Важный-преважный день

Дальше всё, что видит и ощущает Хеймитч - невероятный парик Эффи, который закрывает от него весь мир и норовит залезть в глаза, в рот, в нос... Сопроводительница, мгновенно забыв о потрясении, повисает у него на шее, радостно визжа на ухо и совершенно не заботясь о том, что подумают окружающие об их объятиях. Хеймитч тоже мало волнуется об этом. Простым обывателям и в голову не придёт, что между ними что-то есть, даже если Эффи залезет на него верхом. А что до ищеек Капитолия... с такой системой наблюдения они давно уже в курсе всех подробностей их личной жизни. Мелкие извращенцы... Небось просматривали их кувыркания от и до... Понять, что восклицает Эффи, невозможно. В Зале стоит невообразимый шум. Впервые за существование Игр разрешено победить двум трибутам. И к тому же в числе первых претендентов оказалась влюбленная парочка из Двенадцатого. На спину Хеймитча сыпятся дружеские хлопки - каждый спешит отметить свое восхищение его парочкой. Эффи наконец-то отпускает его шею и принимает комплименты и поздравления, словно Пит и Китнисс уже выиграли. От прежнего беспокойства и слёз не осталось и следа. Коротка скорбь капитолийцев... - Невозможно передать словами, как мы рады этим изменениям, - уже вещает Эффи хорошо поставленным голосом парочке репортеров. - Теперь у наших влюблённых ребятишек появилась возможность вернуться домой вдвоем и построить своё счастье. Это событие доказывает, что любовь - сила, которая способна преодолеть все препятствия... Хеймитч, не зная ещё, как реагировать на эту новость, практически умиляется словам Эффи. Она так чувственно и искренне говорит о Пите и Китнисс, так рьяно переживает за них, что, глядя на неё, запущенный ментор уже практически чувствует к ней что-то, близкое к нежности, как вдруг... - ... и мы благодарим Капитолий за эту возможность. Это поистине великодушный жест, доказывающий его величие и благородство. Всё те почти нежные чувства разлетаются в один миг, будто красивый утончённый витраж, разбитый обычным кирпичом. Хеймитч морщится от досады. Да уж, великий и благородный Капитолий "подарил возможность" детям, которых сам же отправил на смерть. Очень великодушно. Эффи заканчивает воспевать величие кровавого Капитолия и выдёргивает Хеймитча из раздумий. - Это нечто невероятное! Я так рада, так рада... От волнения всё из головы вылетело! Хеймитч с трудом подавляет в себе желание ответить кое-что подходящее к её реплике и пытается выдавить улыбку для камер. Даже Эффи, неплохо изучившая его за эти годы, не замечает, как сильно он сжимает челюсти. Что это еще за подачки с барского плеча?! Эта новость была бы отличной, не будь это Капитолий. В этом мире хорошие перемены могут нести за собой не совсем хорошие последствия. Мозг Хеймитча заработал со страшной быстротой. Всему должна быть причина. А если речь идёт о Капитолии и хороших делах, то причина должна быть чертовски веской. Игры полностью лежат на плечах организаторов, политики, как принято считать официально, не вмешиваются, если того не потребуют обстоятельства. Так что же это? Своеволие организаторов, лично Сенеки Крейна, за которое ему не поздоровится? Указание президента, замыслившего сложную многоходовку? Или просто ещё один хитрый манёвр, чтобы взбаламутить толпу и растормошить игроков, в этом году очень сентиментальных? Он не сразу слышит, что говорит ему Эффи, и приходит в себя только когда она тормошит его за плечо. - Ты не выглядишь довольным, - с укором произносит она повторно. - Я доволен, - возражает Хеймитч, с тихим отчаянием ища глазами Рубаку. Вот кто действительно смыслит в подлянках Капитолия, так это он. Не помешало бы сейчас перекинуться несколькими словами. Или хотя бы поймать его взгляд. Менторы, постоянно находившиеся под присмотром, давно научились понимать друг друга без слов, по одному только выражению лица, по еле заметному движению бровей или неглубокой морщинке, пролегающей между глаз. Но, видимо, Рубака был полностью сражён гибелью маленькой Руты. Он знал лично её семью, а теперь ему нужно будет смотреть им в глаза, говорить слова утешения, будто какие-то слова смогут оправдать то, что он не смог уберечь их ребенка... - Они могут вернуться, понимаешь? - восторженно лепетала Эффи, будто уговаривая. - Вместе. Обязательно вернутся! Почему ты такой хмурый? - Пит ранен, - вдруг замечает Хеймитч, хотя эта мысль пришла в голову только сейчас. Эффи принимает ответ, берёт ментора под руку и гладит по плечу. - Китнисс его найдет. Видел, как она обрадовалась, какая решимость была у неё на лице? Хеймитч этого не видел. Он вообще тогда ничего не видел из-за этого проклятого парика. - Нужно отправить им подарок, - продолжает Эффи. - Что-нибудь, что поднимет их дух. - Здравая мысль, - отмечает Хеймитч, не выдержав, порывисто обнимает ее, будто желая поздравить, и еле слышно шепчет на ухо: - Думаешь, они действительно дадут им выиграть? Отпустив ее, он делает шаг назад и хватает с подноса пробегающего мимо официанта бокал. Эффи растеряно хлопает длиннющими ресницами. Она даже допустить не может того, в чем Хеймитч так уверен. - Что ты... - начинает она. Но на них опять налетает толпа возбуждённых фанатов, и Эффи приходится переключиться на них. Хеймитча, зная его непростой характер, стараются сильно не доставать, поэтому он незаметно ретируется. Направляться сейчас на крышу довольно рискованно, но за ней и днём никто не наблюдает. Хеймитч спешит туда, надеясь застать кого-то из своих. А кто-то просто обязан прийти. Лифт ползёт мучительно медленно, чаще обычного делая остановки, чтобы запустить или выпустить попутчиков. Хеймитч устало приваливается к дальней стенке. На растрепанного ментора с пустым бокалом в руке никто не обращает внимания, слишком привыкли к такому его виду. Вывалившись из кабинки на верхнем этаже, Хеймитч только успевает повернуть голову в сторону лестницы на крыше, чтобы в корне поменять свои планы. У нижней ступеньки по стойке смирно стоят два миротворца, в своих до отвращения белых мундирах. Хеймитч невозмутимо идет в противоположную сторону, будто ни лестница, ни крыша, ни тем более (вооруженная, невесть откуда и зачем здесь взявшаяся) охрана его никоим образом не волнуют. Он даже принялся напевать первую пришедшую в голову песенку, которой оказалась до ужаса неприличная переделка старинного романса. Внешне он расслаблен и даже немного навеселе, однако внутри все тревожно сжимается. Капитолию не нужны их прогулочки на крышу, не нужны разговоры, которые нельзя подслушать. Даже самый последний болван бы заметил, как менторов буквально обложили со всех сторон. Что бы это значило? Неужели в Панеме начались недовольные движения? И победителей не подпускают друг к другу, чтобы те не сговорились, чтобы не подливали масла в огонь? Или просто у Хеймитча из-за недостатка выпивки разыгралась паранойя? Вдруг все его мысли занимает один вопрос - позволят ли ему теперь видеться с Эффи?.. Этот вопрос задвигает все остальное на задний план и застает ментора врасплох. Не совсем уместно сейчас, в свете зловещих перемен, переживать об удовлетворении своих основных инстинктов. Но к хорошему быстро привыкаешь, а, что бы там ни было, с Эффи ему было чертовски хорошо. И опять некстати захотелось, чтобы она сейчас оказалась рядом. Чтобы смогла все выслушать и, главное, - понять... Понять, черт возьми, что мирок, в котором она привыкла жить, который так любит и восхваляет, на самом деле - кровавая мясорубка в руках умалишенных маньяков. Только что это даст? Ну поймет она... И что потом? Разуверившись во всем, во что верила, оставит Капитолий и уедет... куда-нибудь далеко... Быть может даже в Дистрикт-12. "Эко тебя занесло, брат, - мысленно рассуждает Хеймитч, идя по коридору. - И что же ты хочешь, старый ты алкаш? Обратить невыносимую капитолийку в свою веру и свить с ней гнездышко, чтобы плодить таких же обреченных трибутов, каким был ты?" Вечером, когда приходит Эффи, Хеймитч не может даже смотреть на нее. Но сопроводительница полностью настроена на рабочий лад, и все ее помыслы заняты только возросшими до небес рейтингами Китнисс. - Теперь нам тоже будет легче, - рассуждает она, перелистывая свои записи. - Будем отправлять подарки на двоих. Ментор рассеяно слушает ее в пол-уха, развалившись на диване и положив ноги на кофейный столик, за что уже получил несколько гневных взглядов Эффи. - С подарками тоже будет легче, спонсоры денег не жалеют, - продолжает она, - что им эти разговоры... - Какие разговоры? - мигом подбирается Хеймитч, настораживаясь. - О том, найдет ли Китнисс Пита. И вообще... станет ли его искать. - Они не верят в их любовную историю? - Не все. Таких очень мало, да и кто их будет слушать - все удовольствие только портят. Эффи говорит бодро, но немного расстраивается. - Главное, что Сенека верит, - бросает Хеймитч. - Думаешь это из-за них изменили правила? - тут же вспыхивает от восторга Эффи. В голосе ее слышится нескрываемая гордость. - Не знаю, - честно отвечает Хеймитч. - Отчасти из-за них, конечно, тоже, но... Он обрывает себя на полуслове. Нельзя об этом говорить. Не место и не время. Вместо этого он выпаливает: - Почему ты со мной связалась? Эффи отрывается от изучения блокнота и переводит на него удивленный взгляд. Хеймитч выжидающе молчит. - В этом сезоне мода на не совсем воспитанных, неотесанных мужланов, - отвечает она, как само собой разумеющееся. - Нужно быть в тренде. Хеймитч рассеянно кивает, мысленно возвращаясь к зловещим замыслам Капитолия. После того, как все организационные моменты были оговорены, и они наконец отправились к Эффи, Хеймитч вдруг понял, что она была не совсем откровенна с ним, отвечая на вопрос.