Жизнь с ней – это...

Солас обещал себе, что сотрет этот мир до основания, вернёт утраченное. Напоминал себе об этом каждую минуту, проведенную в этом мире усмиренных — жалкий и одинокий, герой сотню раз переписанных долийских сказок, в которых от правды осталось лишь его имя. Или, точнее сказать, титул. Зерно сомнения в нём появилось тогда, когда Фелассан ослушался его. Невероятная ирония судьбы — бог обмана сам оказался обманут старым другом, что поставил этот мир выше утерянного. Затем был Корифей, недооценённый Ужасным Волком, за что второй и поплатился смертельной угрозой абсолютно всем живым существам, и Соласа эта участь не обошла, судя по тому, что Инквизитор видела в не наступившем будущем. Ну и сама Инквизитор, конечно. Сначала показавшаяся ему легковнушаемым ребёнком с валласлином Митал и украденной меткой — Лавеллан была выбрана лёгкой, лакомой целью для волка-манипулятора, не гнушавшегося на пути к собственной цели иногда даже самых грязных способов. Что ему, королю, до одной пешки, верно? Добиться её доверия и правда было несложно: добрая улыбка таинственного отступника, пара ласковых слов, знания, которых нет у других, и вот она, раскрыв рот, слушает его рассказы о Тени и былых временах. Спрашивает, спорит, осуждает его, и Волк сперва раздражается от такого нахальства, ведь ему нужен был только удобный, заточенный под него инструмент, а не оппонент, так ярко выделявшийся на фоне всех остальных, с кем ему довелось иметь дело за прошедший после выхода из утенеры год. И всё же что-то было в ней такое, нездешнее, забытое и утерянное, и Соласа против воли тянуло к ней, как закованных в кандалы рабов вели за собой тевинтерские магистры. Поначалу он смеялся сам над собой — Что, так соскучился по живому общению, что водишься с этими неполноценными? — находил сотню-другую оправданий тому, почему он с замиранием сердца ждал её вопросов, почему в походах держался к ней ближе, почему с таким восторженным трепетом смотрел, как она поднимает над головой инквизиторский меч, стоя перед толпой на лестнице Tarasyl'an Te'las*. Продолжал убеждать себя в этом и тогда, когда в Тени впервые пробовал на вкус её губы. Только чем дальше всё это заходило, тем реже Солас напоминал себе об этом, засматриваясь на украшенное родинками лицо, на гордую осанку, которую она держала при знати, на то, как она с лёгкой руки меняла устоявшиеся в этом мире порядки, строя свои. Не напоминал, когда слышал, как звучит его имя из её уст. Не напоминал и тогда, когда назвал её своим сердцем. Солас обещал себе не влюбляться в неё, но не даром долийцы звали его богом лжи и обмана.