жизнь прекрасна, когда она конечна, Жанна… — ответив, запечатлил на бледной ланите монахини лёгкий поцелуй, от коего та скривилась. — Будь мне покорна, смертное дитя, и тогда встретишь смерть в покое, ничто и никто не заставить тебя сгинуть в муках. «Ангел господень, будь же со мной; ты впереди, а я за тобой, лишь защити от дьявольского отродья…» Даже и не заметила, как одинокая слезинка скатилась по щеке на хладный пол, вторую он тут же вытер пальцем, пугающе ухмыляясь. — Слёзы — крыла молитвы иль вино ангелов, ведь так? Ох, любишь же ты предаваться благости слёз умиления! — шепнул Франциск и, крепче обняв за талию девушку, склонил голову ей на плечо. — Твой безмолвный страх и есть любовь… «Спасите…» На смертном одре обнимет свою нежную деву, сие девственницу, что во век не отринет девство и чей лик станет помертвелым. Да приберёт к рукам своим душеньку, что согревала создание тьмы и дарила ранее неизведанный покой. Только так будут счастливы, ибо от губительной близости — голой плотской любви — отказался, увидав ангелоподобную деву.