Святая Катерина

Трусливо увильнув от президентских обязанностей и оставив Киру самостоятельно восстанавливать трудовую дисциплину, Жданов, как колобок, сбежал и от Малиновского. Однако в приемной им овладела вдруг странная нерешительность. Там, за дверью была Катя, и как себя вести с ней теперь, он так и не придумал. Развалившись в кресле Клочковой, Жданов глубокомысленно уставился в потолок. Как она сказала? Что он не может её целовать, когда ему вздумается, а наутро делать вид, что ничего странного не произошло. Почему Катя решила, что именно так он и поступит? С ней уже поступали так раньше? Или этот мерзавец, сделавший ей ребенка, наутро притворился, что знать Пушкареву не знает? У Жданова даже кулаки зачесались от желания съездить кому-нибудь по морде. Как только Катя умудрилась связаться с таким ничтожным типом? Представив себе, как какой-то придурок целует Пушкареву и совершает с ней всякие непотребства, Жданов заскрежетал зубами. Карандаш сломался в его пальцах. — Нет, ну зачем сразу угрожать-то, — опасливо сказала Клочкова, бочком просачиваясь в приемную. — Не так уж сильно я и опоздала. — А ты вообще молчи, — рявкнул на неё Жданов, рывком встал с кресла и открыл дверь в свой кабинет. Пушкарева, стоявшая у окна, подпрыгнула и нервно оглянулась. — Андрей Павлович? — удивилась она, словно не ожидала его здесь увидеть. Осторожно прикрыв за собой дверь, Жданов сделал несколько шагов вперед. — Доброе утро, Катенька, — сказал он, подумал и осторожно прикоснулся губами к её щеке. Катя взглянула на него изумленно и накрыла ладошкой место поцелуя. Нахмурилась. — Как спалось? — продолжил он светским тоном. — Нормально, — ответила она, — Андрей Павлович, вам не нужно… так уж сильно проявлять заботу. Всё в порядке. Я не жду от вас чего-то… внештатного. Я не знаю, что на вас вчера нашло, и не хочу об этом думать, потому что ваши поступки часто сбивают меня с толка. А я не хочу никуда сбиваться. Поэтому… вы… я… Я уже позвонила в банк. Обо всем договорилась. Нам дают кредит, но только половину той суммы, которую мы запрашивали. — Как половину? — спросил Жданов расстроенно. Он тут голову ломает, как себя вести, а Катя уже все решила за них обоих! Вернулась, как ни в чем не бывало, к обычному поведению «президент и его помощница». Не то чтобы он был против, но нельзя же принимать такие решения в одностороннем порядке. — И это еще не всё. Они просят для предоставления кредита еще одно долговое обязательство для Никамоды. — Ладно, Катя, подготовьте документы, я всё подпишу, — сухо ответил Жданов, обидевшись на весь свет. Пушкареву хоть целуй, хоть не целуй, ей всё одно. Могла бы хоть сделать вид, что волнуется. Даже если он набросится на неё прямо здесь с пылкими поцелуями, Катя все равно продолжит говорить про кредиты и банки. Вообще, он не привык, чтобы женщины так равнодушно относились к нему. И, кажется, не заслужил такого холодного обращения. Неужели её сердце даже не дрогнуло вчера? Это только Жданова сотрясло до основания, а Катя осталась непоколебимой? Еще несколько минут назад он думал, что эта история уже закончилась, он хотел поцеловать Катю и поцеловал её, так и не разобравшись в том, почему у него всякий раз появлялось ощущение этого необъяснимого дежавю. Жданов был человеком действия, размышления о непостижимых загадках бытия не привлекали его. Убедившись, что эту тайну ему не постичь, он был решительно настроен закопать её поглубже и больше никогда к ней не возвращаться. Однако сейчас ему хотелось вытряхнуть Пушкареву из панциря её невозмутимости — просто из духа противоречия. — Кать, — он взял её за руку и прижал ладонь к своей груди, туда, где предположительно у него могло быть сердце, — ну, я надеюсь в моё отсутствие здесь всё будет хорошо? Она немедленно отвела глаза и отвердела лицом. Пролепетала так тихо, что он едва расслышал: — Я буду скучать. Ага, значит, и у его железной Кэт есть совесть! Это открытие воодушевило Жданова, и он поцеловал её запястье, а потом вернул её руку на место — к своей груди. — Я тоже, — сказал он и понял, что говорит искренно. Несколько дней в Праге вместе с Кирой ужасали его. Ему хотелось остаться здесь, с Катей, слушать, как она шуршит бумажками и стремительно клацает по клавиатуре, и чтобы все от них отстали и не дергали эту несчастную дверь через каждую минуту. — Кать, — Жданов улыбнулся, добавляя в свой голос бархата и вообще изо всех сил излучая свое хваленое обаяние. Должно же на эту женщину хоть что-то подействовать! — Я вчера… вы знаете, спустя долгое время спал сном младенца. Я чувствовал какое-то удивительное умиротворение, как будто наконец все делаю правильно. Вы понимаете? — Нет, — Катя совсем опустила голову, разглядывая свои ботинки. — Не понимаете. Я всё на свете проспал, Кать, и даже вещи не успел собрать, — сдался Жданов. — Вы не могли бы позвать Федора, ну и попросить его, чтобы он сгонял ко мне домой, ну и покидал там в чемоданчик кое-какие вещички. — Конечно, — Катя воспряла духом от того, что их разговор снова стал нормальным, и снова попыталась отобрать руку. Жданов перехватил её покрепче и приблизился еще немного. Теперь он ощущал, как Катино дыхание касается его подбородка. — А, нет! Лучше позовите его ко мне, я ему сам всё объясню. — Хорошо, как только он появится, — с готовностью кивнула Катя. — А его ещё нет? — Нет. Как только он появится, я его позову… — Феди нет, Маши нет… Они что, вместе что ли, Кать? — и когда она улыбнулась, Жданов тоже улыбнулся в ответ: — Бардак какой-то. Её улыбка была так близко, что он не смог удержаться от того, чтобы не прикоснуться к ней губами. И Катя не стала в этот раз уклоняться, позволила себя целовать, и целовала его в ответ невесомыми утренними поцелуями. И хоть её губы пахли прохладой и свежестью горного ручья, Жданов почувствовал, как что-то тяжелое, жаркое, порочное ворочается в его груди, как будто там разводили свои костры черти. Мрачно таращась на прогноз погоды, Жданов мысленно навлекал на Москву штормовой ветер, нулевую видимость и обледенение взлетных полос. Шансов избежать поездки в Прагу не намечалось. Катя все утро висела на телефоне, разговаривая с банками, и Жданову было скучно. Зашла Кира, чтобы спросить, какие у него планы перед поездкой, и он, печально предчувствуя обед с дорогой невестой, попытался прикрыться тем, что ждет Федора с чемоданом. — Катенька, а наши билеты у вас? Во сколько вылет, вы не помните? — спросил он, дождавшись, пока она положит трубку. — Андрей Павлович, — расстроенно ответила Катя, — у нас проблемы. Банк отказывает в отсрочке, и со мной там общаться не желают, им нужен исключительно президент… Это срочно. Видимо, придется отложить поездку. Ох, сколько сил понадобилось, чтобы не подпрыгнуть в победном «йес». Каким взглядом его полоснула Кира! Как он только в живых остался! — Что? — переспросила она. — Кир, подожди. Кать, а нельзя как-нибудь отложить встречу до следующей недели? Я вернусь в Москву и все решу, — произнес Жданов, мысленно повторяя: «скажи нет, скажи нет». И умница Катя его не подвела: — Проблему нужно решить до конца этой недели. Иначе наши счета будут заморожены, и все операции будут приостановлены. — То есть, выпуск коллекции откладывается на неопределенное время, — возликовал Жданов. — То есть, да. Нет. Ну чтобы этого не произошло, вы должны лично встретиться с кредитным комитетом банка. — Кира, ну ты сама все слышала, — пожал он плечами, истово надеясь, что не выглядит сейчас школьником, у которого заболела училка. И Кира ожидаемо бомбанула. И Жданов с удовольствием включился в разразившийся скандал, вопя не хуже дорогой невесты. Ему было очень весело. Он даже Алину Кабаеву в пылу этого скандала не заметил. Кира с Малиновским улетели. А Жданов остался в Москве с Катей. Прекрасный расклад. Из банка он вернулся в прекрасном настроении, дежурно попенял Пушкаревой за то, что она не смогла удержать Кабаеву до его присутствия. Катя была какой-то бледной, наверное, снова токсикоз начался. Это мимолетно расстроило Жданова: он-то думал, что эти неприятности они оставили в прошлом. Теперь опять таскать с собой бумажные пакетики на всякий случай и перестать пользоваться парфюмом. Вечно с этими беременными какие-то хлопоты. Позвонил из Праги Ромка и сказал, что оставил некое загадочное послание у себя на столе. Удивившись, что Малиновского внезапно постигла тяга к эпистолярному жанру, Жданов отправился читать. «Спасти рядового Жданова, — было написано на конверте. — Инструкция по изволению из цепких рук Пушкаревой Е.В.» Поморщившись, Жданов вскрыл конверт. «Мой дорогой друг и президент, поскольку ты с детства страдаешь редкой формой склероза, я снова решил прийти тебе на помощь. Ты слишком рьяно принялся воплощать в жизнь план по укрощению нашего монстра, за что тебе от лица трудового коллектива огромное спасибо. В некотором смысле ты даже герой, потому что обволакивать вниманием такую женщину, как Пушкарева, нормальный мужчина может только под наркозом. Но, несмотря на все твои заслуги, я вынужден выступить с некоторой критикой. Поскольку меня не будет рядом, чтобы напоминать тебе об обязанностях президента, я спешу напомнить, что не страшилой единой жив Андрей Жданов. Наша мисс Железные Зубы взяла тебя в оборот, и я могу понять ту жалость, которая переполняет тебя с головой. Бедная, страшная мать-одиночка, которая мужественно преодолевает жизненные сложности… Даже у меня сейчас упала скупая мужская слеза, прости за неровный почерк. Но жалость должна иметь свои границы, Жданов. Чем ближе ты становишься к Пушкаревой, тем дальше становишься от Киры. Я и сам в шоке от того, что между этими событиями есть прямая взаимосвязь, но она налицо. Катя, конечно, не женщина, и Кире она не соперница, но лучше поостеречься. Кира — это все твои мечты в одном флаконе. Это твой пост президента, это Зималетто, это перспективы и длинная счастливая жизнь. Потеряв Киру, ты потерпишь такое сокрушительное фиаско, что даже твоя терминаторша не сможет тебе помочь. Она разрушает твою жизнь, а ты не замечаешь этого, предаваясь благотворительности. Ты не можешь остаться ни с чем из-за личных проблем своей секретарши. Это так нелепо, что я не нахожу слов. А со мной такое редко случается. Пушкарева — это зубастая хищница, которая притворяется безобидным карасиком. Она уже забралась под твое одеяло в Туле, и кто знает, на что еще готова эта девица, чтобы не покупать памперсы в одиночку. Парадокс ситуации в том, что мы вынуждены терпеть её ухищрения. Тебе придется и дальше делать вид, что тебе есть дело до этого зубастика. Держи Пушкареву на расстоянии вытянутой руки, как верную собаку. Не нервируй лишний раз из-за неё Киру. Кира — женщина твоей жизни, а Катя — это лужа на дороге. Нужен баланс! Не забывай, что не только коварный Николай Зорькин (который оказался не таким уж коварным), но и неведомый осеменитель может окрутить Пушкареву в два счета. И если мы совершим неверный шаг, тогда «Зималетто» уплывет к нему, а мы с тобой пойдем побираться. Как только мы вырвемся из ямы, расплатимся с долгами и вернем компанию, твои мучения закончатся, и ты смело сможешь послать Пушкареву куда подальше, а пока придется пострадать. Таков страшный оскал бизнеса. Извини за невольный каламбур. Жму твою мужественную руку, твой верный оруженосец. Удачи». Вот и не лень же ему было писать столько чуши сразу! Порвав дурацкое письмо, Жданов помотал головой, избавляясь от чувства гадливости, и направился в свой кабинет. Он вспомнил утренние Катины легкие поцелуи, и светлая радость клубочком свернулась в его груди.