Люпин – цветок исцеления

В эту ночь Тедди спал крепко. Но мысль его не прерывала своего течения даже во снах. Она ровно перетекала из одной формы в другую, порождая в его сновидениях яркие законченные образы, которыми он, казалось, мог управлять. Эта осмысленность заставила его проснуться очень рано. Едва пробило четыре, как глаза юноши распахнулись и больше не могли сомкнуться. Он сел на кровати и взглянул в окно. Сиреневое небо голубело, подбираясь к холодному зелëному горизонту. Взгляд Тедди потеплел: день обещал быть ясным, насколько это возможно с капризной английской погодой. Юноша поподпрыгивал на кровати, улыбнулся отцу и матери, следившим за ним с портрета, и стал думать чем ему заняться до выхода из дома. Он вспомнил о том, что обещал бабушке известить друзей. Отправлять к ним патронуса ему всë же не очень хотелось, и он решил ближе к обеду, когда все проснутся, послать сову. Поэтому он медленно оделся и сел за стол – писать. Адресаты с удовольствием получали послания от него. Не каллиграфический, но ровный и круглый почерк Тедди был понятен всем. Его письма не были коротки, но и не были слишком пространны. В них, как и в речи Люпина, сочетались внутренняя глубина с поверхностной простой, юмор и суть, от которой он никогда не отклонялся. Тедди так увлекся написанием писем друзьям, что не заметил, как пролетел час с лишним. Когда он поднял склоненную над столом голову, на нëм лежали четыре готовых и осторожно упакованных в конвертики письма для лондонских друзей и послание побольше – для Таннера Оуэна. Небо за окном свежо порозовело. Светало. Тедди решил потихоньку, чтобы не разбудить бабушку, выдвигаться. Ему хотелось застать природу за нежным еë пробуждением, точно прекрасную возлюбленную, и он слегка подрагивал от волнения и утренней свежести. Позавтракать он решил потом, забежав в какой-нибудь волшебный ресторанчик, затерявшийся в неприметном подвальчике Лондона. Разумеется, он собирался сообщить бабушке причину своего внезапного раннего исчезновения, потому, крадучись, пробрался на улицу. В некоторой степени, Тедди был романтик и хотел обрадовать родного человека, старым, но приятным способом. Когда Тедди ступил за порог дома, его босые ноги утонули в щекочущей свежести, омылись росой. Он прикрыл глаза, всем своим существом наслаждаясь этим волшебством. Но солнце не привыкло ждать слишком долго. Шлëпая изумлëнными ступнями по влажной зелëной траве, юноша поплëлся к той стороне сада, где бабушка сажала цветы. Под окном стелилась "дамская мантия", или попросту манжетка. Тедди сорвал пучок еë стебельков, и бросив через плечо взор на позолоченный горизонт, ушел в дом. Он отделил от стебля жëлтые и пушистые шарики соцветий и, вынув палочку, расположил их в воздухе на видном месте гостиной. Они, слегка колеблясь, висели в пространстве и образовывали слова: "Доброе утро! Ушëл гулять в «Волшебниковский» сад. Твой Тедди". Довольный работой, Тедди поднялся в совятню – небольшую пристройку вроде чердака на крыше. Старая бабушкина сова была явно недовольна его вторжением, ощетинилась и замахала крыльями. Приложив палец к губам, как бы призывая еë успокоиться, Тедди пересадил на руку свою чудну́ю, вечно нахохленную сплюшку Кассандру. Также бесшумно он спустился вниз, моля Небо, чтобы Касси – его вредное чудо – не издала своего коронного "ти-у-у-ув", прошëл в свою комнату, заложил волшебную палочку в пристëгнутый слева к поясу, как ножны для шпаги, футляр, засунул конверты во внутренний карман летнего пиджака, привязал за шнурки к поясу причудливые и длинные туфли-лодочки цвета охры и, прикрыв дверь своей комнаты, тихо покинул дом. Он успел. Утро только вступало в свои права. За платановой рощей, примыкавшей к их дому, вставало солнце, ласковое и величественное в одно и то же время. Золотистые извилистые облака тянулись от него, как лучи, как будто хотели скорее распространить его свет на всю окрестность. Он хотел увидеть, как просыпается день, всем своим существом прочувствовать эту его новорожденную чистоту. Поэтому, прежде чем трансгрессировать в город, он собирался какое-то время пройтись вдоль рощи, навстречу солнцу, босиком по мокрой траве, с совой на руке, с письмами друзьям под сердцем, лëгкой и ясной головой. Юноша повернулся назад и издали увидел, как оживает в солнечных лучах их старый одноэтажный дом, как рады прикосновениям лучей и серый камень, и оплетающий стены плющ, и цветы, соединявшие скромное строение с землëю. Лучи скользили по гладкой поверхности илистого пруда, расположившегося в саду неподалëку от дома, прыгали по стеблям колеблемых ветерком камышей. Вся природа наслаждалась вместе с Тедди, как и он наполнялась новой силой, готовилась к новому счастью. Утренняя прохлада, миновав пиджак и майку, заставляла кожу вздрагивать, откликаясь на еë бодрящие прикосновения. Казалось, даже величественные платаны принимали солнечную позолоту на свои ветви с благоговением. Одна только сплюшка на руке Тедди щурилась на взошедшее светило и недовольно косилась на хозяина. Было видно, что она прошлялась всю ночь и теперь хотела поспать в совятне, и вся эта затея ей совсем не нравилась. Но независимо от еë желания, солнце поднималось всë выше и выше. Тедди решил, что ему пора. Правой рукой он потянул за шнурок на поясе, и туфли свалились в траву. Он с наслаждением сунул мокрые и озябшие ноги в мягкую кожу старых туфель. Эти туфли были его любимыми, они раньше принадлежали его дедушке Лайеллу Люпину и поэтому выглядели более чем странно. Они были рыжие и вытянутые, с небольшим сбитым каблучком, длинным ужасно сужавшимся к концу носом и короткой тëмно-бирюзовой окантовкой-бахромой. Бабушка буквально не выносила их вида, а Тедди берëг и собственноручно залатывал время от времени. Вынув палочку, он ловко завязал ею бирюзовые шнурки щеголеватым бантом, оглянулся вокруг, втянул носом воздух и, подмигнув сове Кассандре, растворился в воздухе... ...Он очутился на малолюдной лондонской улице. Маглы спешили по своим делам, и приличного вида молодой человек, разве что с совой и в странных туфлях, не мог привлечь чьего-либо внимания. Он проворно свернул в проулок, споткнувшись длинным носом обуви о груду сваленных в кучу кирпичей и чуть не растянувшись при этом на пыльном асфальте. Когда восстановил дыхание, то направился в самый конец коридорчика, где уперся в стену. Тедди достал палочку и произнес: "Алохомора!" Перед ним открылась доселе невидимая дверь, замурованная в стене. Он вошëл в неë – она сама захлопнулась за ним – и, ещë немного побродив по тëмным и запутанным коридорам, оказался в волшебном кафе «Лунный телец». Среди, в основном, пожилых магов в старинных, видавших виды мантиях, колпаках, обвешанных непонятного предназначения деталями одежды, словно с блошиного рынка, юноша в магловского вида светлом пиджачке и аккуратно уложенными кудрями, по меньшей мере, выделялся из общей массы. Но старые волшебницы и волшебники в своей жизни прошли через многое, а потому скоро забыли о Тедди и его странной внешности и вернулись к своим завтракам. Тедди сел за ближайший к выходу столик и, ожидая заказ, усадил свою Касси на спинку рядом стоящего стула. Сплюшка резко вращала маленькой круглой головкой по сторонам и недоуменно взирала на него. Ранний подъем и прогулка на свежем воздухе разбудили аппетит, и Тедди с удовольствием принялся за еду, когда к нему прилетели заказанные яйца по-шотландски. Сова начала ëрзать на месте, и юноше пришлось быстрее допивать свой кофе. Она успокоилась только тогда, когда они вышли наружу. Теперь Люпин мог трансгрессировать прямо в парк. Этот парк был особым местом для лондонских волшебников. В их мире, как и в магловском, было не так уж и много мест, где можно было бы отдохнуть не только телом, но и душой. И это место было именно таким: зелëное пристанище, обитель счастья и покоя для чутких душ. В нëм были широкие центральные аллеи с гирляндами скамеек, наполненные светом в ясные дни и оттого – пятнистые; обширные лужайки манили детей и любителей собак и подвижных игр; малочисленные, но прелестные цветочные клумбы радовали глаз истинных художников – тех, чьи шедевры рождаются духом, творения, которые способны увидеть и оценить лишь те, кто привык смотреть на мир духовными очами; тенистые и узкие тропы вели любителей уединения в самые таинственные и отдалëнные уголки сада. Тедди даже не знал его настоящего названия. Такие, как он, называли его «Волшебниковским», и неспроста. Этот сад был излюбленным местом отдыха многих поколений волшебников. Особенно остро потребность в таком "средневековом" месте возникла у волшебного сообщества в двадцать первом веке, когда магловский мир стал переполнен механизмами и машинами, вовсе непонятными магам настолько, что Министерство увидело угрозу разоблачения волшебного мира, столкнись простой волшебник с испытаниями, которые приготовило ему новейшее время. Из-за этого многих волшебников и волшебниц буквально влекло в этот парк, где царили первозданная красота и силы природы. Маглы инстинктивно чувствовали скопление чего-то инородного в этом месте, и парк не пользовался у них популярностью. Из маглов на его аллеях можно было увидеть только детей, молодые пары с колясками и стариков – существ, открытых чуду, родственных ему. Лично Тедди этот парк помогал разобраться в себе. Он шëл по аллее и думал, а парк не мешал ему, наоборот, направлял мысль и очищал еë от всего ложного и лишнего. Можно сказать, что у Тедди была своя маленькая история дружбы с «Волшебниковским» парком. В последнее время у юноши появилась ещë одна причина посещать это место, но даже сам Тедди пока боялся себе в этом признаться... Он трансгрессировал в парк. Отойдя немного от входа, он отпустил Касси. Смышленная птица всегда летала где-то рядом с хозяином, и Тедди не боялся выпускать еë. Он отправит письма, когда будет уверен, что их адресаты проснулись, и его маленькой сплюшке не придëтся ломиться в закрытые окна. Размышляя обо всем вышеизложенном, Тедди заложил руки за спину и стал медленно вышагивать по парку. Он сразу свернул на знакомую аллею, которая уводила посетителя подальше от большого количества глаз. Пока шëл, он несколько раз едва не свалился в траву, пропуская велосипедистов, и столько же раз спотыкался о ветки, небрежно разбросанные деревьями по тротуарам. Но эти, скорее смешные, чем досадные обстоятельства, не могли возмутить его духа. Он бодро шагал по парку и скоро неожиданно наткнулся на знакомое лицо. Долговязый силуэт Джорджа Уизли создавал поистине удручающее впечатление. Он утомлëнно растянулся на лавке, из-под полуопущенных опухших век наблюдая за перепалкой старшего сына Фреда и пятилетней Роксаны. Они что-то не поделили, а у отца, по-видимому, уже не было сил на то, чтобы их разнять. Вопреки своему имени, Фред был вовсе не рыжим, а, как и сестра, унаследовал тëмные волосы матери. Сердце Тедди сжалось: Анджелина уже несколько лет не жила с мужем и детьми. Тедди знал это от миссис Молли Уизли, которая не упускала возможности излить близким своë горе. Бедняжка сначала потеряла одного из близнецов, а теперь беспомощно смотрела, как медленно угасает второй в неравной схватке с роком и собственным горем. Молли говорила, что причиной своего ухода от мужа Анджелина называла болезнь отца, но все прекрасно понимали, что это лишь предлог, а причина крылась в еë сложных отношениях с Джорджем. Кажется, Тедди никогда не было кого-то также жаль, как эту семью. Пока он направлялся к Джорджу Уизли, его дух возносился до Небес, моля о счастье для этого человека. – Привет, дядя Джо, как жизнь? – Тедди говорил не натянуто-оптимистично, а с таким подлинным участием, что Джордж Уизли было встрепенулся, кажется, хотел даже подскочить. Но потом его взгляд снова потускнел, лицо почернело, а тело безвольно продолжило обтекать скамью. Он не был болен, но выглядел, как человек, у которого обнаружили смертельный недуг. Он будто гнил изнутри. Дошло до того, что на место потерянного во Второй магической войне уха, было приятней смотреть, чем на него самого. – А, это ты, волчонок. Да, видишь, совсем уж не знаю, как с ними справиться, – Джордж кивнул в сторону детей. И хотя выглядел он крайне уныло, его голос звучал живо и резко, точно в нëм находила выход боль – застоявшаяся кровь душевных ран. – Даже с мальчонкой... а во-о-от Рокси – совсем тëмный лес, – криво и мëртво усмехнулся Уизли. – Спасибо Рону, если бы не он, уже и магазин бы... кхм... потеряли. Да только у него жена... Тут Джордж запнулся, и Тедди уже открыл рот, чтобы произнести хоть что-нибудь, но тот справился с собой и продолжал: – ...жена ждëт ещë одного Уизли, а брат так над ней трясется, пылинки сдувает, что того и гляди, про магазин забудет. А впрочем, пусть пропадает всë, только бы они, – Джордж снова наклонил голову в сторону детей и вдруг заметил, что те уже забыли свои обиды, подошли и молча слушают, – да, про вас говорю, драконята! Вели бы себя хорошо и папу слушались. Пойдите поиграйте... Он подождал, покуда они отойдут. Тедди собрался с духом: – Дядя Джо, ты ведь знаешь, я вам родня, и мне не сложно... Я хочу сказать, что могу приходить к ним, я вижу, что тебе нужен отдых. – Да, ты, брат, у нас известная нянька. Но и я не Гарри Поттер, – Джордж ухватился пальцами за выпирающие скулы, это выглядело так, как если бы они у него отваливались. – Я очков не ношу и прекрасно вижу, что ты уже взрослый, позволь сказать, мужчина, и нечего тебе водиться с ними. Оттого ты, может, и не работаешь, что они все удобно устроились, а? Но разговор не о тебе, а о том, что мы прекрасно справляемся. Этого Тедди вынести уже не мог. Он, присевший было подле Джорджа Уизли, вскочил на ноги: – Прекрасно? – вскричал он, но тут же заговорил ровно и тихо. – Мистер Уизли, так не годится. Ясно видно, что вы не справляетесь, и ты это знаешь! Так зачем отвергать помощь? – А что ты предлагаешь? Чем вы можете помочь? – он остановился. – Я уже говорил с Роном, Гарри, Джинни, но они не поняли. Может, ты поймешь... – Джордж с новым выражением в больных глазах, выражением поиска понимания, снизу вверх посмотрел на Тедди. – От того, что ты пару раз прийдëшь, ничего не изменится! Вообще ничего не изменится, пока... Ты понял, вервольф? Всë зависит только от одного... одной... Точно пелена спала с глаз Тедди, и всë стало ясным, как этот день. – Анджел... Прости, ты говоришь об Анджелине?! Но разве ты надеешься? Все думали, ты давно отчаялся. – Детям нужна мама, – Джордж пожал плечами, – если Фреду уже четырнадцать, то Роксана совсем малышка. И никакие тëтушки, бабушки... и нянюшки... им еë не заменят. А я... Да что я... А ты, брат, наверно, тоже надеялся? Что она может вернуться? Это в твоëм духе... – Каждую минуту. Но постой, ты простил, ты любишь, ты ждëшь еë? – Тедди, не перестаю тебе удивляться! Как можно так прямо говорить такие вещи! Ещë и в парке! Допустим, и что с того? – Дядя Джордж, я ей напишу. Нет-нет, поговорю с ней! – поспешно поправился Тедди, заметив, что собеседник закрыл глаза. – Не стоит стараться. Анджелина не дура. Она видела, что после смерти брата я – половинный, – Джордж проигнорировал прошептанное Тедди "Не говори так!" – Она думала, что сможет меня исцелить, однако ошиблась. Но Тедди! – Анджелина слишком цельный человек, она не могла жить с половинкой меня. Дальнейший разговор в этом ключе не имел смысла. Два человека поняли друга друга, но не пришли к согласию. – Как же дальше? – Дальше?... А дальше – только они, – Джордж Уизли показал на детей. – Тедди, ты – чу́дный! Спасибо тебе. Давай, смотри, чтоб тебя малявки не затоптали. И... постой. Хочешь, возьми! Он вынул из кармана голубой воздушный шарик, надул, просунув в него палочку, завязал чарами пут и протянул Тедди. Юноша так и просиял. Тедди шëл по аллее, ведущей в самую дальнюю часть парка, держал в руке шарик и думал. Казалось бы, он, сирота, мог бы быть самым несчастным человеком на земле, но ведь не был! Напротив, он искренне не понимал несчастий и уныния окружавших его людей. Тедди верил, что всë наладится и у дяди Джорджа. И пусть бы кто-то попробовал ему доказать обратное! Он видел только голубой шарик, он держал его в руке – символ этой веры. Он держал шарик и твëрдо шагал по менее и менее ухоженным аллеям. Позвав Касси и отправив еë с письмами, Тедди замедлил шаг. В эту часть сада никто не ходил, кроме него и неë. Впереди виднелась белая беседка в строгом римском стиле. Она была там. На этот раз Тедди подошëл так близко, как никогда. Прислонившись к колонне, в беседке стояла женщина. Она сама была точно высечена из мрамора. Пальцы стали влажными, и Тедди негромко ахнул, чуть не выпустив шарик. Тут юноше пришлось отскочить за дерево, поменяв цвет волос на зелëный: ему показалось, что белая леди обернулась. Он стоял за деревом и смотрел на голубой шарик на фоне, что удивительно, голубого лондонского неба, а потом быстро зашагал к выходу из парка.