Октябрьские хроники

Имена забавная штука. Все к ним так легко относятся, сообщают кому не попадя. Раньше, много-много лет назад, когда вера ещё что-то действительно значила, люди носили несколько имён, одно из которых никому не раскрывали и тем были защищены. Демоны умнее. Они знают, какую власть может дать истинное имя, потому и множат собственные. Они не единственные, кто ещё помнит. Авель методично расставлял свечи на столе. Высоко в небе ветер гнал облака, заставляя почти полную луну скрываться на чернильном небосклоне, будто ее и нет. Иногда она проглядывала, и тогда яркий свет озарял окрестности. Сегодня спокойный день. Затишье перед бурей. Особо делать нечего, всё уже сделано. Все либо сидят по домам, либо бесцельно бродят по окрестностям. Завтра тоже будет тишина, а вот к вечеру начнется. Наверняка каждая сторона соберётся, чтобы обсудить план действий, он точно собирается устроить такое собрание. Не чтобы обсудить, чтобы просто посмотреть на тех, с кем ему придется иметь дело. Вряд ли закрывающие упустят такую возможность. Но и сейчас, когда луна почти вошла в полную силу, можно доделать мелкие, не относящиеся к Большому Делу дела. Освободить путь. Убрать препятствия. Никогда не приглашайте незнакомцев в свой дом. Вы не знаете, какой силой они обладают. Что могут узнать. Точно ли они соответствуют вашей картине мира. Потому что это может быть не так. И пустив кого-то, вы запустите лису в курятник. Не обязательно читать, чтобы узнать. Слышать. Спрашивать. Открывающая палочка не попадает в руки кому попало. Можно все узнать гораздо тоньше. Авель зажигает свечи, они вспыхивают тихим, потусторонним пламенем. На каждой свече имена. Под каждой свечой небольшой портрет. Авель с детства хорошо рисовал. Он был многих талантов. Если хотите что-то сделать, ведите себя тихо. В молчании комнаты постепенно набирает обороты изначально тихий шепот. Может и стоило дать им шанс, но лучше обезопасить себя от излишних эксцессов. Свечи начинают плавиться, воск стекает тонкими ниточками паутины, ручейки текут, образуя на столе сложный узор, сплетаясь, пересекаясь, вливаясь друг в друга. Матиус сидит на комоде, подняв и так и не опустив лапу, наблюдает за зрелищем. Авель в этот момент напоминает древнего жреца. Он сам жрец. Он и есть жрец. Песнопения Матиусу не знакомы. Они вместе уже очень давно, но до сих пор сталкиваться не приходилось. Это древний язык, очень древний. Всё, что он оттуда понимает, это дико звучащие по сравнению с прочим наговором современные имена. Хотя у имён нет срока давности. Свечи тают, заливая собой портреты, прочно соединяя маленькие картонки ветвистым узором, смысла которого не разобрать. Кажется, на воске проступают какие-то слова. Огни гаснут, Авель замолкает и делает шаг назад. Он улыбается, торжествующе, ехидно. Немного надменно. Матиус в очередной раз радуется, что они союзники. Врагами с этим человеком лучше не быть. Впрочем, Матиус не уверен, что это понятие применимо к его хозяину. Ясно одно — не стоит вставать у него на пути. — Вы довольны, хозяин? — спрашивает панда, когда становится ясно, что он точно не помешает. — Вполне. Они теперь не смогут помешать при всем желании. — Что вы сделали? — любопытствует прислужник. — О. Я связал их. Древнее, хорошее заклятие. Пришлось почерпнуть немного силы луны. Не думаю, что она в обиде. — И они не смогут помешать? — Ни коим образом. Трудно, знаешь, строить козни, когда непонятно, где чьи ноги.