Довакин: Легенда об Аанге. Книга I — Вода

10 Огня Очага, 201 4Э

      — Ag — "сжигать" или "сожжение"... — диктовала Катара сама себе под нос, угольком прорисовывая точки, надсечки и штрихи, в сочетании которых только знаток клинописи мог распознать dovahzul.       — Вот тут надсечку нужно сделать покороче, а то перепутаешь с "q", — Аанг показал на первую букву, и Катара подтерла лишнее. Апамир, у крыла которого они расположились на привал, глубоко вздохнул, и от его дыхания посыпались снежинки.       Дракон продолжал помогать с изучением слов, но, как и прежде, не поощрял намерение Катары учиться ту`уму. Седобородые тоже не поддерживали эту идею.       Катаре удалось выкрасть пару минут наедине с Арнгейром, когда глава Седобродых вышел прогуляться за стены Высокого Хротгара.       — ...Среди первых Языков, одолевших Алдуина, была Гормлейт, великая воительница. Но её пример исключителен. С тех пор на Монавен не появлялась ни одна женщина, желающая постичь Голос, даже среди нордов, не говоря уже об эльфийках, — Арнгейр задумчиво смотрел на простиравшиеся перед ним просторы Скайрима; ветер трепал его широкополую чёрную робу, — Ничего хорошего не получалось, когда другие народы постигали ту`ум.       — Я родилась и выросла в Скайриме, на Белом Берегу. Пусть мои корни тянутся далеко в Валенвуд, Скайрим — моя родина, я никогда не использую Голос, чтобы навредить её жителям! Я могу поклясться в этом!       — Твоё тело должно быть готово, твой разум и твой дух. Женщины эмоциональны, их суждение может быть затуманено. На Пути Голоса требуется ясность.       — И женщина, по-вашему, не может достичь этой ясности?!       — Посмотри на свою магию, девочка. Как тверда твоя рука, как точен удар? Продолжай учиться, и ты увидишь пределы своих возможностей. И, может быть, осознаешь, чего просишь.        Она вскинула руку, призывая шары из снега, но старейшина, несмотря на кажущуюся медлительность и дряхлость, опередил её.       — Tiid-Klo-Ul! — только и услышала Катара, а меньше чем через мгновение обнаружила себя, сидящей в сугробе с накинутым поверх головы капюшоном и вылепленной из снега фигуркой волка в руках. "Когда..?"       Звякнули двери храма. Арнгейра уже нигде не было.       Выбросив фигурку обратно в сугроб, Катара рванула обратно, мановением рук раскидывая комья снега перед собой и глотая ругательства, приходящие ей на ум.       В тот день они покинули Монавен.       — Ni — отрицание, "не", — продолжала записывать босмерка. Может быть, это и не ту`ум, но точно так же, как Аангу советовали обучаться заклинаниям разных школ и стихий, чтобы было проще постигать слова ту`умов, так и Катаре нужно было сперва понять сам язык, прежде чем взяться за свой первый Крик.        — Kah ты уже знаешь, — прошелестел Апамир, поворачивая голову, чтобы взглянуть на них, — "Гордость".       — Ag Ni Kah. Сжечь-Не-Гордость. ("И что бы это значило?") Так у вас называют поединок?       — Да. Нечем гордиться тому, кто получит клеймо в пылу схватки. Первым ожогом отмечен неправый.       "Понятнее не стало..."       Сокка подошёл к торчащей из земли палке. Вокруг неё был нарисован циферблат и отмечено направление тени на момент их приземления.       — Если вы всё ещё хотите заглянуть в храм, — брат сопоставил предыдущее положение тени с нынешним, — Сейчас самое время!       Катара переглянулась с Аангом: мальчик всё ещё выглядел расстроенно после поглощения двух драконьих душ, но на самочувствие не жаловался. Этот процесс, тяжёлый морально, по крайней мере не вредил здоровью Аанга.       Вчерашний день не принес им никаких успехов от слова совсем. В последний раз обсудив план с Бато, Сокка предложил повременить с Пределом и отправиться к ближайшим курганам в Хьялмарке, но все три — среди болот Морфала, у Теснины Грабителя и у Лабиринтиана, — оказались пусты. Либо кто-то разграбил захоронения, либо Алдуин уже побывал здесь. Судя по обломкам камней и развороченной земле, верно было второе.       Они решили оставить Хьялмарк и вернуться, как планировалось, к реке Карт, чтобы исследовать курганы на её берегах, но над Солитьюдом и всей провинцией Хаафингар разразился дождь, из-за чего их путешествие пришлось прервать. На ночёвку снова останавливались у Драконьего Моста. Сокка бесился из-за отставания от плана, но Катара тихо радовалась передышке — после приключений на пристани Солитьюда и в промерзшем логове пиратов ей было мало одной спокойной ночи в гроте Зелёной Тени. Как никогда хотелось свернуться калачиком в тёплой постели, хотя бы до тех пор, пока боли отступят.       Сегодня утром прояснившаяся погода позволила добраться до следующего захоронения у озерного перевала, неподалёку от Прыжка Брюсы. Курган был нетронут — и Аанг уже сам, не оборачиваясь ни на Аппу, ни на Катару с Соккой, отправился к насыпи, где его снова объяло разноцветное пламя. Почившего здесь дракона звали Кохакул; перевод его имени Катара тоже добавила в заметки. "В-уме-добрый".       — Не мог же он быть злым, — рассудил тогда Аанг, — Если бы Алдуин воскресил Кохакула, Кохакул не присоединился бы к нему.       — Ты не прав, — пророкотал Апамир, и его голос эхом отразился от скал Предела, — Неважно, какого мнения об Алдуине были те драконы, которых он вернул к жизни. Они в долгу перед ним. Nust fen aam (Они будут служить).       Договорить им не дали Изгои.       Прыжок Брюсы был известен как крупное поселение Изгоев, поэтому неудивительно, что они появились вскоре после поглощения драконьей души — проглядеть Аппу было бы трудно даже в ночном небе, не то что утром. Едва учуяв движение в кустах, Момо пропищал тревогу, и вся компания быстро вернулась в седло, уворачиваясь от последовавшего града стрел.       Следующий курган обнаружился в окрестностях крипты Рагнвальд. Поглощение прошло так же безболезненно и спокойно, как и прежде; дракона Тилхиндро, "здесь-надежда-баланс", Аанг тоже упрямо отнёс к "хорошим". Апамир не стал спорить, вместо этого предложив заглянуть в храм, пока они неподалеку.       Сокка воспринял это как удар поддых:       — Мы и так пять дней потеряли, мы не успеем! Алдуин не останавливается на сон, на перекус, на прогулки в кусты!       Времени было мало, это правда. Дельфина обещала написать письмо в Коллегию доверенному лицу (от которого узнала, что в Коллегии давно обустроился агент Талмора и в открытую заявляться туда будет опасно), но никто не давал гарантий, что скайримские маги обнаружат что-то полезное.       Среди ныне живущих служителей Голоса и борцов с драконами никто не знал ни о крике, умерщвляющем драконов, ни о Древнем Свитке. Но могли в своё время узнать культисты: как и те, что оставались до последнего верны Алдуину, даже после победы над ним; так и те, что вознамерились сбросить с себя драконью власть и править народами Скайрима лично. Каждый храм Культа мог таить зацепку.       Пока мальчики спорили, кто, зачем и насколько долго ходит в кусты, Катара подсчитала, что на оставшиеся курганы им вполне хватит три дня. Да, они опоздают в Рощу Кин, но если вычесть задержки по причине внешних обстоятельств, то они уложатся даже быстрее, чем за неделю. За три дня Скайрим не рухнет.       Оказавшись в меньшинстве, Сокка согласился, но строго обозначил время. До заката им нужно будет покинуть крипту и добраться до следующего кургана на другом берегу Карта.       И вот, после короткой передышки, настал час отправляться.       Но любое планирование было бессильно перед судьбой. Едва поднявшись на крыло, Апамир вдруг развернулся в воздухе, вглядываясь в небо над речной долиной. Нужда спрашивать, что случилось, отпала, когда Катара пригляделась к хребту. Над ним, на юго-востоке, парила крылатая тень, которую можно было бы спутать с птицей, не останься она различимой на столь далёком расстоянии.       Решение следовать за неизвестным драконом было единодушным, хотя довольным остался только Сокка.       — Зато мы не отклоняемся от изначального курса!       — Какой у них вообще курс? — Зуланкар поднял перед собой и развернул к дяде карту, глядя на него через прожжённую в холсте огромную дыру, — Они облетели больше половины Скайрима, но я не понимаю, почему такой маршрут? Зачем такие петли? Довакин пытается запутать меня, чтобы я не догадался, что он пособничает Буревестнику? Или что он собирает армию драугров?       Айромар, споласкивавший в озере лицо и руки, с кряхтением выпрямился.       — Армию драугров, ха! Мальчик всего-то познаёт мир!       — А как насчёт той карты, которую мы видели у детворы? — спросил Джилмо, копаясь в обугленных обрывках пергамента.       Босмеры в панике побросали всё в костёр, надеясь, что пламя навсегда поглотит их тайны, но Зуланкар успел вытащить часть бумаг. Лучше всего уцелела плотная, вощёная карта, на которой заговорщики обозначали привычные маршруты, убежища и тайные места.       Почти все пометки были сделаны давно, кроме одной свежей, ярко-угольной линии. Она начиналась с Моря Призраков и Винтерхолда и почти сразу наталкивалась на огромную выжженную дыру, тянувшуюся через весь Белый Берег до Виндхельма и ближайших поселений. Дальше линия обнаружилась на юге Истмарка, у Черного брода, затем двинулась к Хелгену, в Вайтран, оттуда — к окрестностям Виндхельма, вернулась в Вайтран, заглянула на Глотку Мира и снова отправилась на практически отсутствовавший на карте Белый Берег, выныривая из небытия только на подступах к Солитьюду.       Этой линией отмечен путь Довакина, Зуланкар был уверен в этом. И, что примечательно, в столице сплошная линия превращалась в пунктир и шла дальше — вдоль гор Предела на юг, затем в очередной раз пересекала Вайтран и возвращалась к выжженной дыре. "Планируемый маршрут".       О других картах Зуланкар не знал.       — Что за карта?       Айро странно взглянул на Джилмо, но затем, повернувшись к Зуланкару, расцвёл в улыбке:       — Ааа, даа! Мы видели у детишек каменный скрижаль с какими-то обозначениями по всему Скайриму.       — И не сняли копию?       — ...И не сняли копию, — уже не так солнечно подтвердил дядя, разводя руками, — Мы не думали, что она нам понадобится.       — А мы вообще когда-нибудь думаем?!       Младший альтмер свернул карту и убрал её за пояс (хотя бы эту копию нужно будет снять), пытаясь глубоко вдыхать и выдыхать. Ровное дыхание — залог внутреннего огня. Спокойно. Ничего не потеряно.       — И никто не помнит хотя бы примерное расположение меток?       Ветераны войны, переглянувшись, покачали головами. И вдруг лицо дяди снова просияло:       — О! Я помню надпись: "Здесь лежат наши Павшие Владыки..." Как же там было, Джилмо? "Пока Алдуин не возродится".       — Павшие Владыки... Драконы? Они ищут места драконьих захоронений? Так ему нужна не армия драугров, а армия драконов?       — Не могу сказать, племянник, но уверен, что видел парочку курганов неподалеку от нордских руин.       — В Скайриме они везде.       Не найдя больше ничего полезного в лагере босмеров, Зуланкар напоследок оглядел грот. Дикари нашли себе живописное убежище. Под сводами Зелёной тени скрывался уединённый живой уголок, благодаря тёплым течениям не боявшийся никаких морозов. Высокая скала посреди грота, поднимавшаяся почти к самому потолку, была увенчана просторной площадкой, на которой умещалось целое озеро с небольшим островком посредине. Тихое и спокойное место. Здесь запах гари был совсем слабым.       Обливион развергся ниже, где против агентов Талмора и вызвавшихся из флота добровольцев держали оборону мятежные лесные эльфы. Когда-то цветущий грот превратился в выжженный лес. Спустившись вниз, Зуланкар шёл к выходу, задержав дыхание — здешние травы и деревья горели особенно едко, чёрный дым ещё долго будет стоять в почти непроветриваемом гроте. Как напоминание. Как предупреждение всем, кто осмелится встать на пути Доминиона.       Какая-то коряга громко хрустнула под ногами: обугленная, искривлённая, будто... рука. Присоединённая к сплетённому из веток, корней и листьев телу. Даже в обуглившемся сприггане всё ещё слабо теплилось оранжевое мерцание, его стержень, редкий алхимический ингредиент.       — Матрона, — сказал Айромар, склонившись к погибшему существу, — Встречается редко, в местах особой силы. Кинарет это не понравится.       Принц не мог назвать жалостью то, что задрожало у него в желудке и пригрозило выйти наружу рвотой. Обойдя сприггана, он ускорил шаг. Прочь отсюда, на воздух, на берег.       Снаружи шёл редкий дождь, передышка перед очередным ливнем, который прогнозировали метеорологи; вода не смывала окончательно, но хотя бы ослабляла запах огня. Пожар вселил ужас в окрестную живность, отчего снаружи было так тихо, что можно было услышать далёкий шум прибоя, хотя идти до моря минут двадцать, не меньше.       Юстициар прохаживался перед выстроенными в ряд пленниками, оценивающе осматривая каждого. Все они — взрослые, закалённые в боях и вылазках босмеры-мужчины, одни чуть более обожженные, другие — поменьше. Они прекрасно осознавали риски и всё равно шли против Доминиона, пусть их сопротивление и выражалось в такой жалкой форме, как саботаж.       — Император выпросил для вас помилование, — процедил светловолосый эльф, — Вам сохранят жизнь.       Зуланкар фыркнул. Громко сказано, "выпросил". Император только вздохнул и сказал, что не хотел бы лишнего кровопролития — ему эти беженцы и даром не сдались.       — И эту жизнь вы посвятите служению Доминиону, дабы искупить свою вину.       Предводитель босмеров, самый высокий из них, поморщился. Догадался, что его ждёт участь похуже казни.       Рудники Солстхейма — такое наказание предложил Джаос, неожиданно получивший повышение до адмирала. Эмиссары поддержали его, а у Императора, Элисиф и Туллия не было причин не соглашаться. Если бы дело касалось нордов, так просто бы не кончилось — нашлись бы родственники, жаждущие спасти своих отцов, братьев и сыновей. А кто был у лесных эльфов? Босмеры из Скрытой рощи, женщины да дети. Им самим бы выжить…       Юстициар — Зуланкар не запомнил его имя, какой-то прихвостень Третьего эмиссара Рулиндила, — махнул рукой. Солдаты, подгоняя пленных копьями, повели их на берег для погрузки на катера.       Позади раздался восклик Айромара. Обернувшись, Зуланкар увидел дядю на коленях у входа в грот. Принц запереживал, что Айро стало дурно, и рванул назад, но через пару шагов разглядел причину переполоха: в зарослях лежал огромный черный волк. Грудная клетка, пробитая стрелой, вздымалась тяжело и с перебоями; когда-то густая, лоснящаяся шкура теперь торчала клочками, подпаленная огнём. Взгляд в никуда, вываленный из пасти язык...       — Мы ему уже ничем не поможем, — сказал Зуланкар, беря дядю за локоть, но старый эльф высвободил руку.       — Иди, Зуко. Я догоню тебя.       Холод в его голосе, холод кинжала, вынутого из ножен, говорил сам за себя. Зуланкар развернулся и последовал за конвоем, чувствуя на языке смесь стыда и облегчения. Он не хотел это видеть.       Дракон исчез в облаках до того, как Апамир успел нагнать его, но место его приземления выдавал поднимавшийся в небо столб чёрного дыма.       Горел лагерь изгоев на возвышенности немногим юго-западнее Рорикстеда. На подлёте Катара увидела на земле дракона, распластавшегося в неестественной позе, а вокруг него — толпу предельцев.       — Что они с ним сделали?! — встрепенулся на месте Аанг, тяжело дыша. Босмерка хотела его утешить, но пролетевшая перед носом стрела заставила задуматься об укрытии. Аппе пришлось уходить на новый круг из-за обстрела.       — Эй! Мы поговорить! — выкрикнул Сокка и спрятался за бортом седла от очередной стрелы, — Хотя я бы на их месте, наверное, не был разговорчив...       — Мы должны узнать, что случилось! — настояла Катара, аккуратно выглядывая из седла и отчаянно ища способ успокоить изгоев, — Аанг, огонь! Мы можем потушить огонь!       Аппа тоже её услышал: дракон развернулся в воздухе и выдохнул морозным облаком на самый крупный очаг пожара: огонь погас в то же мгновение. Аанг раскрыл закрылки посоха и, выпрыгнув из седла, спланировал над посёлком. Воздушная волна, следовавшая за ним, сорвала с крыш и травы языки пламени.       Катаре оставалось только с завистью наблюдать, как легко Аангу даётся его любимая стихия.       Демонстрация благих намерений не прошла безрезультатно — дождь из стрел прекратился, и Апамиру позволили приземлиться. Изгои наставили на них мечи и копья, однако вышедший из толпы воин жестом приказал им опустить оружие.       Высокий, смуглый, с копной на голове и соломинкой в зубах. Одежда из шкур и костей, тату на открытых участках кожи (которых было больше, чем можно было бы ожидать в их холодном краю)... Катара решила бы, что он сошёл со страниц книги про древних лесных эльфов, если бы не видела, что уши у него самые обычные, круглые, человеческие, да и глаза с обыкновенными белками. Но обыкновенный — не то слово, которое шло на ум.       Когда они поровнялись, Изгой взглянул в сторону эльфийки, и она успела разглядеть цвет радужек. Тёмный, должно быть, карий. Как почва, как кора деревьев...       — Этот был из ваших? — пределец указал на дракона, лежавшего через несколько палаток от них, наполовину скрытый за ними и дымом, как под белым пологом. У Катары сжалось сердце от воспоминаний. Аанг мельком посмотрел в том направлении и тут же отвёл взгляд, покачал головой.       — Вы убили его? Зачем? — спросил он, кусая губу и хмуря брови.       — Хороший вопрос, — Изгой выплюнул соломинку, — А если бы он убил меня, ты бы спросил его о том же?       Аанг настаивал:       — С драконами всегда можно поговорить до боя!       Катара сделала шаг:       — Подожди, ты убил его? Сам?       Изгой подошёл ближе, похлопал по рукоятям мечей.       — И убью следующего.       Взгляд предельца не предвещал ничего хорошего. Сокка напрягся, потянулся за топором; Катара ощутила тяжесть фляги на бедре.       — Не говори в пустоту, nonvul kendov (доблестный воин), — воздух завибрировал от тяжести драконьей речи, — Сказанного не воротишь.       Все обернулись на Аппу, который кивком шипастой головы указал в небо. С юга, полыхая пламенем во все стороны, приближался ещё один dovah.       Изгои тут же взяли его на прицел; Аанг замахал руками:       — Да вы чего, не надо! Я поговорю с ним!       — Не спеши, — осёк его Апамир и выступил навстречу собрату. Все замерли в ожидании. Эльфийка услышала своё сердце — оно забилось так громко, как будто кто-то отбивал на барабане марш. "Получится ли договориться с ним, как с Мирмулниром? Придётся ли драться?"       Дракон приземлился прямо перед ними, обдав жарким воздухом всех, кто стоял слишком близко. Тёмно-серый ящер был меньше Аппы, но куда горячее по нраву, судя по языкам огня, пышущих прямо из его раздувающихся ноздрей.       — Tahrodiis Ahpahmir (Предатель Апамир)! Hi lost krii Nahagliiv (Ты убил Нааглива)! Hi fent dir (Ты умрёшь).       — Drem, Vuljotnaak (Успокойся, Вульйотнак). Zu'u tiiraaz ahst ok dinok (Я опечален его смертью). Zu`u ni krii rok (Я не убивал его).       — Твой детеныш это сделал? — пришелец заговорил на сиродильском и вперился взглядом чёрных глаз в Аанга, — Выучил ли ты слова, чтобы ответить за содеянное, dovahkiin?       Монах крепче сжал посох:       — Это был не я! Послушай, я понимаю, Нааглив был тебе другом, но...       — Чудище, меня ищешь, — заявил воин племени, — Хочешь узнать, как я одолел твоего брата?       — Mey! (Дурак!) — предостерег Аппа, но было поздно: серый дракон заинтересовался новым лицом.       — Joor, без души, без Голоса? Ложь! Позор Наагливу, если он пал от твоей руки!       — Мои мечи не врут, — Изгой взял в обе руки своё оружие. Катара только сейчас заметила, что его мечи не из дерева, костей и кожи, как подобает Изгоям, а из металла, причём вместо колющих концов — крючья. Обагренные кровью.       Дракон, чья чешуя напоминала мокрый камень после дождя, захрипел:       — Твой ученик слаб, Апамир. Ему не быть thuru (нашим владыкой), ему не вести нас. Он не достоин души Нааглива. Я не позволю ему забрать её, пока я жив, — Вульйотнак кивнул на вызвавшегося Изгоя, — Пусть этот joor отвоюет её для него, и пусть dovahkiin вечно живёт с клеймом труса, забирающего чужой урожай. Или же пусть joor проиграет, и zeymah будет отомщён.       — Этим ты не вернёшь Наагливу славу! — возразил Аанг, — Забери его душу и отступи, зачем тебе все эти люди?!       И даже Момо, не покидавший плеч Аанга, гневно заверещал.       — Джет, не надо! — выкрикнул лохматый мальчишка, протиснувшись через толпу, — Ты уже драконоубийца! Ты им ничего не должен!       — Молчи! — одёрнул его парень постарше, с двумя полосами на каждой щеке и алой повязкой на плече.       Изгой, Джет, поднял руку, и все роптания вокруг затихли.       — Я принимаю вызов!       Кольцо Изгоев встретило его заявление громким боевым кличем. Похоже, Джет был их вождём. Для него отклонить вызов было бы подобно отказу от своего долга.       — Эй, вы не слышите? — отчаянно воскликнул Аанг в попытке перекричать племя, растерянно оглядываясь, — Это не нужно! — он обратился к серому дракону, — Нааглив напал на племя, они всего лишь защищались, это был честный бой!       Но ящер был непреклонен. Тряхнув рогами, он распахнул крылья:       — Ruz sul. Suvulaan. (Завтра. Сумерки.)       И взмыл в полуденное небо, едва не коснувшись перепонками крыш уцелевших палаток. Щёлкнул механизм раскрывающегося посоха — Аанг намеревался последовать за ним. Катара не могла этого допустить: перехватила его за руку, остановила.       Его взгляд стал мрачен, как туча, готовая разразиться дождём:       — В этом нет смысла, Катара! Почему они не могут просто выслушать?       — Они договорились. Ful nii los (Так тому и быть), — ответил вместо неё Аппа, — Ag Ni Kah.       Флот дремал в гавани Солитьюда, убаюканный прибоем.       Зуланкар, найдя уединенное место на носу линкора (что уже превращалось в привычку), обдумывал, как ему попасть на "Неустрашимый". Джаос не успел назначить нового коммандера после смерти Нириты, и было решено перегнать на "Неустрашимый" всех пленников.       Если Зуланкар и хотел что-то выпытать у босмеров с глазу на глаз, то нужно действовать сейчас, пока они ещё в доках — на плаву такой возможности не будет, потому что Джаос настоял на том, чтобы его благородные гости разместились вместе с ним на "Королеве Айренн". Ещё бы успеть порыться в бумажках Джаоса, которые как раз сегодня перенесли с "Закатного солнца" в новенькую адмиральскую каюту на линкоре...       Когда небо наконец заволокло ночной синевой, Зуланкар отказался от музыкального вечера с командованием, сославшись на головную боль, и отправился к себе. Благо их с дядей, Джилмо и Лонкано расселили по одному, можно было закрыться в каюте и сделать вид, что его одолел глубокий сон до самого утра.       Достав надежно спрятанный во втором дне сундука узел с вещами, эльф быстро переоделся, нацепил маску, перезакрепил ножны с пояса на спину. Снял с шеи цепь с кольцом и накрутил её вокруг запястья, удивившись, почему ему удалось это так просто, а затем запоздало вспомнил, что всё это время он носил на руке куда более короткое ожерелье.       Надев кольцо невидимости на палец, альтмер выскользнул в коридор и запер дверь в каюту. Послезавтра утром флот отчаливал в сторону Данстара, а ночь накануне отводилась строго приготовлениям и сну, поэтому сегодня моряки, которым повезло не попробовать отравленную медовуху, проводили последний разгульный вечер в таверне, что было только на руку Синему Призраку. Без препятствий он выбрался с "Королевы Айренн", но тут его ждал сюрприз: дабы урезать шансы пленников на удачный побег, "Неустрашимый" отошёл от пристани и опустил якорь почти посреди гавани. Никак иначе, кроме как вплавь, до него не добраться.       Пустая шлюпка с движущимися вёслами слишком заметна и быстро рассекретит его невидимость, поэтому Синий Призрак, не долго думая, прыгнул в воду. Здесь тёплое течение реки Карт встречалось с холодным морем Призраков, и из-за перепада температур по гавани стелился спасительный туман.       Подплыть несложно, сложно забраться внутрь. "Неустрашимый" в несколько раз отставал от "Королевы Айренн" в габаритах, но он всё ещё считался огромным. Синий Призрак не раз взбирался в горы и спускался в подземные колодцы, но долгий путь по якорной цепи наверх казался не менее волнительным, чем приключения в Лабиринтиане.       Когда его ноги наконец коснулись стальных бортов фрегата, Синий Призрак осторожно выглянул наверх. Нос корабля был полон эльфов, выла на взодшедшие луны айлейдская флейта. Зуланкар терпеть не мог музыкальные ночи, но Синий Призрак сегодня благодарил богов: за шумом инструментов не слышны посторонние звуки, вроде подозрительного плеска воды, шагов, шороха одежды...       На одних руках повиснув на краю, Синий Призрак переполз с носа на боковую сторону корабля, где, к его счастью, не было ни зевак, ни часовых.       Через пять минут он уже стоял у клеток с пленниками, не зная, с чего начать допрос. Почему-то он заранее не подумал, что ни бумаги, ни угля он с собой не взял, а говорить ему нельзя, — по голосу пленники могут опознать и рассказать стражникам за какую-нибудь поблажку.       "Дремора..."       Но не зря они с Азулой всё детство разыгрывали сценки. Шёпот различить сложнее.       Сняв кольцо и сжав в кулаке, Синий Призрак вышел из-за угла в поле зрения узников. Забренчали кандалы.       — Эй! Эй, это же Хакода!       — Тихо! — прошипел Синий Призрак, подняв руку. Освещение от единственного факела было крайне плохим, но альтмер всё равно мог разглядеть, как пленники сползались к решёткам, преисполненные любопытства.       — Хакода мёртв, — произнёс один из лесных эльфов, — Перед нами подражатель и вор.       Зуланкар узнал его по свисающей набок прядке, увешанной бусинами. Глава повстанцев из Зелёной Тени.       — Я слышал, он тоже пакостит Талмору, хоть и не в наших целях, — вступился другой босмер, — Выслушай его, Бато.       — За деньги он пакостит кому угодно, — парировал Бато.       — Я не смогу выпустить вас, — зашептал Синий Призрак, не желая больше тратить ни секунды, — Но если вы скажете, куда отправились ваши дети, Талмор не узнает о Скрытой роще.       Все мятежники, как один, повскакивали с мест.       — Ты! Откуда?!       — Осквернитель!       — Мерзавец!       Все эти эпитеты он уже слышал, когда Зуланкар беседовал с агентами Талмора о загадочном воре, утащившем маску прямо из посольства, но впервые народный гнев прилетал напрямую, в лицо, скрытое за маской. Да ещё и от тех, кто столько лет служил хозяину эту самой маски, пока он, Зуланкар, не присвоил её.       — Мы не знаем, о каких детях речь, — процедил Бато сквозь оскал, — Не думай, что можешь шантажировать нас.       — Мне нет дела до сиблингов, они останутся целы. Я ищу мальчика, что путешествует с ними, драконопоклонника, — Синий Призрак старательно выдерживал строгий, уверенный тон, — Я найду их, так или иначе. Но если мне не придётся излишне тратиться на разъезды по всему Скайриму, то и лишние деньги, например, от посредников за полезную для Талмора информацию, мне будут не нужны.        Лесные эльфы умолкли, переглядываясь.       — Подло. Так же подло ты начал свой путь в тенях, — наконец ответил Бато, — Какие гарантии может дать вор?       — Тамриэль забыл, что у Гильдии был и есть свой кодекс. Мы выполняем свои обязательства по договорам.       — Ты уничтожишь любые источники, что могут привести талморцев к Скрытой роще, а я оплачу тебе информацией. Так?       — Нет. Я храню информацию о Скрытой роще при себе, а ты говоришь мне, куда отправились дети.             — Ни Сокка, ни Катара не позволят тебе забрать Аанга без боя.       — Они меня даже не заметят.       Бато опустил лицо в ладони, пропустил волосы сквозь пальцы. Чертыхнулся на босмерисе.       — Роща Кин.       Не так уж и сложно продавать чужое доверие.       "Так вот куда показывала линия на карте. Не на Виндхельм, а на рощу Кин..."       Выбираясь из тюремного блока, он осознал, что с палубы больше не слышится музыка, и насторожился. Это значило, что члены команды могли пойти ему навстречу в любой момент. Нужно срочно надеть кольцо...       — Эй, стоять!       Синий Призрак побежал по коридору в противоположную сторону, не оборачиваясь. За спиной полыхнуло пламя, которое он успел рассечь изогнутым мечом. Пока он отвлекался на отражение атаки, впереди появилось ещё двое часовых. Один из них вскинул руки.       "Тоже маг...", догадался Синий Призрак и приготовился отбиваться от пламени, но выпущенное заклинание оказалось другим — из свитков школы Изменения. Коснувшись меча, оно изменило качества металла, в чём Синий Призрак убедился совсем скоро: при встрече с клинком стражника скимитар рассыпался, как битое стекло. У него оставался второй меч, но тот вскоре постигла похожая участь.       Тем временем в обоих концах коридора скопилось достаточно солдат, чтобы остановить даже такого ловкого вора, как Синий Призрак. Один из солдат пихнул его щитом, и Синий Призрак впечатался в стену левым плечом, где недавно наконец-то затянулась рана; вор тяжело простонал, ощупывая бинты под тканью рубахи.       — Сдавайтесь, принц!       Из-за остроконечных наплечников воинов Доминиона вышел Джаос, сияя злорадной улыбкой.       Зуланкар бросил на пол уже бесполезную рукоять рассыпавшегося скимитара. Адмирал продолжал:       — Вы обвиняетесь в неоднократных кражах, убийствах граждан Империи и Альдмерского Доминиона, а также в государственной измене. Не оказывайте сопротивление. Это может спасти Вам жизнь.       Снимая маску, Зуланкар убрал от лица прилипшие волосы и застыл. Он был мокрым до нитки, с него капало, как с вывешенного на просушку стиранного белья. Даже если вдруг на палубе было сыровато от конденсата и недавнего дождя, в помещениях полы оставались относительно сухими...       Он всего-то забыл выпарить воду из одежды и обуви.       "Не получилось выйти сухим из воды — сказал бы дядя".       Для Катары стало большим откровением, что ряды Изгоев состояли не только из коренных предельцев и пополнялись представителями других народов. Дюк — тот самый мальчик, что назвал Джета драконоубийцей, — попал в племя после того, как дракон настиг повозку, в которой они с семьёй переезжали из Вайтрана в Маркарт. Разведчики спустились с гор, чтобы осмотреть горящую телегу, нашли Дюка еле живым от страха, и принесли в лагерь. Джет не смог отказать в приюте ребенку, потерявшему в одночасье всю родню.       — Он же норд, — громко сказал Сокка между ложками супа из козлиной ноги, — Вы разве не против северян?       И тут же дёрнулся от девушки с тёмными дредами, склонившейся к нему слишком близко; в сумраке вечера и отсветах огня её лицо, разрисованное углем, казалось нечеловеческим. Увидев испуг Сокки, она расхохоталась и отстранилась назад, под бренчание костяных браслетов на руках и ногах вернувшись в танец. Изгои цепью хороводов перемещались от одного костра с другому, выкрикивая благодарности своим богам за спасение лагеря и победу над драконом.       Радовались даже те, кому впору было горевать. В схватке с Наагливом один Изгой заработал сотрясение головы, другой потерял руку, третий получил ожог, но все трое, придя в себя и залатав раны, присоединились к празднику, как будто даже хвастаясь своими увечьями. Чем не норды...       — Тебе захотелось бы мстить семилетнему альтмеру? — спросил Джет. Удивительным образом ему не требовалось повышать голос, чтобы его слова доносились до них через музыку барабанов и свирелей. Сокка помотал головой:       — Нет, конечно, но вы могли просто оставить Дюка у телеги.       Катара опустила миску с супом и предположила наполовину вшутку, наполовину всерьёз:       — Или скормить его ведьме.       — Ведьме? — в один голос ахнули Аанг и Дюк, отрываясь от Момо: они учили злокрыса удерживать на носу камушек.       Изгои и в самом деле привечали их с подозрительной теплотой. Когда последние очаги огня были устранены, до заката оставалось совсем немного, и максимум, который они успели сделать все вместе до отбоя — приготовить ужин, который и делили вместе. Изгои не приняли те скромные угощения, которые были у них с собой.       Джет ответил ей с усмешкой на губах:       — Вусандра особенно любит на десерт маленьких девочек.       В его тёмных глазах не было ни тайны, ни угрозы, только веселые искры, но Катаре всё равно стало зябко. Ворожеи черпали свои силы из тёмных источников, от даэдра, чего эльфийка не понимала и боялась. Весь лес противился им, охотницам на спригганов и поглотительницам душ.       — Вы и правда знакомы с ворожеей?..       — Вусандра предсказала ваш приход, — сиплым голосом произнёс паренёк с полосами на щеках, — Она видела трёх драконов.       Он повернул голову к Джету; их взгляды на мгновение переменились, будто мрачная тень понимания пролегла между ними. В видении было что-то ещё?..       — С учетом того, что драконы пробудились ещё целую луну назад, такое себе предсказание, — усомнился Сокка. Джет, сидевший от него напротив по другую сторону костра, отложил опустевшую миску и поднялся.       — Не веришь в её силу? Можешь убедиться сам. Вусандре будет любопытно познакомиться с вами, — предложил он, цепляя из травы один стебелёк, — Особенно с тобой, Драконорождённый.       Аанг загорелся этой идеей.       — Может, хотя бы она скажет, что не нужно биться с Вульйотнаком, — сказал он, подходя к Джету, — И увидит способ, как всех помирить!       Катара вздохнула, но не стала его разубеждать — для этого вокруг были Апамир, Сокка и сам Джет со своими соплеменниками. Апамир и Изгои считали, что сказанного уже не воротишь, это стало вопросом чести. А Сокка считал, что они ничего не теряют при любом исходе поединка, и "если Джет хочет упростить нам работу — нам же лучше". Босмерка понимала желание Аанга избежать новых смертей, но ему действительно нечего предложить Вульйотнаку, чтобы склонить на свою сторону. Довакин ещё не настолько силён, чтобы победить Алдуина или хотя бы завоевать уважение его приспешников, встреча с Мирмулниром — большая удача...       Поэтому оставалось уповать на проворство Джета. Это был лёгкий путь... пусть и неправильный.       Но уповать было на что. Джет был очень сильным и одновременно быстрым и ловким, как горный кот. И, Катара не могла не признавать, это... притягивало.       Факелом Джет освещал им путь до старых развалин, и чем ближе они подбирались к оплоту Змеиный Утёс, тем мрачнее становилась картина. Обожжённые бивни мамонтов, служившие частоколом; отрубленные козьи головы на пиках выныривали из темноты, стоило свету огня коснуться их; чаши с кровавыми подношениями жутким богам Изгоев; ступени древнего замка, ведущие вниз, к дверям в подземелье...       Аанг незаметно для остальных взял её за руку; с другой стороны брат шёл так близко, что постоянно касался её локтём; даже Момо переполз из капюшона Аанга на её плечи. Им было важно ощущать друг друга в том мраке, в который они добровольно погружались.       Катара оглянулась, прежде чем начать спуск: белый силуэт Апамира был заметен даже в эту безлунную ночь, когда ночные светила скрылись за облаками. Дракон был спокоен, и эльфийка успокоилась сама — должно быть, им и правда ничего не грозит.       Внутри оказалось холоднее, чем снаружи. Джет провёл их по закоптелым от факелов коридорам и лестницам к большому столу, на котором стояло два очага. За языками пламени Катара не сразу увидела её — ворожею. Вусандра была мерзкого вида старухой с горбатым клювоподобным носом и с нечеловечески длинными кистями рук, похожими на птичьи лапы. Момо, цеплявшийся за платье Катары, тихо зашипел, учуяв ведьму.       — Здравствуйте! — прозвенел голос Аанга, и он выскочил из-за плеч Джета, уже нисколько не боясь новой знакомой. Та скрипуче хохотнула:       — Ну здравствуй, драконья душа, — она развела руки в стороны, и по огромным чёрным когтями пробежали блики огня, — И уже не одна...       — Вы и это видите? — удивилась Катара, понимая, что её натянутая улыбка со стороны наверняка не похожа на милую и дружелюбную, но ничего поделать со своим беспокойством не могла. Ворожея перевела на неё взгляд; её глаза были похожи на бездонные колодцы.       — Да ей давно всё про нас рассказали, — хмыкнул Сокка, скрестив подрагивающие руки.       — Я вижу больше, чем ты можешь рассказать за всю жизнь, — ворожея взяла в руки бронзовую чашу, в которой Катара разглядела маленькие косточки ("Звериные же?..."), и снова повернулась к Аангу, — И я знаю, зачем вождь привёл вас.       — Изменилось ли что-нибудь в видении, Вусандра? — нетерпеливо спросил спутник Джета. Ворожея дёрнула головой в его сторону, и оттого зазвенели железные серьги в её ушах.       — Посмотреть ли мне ещё раз, Джет? — спросила она вождя. Тот даже соломинки изо рта не вынул.       — Мы не ставим твой дар под сомнение, твои слова всегда точны. Смеллерби просто переживает за меня, не сердись на неё.       "Неё?!" Катара сморгнула, присмотрелась — парень с полосами на щеках и правда ниже и тоньше других воинов племени, но это могло быть и особенностью телосложения... А всё оказалось проще. Девушка. Настоящая воительница. "Должно быть, близкая к Джету, если так переживает за него... Но почему? Что ему нагадала ворожея? Их переглядывания..." Эльфийке не понравилась мысль о том, что они могут быть ближе во многих смыслах.       — Тогда идём со мной, Довакин, — внимание ведьмы снова вернулось к Аангу.       — Постой, почему ты не хочешь сказать при всех? — выступил вперёд Сокка, — Куда ты его ведёшь?       Джет преградил ему дорогу:       — Ты оскорбляешь наше гостеприимство, — сказал он беззлобно, но уверенно, — Чтобы убить вас, если бы мы этого хотели, нам не было нужды заманивать вас внутрь.       — Там как минимум был Аппа!       — Сокка, не переживай, если мы и умрём, то точно не здесь, — Катара попыталась хоть как-то сгладить отсутствие манер у брата, нервно посмеиваясь. Ворожея вторила ей:       — Не здесь. Не сейчас.       От последних слов, нарочито подчёркнутых интонацией, у девушки выступил пот. "Неужели она видит наши смерти?"       — На самом деле, я бы тоже не хотел, чтобы моё будущее увидели все, — признался Аанг явно не от чистого сердца, а только для того, чтобы успокоить Сокку, — Вдруг не сбудется?       Сдавшись, Сокка отвернулся от Джета. Ворожея взмахнула чёрной вуалью и заковыляла наверх по лестнице, в свою комнату; Аанг бодрым шагом последовал за ней.       Они остались в зале вчетвером. Сокка, как всегда без спросу, вертел в руках ритуальные кинжалы и крючья.       — Искусная работа, — подытожил он, — Ты вдохновлялся ими, когда создавал свои мечи?       Джет снял с пояса свои мечи и положил на стол. Безусловно, очень красивая и искусно сделанная вещь — длинный клинок с крюком, гарда в форме вогнутого полумесяца с острыми концами наружу, острое навершие рукоятки... Такие мечи можно было использовать для различных атак — никогда не знаешь, как именно будет нанесён удар.       — Я не кузнец, я получил после своей первой настоящей схватки. После смерти родителей меня нашли и приютили разбойники из Алик`ра. У них было много необычного оружия со всех концов Нирна, и мой наставник владел этими мечами.       — Он подарил их тебе по окончании обучения? — спросила Катара, подходя ближе. Джет удержал на ней свой взгляд чуть дольше нужного.       — Достались в наследство, — с неохотой ответил он, — Уже после я оказался у Змеиного Утёса, оплота Вусандры. Она вернула надежду и цель, вернула мне мой настоящий дом, по крови. Я обрёл своё место в племени.       — И возглавил его, — подытожила Смеллерби.       — А что же за цель?       — Очистить Предел от захватчиков. Все наши племена живут этой целью.       "Сколько же племен Изгоев по всему Пределу? Мне казалось, их не так много..."       — Убивая людей и эльфов без разбору? — неуёмный скепсис Сокки сочился из него даже тогда, когда силы, очевидно, были не на их стороне.       — Разве я убил кого-то, кто этого не заслужил? Дракон напал на нас, и я... нет, мы сделали всё, чтобы защитить нашу семью. Вы не представляли угрозы, и мы вас приютили. Зря ты ищешь врага там, где его нет.       — А грабежи, похищения детей и поклонение даэдра?       — Уж не лесным эльфам говорить о воровстве и жестоких обычаях, — вмешалась Смеллерби, подбоченясь, но её пылкую речь прервал Джет. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы воительница притихла.       — Мы грабим тех, кто нажился на богатствах наших гор. Остальных мы не трогаем.       — А все истории о ваших деяниях — просто выдумка? — продолжал настаивать Сокка, и Катара сочла нужным остановить его, пока он не исчерпает терпение Изгоев. "Я весь день пытаюсь привести вас в чувство, что с вами не так, ребята?"       — Это может быть пропагандой нордов, совсем как Талмор выставляет босмеров кровожадными дикарями. Не видишь ничего общего? — спросила Катара, сжимая кулаки, — Кому, как не нам, знать, каково это — когда родные земли прибирают чужаки, а исконных жителей сравнивают с животными?       Сокка нахмурился, вернул крючья на место. Потом ещё раз медленно, как напоказ, обвёл взглядом помещение.       — Да, разумеется. Это всё только пропаганда.       Катара сжала губы. Конечно, он прав, и было даже стыдно оспаривать его правоту, находясь в нескольких дюймах от алтаря, на который возлагались кости, чаши с кровью, ядовитые грибы и ягоды. Но пока вера Изгоев не угрожала жизни кого-либо из троицы, Аппы или Момо, Катара была согласна сосуществовать с племенем Змеиного Утёса.       По каменным ступеням застучали быстрые ножки. Аанг вернулся на удивление воодушевлённый.       — Вусандра ждёт тебя, Катара, — сказал он, будто светясь изнутри. Момо прыгнул к нему, и Аанг покачал питомца в руках, напевая под нос знакомую мелодию. "Не она ли играла на празднике в Солитьюде?"       — Эй, я думала, ты пойдёшь со мной, — босмерка погладила крысёнка на дорогу; он подбадривающе ткнулся носом ей в ладонь, но даже и не подумал о том, чтобы вернуться к ней на плечи.       — Если она мне сказала о хорошем, значит, и тебе тоже, — поддержал Аанг, и его слова, согрев эльфийке душу, развеяли последние сомнения.       В комнате ворожеи было не так богато и не так жутко, как ожидалось. Стол для зачарований с камнями душ, обычный стол с лавкой, шкаф с книгами и зельями на полках, ларцы с ингредиентами, сундук дял прочих вещей и, что странно, никакой кровати — только копна сена, усыпанная перьями. "Это её... гнездо?"       — Садись, — сказала Вусандра, опускаясь на сено и ставя перед собой чашу с горящей берестой. Катаре оставалось только послушаться её. От ведьмы пахло, как... в сарае. Тянуло немного птичьим помётом, но больше ощущались другие запахи — гарь, сено, почва, дерево и травы.       — Я скажу одну вещь сама, ту, что сочту нужной, — объяснила ворожея, потряхивая мешочек в своих руках, — И скажу другую вещь, ту, о которой спросишь ты. Что хочешь узнать?       "Судьбу мира? Но это такой сложный вопрос, станет ли она отвечать мне? А что-нибудь попроще..."       Катара задумалась о своей судьбе. Она сама несла за неё ответственность — она развивала своё владение водой, она умела работать своими руками и нигде бы не потерялась, не умерла бы с голоду. Она была верна своему сердцу и помогала другим. Она даже учила довазул, понимая, что драконы теперь стали частью их реальности. Но над чем она была не властна сейчас?       Она не могла знать наверняка, кого повстречает в своих странствиях, где её могут схватить талморцы,..       — ...каким будет мой будущий муж? — вырвалось у неё вслух. Ворожея хохотнула, но комментировать не стала; вытащила из мешочка маленькую птичью косточку и бросила в огонь. Из чаши пошёл чёрный дым, в котором ворожея, похоже, читала знаки. Катара не пожалела о вопросе и ждала ответа Вусандры с таким волнением, что даже задержала дыхание. Ну, может быть, не только поэтому — пахло здесь скверно.       — Ты успеешь застать рождение своего третьего правнука, прежде чем уйти. Твой путь очень долог, — старуха затянулась дымом, закатила глаза, — Много горя видела и ещё много повидаешь за такую долгую жизнь, но брак будет счастливый. По судьбе, по любви, по согласию.       Эльфийка выдохнула.       — Как я его узнаю?       Ворожея нахмурилась, пытаясь сосредоточиться на образах, что ей приходили. Дым окутал комнату полупрозрачной вуалью, и Катаре стало казаться, что она и сама начинает... видеть. Тени от птичьих и драконьих крыльев заплясали на стенах.       — Он будет... сильным.       В груди и животе затрепетало. "Сильным воином? Как... как Джет?"       — Сильным магом, — уточнила Вусандра, будто слыша мысли своей гостьи. "Магом? Должно быть, я ещё не встретила его..."       Вдруг ворожея содрогнулась всем телом, сжалась, накрыла руками уши, уронила голову себе на грудь, где красовалось ожерелье из звериных клыков. Тут же к полу опустилась и чёрная дымка, словно кто-то невидимой рукой придавил её; закачались огоньки свеч от потока ветра, пламя в чаше тут же затихло, только угольки остались тлеть. Катара ощутила в воздухе свежесть, как перед грозой, наэлектризовавшиеся волосы встали дыбом.       — Гром. Богам не нравится, — прохрипела ворожея, убирая руки и выпрямляясь, — Уходи.       Пророчице не нужно было повторять дважды, Катара поспешила покинуть комнату.       — Попробуй папайю.       Катара остановилась на полпути, услышав незнакомое слово.       — Что попробовать?       — Папайю. Древесный плод. Так боги сказали. А теперь прочь. И позови своего брата.       "Её боги, должно быть, сошли с ума. Причём здесь мой муж?"

11 Огня Очага, 201 4Э, после полуночи

      — Мы не можем рассекретить личность Синего Призрака и уж тем более выдать его Империи! — пыхтел Хиалан, щуплый длинноусый коммандер, которому Джаос доверил своё "Закатное солнце" после повышения, — Это строго конфиденциальное дело. Его стоит отправить на последний суд обратно в Алинор, где решение примет Его Величество. Мы не смеем принимать никаких радикальных решений без его ведома.       — Последний суд уже прошёл больше двух лет назад, когда принц Зуланкар лишился своего статуса и был изгнан, — возразил коммандер Сарундо, постарше, слишком уж пухлый для своего чина, — Его нужно судить здесь и сейчас, как обычного преступника.       — Мой голос совсем тих среди ваших, господа? — неожиданно громко заявил о себе Айромар, и пламя факелов в кают-компании на секунду взмыло до потолка. Все разговоры стихли.       Айро посмотрел на племянника, и Зуланкар с трудом выдержал этот взгляд. Что ему было сказать в оправдание? Он не сделал ничего, что навредило бы Доминиону. Высвободил Довакина? Потому что Джаос хитростью увёл его из-под носа, присвоил себе чужую победу. Где же здесь преступление против своего народа?       Другое дело, что он, принц, опустился до краж. Этого Зуланкар стыдился. Но будь у него возможность вернуться в прошлое, он бы не поступил никак иначе — не в тех условиях, в которых он оказался.       — Принц Айромар, мы понимаем, что вы привязались к мальчику, но решение и в самом деле остаётся за королём, — вступил в разговор Джаос. Айро хмыкнул:       — Волей короля он был поручен мне, мне и определять его судьбу, не вам.       — Ваше Высочество, но...       — Если Вы не забыли, адмирал, изгнан был Зуланкар, но не я. Я всё также остаюсь сыном короля и братом короля, остаюсь частью семьи, которой вы поклялись служить. Если Ваша клятва для вас ничего не стоит...       Джаос скривился. Айро, возможно, не уважали так, как раньше, да и командовал он в своё время пехотой, а не во флоте, и среди коммандеров у него не было тёплой поддержки, но никто не осмеливался возражать ему открыто. Даже Джаос, тем более в таком непростом вопросе. Но он умел находить лазейки.       — Я надеюсь, что Вы выслушаете нас, — начал адмирал, обходя собрание по кругу, — Деяния Синего Призрака порочат честь Доминиона. Наследный принц, пусть и лишённый права на трон — вор и саботёр? Чем он лучше того же Хакоды? Это позорное пятно в нашей истории. Он опасен и должен быть заточен в Северной крепости.       Джаос остановился как раз перед ним. Зуланкар смело поднял голову, скалясь в лицо альтмера, искривлённое насмешкой.       — Синий Призрак — всего лишь прикрытие на время поисков Довакина. Мне нужна была информация о криптах, а заказчикам нужны были сокровища, до которых добираться чуть сложнее и страшнее, чем за очередной кружкой мёда. Я не убил и не обокрал ни одного альтмера! Всё, что я делал, я делал во имя Доминиона, — процедил принц, сжимая кулаки за спиной; связывавшая его верёвка натянулась, впиваясь в уже стёртую до ссадин кожу.       — Вы выпустили уже пойманого Драконорождённого, лишь бы лично привести его к королю и получить награду. Вы преследовали только личные цели, Ваше Высочество, не нужно говорить о высокой морали и заботе о нашей нации. Или Вы считаете себя достойным калиана?       Калиан, хрустальный шар, вручался каждому альтмеру в день совершеннолетия и служил знаком чести и достоинства, которые несёт в себе сын или дочь Альдмериса. В случае позора прозрачную сферу разбивали, а осколки вручали опороченному апраксику — изгнаннику. Апраксик мог вернуться лишь при условии, если соберёт сферу вновь, потратив на это не одно десятилетие, ведь работа должна быть безупречной, без видимых трещинок и сколов.       Но Зуланкар не успел получить свою сферу, и в день отбытия из Алинора, за несколько месяцев до его четырнадцатилетия, разбито было только его достоинство. Склеивать ему было нечего — получается, и дороги назад не было?       — Неужели такого правителя мы хотим видеть следующим? — уже тише фыркнул Джаос, и Зуланкар не выдержал.       — Агни Кай!       Удерживавшие его солдаты не ожидали такого напора и с суматошной вознёй попытались остановить его, попутно задев стойку с оружием, и удержали его в каких-то дюймах от Джаоса.       Грохот падающих трофейных копий прогнал последний сон из офицеров, почти что вытащенных из постели ради экстренного собрания на линкоре. Однако не шум заставил всю кают-компанию застыть в молчании, а слова, которые уже давно не произносились, но первыми приходили на ум, когда сородичи видели изгнанного принца. Зуланкар знал это наверняка, ведь клеймо предыдущего Агни Кая он носил на своём лице.       — Агни Кай, завтра, на закате! — крикнул Зуланкар в лицо Джаосу, прожигая его глазами.       Айромар хотел было что-то сказать, но уронил плечи, помотал бородой, так и не раскрыв рта. Джаос кивнул с самодовольной усмешкой и махнул рукой; часовые вывели Зуланкара из кают-компании, не дав перекинуться с дядей даже парой слов.       Зато у входа их поджидал Лонкано. "Подслушивал?"       — Что, поцелуешь на прощание? — прошипел Зуланкар, вскипая от одного только вида талморца, — Если бы ты не пытался усидеть на двух стульях, ничего бы не случилось! Мне бы не пришлось вытаскивать Довакина из сторожевой башни, не пришлось бы гоняться за ним по всему Хаафингару!       Стражники удерживали его — даже со связанными руками он мог от души зарядить щуплому магу, ещё больше ослабшему после отравления.       — Не нужно вешать свою вину на меня, Ваше Высочество, — огрызнулся Лонкано, — В мои обязательства не входило препятствовать коммандеру в угоду Вашим капризам. Я служу Талмору, а не вам.       — Только вот Эленвен бы пришлось не по нраву, что Довакин достался Джаосу, а не ей. Ты просто струсил! Отдал ему то, что по праву было наше...       — Не наше, принц. Ваше. Мы направили столько времени и ресурсов на поимку этого мальчика не для того, чтобы предупредить возможную угрозу для Доминиона. Нашими руками, руками Эленвен и Туллия, руками Джилмо и принца Айромара, Вы прокладывали себе дорогу домой. Не важно, какие чувства я питаю к офицерам Королевской Армии и Флота — в этом вопросе я солидарен с адмиралом. Вы не заслужили свой калиан.       У Зуланкара выбило воздух из лёгких. Часовые увели его, и он не сразу понял, что тащили его не к трапу, чтобы переправить обратно на "Несокрушимый", а внутрь и вниз, на нижние уровни "Королевы Айренн".       Здешний тюремный блок был запустелым и, что примечательно, обшит особым температуростойким сплавом. Видимо, предназначался для особо опасных преступников — магов.       Когда дверь камеры захлопнулась и в замке провернулся ключ, он сел, прижавшись спиной к стене. Холод металла прояснял разум. Шансы на победу в Агни Кае у него были, но чем бы поединок ни завершился, на этом история не заканчивалась.       На суднах пока нет легионеров и не будет как минимум сутки, но затем люди Рикке окажутся на каждом, за исключением нескольких кораблей, что сразу отправятся в Солстхейм. Несколько дней в открытом море в тесной компании... Какую бы кару Джаос ни посулил подчинённым за развязанные языки, слухи не остановить.       "Сегодня для Азулы солнце светило ярче обычного".       Было так темно, что хотелось зажечь шар в руке, Зуланкар даже поднял ладонь, но в последний момент передумал. Синий Призрак остаётся Синим Призраком, даже лишившись обоих мечей, своего верного оружия. Последним его другом осталась тень.       Единственные, кто смог бы его принять сейчас — Гильдия, но как им отправить весть?       Зуланкар дополз до матраса прямо на полу, растянулся на спине и уставился в чёрный потолок, пытаясь осмыслить всё, что случилось.       Лонкано не прав, как и Джаос. Он хотел вернуться домой, чтобы быть рядом с семьёй и помогать отцу оттуда, а не просто потому, что ему хочется обратно в уютный и красивый дворец, в прежнюю беззаботную жизнь. Или хочется?..       "И как же ты себе представляешь любую дипломатическую встречу с Императором или его наместниками после того, как они узнают, что ты обворовывал их подданных?" — язвила выскользнувшая из подкорки сознания Азула, — "Твоя репутация и до этого была испорчена, но теперь ты её просто растоптал. Браво, Зу-зу".       Между явью и сном он увидел ледокол на полном ходу и бескрайнее синее море, показывающееся из-под расколотого льда, будто вытекающее из разбитой яичной скорлупы вместе с желтком-солнцем, восходящим на горизонте. В одно мгновение он стоял на палубе, наблюдая за рассветом, а в другое — опирался на балюстрады в королевском дворце, щуря глаза от закатных лучей.       Но его руки — совсем не его, слишком тонкие, нежные, женские, без наручей. Они убрали длинные чёрные волосы от лица, поправили огненный лепесток-заколку в пучке на затылке, подняли к губам чашу с ароматным жасминовым чаем. На язык попал лишь вкус пепла и железа. Воздух загудел от взмаха меча, и густые волосы осыпались на пол вместе с осколками прозрачной сферы.       "Апраксис", — произнёс отец, и грянул гром такой силы, что Зуланкар, очнувшись, не сразу понял, что ему это приснилось, и долго прислушивался к звукам за стальной стеной, ожидая уловить дробь капель о металл, но услышал только дыхание моря, покачивавшего корабль на волнах.       Сколько бы море ни старалось, убаюкать его не вышло. Эльфу так и не удалось сомкнуть глаза снова.       Катара пряталась от палящего солнца на камне под высоким можжевельником, чуть поодаль от лагеря Изгоев, кропея над своим ожерельем. Женщины племени неожиданно помогли ей с синими нитками, как и с новым рецептом отвара от болей во время лунных дней. Эльфийка же поделилась личными запасами болотных трав, которые почти невозможно было встретить в горном Пределе.       Время перевалило за полдень; приближался час поединка. Аанг признался, что предсказательница ничего не сказала про предстоящий бой, потому что это не было связано с ним напрямую. Будущее Джета и Вульйотнака принадлежало только им, и Катара, несмотря на любопытство и беспокойство, понимала отказ Вусандры раскрывать тайны вождя племени.       Один на один с драконом… Самоубийство. Джет был либо слишком самоуверен, либо безумен, либо же знал что-то, о чем ни Аанг, ни даже Аппа не могли догадываться.       — Почему ты не носишь с собой оружие?       Катара ойкнула: позади стоял Джет, привалившись плечом к дереву и пожёвывая стебелёк травы.       — Разве здесь опасно? — усмехнулась она, пересаживаясь вбок и хлопая ладонью по освободившемуся месту. Изгой принял приглашение и подсел рядом, окинул её внимательным взглядом. Катара понадеялась, что её покрасневшие щёки под лучами солнца не очень заметны.       — Девушке вроде тебя всегда нужна защита.       — Я могу за себя постоять! Я маг воды, — Катара закрепила иголку и отложила ожерелье, чтобы достать из-за спины флягу. Вытащив пробку, эльфийка перевернула сосуд, но ни одна капля не достигла травы, застыв в воздухе по мановению её свободной руки.       Джет проследил за водной сферой и за образовавшимися из неё тремя ледяными иглами: они описали над их головами круг и вонзились в дерево аккурат туда, где он стоял минуту назад.       — Изящно и грозно, — оценил он, — Но в моменте достать воду трудно.       — Вот тут ты не прав, — Катара сцепила ладони и через мгновение раскрыла их, показывая сформировавшийся из эфира снежный ком.       Предводитель Изгоев рассмеялся:       — Закидаешь бандитов снежками?       Катара в сердцах бросила снежком ему в грудь, от чего Джет захохотал ещё громче.       — Ну, одного ты победила, хорошо, — сдался он, стряхивая с себя талый снег, — Но против большой компании не поможет.       — Так и я не одна, — рассудила Катара, — У меня есть Сокка и Аанг... На этих словах Джет насмешливо прищурился, но, к его чести, промолчал.       — ...и не списывай со счетов Аппу!       — И дракон, и твои мальчишки не всегда могут быть рядом. Дело твоё, но оружие тебе бы не помешало, — с этими словами Джет снял с пояса один из своих мечей-крюков и протянул ей, — Попробуй.       — О, не нужно, — замялась она, — Я не...       — Не умеешь? Давай научу, — Джет предложил ей руку.       В любом другом случае Катара бы отказала. Боли от лунных дней, хоть и ослабли, ещё не сошли на нет. Девушка в целом была истощена путешествиями, чудом не простыла после Сломанного Весла. Да и меч казался ей слишком тяжёлым оружием для схватки, где важна скорость. Она знакома со стрельбой из лука и могла подменять Сокку на охоте; немного умела рубить топором, но в мирных целях, собирая ветки для костра. К мечу она и не прикасалась...       Но перед ней был Джет, поэтому Катара согласилась.       Даже самый простой выпад, применимый и с обычным мечом, и мечом-крюком, в её исполнении оставлял желать лучшего; ей не нужно было смотреть на Изгоя, чтобы понимать это. Воитель ходил вокруг неё, периодически поправляя то плечо, то ногу, то наклон корпуса.       — Руку нужно поднимать выше, — сказал Джет после очередной попытки, — Иначе ты только колени врагу зацепишь.       Катара сделала взмах с большим усилием, чем прежде, но не удержала равновесие, прокрутилась вокруг своей оси чуть не упала, но Джет успел подхватить её за локоть. Подняв глаза, она застыла, забыв, как дышать.       Чётко очерченные мускулы под смуглой кожей, уверенные движения, в которых чувствуется сила, цепкий орлиный взгляд...       — Ежедневные тренировки сделают из тебя свирепую воительницу, — заявил он, помогая вернуться в вертикальное положение.             — Ты мне льстишь, — хихикнула Катара, вернув ему меч и спрятав за ладонью и смех, и смущение, — Я, если честно, уже устала.       — Для первого раза ты молодец, — Джет проводил её обратно в тень можжевельника. Ледяные шипы, вонзённые в кору, уже слезились: пусть солнечные лучи и не касались их напрямую, стоявшая в воздухе жара не обошла их стороной.       — Спасибо, — Катара уселась и взяла ожерелье, убедившись, что не потеряла иглу, — Но магия мне всё же ближе.       Босмерка задумалась о том, что в роще Кин у неё наконец появится время на изучение свитка, ради которого она столько натерпелась. Заниматься ещё и фехтованием? Вряд ли...       — Или просто оружие полегче. Например, кинжал или стилет, — Джет присмотрелся к предметам в её руках, — Красивое украшение.       — Память о маме, — Катара с нежностью обвела пальцем сияющий сапфир, — Папа подарил его маме на свадьбу.       — Что с ней случилось? — тихо спросил Джет. Эльфийка поджала губы.       — С ними. С ними случился Талмор.       Джет накрыл её ладонь своей, и в этом жесте — непоколебимая вера, а в голосе — жестокая справедливость гор:       — Виновные ответят, Катара. Они все ответят за то, что сделали с нами.       Как маг огня, Зуланкар хорошо ощущал ход солнца по небу и примерно знал, когда за ним придут. В камере не было окон за исключением окошечка в двери, через которое из коридора проникал, увы, не прямой солнечный свет, а только лишь куцый обрывок тёплого свечения факелов. Его было достаточно, чтобы понять, что таких камер здесь много, но тишина стояла такая, будто бы он был в этом отсеке совершенно один. Он бы испугался, если бы не видал места похуже в подземельях Скайрима.       Бронированные двери и стены — не единственное, что его удивило. Долго изучая внешний мир из своего окошка, Зуланкар не сразу, но всё же понял, что на дверь наложены неслабые щитовые чары, переливавшиеся перламутром, если посмотреть на них под верным углом.       Выпустить огненный шар в коридор из своего окна он не мог, сколько бы ни пытался; и даже если через решётки на окне удавалось просунуть руку (чары не останавливали движение физических тел, только магию), зажечь огонь снаружи не удавалось.       На рассвете в коридор вошёл часовой и остановился у двери напротив камеры Зуланкара, щёлкнул замком и открыл люк, где оставил поднос с едой. Огненный светлячок, следовавший за ним, подсветил подошедшую к люку фигуру, которая за всю ночь ни разу не дала о себе знать.       Стражник поспешно закрыл люк и ушёл, унося светлячка за собой, но Синий Призрак успел разглядеть через окошко лохматую шевелюру и усы другого пленника... "Джонглан!"       — Адмирал? — тихо обратился он в надежде, что дезертир решит поболтать со скуки. Фигура в камере, уже было собиравшаяся завтракать, снова подошла к двери; факелы плохо освещали его сторону коридора, но это был Джонглан, принц не мог обознаться.       — Старик решил, что с тебя хватит? — сухо поинтересовался дезертир, жуя что-то.       Воспылав духом от осознания, что он не один, Зуланкар не сразу понял, что стражник не собирался возвращаться с завтраком для него самого. В животе печально заныло.       — Кто? Дядя? Нет, он... Это всё Джаос, — Зуланкар с досады пнул косяк и тут же зажёгся идеей сбить дверные петли, создал на пальце огонёк, чтобы изучить их получше, — Хотя я бы не удивился, если бы дядя перестал со мной говорить.       — А ты способный малый. Войти в немилость к Озаю легко, достаточно здравого ума и хотя бы зачатка чести, но к Айро... Нужно постараться.       От кого он вообще ждал помощи, от беглого уклонщика и предателя? Зуланкар не ответил, отвернувшись от решётки. Петли всё равно не вынести, слишком уж крепка дверь. И даже если бы нашлись отмычки, вскрывать нечего, замочная скважина предусмотрена только снаружи...       Джонглан пробренчал ложкой в миске, пару раз опустил стакан на поднос с характерным стуком и сам прервал затянувшуюся тишину:       — Хотя... Нам ли не знать, что Айромар никогда не умолкает.       А потом за двумя дверьми раздался тихий рваный кашель, становясь всё громче и всё более походя на смех.       Парень улыбнулся. Похоже, эти двое дружили. Когда-то.       Что-то пролетело над его головой и приземлилось посреди камеры; от неожиданности Зуланкар зажёг огни в обеих ладонях. На полу лежал... Свёрток?       К нему прилетел завёрнутый в белый платок кусок хлеба, промоченный с одного края. Зуланкар брезгливо принюхался и был приятно удивлён: пахло обычным куриным бульоном. Он проглотил кусок за один заход, впервые за долгое время так чему-то радуясь. Зря он вчера пропустил ужин.       Через окошко пролетело ещё что-то, звякнуло о противоположную стену и прикатилось к его ногам. Монета... нет, не монета — фишка из набора пай-шо, с изображением мотылька.       — Убедись, что Айро получит её, — сказал Джонглан. Парень оглядел фишку, но не нашёл в ней ничего особенного.             — Что это? Не успели доиграть партию?       Ответа не последовало. Зуланкар не стал допытываться, но фишку всё-таки припрятал.       За ним пришли, как и ожидалось, за полчаса до заката.       — Я на Вас поставил, поэтому Вы обязаны выиграть, — сказал один из стражников, поворачивая в замке ключ, — Между нами, я как-то слабо верю в способности нашего нового командующего...       — Молчать! — вспыхнул Зуланкар, — Джаос — адмирал, слуга Доминиона, назначенный приказом нашего короля! Если есть причины сомневаться в его верности, озвучь их, представ перед Его Величеством!       Солдат сжался под его криком; другой, стоявший рядом, попытался вступиться за сослуживца:       — Но Джаос оскорбил Вас, ещё и таким образом!       — И сегодня он пожалеет о своих словах, но это по-прежнему не вашего ума дело!       Стражники больше не произнесли ни слова, выпуская Зуланкара из заточения.       — Джаос силён, но не так ловок, как ты, — бросил ему в спину Джонглан из своей камеры, — Измотай его и сбей с ног.       — Тебе откуда знать?       — Я его учил.       "А раньше ты сказать не мог?"       Принца сопроводили в каюту на "Королеве Айренн" и оставили одного, чтобы он мог привести себя в достойный вид. Наспех умывшись в тазу и расчесав хвост, Зуланкар стал искать золотые браслеты. Агни Кай было принято проводить по пояс раздетыми и к тому же разутыми, зато обязательными были браслеты на предплечьях и жилет, в котором требовалось выйти на площадку для боя.       — Странствия закалили тебя, мальчик мой, — раздался голос в дверях. Айромар.       Парень замер с маской в руках, не находя в себе сил посмотреть назад. Он и ждал, и боялся встречи с дядей.       — Особенно в Скайриме... — продолжал Айро, и голос его приближался, — Но вместе с тем подвели к краю. И меня оказалось недостаточно, чтобы помочь тебе.       — Неправда, — Зуланкар повернулся, встречаясь с дядей взглядом, — Ты... сделал больше, чем должен был.       Начать нужно с того, что Айро вообще не должен быть здесь. Он мог быть дома...       В золотых глазах, мерцавших из-под седых бровей, Зуланкар не встретил ни осуждения, ни гнева. Только тоску. Разочарование?       Принц не нашёл, куда отвести глаза, поэтому уставился на маску. Такая необычная, странная вещь. Как из театра, в который так любила ходить мама. Она рассказывала, как водила туда ещё маленького сироту-племянника, до Великой войны, до их с Азулой рождения...       — Лутэн никогда бы не опустился до воровства, — признал Зуланкар. Дядя, оказалось, принёс браслеты; пока принц надевал их, тёплые ладони опустились на его плечи. Айромар улыбался, но его улыбка предназначалась не только живым, но и мёртвым.       — Он был грозой кухарок и расхитителем рисовых булочек, этот сорванец, — Айро заговорил громче и бодрее, скрывая дрожь в голосе, — Ещё и рвал цветы из королевского сада, чтобы порадовать Урсу. Поперёк запретов бабушки!       — Я тоже воровал рисовые булочки, — Зуланкар решил, что если уж признаваться, то уж во всём, — Правда, для Азулы.       — Неужто сам ни одной не съел? — прищурился Айро.       — ...Ну, пробовал. Вдруг не вкусные? Лу-Лу за такие и побить могла.       Они помолчали пару секунд, будто через взгляд обмениваясь воспоминаниями, которыми никогда не делились, и рассмеялись. Дядя накинул на него церемониальный жилет, похлопал по плечам, рывком затащил в объятия; прежде всегда выпутывавшийся из них Зуланкар на этот раз смиренно обнял Айро в ответ, между делом опуская в карман его одежд фишку-послание от Джонглана.       На палубе запел рог. Пора.       — Не нравится мне эта ватага, — шепнул Сокка, улучив минутку наедине с Катарой незадолго до заката и отведя её к нежилой палатке, служившей для племени складом. Здесь было немало трофеев, но больше всего оружия и доспехов, причём полных комплектов — и большая часть принадлежала не просто северянам, а стражникам Предела.       — Они как будто целенаправленно собирают их обмундирование. Зачем?       Катара мысленно воззвала к Маре, чтобы богиня наделила её терпением.       — Как насчет переплавить? Или перепродать? Доспехи для стражников куют по заказу, отслеживают качество стали. Такая будет немало стоить.       — Ты смеёшься? — Сокка поднял бровь с таким видом, будто ему сказали, что каджиты не любят скуму, — С кем Изгои торгуют? А переплавлять во что? У них оружие из костей и дерева, это вековые традиции, за которые они, кстати, и сражаются.       — Котлы, чаши, рукоятки, иглы, в конце концов! У Джета стальные мечи!       — Джет как раз среди них самый подозрительный! Не считая шарлатанку-ворожею.       Босмерка подбоченилась:       — Не боишься, что она тебя услышит?       — Я ей это в лицо сказал, — без обиняков ответил Сокка, — В магию я верю, потому что её действие вижу и периодически ощущаю на себе. А предсказания, пророчества — чушь, чтобы эльфам и людям пудрить мозги.       Вчера брат вылетел из комнаты Вусандры через минуту, злой и взъерошенный. Ни Катаре, ни Аангу не удалось добиться от Сокки какой-то конкретики, что же предсказательница увидела для него.       — Если бы она пообещала тебе что-то хорошее, ты бы это предсказание на себя примерил.       — Вообще-то, она наобещала мне великую любовь и славу! — фыркнул Сокка, скрестив руки на груди, — Но силам тьмы не сбить меня с пути обещанием всех благ. Где замешаны ворожеи, добра не жди.       — Изгои — такие же чужаки на родной земле. Почему в тебе нет сочувствия к ним, хотя бы крошечного? Кому, как не нам, понятно, через что им пришлось пройти, чтобы выжить? Что пришлось продавать, кем работать? Неудивительно, что они уверовали в Старых Богов...       — В Старых Богов? Это даэдра, сестрёнка. Им на алтаре мало одной козы или овцы.       Он был прав, Катара осознавала это куда лучше, чем Аанг, который, хоть и морщился от жутких козлиных голов на кольях, плохо понимал, что они символизировали.       Вот Довакин как раз пролетел мимо, привязав к своему планеру хвост из цветов, лоскутов трофейной ткани и различных монеток и железяк, переливисто звеневших друг о друга подобно колокольчикам. Дюк и ещё трое совсем маленьких ребятишек, не старше пяти, с гоготом и песнями бежали за ним. А полчаса назад Аанг показывал двум паренькам постарше, как может менять траекторию полёта выпущенной стрелы...       Они ещё маленькие, но им недолго оставаться детьми. Они пойдут на первую охоту, поучаствуют в первом ритуале, совершат первое убийство. Здесь, вдалеке от цивилизованного мира, они не узнают, что можно иначе. Они впитают то, чему их научат родители и наставники, Изгои — отчаявшиеся люди, переступившие грань между допустимым и непростительным.       Но Джет не был похож на безумного монстра, убивающего без разбору. Он разговаривал с ней, он чувствовал, он заботился. Катара не могла представить, чтобы он убил невинного, ограбил бедного.       — К чему это всё, Сокка? Даже если они взывают к даэдра, прогоняя врага со своей земли, они не причинили нам вреда. Что мы должны сделать? Что мы им скажем? "Оставляйте убитым их доспехи и оружие, чтобы их могли взять следующие норды, которые будут стеречь ваши дома как свои"?       Сокке не дал ответить громкий рог часового. В небе на востоке появился драконий силуэт.       — Ну что, пойдём, посмотрим, готов ли твой Джет отвечать за свои слова, — буркнул брат, при выходе из палатки задев её плечом. Но задело её вовсе не это.       — С чего вдруг "мой"?       — Если он похитит тебя без спросу — выслежу его и убью. А если сама с ним уйдёшь, я от тебя отрекусь. Поверь, папа бы так же поступил.       — ЭЙ!       Зуланкар не без удивления осознал, что недооценивал Джаоса: пламя из его рук было лишь чуть менее опасным, чем из драконьей пасти. Адмирал не стал нападать первым, но легко отразил все прилетевшие в него огненные шары и выступил в контратаку, и тут Зуланкару пришлось приложить все силы, чтобы выстоять перед его натиском.       Ноги подвели его, и она завалился на спину, тяжело охнув. Тут же из рассеявшегося пламени появился статный силуэт старшего альтмера. Джаос вознёс кулак, готовя последний удар. Растущий огненный шар ослеплял, но Зуланкар держал глаза открытыми.       Когда-то он уже видел огонь настолько близко.       Инстинкты заставили его перекатиться назад, подняться на руках и по инерции провернуться в воздухе, ногой с оборота зарядив Джаосу в голень; теперь уже адмирал упал с приличным грохотом. Оттолкнувшись руками и подпрыгнув, Зуланкар снова встал на ноги.       — Вот так, лиши его опоры! — где-то справа воодушевлённо воскликнул дядя, но альтмер не стал отрывать внимание от оппонента, который, хоть и успел подняться, выглядел растерянно.       Как хищник, почуявший слабину, Зуланкар атаковал с удвоенной силой. Каждый следующий выпад рукой или ногой выбивал Джаоса из равновесия, и последний наконец уложил адмирала на лопатки.       Правила Агни Кая обязывали оставить на теле противника ожог, чтобы победа была засчитана. Зуланкар выставил кулак, целясь в лицо; Джаос даже не моргнул. Прошла лишняя секунда.       "Почему я медлю?"       — Ну же! — гавкнул Джаос, скаля зубы. И Зуланкар выпустил шар.       Огонь оставил на палубе подпалину.       — Твой отец вырастил не только предателя и вора, но ещё и труса, — презрительно бросил адмирал, оставшийся невредимым за исключением пары ссадин и синяков от падений.       — В следующий раз, когда ты встанешь на моём пути, я не стану сдерживаться, — пообещал Зуланкар. Злоба вся ушла вместе с огнём, оставив только золистую горечь на языке. Он развернулся к рубке, желая поскорее скрыться с любопытных глаз моряков, что безмолвно наблюдали за Агни Каем.       Толпа дружно ахнула, за спиной послышалась возня. Зуланкар едва успел заметить удар Джаоса ногой, прежде чем перед ним возник Айромар, одним толчком возвратив адмирала туда, откуда ему подниматься не стоило — на пол.       Принц двинулся обратно, намереваясь всё-таки дать Джаосу то, на что он так усердно напрашивался, но Айро остановил его:       — Не стоит, не омрачай свою победу. Адмирал Джаос, в Вашем положении должно принимать поражение с достоинством. Даже в изгнании мой племянник сохранил больше чести, чем Вы.       Зуланкар сперва не поверил в то, что услышал. А что произошло дальше, и вовсе застало врасплох.       Все наблюдатели, как один, сложили руки перед собой — правая сжата в кулак, с упором в основание левой ладони, что указывала вверх. Обычное приветствие... только после Агни Кая оно означало признание победителя. Агни Кай отличался от обычной драки, потому что здесь бой становился обращением к богам, а тому борцу, за кем истина, они отвечали победой. Итоги Агни Кая можно было оспорить, сразу уличив участника в жульничестве, но если зрители признавали результаты боя, обнулить их уже было невозможно, как и усомниться в той правде, которую отстаивал победитель.       Пусть этот Агни Кай и не проложил ему дорогу домой... Никто из присутствующих никогда не поднимет вопрос о его верности Доминиону, его правах на калиан и на трон.       Вульйотнак не уделил церемониям ни секунды — серый дракон вытянул длинную шею вперёд, едва Джет выступил из полукруга Изгоев, пришедших увидеть второй триумф своего вождя.       Джет перекатом уклонился от щелкнувших над ним челюстей и, крючьями сцепив свои мечи в одно длинное, странное, но все-таки оружие, с разворота ударил по шее ящера. Хоть удар и прошёл легко, по касательной, на толстой чешуе осталась белая царапина, будто на камне.       — Жаль, крови нет, — выдал вдруг Аанг, заставив и Сокку, и Катару обернуться к нему в недоумении, — Что? В Небесном храме мы сражались до первой крови, до первого синяка или ожога. Технически Джет мог уже победить! И не пришлось бы биться дальше.       — Он ранил не тело, а самолюбие, — пророкотал Апамир, — Такие раны только кормят боевой пыл.       Аппа, как всегда, оказался прав.       Вульйотнак взревел, поднимаясь за задние лапы и распахивая крылья; Джета отбросило в сторону, в толпу, и он даже неволей сбил пару человек с ног. Но дракон не был и вполовину так быстр, как Изгой: в секунду оправившись после нежданного полёта и не самого мягкого приземления, Джет уже обходил противника со спины, перепрыгивая через извивавшийся хвост.       Катара погладила ожерелье, вернувшееся к ней на шею, на своё место, после стольких скитаний. Если бы так можно было вернуть родителей, эльфийка согласилась бы перепрожить встречу с пиратами столько раз, сколько понадобится... но, увы, она могла только молиться о том, чтобы не потерять кого-то ещё.       Джета она терять не хотела.       А он, бесстрашный, взобрался по хвосту на драконью спину, цепляясь крючьями за шипы. Вульйотнаку это не понравилось: ящер встряхнулся раз, другой, но это не помогло сбросить незваного всадника.       — Правилами обговаривалось, что бой должен проходить на земле? — только и успела спросить Смеллерби неровным голосом, прежде чем Вульйотнак взлетел.       Если бы Катара держала флягу, вода бы в ней застыла, как кровь в её жилах. В воздухе любой joor, человек, зверолюд или мер, был беззащитен. Ещё более смертен, чем обычно. У Аанга и до первых проявлений левитации был посох-планер, с помощью которого он мог замедлить падение. У Джета не было ничего, кроме мечей-крюков.       Набрав высоту, на которой комфортно путешествовалось Аппе, Вульйотнак спикировал вниз, рассчитывая, что сопротивение воздуха сбросит Изгоя с его спины. Но Джет каким-то чудом держался, с земли никто не мог видеть, как именно.       Графитно-серая чешуя на фоне закатного солнца казалась бронзовой, но облака из пламени, которые стал выдыхать перед собой Вульйотнак, чтобы потом погрузить в жар огня их обоих, превращали его в крылатую саламандру, золотые отблески огня пробегали по драконьим лапам и бокам, как по металлу.       Однако и огненные потоки не ослабили хватку вождя Изгоев.       — Бочка, — выдохнул Аанг, ударяя посохом о камень; щёлкнули разворачивающиеся перепонки. Катара не поняла, о чём он, оглянулась на брата, но Сокка напряжённо смотрел на небо, прижав кулак ко рту. Он моргнул, но не двинулся с места, когда подбадривающие крики других Изгоев сменились воплями ужаса.       Катара подняла глаза: Вульйотнак летел брюхом к небу и уже поворачивался набок, завершая манёвр; человеческая фигура стремительно приближалась к земле.       Её крик утонул во порыве ветра, пронёсшемся мимо неё навстречу Джету.       Племя двинулось прочь от площадки перед лагерем, вниз по склону, к широкому лугу, над которым кружил Вульйотнак. Эльфийка успела только увидеть, как Аанг тянется к Джету в воздухе, а остальное скрыли чужие спины; новый крик продрался через её горло, и она помчалась вперёд, обгоняя всех предельцев и бегло ища в высокой траве знакомые силуэты.       Аанг сидел, нависая над лежавшим Джетом; воитель указывал мечом, так и не выпущенным из пальцев, куда-то в облака.       Выдыхая от облегчения, Катара добежала на ватных ногах и упала перед ними на четвереньки; дышать было трудно, не то что говорить. "Жив! Жив!" Она взяла Джета за предплечье.       Рядом оказалась Смеллерби и ещё несколько Изгоев; у молодой воительницы в руках был второй меч Джета, должно быть, упавший чуть в стороне.       — Bo-Nah-Gut! (Убирайтесь!) — раздался глас с неба; Вульйотнак стремительно сбавлял высоту, грея в пасти огненный шар. Аанг вскочил, размахивая посохом:       — Он сдаётся! Хватит, ты победил!       Смеллерби попыталась положить голову Джета себе на колени, но вождь остановил её нечленораздельным полустоном-полухрипом. Опираясь на изогнутую гарду меча, он попытался подтянуться сам, но у него не получилось. Пульс Катары перестал бешено стучать в висках, и она лучше услышала рваное дыхание парня, заметила, как сковано, дёргано вздымается его грудь.       Аанг же... успел?..       — Fus-Ro-Dah!       Последняя мера, на которую вынужден был пойти Аанг, не остановила Вульйотнака, но по крайней мере вынудила захлопнуть пасть. Дракон приземлился перед ним, встряхнув землю; горячее дыхание затрепало их одежду, наклонило траву.       Если у него и было, что сказать, то его прервал Апамир, чья светлая фигура приземлилась рядом, принеся с собой снежную прохладу.       — Оставь детей, zeymah (брат). Ты победил. Смерть этого воина не нужна ни тебе, ни Алдуину, его душа обещана даэдра. Ты и сам видишь их клеймо.       Чёрные глаза Вульйотнака были омутами, в которых не осталось ничего, кроме голодной пустоты.       Дрожь прошла по телу босмерки ещё до его ответа.       — Кто такие Принцы перед Thuru (Владыкой)? — насмешливо прогрохотал Вульйотнак, поворачивая голову к распростёртому Джету и скаля клыки, каждый размером не меньше кинжала, — Его кровь смоет позор Нааглива!       Первым среагировал не Аанг, не Катара, и даже не Аппа. Без единого звука Смеллерби сорвалась с места и вонзила крюк в переносицу дракона, должно быть, метя в глаз, но промахнувшись; с другой стороны едва коснулась пластинчатой драконьей брови стрела, выпущенная долговязым молчаливым Изгоем.       Дракон взревел, тряся головой и пытаясь когтём, что венчал сустав крыла, содрать крюк со своего носа. Его нервные метания сбили с ног и Смеллерби, и Аанга, и Катару, — всех, кто стоял слишком близко.       Апамир тут же прижал Вульйотнака к земле, пытаясь пригвоздить его хвост и крылья лапами, но шея серого дракона оставалась свободной.       Всё происходило быстрее, чем Катара успевала воспринять. Она не помнила, как над ней навис раскрытый драконий зев, как в ушах громко запела песня льда, как захрустели выточенные прямиком из эфира льдины, как уже вскинула руки перед собой, направляя колья — и вдруг грянул ту`ум, и пламя, не Вульйотнака, чужое, обожгло ей руки, а ему — нёбо.       Катара прижала к груди обожжённые ладони, мгновенно ослепнув от брызнувших слёз, осознала, что ледяные колья посыпались на траву, попыталась вернуть над ними контроль, но у неё не получилось дотянуться к воде через боль. Маленькие ладошки опустились на её плечи. Катара не посмотрела, чьи — могла смотреть только на раскрывавшиеся перед ней челюсти, готовые раскусить её пополам.       Что был огонь для огненного дракона? Вульйотнак оправился быстрее, чем она. Бежать поздно.       "Мама-"       Джет возник перед ней в последний момент, выставляя меч как подпорку меж челюстей. Дракон заревел, не в силах раскрыть пасть шире, чтобы избавиться от помехи; Джет, покачавшись, завалился набок и рухнул, как подкошенный.       Подоспел Апамир, лапой придавливая голову Вульйотнака к земле. Изгои выставили свои топоры, мечи и копья, разразившись криками, что могли сравниться с драконьими, и бросились Аппе на подмогу.       Катара заметила рыжий лоскут ткани сбоку и схватила Аанга, попыталась отвернуть их обоих от последних мгновений жизни Вульйотнака, но он перекинул голову через её плечо, упрямо глядя назад.       Побросанные вокруг ледяные колышки, которые создала из эфира маг, оказались в разы больше обычного. Не ледяные иглы — ледяные мечи. Катара раскрыла ладонь, мысленно призывая лёд, но тот ей не откликнулся, и она сама потянулась к нему. Холод унял жгучую боль.       Сокка остановился возле, бросил топор в траву, отказываясь принимать участие в расправе, осторожно взял ладони Катары в свои.       Талая вода обволокла её кисти... и засияла.       — Как?! После такого триумфа ты снова отказываешься от ужина?! — всплеснул руками Айромар, стоя, как пару часов назад, в дверях каюты Зуланкара, — Это оскорбление, мой принц. Адмирал, может, в своём стремлении к победе действительно готов поступиться принципами, но он всё ещё командует флотом, а мы всё ещё у него в гостях.       Едва Зуланкар добрался до своей койки после Агни Кая, у него ужасно разболелась голова, на этот раз без всякого привирания. Даже простые слова, эхом отражавшиеся от металлических стен корабля, были сродни ударам по затылку. Куда там офицерские посиделки?        — Все присутствующие ещё в полдень смеялись надо мной и мечтали отправить под трибунал, — буркнул он, отворачиваясь к стене. На ней висел чёрный гобелен с золотым орлом, герб Доминиона.       — Однако ты доказал свою правоту, а они её признали. Причин для прежней враждебности у них было достаточно, ты оказался на них щедр, — голос Айромара опустился, на пару секунд источая упрёк, — Но сейчас все распри позади. Завтра отправление, мы не засидимся надолго. Пойдём, Зуко.       Зуланкар не ответил, глазами следя за завитками на кайме ковра. Дядя кашлянул, вздохнул, махнул рукой — молодой альтмер не смотрел на него, но готов был поклясться, что ощутил этот жест в воздухе, — и уже хотел закрыть за собой дверь.       — Ты правда имел в виду то, что сказал? — всё-таки спросил Зуланкар, — После Агни Кая?       Дядя потоптался у порога.       — У драконов есть присказка... "Говори лишь тогда, когда молчать нельзя".       Щёлкнул затвор.       Эльф не знал, как долго он смотрел в пустоту. Потом поднялся, игнорируя тяжесть в затылке, открыл тайник, теперь уже рассекреченный, нацепил на себя чёрную свободную рубаху, штаны, наручи и онучи. Достал ножны, замер, глядя на них. Пустые. Бросил ножны обратно. В походную сумку закинул карту, компас, сверток вяленого мяса, хлеб, сушёную рыбину в пергаменте; проверил кольцо на цепочке на шее, кинжал на поясе с чёрной перламутровой рукояткой, дядин подарок.       Оставалась маска. Он не решился надеть её, но всё же положил в сумку.       Пора.       Даже избавившись от преследования среди своих родичей, Зуланкар понимал, что раскрытие личности Синего Призрака перед легионерами — дело времени. Рикке не станет устраивать скандал, по крайней мере на борту, но стоит им разобраться с Виндхельмом, как дело о неуловимом воре, который на самом деле принц Доминиона, станет следующим главным вопросом на повестке дня. Это может задержать его.       Проделать путь до Виндхельма на кораблях и проехаться за полдня до рощи Кин — несомненно, заманчивая и более удобная перспектива, чем ехать на лошади через Хьялмарк, Вайтран и Истмарк. Но никто не давал гарантий, что корабли легко преодолеют Море Призраков: всё-таки, уже наступила осень, и никто не мог знать, какие льды поджидают их там, у Белого Берега и у Винтерхолда. Суша казалась надёжнее, как бы Зуланкар ни привык к морю.       Раздумывая о транспорте, он вспомнил о чёрной кобыле, на которой добрался из форта Дунстад в Данстар. "Поменять "Королеву Айренн" на Королеву Альфсигру, дядя бы посмеялся"...       Альтмер осмотрел каюту перед уходом. Взгляд упал на перо и чернильницу. На всех остальных было наплевать, но дядя... Дядя должен знать.       Оставив на листке всего пару строк, Зуланкар прикинул, куда спрятать записку, чтобы Айромар первым нашёл её. На полке стояла книга о Драконорождённых... Зуланкар заложил своим письмом страницу, где начиналась глава о Тайбере Септиме, и положил посреди стола. Дядя должен вспомнить, что Зуланкар прочёл её вдоль и поперёк и в повторах не нуждался.       В замке что-то тихо щёлкнуло, а потом дверь неожиданно тихо отворилась... и в комнату ввалился аргонианин с отмычками в лапах и кинжалом в горле.       Зуланкар узнал его: это был пират из Сломанного Весла. Что он здесь забыл? Да ещё и мёртвый?       Выглянув из каюты, альтмер увидел ещё несколько бездыханных тел по коридору, встретивших свою смерть, так и не взглянув ей в глаза. Выпущенный в сумрак огненный шар подсветил их странные мечи, кожаные одежды, бородатые лица. Все они были из пиратской шайки, друзья аргонианина. Но откуда они тут взялись? И кто их убил?       В другой стороне коридора раздался звук, отдалённо напоминавший всхлип. У самого выхода на палубу Зуланкар увидел две тени. Пират, карауливший проход, до последнего не слышал, что происходит за его спиной, за что и поплатился: вторая тень одним отточенным ударом в шею лишила его жизни.       Под лунным светом Зуланкар разглядел чёрно-красную фигуру, узнаваемую, как женскую. Она обернулась, и чуйка взяла над Зуланкаром контроль прежде, чем он что либо понял, шагая вправо. Мимо его левого уха, почти зацепив шею, пролетел метательный нож.       Принц достал свой кинжал; фигура не помедлила показать свой, волнистый, чем-то смахивающий на ритуальный, как у жреца... или жнеца.       Эта женщина, эльфийка или человек, была убийцей. Каждый её выпад, стоило им сойтись в рукопашной, был нацелен на самые слабые места.       Но Синий Призрак был вором, чьё главное оружие ловкость. Ему удавалось либо отражать её удары, либо уклоняться.       Только вот после короткого сна и изнуряющего боя вкупе с головной болью Зуланкар был не в лучшей своей форме. Помощь бы не помешала. В каютах, чьи двери выходили в этот коридор, никого не было: вместе с наёмницей они уже достаточно пошумели, чтобы хоть кто-то вышел посмотреть, что происходит.       Нужно прорываться на палубу. Синий Призрак перехватил руку убийцы, выбил из её руки кинжал и пнул в колено, отпихнул с такой силой, что та попятилась до конца коридора до палубы и ударилась спиной об ограждение, упала на колени.       Часовые на палубе, до которых принц пытался докричаться, лежали на своих постах. Он не успел заметить кровь, но что-то ему подсказывало, что эти бедолаги тоже мертвы.       Отвлечение на пару секунд стоило ему дорого: пусть и обезоруженная, но всё ещё дееспособная наёмница уронила ему под ноги странный пузырёк; осколки разлетелись по металлу, но не жидкость разлилась из разбитого сосуда, а очень странный, тяжёлый запах, режущий обоняние...       Зуланкар перепрыгнул облако снотворного газа, закрывая нос и рот рукавом. Он успел схватить наёмницу на полпути через борт, но женщина оттолкнулась ногами со всей силы, эльф не разжал хватку вовремя, и они оба полетели в воду.       Четверо воинов племени несли Джета на растянутой медвежьей шкуре до логова ворожеи. Рядом с ними шла Смеллерби, неся мечи вождя. Вперёд них к Вусандре отправили Дюка, чтобы тот рассказал о произошедшем.       Катара шла по другую сторону, держа Джета за руку. Ещё не зажил до конца её собственный ожог, но она уже пыталась применить то, что открыла в себе совсем случайно — исцеление. Вода охватывала пястье Джета, локоть, предплечье, перетекала к ключицам и к солнечному сплетению, неестественно ярко мерцая в сумерках, ярче костров и факелов, ярче закатного солнца, светом инородным, светом чистого эфира.       Но что могла девочка, только-только узнавшая, что у неё есть дар? Лишь одна мысль вселяла в Катару надежду — при повреждениях Джета невозможно было оставаться всё ещё живым, но он выжил, и, кроме того, даже успел спасти её. Катара вцепилась в эту надежду, как в его руку.       У входа в оплот Смеллерби обошла носильщиков, потеснила Катару:       — Чужакам не место. Уходите.       Сокка, шедший позади, приобнял сестру за плечи:       — Не надо тебе туда...       Но Катара высвободилась из его рук:       — Я могу помочь!       — Нет, — процедила Смеллерби, щуря густо обведённые углём глаза, — Вы уже сделали достаточно.       — Вреда не будет, — сказал один из носильщиков, тот самый лучник.       — Им не стоило ступать на наши земли! — огрызнулась воительница, сжав запястье Катары. Босмерка не дрогнула; вода продолжала сиять, теперь будто даже ярче прежнего.       — Я знаю травы, я учила магию!       Двери своей волей, или волей ворожеи, распахнулись.       — Она нужна, — прогудел голос Вусандры, едва узнаваемый, растекающийся будто по всему пространству вокруг, как вода. Смеллерби тут же одёрнула руку, отошла с дороги, но Сокку, Аанга и Момо не пустила.       Как заворожённая, эльфийка даже не оглянулась, всё внимание приковав к Джету. Его пульс был слаб и иногда совсем пропадал, чтобы через несколько мучительных мгновений вернуться.       Атмосфера в оплоте Змеиный Утёс изменилась. Пламя казалось бурым, чуть ли не чёрным; Вусандра шептала под нос что-то неразборчивое; и языки огня, и воздух, и будто даже стены вибрировали от горлового пения девушек, кругом собравших у большого стола, где разместили Джета. Смеллерби положила его мечи у его рук. Норды тоже клали оружие в руки покойных, чтобы те отправились с ним в Совнгард...       Вусандра поставила чашу с необычным вересковым побегом, крупным, размером с кулак; в другой чаше оказался большой камень душ. Девушки, не прекращая петь, подошли к столу, рассыпали по нему цветы и ягоды, надели на Джета шлем из оленьей головы, поднесли ворожее огромный посох, увенчанный животными костями, и вновь отступили в тень.       Ворожея осмотрела Джета, распахнула его меховой жилет, обнажая грудную клетку.       — Прекрати, — велела она Катаре, вынимая из-под нескольких слоёв тряпья волнистый клинок, до боли похожий на Крапивник. Босмерка засомневалась:       — Но...       — Ты пока не умеешь. Вместо этого поцелуй его.       — Что?!       — Не будь в тебе силы, понадобилась бы кровь. Но в тебе запела сила. Дыхания достаточно.       Чёрные птичьи глаза, такие же голодные, дикие, жуткие, как у Вульйотнака. Спорить? С ней?..       — Охотник идёт за Добычей, — шепнул некто, прятавшийся в каждой тени, сгоравший в каждой искре, рычавший в каждом живом сердце, — Её след — его путь.       Даэдра. Хирсин.       Катара послушно отпустила руку Джета, сделала шаг ближе к изголовью. Едва сияние исцеляющих чар погасло, его дыхание совсем нарушилось. Слёзы закапали с её щёк.       Она снова оглядела предметы. Кинжал, вереск, камень душ... Вересковые Сердца — сильнейшие воины Изгоев, черпавшие свою мощь из природы, из самых тёмных недр...       — Хирсин заберёт его душу?       — Нельзя забрать что-то дважды. Его душа уже тянется в Охотничьи Угодья. Но тебе под силу вернуть его назад. Вдохнуть жизнь. Или ты можешь выбрать для него смерть? — мрачный хохот ведьмы сотряс оплот.       Жизнь... Какой бы она ни была, Катара выбирала жизнь.       Набравшись смелости, Катара наклонилась к Джету и легко прикоснулась к его губам; хор запел ещё громче. Вусандра пошевелилась на периферии зрения, и Катара поспешно зажмурилась, закрыла руками уши. Женское пение превратилось в непонятное мычание, не то волчий вой, не то песни китов под водой...       А потом всё стихло.       Катара подняла голову, взялась за края стола — хоть что-то должно было удерживать её в здравом уме, в этой реальности, когда всё вокруг сходило с ума, переворачивалось и обретало новые цвета. Сердце в рассечённой груди Джета ворожея заменила вересковым соцветием и уже заканчивала последние стежки, крупные, не стягивающие рану до конца, чтобы новое сердце свободно дышало, оставалось на виду... и вселяло ужас во всякого норда, которому доведётся повидаться с Джетом.       — Сердце терновника… Кости зверя… Кто в жизни был Изгоем, восстань из мёртвых, Кровь от Крови Нашей!       Катара была готова поклясться, что на зал опустился чёрный туман; волосы ворожеи парили в воздухе, серые, как дым. Звуки доносились с эхом, гулко, будто эфир стал вязким и густым.       — Славься, кровь Красного Орла, восстань и веди!       — Восстань и веди! — вторили крику ворожеи женщины Предела.       И Джет восстал. Поднял голову, руки, опёрся ими о каменную столешницу, спрыгнул, твёрдо встал на обе ноги. Пересёкся глазами с Катарой, улыбнулся совсем так же, как сегодня днём, когда учил её защищаться. Взял мечи и вскинул их вверх с боевым кличем; и его племя, как внутри оплота, так и снаружи, томившееся в тревожном ожидании, ответило ему.       Уже у дверей Джет повременил, пытаясь отдышаться. Даже исцелённый магией Старых Богов от всех переломов и иных внутренних повреждений, он всё ещё нуждался в восстановлении.       — Обопрись на меня, — предложила Смеллерби, оказываясь справа от него, но Джет молча покачал головой, растянул рот в ухмылке и с шумным вздохом распахнул двери, шагнул вперёд, ещё и ещё...       На чужой речи, из которой Катара не учила ни слова, но которую отчего-то сейчас понимала, как родную, отовсюду потекли приветствия, поздравления, восхваления, растворяясь во тьме и взмывая в небо языками пламени:       — Как и предсказано...       — Веди нас!       — Так суждено...       — Кровь орла застынет и потечёт вновь!       — Так было предсказано!       — Он найдёт клинок и вернёт его Красному Орлу!       — Фаолан благословит его!       — За Яростью Красного Орла пойдут сотни!       — Веди нас!       — Благословлены водами Карта!       — Вернём наш дом!       — Наш Предел!       — За Предел!       — ЗА ПРЕДЕЛ!

12 Огня Очага, 201 4Э, полночь

             Альтмеру удалось первым доползти до каменистого берега, но он так устал, что даже близость смерти, дышавшей ему буквально в затылок, не сразу заставила его подняться. Зуланкар развалился на спине, намереваясь огненным дыханием выпарить из ткани воду, но тут зашелестел очередной осенний затяжной дождь.       На какую-то секунду эльфу вовсе расхотелось бежать. Зачем? Голова раскалывается, сил нет, да и снотворный газ он, кажется, всё-таки вдохнул... Пусть догоняет, пусть убивает.       Но потом вспомнился Довакин, вспомнились дядя с отцом, вспомнился Алинор, вспомнилась Азула...       "Не предоставлю тебе такой радости".       Чьи-то шаги застучали по гальке, не похожие на человеческие, слишком тяжелые. Разве что на великановы, но откуда им тут взяться? На медвежью походку тоже не смахивало. Лось, корова?       Зуланкар перекатился на живот и тут же подобрался на четвереньках, забыв про сонливость. Поискал кинжал в ножнах, вокруг себя, нашёл даже два — собственный и его неудавшейся убийцы.       Два ярких красных глаза смотрели на него из мрака, и первым делом эльф подумал на нечисть, против которой, в общем-то, кинжалы всё равно бессильны. Но обладатель глаз не нападал. Подошёл ближе, вышел из тени под лунный свет, являя очертания огромной вороной лошади.       Всё в её виде было странным и кричало о том, что связываться не надо. У лошадей не должны светиться глаза, тем более красным. С другой стороны... Хорошее седло, не стёртая уздечка... Альтмер оглянулся: душегубицы в чёрно-красном нигде не было видно, но принц был более чем уверен, что лошадь принадлежит ей.       Однако сейчас вопрос собственности отходил на второй план. Зуланкару нужен был транспорт, не важно, чей. До конюшен Солитьюда и уже знакомой Альфсигры далеко и долго, как минимум час, потом нужно вывести её из гарнизона Мрачного замка... та ещё задача.       Он протянул руку. Жуткая питомица тщательно обнюхала ладонь и цапнула его за палец. Не сильно, но ощутимо. Поняв намёк, Зуланкар достал из сумки хлеб; выпарить влагу из сумки он ещё не успел, поэтому угощение для лошади больше было похоже на какой-то бесформенный ком теста. Но запах животному понравился, и она с большим аппетитом умяла всю буханку.       Похлопав её по шее, альтмер подошёл к седлу, вставил ногу в стремя. Кобыла стояла смирно. Тогда он подтянулся вверх, перекинул другую ногу, уселся верхом. Судя по всему, лошадь не слишком-то была верна предыдущей наезднице, потому что до сих пор никаких признаков враждебности Зуланкар не заметил. Даже уши кобыла держала расслабленно, не прижимая, лишь периодически поворачивая в сторону разных звуков — то в кабаке прямо на пристани, недалеко от них, ржали пьяницы, то трещали на дереве ветки, то квакала лягушка в камышах.       — Ну поехали, Лориэль, — он легко щёлкнул поводом по гриве, однако кобыла и ухом не повела, продолжая дожёвывать остатки буханки.       — Не нравится? Может, Фояда? — ноль реакции. — Шира? Альфсигра?       Кобыла гневно фыркнула и вскинулась на дыбы с почти демоническим ржанием; Зуланкар вцепился в узду, в гриву, во всё, что мог, лишь бы удержаться в седле.       — Ну как скажете! — раздражённо фыркнул он; кто бы мог подумать, что даже среди лошадей есть ревнивицы, — Пусть будет Сэй!       Лошадь опустилась на передние копыта, повернула голову, с интересом поглядывая на всадника. А может, ещё проще?       — Тень?       Довольное ржание послужило ему ответом, и кобыла сама двинулась вперёд. Правда, не в ту сторону; Зуланкар потянул за повод влево, разворачивая Тень к дороге. Альтмер обернулся: его преследовательницы нигде не было видно. Утонула? Едва оказавшись в воде, они разделились; принц не мог быть уверен, что женщина поплыла за ним, потому что не тратил время и силы, чтобы оглядываться наплаву.       Зачем он ей? И зачем на флагман доминионского флота полезли пираты? Отомстить?       Зуланкар осмотрел седло и нашёл у левого стремени небольшой кошель, внутри которого обнаружились септимы, какие-то склянки, наверняка с ядами, и письмо, состоявшее из плаката "Разыскивается" и подписи от руки: "Без шума. 30 тысяч".       С плаката на него смотрел Синий Призрак.       Ещё можно было поспорить над мотивом пиратов — нажива или возмездие. Но заказ Тёмному Братству (скорей всего, именно к Братству принадлежала наёмница, учитывая её одеяния и навык обращения с оружием) оставить мог только кто-то зажиточный и, более того, злопамятный. Немало домов таких богатеев он в своё время обнёс... Но ведь Гильдия и Братство старались не пересекаться.       Если только заказчик не обладал каким-нибудь знанием, которое могло бы навредить Братству...       В шантаже ещё никто не превзошёл высоких эльфов, об этом он судил на личном примере. Говоря о конкретных эльфах... Синий Призрак перешёл дорогу Джаосу, но успел бы адмирал связаться с Братством? Меньше, чем за месяц?       Оставался только агент из Лабиринтиана. Оставался только Талмор.                     — ...И всё-таки, прости меня, пожалуйста.       — Пятый раз, Аанг. Ты извинился уже пять раз.       — Ты обожглась из-за меня!       — Ты хотел меня защитить. Уже не болит, даже рубцов не осталось.       — Твоя магия исцеления... Красивая. Я рад, что ты её в себе открыла. Ой! Ну то есть я не рад, что это случилось из-за меня, но-       — Аанг, — Катара погладила его по спине, — Я не сержусь, правда. Кстати, ты ведь впервые использовал огненный ту`ум? Когда ты научился?             Они сидели под можжевеловым деревом, Момо свернулся в клубок у их ног, Апамир дремал за их спинами, а впереди простиралась широкая долина Вайтрана. Далеко на востоке забрезжили первые лучи солнца. Ни Катаре, ни Аангу не удалось заснуть этой ночью, поэтому они сходили к Наагливу и Вульйотнаку. То, что от них осталось после Изгоев, было печальным зрелищем, но Аанг держался мужественно. Поглощение душ, как и прежде, прошло без помех, но Аппа всё-таки тайком велел Катаре следить за Аангом внимательнее. Никто из нынеживущих не мог предсказать, что может статься с сознанием мальчика.       Празднество у костров не стихало до утра, а кто не плясал — обсуждал поединок. Сокка сцепился языками с компанией воинов и в подробностях объяснял, почему у Джета не было шансов на единоличную победу; ни Аанг, ни Катара не хотели вспоминать о случившемся, поэтому быстро нашли местечко потише.       — Yol-Toor-Shul (Огонь-Инферно-Солнце). Я думаю, это... Салокнир. Он хорошо знал этот Крик.       — Вместе с душой драконы передают тебе свою память?       — Видимо, да? Но я не могу увидеть всё. Отрывками... голосами... — Катара хотела было спросить, какие голоса он слышит, но Аанг продолжал, — В тот момент, когда Вульйотнак хотел тебя съесть, я испугался... и понял, что мне нужно что-то сделать. Я должен был что-то изменить. Салокнир подсказал мне, а я повторил за ним. Не думал, что получится.       Катаре не нужно было озвучивать, насколько произошедшее отличалось от привычного хода обучения Аанга.       — Не только страх питал тебя, но и гнев, — подметил Аппа, не открывая глаз, — Гнев полезен, когда ты управляешь им.       — Гнев? — удивился Аанг, — На кого?       — На себя. На собственное бессилие.       Мальчик растерялся, повернулся к Катаре с надеждой услышать что-то не настолько припечатывающее и суровое, но девушка не нашла, чем его подбодрить. В вопросах драконьей магии Аппа был неоспоримым авторитетом.       — Пойдём отсюда, Момо, — хмурясь, Аанг поднял на руки сонного злокрыса и потопал к лагерю, — Нас тут не любят.        Катара хотела пойти за ним, но Апамир преградил ей путь, подвинув крыло.       — Dovah не нуждается в утешении. Ты спугнёшь знание, которое придёт к нему в одиночестве.       — Аанг ещё и человек, — Катара скрестила руки перед собой, скривилась, — Можно было и помягче с ним.       — Будь он сильнее, этот несторожный ту`ум оборвал бы твою жизнь. Dovah не говорит в пустоту. Dovah выбирает слова.       Огненное дыхание даже из уст неопытного Аанга вышло грозным, да, но не винить же друга за то, что он хотел помочь?       Катара хотела поспорить с Апамиром, только не пришлось: к ним подошла Смеллерби. Впервые воительница смотрела на неё без упрёка, осуждения или подозрения.       — Джет звал тебя во сне. Думаю, ты имеешь право его проведать.       После ритуала упрямый Изгой сам дошёл до своей палатки, игнорируя истощение; едва полог из шкур скрыл его от любопытных глаз, его ноги тут же подкосились, и его другу-лучнику пришлось почти волоком тащить его до лежанки. Катара хотела помочь, но как только угроза чьей-либо жизни отступила, на неё накатила вся тяжесть минувшего вечера: даже при большом желании она не смогла бы выдавить из эфира ни капельки. Поэтому она просто попросила Смеллерби сообщить, если состояние Джета изменится.       И вот, видимо, герой дня начал приходить в себя.       По пути к шатру вождя им изредка встречались воины племени: девушки и женщины, изящные и крепкие, как дикие кошки, благодарили её; мужчины и мальчишки уступали дорогу, кивая. Катаре оставалось только вежливо улыбаться; она бы предпочла поменьше напоминаний о ритуале и своей роли в нём.       У входа в палатку босмерка в очередной раз повидалась с Лонгшотом; так, кажется, звали высокого стрелка. Парень натягивал новую тетиву.       — Я не доверяю тебе и не хочу доверять, но ты помогла Джету, и я всегда буду за это благодарна, — сказала Смеллерби, — Даже если вы и послужили всему причиной, теперь он Вересковое Сердце. Теперь всё сдвинется с мёртвого места.       Лонгшот кашлянул, как бы невзначай, но судя по тому, как быстро Смеллерби уселась рядом с ним и взялась за починку стрел, это примерно означало "поменьше болтай".       — Мы послужили причиной? Мы пытались всех остановить!       — Вусандре было видение, — сказал Лонгшот, выбирая слова, — Три дракона, синий саван, смерть Джета. Всё это было начертано богами.       Смеллерби хотела возразить, но передумала и отвернулась. И к лучшему.       Катара вошла в палатку и опустила за собой полог. Несмотря на статус вождя, убранство у Джета было скромным, выделяясь разве что наличием запираемого на замок сундука и стола с письменными принадлежностями. Взяв со стола догорающую свечу, Катара осветила ею Джета, спавшего на лежанке из звериных шкур. Предсмертная бледность сошла с его лица, рук, открытых плеч и груди, вернув здоровый смуглый цвет. Однако сердце у него отныне навсегда другое, чужое, не бьющееся...       Девушка коснулась губ. Помнит ли он?..       Переборов желание подойти ближе, Катара обратила внимание на книги, лежавшие стопкой на столе. Когда она взяла верхнюю, "Безумцы Предела", из толщи страниц выпала записка. Почерк медленный, широкий, уверенный.       "Матриарх..."       "...держат под контролем весь восточный склон горы — всё, кроме Сангарда. Захвати эту местность..."       "...Созывай племена..."       Катара раскрыла книгу и вставила выпавшую записку между случайно выбранными страницами, надеясь, что Джет не запомнил, где она была прежде. Но тут уже был другой лист, исписанный более резкой рукой, угловато, но разборчиво:       "В Рорикстеде хороший урожай, унесли десять мешков. В последний раз Манетт вёл себя неуверенно, постоянно говорил о драконах и тяготах военного времени. Балгруф ещё колеблется между сторонами, но мы все знаем, как только Медведь напрямую призовёт его, ярл впустит легион в Драконий Предел. Манетт два раза повторил, что это обяжет Рорикстед также направлять часть урожая на нужды воинов. Всё надеется, что с нами можно торговаться. Девчушка у него всё красивее становится... Как услышал, сразу умолк. Старейшина ждёт её через пару лет, не раньше. Тогда соглашение с Манеттом придётся нарушить, но к тому времени, чтобы взять своё, нам не будут нужны-"       Письмо обрывалось. На страницах книги остались чёрные следы — кто-то положил пергамент сюда впопыхах, не дождавшись, пока разведённая водой и смешанная с толчёными корешками сажа, использовавшаяся вместо чернил, застынет.       — Любопытство сгубило кошку.       Катара повернулась на голос. Джет приподнялся на локтях, склонив голову набок и оценивающе наблюдая за ней.       — "Старейшина ждёт её через пару лет", — Катара сглотнула ком, мешавший говорить, — Что ей нужно?       — Её дар, — бархатисто ответил Джет, вставая с лежанки и подходя ближе, — Вусандра поможет ей раскрыть его.       — Вусандра сказала, что если бы не исцеляющие чары, то ей бы понадобилась моя кровь, — рассуждала Катара вслух, — Она бы... убила меня?       — Исцеляющие чары? Ты не рассказывала-       — Не уходи от темы, Джет.       Изгой встал напротив, опёрся о стол, взглянул на раскрытую книгу и записку.       — Она этого не сделала, так ведь?       — Со мной обошлось. А с этой девочкой?       — Не думаю, что Вусандре нужна её смерть-       — Значит, нужна её жизнь, и ещё непонятно, что хуже! — Катара сложила руки под грудью, обняла себя за локти, — И`ффре, я ведь сама себя убедила, что слухи лживы, что вас просто не знают, не хотят понять...       Джет осторожно взял её за руки. Обычный жест, присущий и людям, и эльфам, вселил в неё парализующий ужас.       — Норды загоняли и вытравливали нас, как дичь, — размеренно и вкрадчиво объяснял Джет, — Ворожеи спасли наш народ, и плата за это справедлива. Теперь нам нечего бояться, теперь норды боятся нас. И как только Маркарт снова будет нашим, всё это закончится. Понимаешь? Никому ничем не придётся жертвовать...       Его ладонь нежно коснулась её щеки. Босмерка заплакала, глядя в его тёплые, вязкие глаза. Нет, не смерть изменила Джета, не роковой полёт на Вульйотнаке, не ритуал Вусандры, не дар Хирсина. Задолго до сегодняшней ночи, Джета изменила жизнь. Катара просто не заглянула глубже. Предпочла обмануться.       — ...В нашем Пределе ни норд, ни талморец не будет иметь власти. Они не тронут тебя, Катара, останься с нами. Старейшина увидела тебя ещё несколько лун назад, благодаря тебе я стал Вересковым Сердцем так, как заклинали предки, через смерть и воскресение. Ты вернула меня. Твоё место здесь.       Она хотела поверить. Она хотела остаться.       Она отступила назад.       — Я должна помочь Аангу, — пересилив себя, Катара отвернулась к выходу, — Мы должны остановить драконов.       — Это не твоё бремя, — Джет догнал её, снова поймал за руку, — Теперь мы связаны, понимаешь?       "Охотник следует за добычей", вспомнились слова Хирсина, и они вскипятили ей кровь. Эльфийка отмахнулась от предельца рукой, чувствуя, как пальцы рассекают эфир, кристаллизующийся от её касания; ледяная дуга, тяжёлая и крепкая, отбросила Джета назад, роняя его в постель из шкур и выбивая из его лёгких воздух.       Маленькой частицей сердца она устыдилась: "Ему же больно!", но другая часть, больше и злее, запретила ей жалеть. Изгои не жалели Вульйотнака и Нааглива. Как и драконы их не жалели, оставив трёх Изгоев калеками, а самого Джета почти отправив в другой план бытия. Мир вообще не полнился жалостью.       "Во мне кости хранителей леса. Я никогда не буду ничьей добычей, особенно в твоей игре, Бог Охоты".       — Вы не получите ни меня, ни эту девочку, — отрезала она, всё же смалодушничав, взглянув на Джета в последний раз. Теперь его глаза из-под сведённых вместе бровей смотрели не ласково, а зло, почти по-звериному, словно он готов зарычать... но вместо этого Джет процедил сквозь зубы, так тихо и слабо, будто сам в это едва ли верил:       — Ты нужна мне.       Катара стрелой вылетела из шатра, перепрыгнув через сидевших у порога Смеллерби и Лонгшота, и помчалась к Сокке и Аангу, уповая на то, что мальчишки не успели заснуть. За ней не было погони, но чем быстрее они покинут Змеиный Утёс, тем лучше.       Прорыдаться она всегда успеет потом.