Дурные сны

      – Это было распоряжение Торина. Последнее вчерашним утром.       – Почему не Фрерин? Почему не Фили? Кто угодно? Почему королева? Что мне делать, Двалин?       – Править. Мы поможем.       – Я отказываюсь верить, что он погиб. Пока мне не покажут его тело – я не поверю. А значит, не стану править.       – Я возьму на себя поиски, ваше величество.       – Двалин, не называй меня так.       – Я хотел только… это не мое дело, но…       – Что?       – Прошу вас оденьте свободное платье. Не нужно пока… пока мы не решим… чтобы кто-то видел.       – Как ты мог, Двалин? – Илэйн истерически рассмеялась, но резко оборвала свой смех. – Ты ведь знал про этого ребенка, что его отец не Торин! Как ты мог объявить меня королевой? Ребенок родится и унаследует трон? Какие причины ты найдешь, чтобы помешать этому свершиться?       – Торин так распорядился… Это была воля короля.       – Короля, которого теперь нет.       – А ведь она права, Двалин! – в комнату незаметно прошел Фрерин и встал против них, скрестив на груди руки. – Ваше слепое желание выполнять волю короля не приведет ни к чему хорошему.       – Жизнь среди людей изменила тебя, Фрерин! Я бы сказал даже – поломала.       – Не тебе судить. Ты – муж сестры короля, но я его брат. И когда вернется народ – мы дадим ему право решить, кто будет королем.       – После смерти короля – его власть переходит его жене, а после…       – Не его ребенку? Что на это скажет народ Эребора? Отдать власть бастарду?       Двалин почти ударил Фрерина, но Илэйн в последнюю секунду успела поймать его руку.       – Не нужно, Двалин. Распоряжением короля… я королева Эребора, нравится тебе это, Фрерин, или нет.       – Ты только что сама говорила, что тебе это не нужно!       – Мне – нет. Но так хотел Торин. А я слепо следую воле своего короля. Так уж повелось у гномов. И пока народ Эребора не вернулся, а этот ребенок не родился, и ты ничего никому не сказал – я остаюсь королевой. И – довольно. Если тебе нечем себя занять, дорогой братец, ты можешь помочь с поисками. Поддерживал ты Торина или нет – он все же был твоим королем, и его тело должно быть погребено, как полагается.       Она кивнула на дверь. И как бы сильно Фрерин не восставал против сложившегося положения вещей, ему пришлось покориться. Сейчас на ее стороне весь отряд. А после?.. После он что-нибудь придумает.       Илэйн облегченно выдохнула, когда Фрерин ушел. Двалин с тревогой посмотрел на нее.       – Он этого так не оставит.       – Я тоже. Если будет Махал так милостив – он заберет это проклятое дитя, не дав ему родиться! И меня вместе с…       Она не успела договорить. Резкая боль пронзила ее сердце, прошибла ее насквозь. Она закричала. Двалин успел поддержать ее, чтобы она не рухнула на пол со всей силы.              Когда Илэйн пришла в себя, она чувствовала себя усталой и измотанной. Острое чувство стыда – первое, что она почувствовала, когда увидела подле своей кровати Двалина. Этот брат Торина, его первый слуга и первый подданный – о его верности своему другу и королю можно было слагать песни. Ей не стоило говорить такого про ребенка. Не вслух. Не при нем.       Лицо Двалина просияло, когда он увидел, что она очнулась.       – Напугала ты нас знатно. Мы едва не потеряли тебя… Как ты себя чувствуешь?       – Мой ребенок? – она даже вся подалась вперед, словно от этого можно было услышать ответ скорее, чем ответ будет дан.       – С ним все в порядке. На наше счастье в Эребор…       – А Торин?       – Прошел всего день, моя королева. Гномы стараются, как могут, но Дракон уж слишком большой да тяжелый…       Илэйн тяжело выдохнула и откинулась на подушки.       – Оин не знал, что делать… а на наше счастье, к тебе приехала одна эльфийка… ривенделская принцесса… она вернула тебя к жизни.       – Арвен здесь? Как?       – Сама ее спросишь. Только уже утром. Теперь глубокая ночь. Лишь несколько часов назад она еще была у твоей постели. Потом сказала, что опасность миновала и ушла отдохнуть.       – Тебе тоже нужно отдохнуть, Двалин. Мне не стоило говорить того, что я сказала. Всякая жизнь священна и…       – Не мне судить тебя,– мягко перебил ее Двалин,– и если даже Торин не судил, что мне?..       Илэйн тяжело улыбнулась.       – Отдыхай теперь, набирайся сил… а может, хочешь есть? Так я принесу чего-нибудь…       Есть она хотела, но посылать Двалина еще куда-то после того, как он так неотступно следил за ней все это время? Да и занимался всеми эреборскими делами вместо нее. Она увидела на столе у кровати кувшин с водой и кивнула на него.       – Только воды. И иди отдыхать, Двалин. Если тебе слова не достаточно моего, пусть это будет приказ,– она смогла тепло улыбнуться ему, и он улыбнулся в ответ.       Быстро подал ей стакан с водой.       – Если тебе что-нибудь понадобится, я буду в соседней комнате.       Двалин ушел, неплотно притворив за собой дверь. То, что случилось с ней – это была не драконья болезнь. Что-то совсем другое. Илэйн попыталась вспомнить, когда в последний раз с ней приключалась драконья болезнь и не смогла. Кажется, когда она подходила к Эребору, а потом… потом был настоящий дракон. Был первозданный страх. Аркенстон, что сам попал к ней в руки. Встреча с Торином. Обморок. Много всякого, но болезнь?       Неужели?..       Она заставила себя не думать об этом, не тешить себя напрасными надеждами, но мысли снова и снова к этому возвращались. И если болезнь прошла…       Она так долго об этом грезила, но что теперь?.. Как жить?       И Торин…       Пусть болезнь, пусть проклятье… лишь бы он был жив.       Илэйн не заметила, как забылась тревожным сном.              А утром она увидела перед своей кроватью Арвен. Эльфийка все это время хранившая на своем лице тень улыбки, вдруг посерьезнела.       – Ты прости меня, Илэйн, я не должна была тебя отпускать одну. Я не сразу поняла, что с тобой не так… я слышала лишь боль твою. Но… когда ты уехала… я вдруг отчетливо поняла, что кроме боли, я слышала новую жизнь. И я тут же поспешила за тобой, чтобы помочь… остановить от твоего безумного плана… но получается, я не успела?       – Торин… его не могут найти… и полагают, что он сгинул под телом этой твари…       – Я слышала об этом. Мне жаль. Крепись. И надейся… ради себя, ради вашего ребенка…       – Это не его ребенок.       – Что?       – Арвен! – в отчаянии воскликнула Илэйн. Приступ малодушия ее прошел. И она больше не желала этому ребенку ничего дурного. И себе вместе с ним тоже. Минута слабости, за которую теперь ей было стыдно. Но все же, того, что это не ребенок Торина было не изменить. И ей придется надеяться, что Фрерин тихо и мирно заберет у нее трон без того, чтобы объявлять во всеуслышание правду…       – Расскажи мне все!       – Мне нечего рассказывать. Я не виновата перед Торином, но никто не поймет этого… вы слышали мою боль, каждый раз. Вы знаете о моей болезни, хотя мы об этом никогда не говорили. Пол года назад я потеряла ребенка Торина, и поэтому отправилась вслед за ним… но в дороге, я, очевидно, потеряла сознание от боли. И кто-то воспользовался этим. Я все пытаюсь хоть что-нибудь вспомнить… но ничего… И все это… так… непонятно… неправильно. Не нужно.       – Но жизнь есть жизнь.       – Да. Только меня объявили королевой, а я не имею право отдать трон этому ребенку, потому что он не от Торина.       – Илэйн, я хочу тебя попросить. Выполни это ради нашей многолетней дружбы.       – Все что угодно, миледи Арвен.       – Позволь мне послушать твое дитя?       – Что значит, послушать?       – Это древняя магия. Некоторые из нас умеют слушать ребенка до его рождения. Слышать его мысли. Даже разговаривать с ним. Они мыслят так же как взрослые. Но, когда рождаются, переживают такую сильную родовую боль, что все забывают. И им нужно заново учиться мыслить, понимать, говорить…       – Но что он скажет тебе? Он ведь не знает, кто его отец.       – Прошу тебя – не задавать вопросов.       Илэйн пожала плечами.       – Это не опасно?       – Я бы не предложила тебе то, что может вам навредить. Это совершенно безопасно.       – Хорошо.       – Нам только нужна купель с теплой водой.              В одной нижней рубашке, поддерживаемая под руки Арвен и Тауриэль, Илэйн с трудом вошла в в купель. Настоящая королевская купальня – она была утоплена в полу и не нужно было подниматься, перелазить через стенки, а всего лишь спуститься по ступеням. Но даже это было сложно – ей хотя и стало легче, но слабость по всему телу была невыносимая и она обессилено легла на подготовленную простынь. Арвен вошла в купель следом. Купель была достаточно широкая, чтобы уместить их обеих. Встав на колени перед ней, она положила руку на ее живот и прошептала слова эльфийской молитвы.       Илэйн почувствовала, как ребенок очень сильно толкнулся внутри нее, и слабо ойкнула.       Арвен закрыла глаза. Илэйн думала, что она хотя бы приложит ухо к ее животу, но она не делала этого. Несколько минут она стояла неподвижно. Было тихо. Едва слышно было, как Тауриэль продолжала читать какие-то молитвы.       Наконец, Арвен подняла голову. Тауриэль протянула ей полотенце и подала руку.       По лицу эльфийки скользили слезы.       – Что? Что ты услышала?       – Боль. Твое дитя очень страдает. Твоя болезнь мучает его. Настолько, что он хотел умереть. Но ты так сильно его любила, что он выжил… это ребенок Торина, Илэйн. Я клянусь, что это так.       – Это не может быть так. Посмотри на меня! Посмотри на мой живот! Этому ребенку не может быть пол года!       – Он замедлил свое развитие. Первые несколько месяцев он почти не рос. Но потом начал расти и развиваться. Ему больно. Но он хочет жить. Потому что его любят. Потому что он чувствует эту любовь. Это ребенок Торина.       – И он родится?       – Через полтора месяца. Вовремя. Будет маленьким и слабым. Но он не унаследует твою болезнь. Она мучает его только пока он здесь. Но после он будет быстро расти и скоро догонит своих сверстников.       – Что я могу сделать для него?       – Только беречь себя.       – Какое облегчение… и как ужасно, что Торин не узнал этого… это мальчик или девочка?       – Я не скажу тебе,– мягко улыбнулась Арвен. – Это означает вмешаться в ход жизни. До рождения никто не знает, кого ожидать. Пусть будет так.       – Пусть будет так.       – Ему нравится быть под водой. Чаще принимай ванну. Так и тебе и ему будет легче. Роды тоже можно организовать в воде.       – Это как?       – Так рожают некоторые эльфийки. Вода способна облегчить боль. Вам это не помешает.       – Но разве ребенок не задохнется?       Арвен переглянулась с Тауриэль и рассмеялась.       – Он ведь сейчас не дышит, милая. Он сейчас в воде, в жидкости… ничего страшного, что на свет он явится, искупавшись еще в одной. Я не смогу остаться до родов, но Тауриэль будет здесь и поможет.       – Тауриэль, вы остаетесь здесь из-за меня?       – Нет, ваше величество. Но об этом я хотела с вами говорить позже, когда вам станет полегче. А сейчас полежите еще в теплой воде. Отдохните. Я приду помочь вам выйти через несколько минут.       Арвен и Тауриэль вышли из ванной комнаты. Илэйн почти что рассмеялась, вспоминая, что сказала ее подруга. Он жив! Ребенок Торина выжил!       Следом она заплакала. Торин этого не узнает… Торин сгинул… Торин пожертвовал собой, чтобы вернуть гномам Гору.              Арвен покинула ее в то же утро. Жизни Илэйн больше ничего не угрожало, а ей самой нужно было быть в Ривенделле. Тауриэль же осталась подле нее. Это случилось как-то так естественно, что Илэйн даже не поняла этого. Сначала помогла выйти из купели, потом подала чаю, раздобыв в гномьих кладовых, не пострадавших от дракона, старой высушенной травки. И осталась заботиться о ней до самых родов.       Илэйн старалась не думать о Торине. Лежа в купели, когда эльфийки покинули ее, она пообещала своему ребенку, что сделает все и больше чем все, чтобы облегчить его жизнь. Она не может противостоять драконьей болезни, но она может избавить его от ее переживаний, от тревог. Она должна и будет высыпаться, хорошо питаться. Все, что потребуется.              В этом разрушенном замке, где запустеньем и драконьей падалью несло из каждого угла – видеть совершенно чистую комнату, да еще и с теплой мягкой периной было очень странно. Но гномы умели наводить порядок. И быстро. Первой вычистили комнату короля – комнату королевы. В углу комнаты мерно горел камин. Высоко над полом крошечное окно, а вот пленки на нем не было – Илэйн сама ее порвала, когда спускалась вниз. Поэтому сейчас она видела сквозь него небо. И мерно ползущие по нему белые облака. Совсем не осенние. Скорее весенние. Небо несло с собой странную надежду.       Комната была удивительна своим гномьим величием. Тауриэль впервые в жизни попала в обитель гномов. И если весь Эребор своей полуразрушенностью не произвел на нее должного впечатления, то эта одна комната –находящаяся в стороне от главных ворот и не пострадавшая – потрясла эльфийку. Выдолбленная в скале, но просторная. Потолок едва виден настолько он высоко. Стены покрыты узором. Пол выстелен дубовыми досками, которые не тронуло время.       – Почему ты здесь? – спросила Илэйн Тауриэль. Эльфийка подала Илэйн теплый платок.       – Об этом меня попросила леди Арвен. Но и кроме того, у меня есть… нерешенное дело. Я – капитан королевской стражи уже две сотни лет. Я давно уже забыла, каково это – просто жить. Давным-давно и я была кимат и неплохо с этим справлялась.       – Кем?       – Так называют ту, которая остается подле беременной в последние недели до родов, чтобы помогать ей и в родах тоже.       – Но у тебя самой ведь нет детей? Это как-то… странно?       Тауриэль легко улыбнулась.       – Так и есть. Моя мать была кимат, я была подле нее. Я все прекрасно знаю и помню. И тут больше моей воли и доброго желания помочь вам, чем чего-то другого. Можете быть за это покойны. Меня потрясла история этого ребенка…       – Ты слышала о таком прежде? Чтобы ребенок не рос?       – Слышала. Только обычно такие дети не выживают. Когда ребенок замирает в развитии, он медленно гибнет. Ваш ребенок выжил. Теперь ему уже ничего не угрожает. А вам нужно прогуляться.       – Не думаю, что мне хватит на это сил.       – Вы не думайте. Вам нужно больше ходить. Каждый день хотя бы по часу. Медленно не спеша…       Илэйн подумала, что ей совсем не хочется гулять теперь. Но она помнила обещание. И она кивнула.