Слова, что были сказаны тобой

Гилберт кривит ртом и так вздыхает, что Франции становится ясно лишь одно — ему не нравится Лиза. Для того такие вот «хорошие девочки» под овечьей белизной прячут волчью стать, и точка! — Ещё успеешь испить с ней горя, — произнёс Пруссия, когда Лиза, всё ещё смущённая внезапным визитом друзей Бонфуа, пыталась поладить с Испанией. — Не неси чушь! — ответил тут же Франция, широко и совсем не подозрительно улыбаясь, словно бы они тут обсуждают погоду, а не её. — Лизонька хорошая, она не такая. Я знаю это. — Тц, откуда ты можешь знать?! Ты сам сказал, что встретились месяц назад! И я удивлён, что она тебе ещё не наскучила! Резко поднялся, испепеляя друга до того недовольным взглядом, что Лиза обеспокоенно к нему обратилась: — Всё хорошо, Франциск? — Да, mon amour. Мы с Гилбертом отойдём на минутку, посиди пока с Антонио, хорошо, милая? — повернулся к ней лицом, одарив американку миловидной улыбкой, от которой сердце чаще каждый раз начинало биться, а кровь приливала к этим нежным щёчкам. — Хорошо, Франциск… — выдохнула та, вновь сражённая наповал этим французом. Он сводил её с ума… Буквально выволок Пруссию в другую комнату, где, закрыв плотно дверь, начал свою тираду, нахмурив брови: — Запомни, Гилберт, Лиза для меня не развлечение, не игрушка, и никогда такого не было с другими женщинами, вот только она, именно она, особенная для меня! И я не позволю, чтобы о ней как-то плохо думали или высказывались. Лизонька очень, очень хороший человек и… — Да опять двадцать пять! Откуда тебе знать-то, что она хорошая?! — вопрошал Пруссия, сложив на груди руки. — Да потому что она реинкарнация Жанны! И я говорю тебе об этом лишь потому, как мы друзья! Пока друзья. Байльшмидт, заслышав это, застыл, как мраморная статуя, не веря собственным ушам. Нет, он, конечно, и раньше слышал про реинкарнацию, но никогда видел ничего подобного вживую, а тут… — Ты уверен, что это именно она?.. — Да, у меня нет сомнений, — дал ответ Франция, да с таким взором, да с таким лицом, что сам Гилберт перестал сомневаться. — Она моя, я ждал и любил её все эти века, потому попрошу относиться к ней нормально хотя бы ради нашей дружбы. Иначе… иначе мы больше не друзья. От этих слов Байльшмидт изумлённо вытаращился на Францию, теперь-то он точно не верил своим ушам. — Тц, если она всё-таки волк под шкурой овечки, то… — Этого не будет. Никогда. «Идиот ты, Франция! Влюблённый идиот! Ничему жизнь не учит! В этот раз она опять заставить тебя страдать!»

***

— О, Франциск, вы уже вернулись. О чём вы с Гилбертом говорили? — тут же задал им вопрос Испания, солнечно и как-то тепло улыбаясь. — Да так, ни о чём! — Франция поправил свои волосы и мигом подошёл к Лизе, что спокойно сидела в кресле, обвив руками её плечи. — Mon ange, а о чём вы с Антонио беседовали? Расскажешь? — Антонио рассказывал о том, как ты платье надел, — нервно выдала она, до сих пор пытаясь это переварить. — Хах… Он шутит! — поспешил оправдаться Бонфуа, зыркнув после на Испанию, что лишь широко улыбался, мол, а что такого-то. — Вообще-то, это не шутка, ксесесе! — Нет, шутка! Лиза только накрыла ладонь Франции своей, искренне надеясь, что этот дурдом скоро закончится. Было невыносимо строить из себя глухую дурочку… «Посмотрели, чёрт возьми, кино…» — подумала она.