Этаж второй, где собрались почти все противники начальства, пара его сторонников и незаинтересованные в борьбе за власть люди
23 сентября 2020 г. в 17:24
Осторожнее, а то можно упасть. Лестницы здесь, конечно, крепкие, ступеньки достаточно широкие, но вот на покрытии можно и поскользнуться. И смотрите в оба, пожалуйста. Ближайшая перемена — и нас снесут (выпечка, к сожалению, не бесконечная).
Подождите… Вы слышите? Кажется, очередной спор.
— … при всём уважении. Сейчас у меня урок в этом кабинете.
Интересно, эта неразбериха с кабинетами и со временем уроков у учителей как-то связана с отсутствием директора и его помощника?
Хорошо бы, чтобы кто-то пришёл и разрешил спор — сами эти учителя могут отстаивать свои права до конца дня. И как же так вышло, что в одном кабинете должна проходить и история у Такэды Шингэна, и обществознание у Уэсуги Кэншина?
Они почти полные противоположности друг друга. Если про взгляд первого ученики говорят, что он прожигает насквозь, то взгляд второго описывают как леденящий. Первый, когда ловит ученика на списывании, загоняет нарушителя в тупик потоком слов, второй — режет одной фразой. Как пламя и лёд — не могут они спокойно существовать рядом. Но есть у них и общее: серьёзное отношение к своим предметам и требовательность. На их уроках невозможно услышать посторонние разговоры, а ученики, привыкшие списывать, у них быстро начинают учить. Гуманитарии ликуют, когда попадают к кому-то из них, те же, чей удел физика и математика или химия и биология, мысленно проклинают всё и вся.
— И всё же в расписании написано, что сейчас в этом кабинете обществознание.
— Я не отрицаю, что это может быть так, но в том же расписании указано, что сейчас в этом кабинете история.
— Я уверен, что правильно переписал время моих уроков и кабинеты.
— Могу сказать то же самое.
Обстановка накаляется. Поединок происходит не на словах, его можно только прочувствовать или заметить малую часть во взглядах учителей. Скоро урок закончится, и подойдут два класса. Если так продолжится…
Но находится третья сторона. И, пожалуй, вовремя.
— Как же хорошо, что вы всегда приходите раньше. Сейчас объясню, почему так произошло…
Спаситель — Ии Наомаса. Вообще он преподаёт естествознание и биологию с географией, если учителей не хватает, но сейчас из-за отсутствия непосредственного начальства его, по всей видимости, оставили за главного. Как бы ни старался Наомаса выглядеть суровым, у него это не получается в полной мере: при разговоре чувствуется что-то неладное, но что именно понимают только те, кто хорошо разбирается в людях или неплохо знает его. Может, это влияние воспитания, а может, Ии по природе такой добрый и скромный. Все знают, что он сын Ии Наоторы, но никто не знает родной или приёмный: они очень похожи внешне, но вопрос всё ещё остаётся открытым, так как разница в возрасте неизвестна — да и что им мешает оказаться тётей и племянником в результате? Кстати о внешности и возрасте — Наомасу ученики иногда принимают за старшеклассника или студента на практике, и только когда он начинает у них преподавать, понимают, что тот учитель. Преподаёт он неплохо, но подхода к детям пока не нашёл, поэтому те его как-то и не оценивают: даёт материал и всё. И хорошо, когда нужно вести естествознание у старших классов, потому что биология у средних — это просто ад: были случаи, когда Ии, не справившись с ситуацией, просто уходил из класса. Вот и сейчас ему достались обязанности, с которыми он с трудом справляется. Но всё же справляется.
— … При внесении данных возникла ошибка. История пройдёт… — посмотрев на листы, Ии указывает на соседнюю дверь. — В этом кабинете! Хорошо ещё, что этажи не напутаны.
Уэсуги одаривает противника победным взглядом.
— Что ж… Во всяком случае, мы оба правильно прочли расписание… — заключает Такэда и медленно идёт в свой кабинет.
На миг Наомаса теряется, но, что-то вспомнив, убегает дальше. Происшествий хватает, и исправлять одно было уже поздно, так что ему остаётся лишь придумывать новые описания сломанному будильнику и надеяться на то, что другие учителя смогли каким-либо образом сами решить проблему.
Так и было. Учитель биологии и учитель истории и обществознания объединились и проводили совместный урок. Ии успевает понять, что материал о классификации животных соединялся с историческими фактами, но дослушать мифы о лисах ему не даёт пронзительный взгляд рассказчика, недвусмысленно объясняющий, что их владелец думает о нарушителе и куда тому следует идти. Второй учитель смотрит понимающе и жестом просит прикрыть дверь. Так Наомаса и поступает. В ожидании конца урока он прислоняется к стене, стараясь расслышать, как подаётся материал.
Только раздаётся звонок, из кабинета выскакивает учитель истории и обществознания и, хватая отвечающего за порядок в отсутствие начальства, тащит того за угол.
— Мне казалось, у Вас всё под контролем. Объяснитесь, — требует он громким шёпотом.
Ишида Мицунари вообще не любит беспорядки. Возможно, потому что начинал учиться на математика, и получил бы это образование, если бы был не настолько разбирающимся в этой области и молчал — но вышло так, что пришлось менять профиль. В общем, неординарный человек. Мицунари и преподаёт по особенному: сегодня даёт основной материал, завтра соглашается рассказывать интересные, но бесполезные факты, а в субботу может и вовсе включить фильм по теме. Поэтому те, кто решает сдавать историю и обществознания, просятся к Такэде или Уэсуги. Зато ученики, у которых эти предметы только появляются или не профильные, очень тепло к нему относятся. Для Ишиды важны тишина и результаты контрольных, поэтому на некоторых уроках он позволяет заниматься посторонней деятельностью: делать домашние задания на другие уроки, переписываться, рисовать… К слову о рисунках — их у учителя скопилось много, так как отказаться от такого проявления благодарности Мицунари не мог. И несмотря на все странности в преподавании, его ученики знают восемьдесят процентов информации, нужной для сдачи экзамена, потому что вопросы для контрольных он берёт оттуда.
— Почему Вы не сообщили вовремя?
— Я не думаю, что он сможет что-то объяснить, если Вы без остановки будете задавать вопросы. Давайте просто послушаем, — заступается за Ии учитель биологии.
Отличное чувство юмора и невозмутимость делают из него как хорошего учителя, так и замечательного подавителя конфликтов. Казалось, Шима Сакон всегда оказывается поблизости от разгорающихся споров учителей, но сам он отшучивался, говоря, что в нормальной школе противоречия между учителями подстрекают к конкуренции и ведёт к повышению уровня образования и не странно, что его они тоже касаются. На уроках же эти качества помогают смягчать обстановку и избегать мелких нападок учеников — а биология даёт поводы для шуток и неудобных вопросов. В силу этого уроки проходят весело. Однако проверяет Сакон неожиданно, и в такие дни никто особо не смеётся, зато информация отлично усваивается и запоминается, а экзамен по биологии после этого перестаёт страшить.
— Благодарю. Возникло небольшое недоразумение. Сегодня у Вас, Ишида, нет уроков.
— Замечательно… — шипит в ответ Мицунари.
— Ну, всё не так плохо! — перебивает Сакон, спасая учителя истории и обществознания от последствий слов. — Мы провели очень познавательный и интересный урок, и я считаю, что подобный опыт полезен. И Ваша идея вполне может перерасти в новаторский метод преподавания.
Смутившись, Ишида Мицунари цыкает и скрывается.
Шима Сакон, извинившись, тоже уходит. Вот только следовать за катализатором большинства конфликтов не собирается — сейчас это только вызовет взрыв. Вместо этого он решает проведать одного своего коллегу.
— Ну, и как Вам первый день в школе?
Другой учитель биологии всё бы отдал, чтобы не слышать этот вопрос. Он так же молод и неопытен, как Ии Наомаса, но, в отличие от последнего, быстро загорается решимостью и не менее быстро теряет её в случае, если всё идёт не совсем так, как планировалось. Вот и сейчас молодой учитель находится в «критическом» состоянии.
Такая особенность реакции Шимадзу Тоёхисе то помогала, то мешала ещё во время учёбы, когда он только загорелся идеей преподавать биологию. Иллюзий в его представлениях о данной профессии было много, да и сейчас, наверное, некоторые ещё не развеялись, но как можно принять другое решение, если твой наидостойнейший соперник выбрал эту стезю? С Ии Наомасой они и учились в этой школе, и позже вместе обучались на одну специальность. Не было ни дня, когда Тоёхиса забывал выведать оценку у Наомасы. Правда, соперничество было, скорее, односторонним — Ии или не интересовался конкуренцией, или делал вид, что не интересовался ей. Успех был попеременным. Но то была учёба, и Шимадзу не терял уверенность в себе, так как всегда знал, что нужно сделать, чтобы выиграть завтра. Сейчас же он теряется.
Тоёхиса продолжал молча буравить взглядом учебник, и Сакон решает приободрить того:
— В первый день у многих возникают трудности, и это вполне естественно… — начинает он, но его прерывают.
— Вот именно — «естественно»! — практически выкрикивает Шимадзу, резко подорвавшись со своего места. — А что естественно, то не безобразно, да? Из-за этого я и думаю, что могу не справиться со своими обязанностями… — бормочет он и обессиленно стекает обратно на стул.
Сообразив, в чём дело, Шима заходит с другой стороны:
— Не думаю, что Вам стоит сомневаться в себе, ведь Вы всё же остались в классе и довели урок до конца.
— Да… Но урок прошёл напряжённо, — отзывается Тоёхиса.
— Возможно, это только Вам так показалось, — Шимадзу Тоёхиса наконец поднимает взгляд на Сакона. Отметив, как в молодом учителе крепнет вера, Шима продолжает: — И я считаю, что, когда возникают трудности, не нужно стыдиться и скрывать это, иначе для чего ещё в школах работают более опытные учителя? Если Вам понадобится совет, можете обратиться ко мне.
Решимость полностью возвращается к Тоёхисе, и он неожиданно для себя выпаливает:
— И всё-таки преподавать анатомию подросткам — тот ещё ад!
— Ещё какой! — улыбается Сакон.
Оставим этих двоих обсуждать все прелести переходного возраста и посмотрим, что происходит в других кабинетах.
А с похожим мы уже сталкивались — закрытая дверь в кабинет, когда идёт перемена, здесь означает только одно. Давайте-ка снова подглядим: всё равно распространяться о том, что станет известно, нам ни к чему, так что хоть удовлетворим своё любопытство.
— Я понимаю, что в начале учебного года такой разговор может повлечь ненужные предрассудки, но теперь, когда пришёл новый учитель, откладывать больше нельзя.
Два учителя сидят за последней партой напротив друг друга: один опустил голову на сцепленные руки, второй же откинулся на стул, насколько это было возможно. Оба понимают необходимость этого обсуждения, но никто не хочет начинать.
— Как думаешь, кого из нас уволят?
Вопрос задаёт второй. Казалось, что он не чувствует, что эта ситуация как-то относится к нему и тот факт, что они оба учителя естествознания, которые также могли преподавать биологию и географию, для него ничего не говорит. Однако же на деле всё куда сложнее, чем кажется.
На самом же деле Шибата Кацуэ осознаёт, что он с Адзаи Нагамасой в равном положении. Они преподают в этой школе ещё со времён первой эры. И хоть Токугава старается возвращать учителей, которых выгонял первый встряхнувший эту маленькую организацию директор, риск увольнения был, особенно, после того, как пришёл Ии, а вслед за ним и Шимадзу, — стало слишком много учителей даже на три специальности. И Кацуэ, и Нагамаса знали, что особенным их преподавание нельзя назвать: оба прекрасно могли объяснить материал, но не старались заинтересовывать учеников, для которых предмет был скучным. Превосходные для тех, кто любит их предмет, и «ни о чём» для тех, кому не интересны естественные науки. Так бы спокойно они и преподавали, если бы не начали появляться новые учителя, в которых углядывался потенциал. При других обстоятельствах эти двое и не заговорили бы друг с другом — слишком много личных причин, к примеру, оба любили Оичи, и она отдала предпочтение Нагамасе, хотя её брат не поддерживал этот выбор и пытался найти хоть малейший промах, за который можно того уволить (подробности — отдельная история, которую мы сегодня вряд ли услышим); Кацуэ сначала пытался воспользоваться этим обстоятельством, но выслушав тогда ещё учителя начальных классов, отступил. Сейчас же ни Шибата, ни Адзаи не могли найти кого-то более подходящего, чтобы поделиться переживаниями.
— На самом деле мне кажется, что уволят нас двоих… — глухо произносит в ответ Нагамаса.
Такое предположение ожидаемо, но оно всё равно застывает у Кацуэ неприятным комом в горле. Он смотрит на расстроенного Адзаи и впервые чувствует что-то помимо гнева и зависти к этому человеку. Принимая реальность, Шибата прикрывает глаза и задаёт следующий вопрос:
— Есть, куда идти?
— Понятия не имею, где смогу работать… — вздыхает Нагамаса. — Я уже привык и к профессии, и к месту… Да ты и сам это ведь понимаешь, да?
Кацуэ молчит.
— Вот что! Это же не конец жизни. Можно поменять школу или попробовать себя в другой роли, например, воспитателя. Человек ко всему привыкает, и мы привыкнем. Просто с честью встретим нашу участь, а дальше будь что будет. Может, это и вовсе к лучшему, — заключает, не дожидаясь реакции от Шибаты, Адзаи.
Но несмотря на то, что решение принято, никто не спешит уходить.
Напряжение бы росло и дальше, если бы в класс вихрем не залетел учитель географии. По его виду можно было предположить, что он не так давно проснулся и наскоро собрался: всклокоченные волосы, под глазами мешки, рубашка не глажена…
— Что тут за последний пир? Я кабинетом часом не ошибся? — он проверяет номер на двери ещё раз и, кивнув, направляется к учителям. — Чего случилось-то?
Выдвинутое ранее предположение о причине такого внешнего вида учителя географии отчасти верное. Мужчина действительно не так давно проснулся. Но спал в поезде. Маэда Кэйдзи как всегда не упустил возможность выкроить время для очередного путешествия, но в этот раз он ограничился территорией своей страны и собственно составленным маршрутом. Благодаря своей необычной внешности и росту в два метра Маэда умудряется в любой стране выглядеть иностранцем, что, однако, его не смущает. Иногда даже это на руку — люди завлекают разными легендами посмотреть на какую-либо достопримечательность. Кэйдзи всегда проверяет легенды, и у него уже скопился целый список придуманных не так давно или ошибочных, коим он делится со своими учениками. Правдивые, сохранённые с давних пор истории Маэда же вносит в электронную карту мира, которую составляет сам, — при масштабировании проявляются отметки с названием мест, а под ними истории и легенды, связанные с ними, — проект, которому не видно конца. И хотя сам Маэда Кэйдзи не уделяет должного внимания ученикам — не следит за оценками, на поведения внимания не обращает, — они всегда преуспевают. Заражаясь энтузиазмом исследователя, все, кому посчастливилось попасть на географию к этому учителю, и сами изучают разные аспекты местностей в силу своих возможностей и на каждом уроке рассказывают новые истории о создании городов и формировании их названий. Так анализ включает в себя не только географию, но и историю с биологией, а грандиозный проект превращается в групповую работу. Но из-за увлечения изучения мира Маэда не так часто бывает в школе — даже проводит дистанционные уроки, которые представляют собой онлайн-экскурсии и беседы, — и каждый раз, когда он возвращается, что-то меняется. В этот раз он пропустил приход новых учителей.
Кэйдзи терпеливо ждёт ответа, но Шибата и Адзаи продолжают молчать и угрюмо смотреть в никуда. Тогда Маэда меняет свой вопрос:
— Что я успел на этот раз пропустить?
— У нас парочка новеньких. Один пришёл под конец того учебного года, второй только сейчас… — хмуро отвечает Кацуэ.
— И вы что, думаете — поэтому вас уволят? — усмехается Кэйдзи. — Бред же!
— А ещё сегодня директор со своим помощником уехал, и никто не знает, куда и для чего… — добавляет Нагамаса.
Поняв, что ситуация гораздо серьёзней, учитель географии перестаёт улыбаться:
— Нет, не думаю, что кого-то уволят, а тем более вас со стабильными результатами. Да и стал бы директор уезжать — ещё и с помощником, — чтобы решить, нужно ли кого-то увольнять? — слова возымели действие: учителя задумываются. Маэда Кэйдзи делает паузу, решая, нужно ли дальше говорить или нет, и всё же продолжает: — Как бы это сейчас ни прозвучало, но мир меняется. Меняется и система образования. Скорее всего, директор с помощником отлучился именно поэтому.
— А Вы случайно не знаете, что именно происходит с системой образования? — интересуется оживившийся Адзаи.
— Не совсем… Всё же я, когда путешествую, не это выбираю целью. Но если говорить в целом, то сейчас происходит формирование новых специализаций. Требуются люди, которые разбираются не в одной области. И думаю, что вам может грозить, так это повышение квалификации и обучение новой специальности. Как и многим нашим учителям, в прочем.
Как-то неуютно стало… Наверное, не нужно было так любопытничать, но мы узнали очень ошеломляющую информацию. Предлагаем снова выйти на улицу, чтобы осознать масштаб происходящего.
Ясное небо снова расстилается над нами. Солнце уже в зените, так что наденьте солнцезащитные очки, надвиньте головные уборы и вперёд! О, уже и голоса слышны.
— И почему дети должны этим заниматься?
— С этим они справятся. Я в десять уже сам мог соорудить скворечник, а они и того старше. Не о чем волноваться.
— Простите, но не все дети такие же, как и Вы. И они делают лавки…
— Тем проще.
Аргументы против такой уверенности женщина найти не может. Да и любой не смог бы переубедить этого мужчину, вид которого говорит, что тот полностью контролирует ситуацию и знает пределы возможностей каждого. И ученики, похоже, неплохо справляются с этим заданием.
Но лёгкое беспокойство никак не хочет отпускать Хаякаву. Это состояние стало почти обычным с того момента, когда она начала работать учителем. Такие черты, как заботливость, спокойствие и восприимчивость к чужим радости и горю, делали из молодой женщины прекрасного учителя, но все ожидали, что она станет учителем начальных классов. И образование у Хаякавы было на эту специальность, и её опыт работы няней, и даже родители желали отдать своих детей в её класс. Но у директора был другой взгляд. Поэтому она стала учителем труда у девочек. Первое время Хаякава считала, что не справится, и лишь стойкость помогала ей не волноваться слишком сильно. А потом учитель осознала, что бояться здесь нечего. Девочки приняли её тепло, очень хотели научиться шить и готовить сами и постоянно спрашивали, как правильно делать. Это так тронуло сердце Хаякавы, что она посоветовала своей подруге, Кай, приходить в школу и проводить аэробику, хотя тогда ещё не догадывалась, что школа станет вторым местом работы для фитнес-тренера.
Слова директора перед отъездом насторожили учителя труда, но, в чём дело, она узнала только пятнадцать минут назад. Оказалось, под «совместной работой» подразумевались сборка и покраска лавок. Теперь Хаякава понимает, почему её осведомили лишь частично.
А вот учитель труда у мальчиков, Шимадзу Ёшихиро, вообще не представляет, что такого страшного может быть в сборке лавок — ничего пилить же не надо!
Он пришёл работать во вторую эру, когда школа не боялась экспериментировать. И это был тот ещё риск, потому что педагогического образования у Шимадзу не было. Зато тот прекрасно умел мастерить что-то полезное практически из ничего, даже ходили слухи, что он всё, что угодно, сам может изготовить, пока тот сам их не опроверг — нужной аппаратуры не было. Ёшихиро и дальше бы изготавливал деревянные игрушки и марионетки, если бы это случайно не заметил бывший директор. Правда, с наступлением третьей эры всё равно пришлось пройти педагогические курсы. Но позицию Шимадзу никто не оспаривает: пусть временами он суров, но практические навыки у него получают все без исключения. И ученики, которые сначала почти ненавидели учителя, дарили тому что-то, сделанное своими руками, когда покидали школу. Сентиментальным Ёшихиро не был, а вот практический ум подсказал, что работы нужно сохранить. И не прогадал — нынешний директор решил расширить территорию школы и отвёл участок под будущий парк.
Пока помощь не требуется, Шимадзу просто наблюдает, как продвигается работа. Хаякава тоже не вмешивается — девочки очень даже творчески подошли к простой покраске скамеек, и при том краска у них ложится ровно, так что беспокойства были излишними.
Чтобы как-то отвлечь себя от волнения, женщина решает полюбопытствовать:
— Вопрос может показаться неуместным, так что можете не отвечать… Это правда, что всё-таки подарок от одного ученика Вы оставили себе?
Ёшихиро смотрит на Хаякаву, и та начинает сомневаться, что вопрос можно было задавать. Однако мужчина только медленно переводит взгляд обратно на детей. Наступает молчание, и женщине становится неловко.
— Не совсем, это раньше было… — тихо отвечает Шимадзу. — Часы… Славно сделаны.
— А кто?.. — молодая учитель труда тут же прикрывает рот ладошкой, коря себя за то, что не смогла остановиться раньше.
— Племянник… — тут же бормочет Ёшихиро.
Говорить что-то Хаякава боится — как бы не испортить всё. Да и не нужны тут слова. Хватает лишь осознания, что этот суровый человек всё же хранит нежные чувства.
Однако идиллию нарушает приход ещё одного класса.
— Простите нас, пожалуйста, что потревожили. Нам не досталось кабинета, и Ии сказал, чтобы мы помогли вам.
Трудно было поверить, что говоривший — учитель, да ещё и мужчина. Ещё невероятнее казалась информация, что он застал первую эру, а не как та же Хаякава, пришёл недавно. Мори Ранмару не выглядит на свой возраст, и если путать его пол ученики кое-как перестают, то обращаться иной раз на «ты» продолжают до самого выпуска. И предмет Ранмару выбрал довольно странный — основы безопасной жизнедеятельности. Хотя его осторожность, учтивость, вежливость и аккуратность позволяют ему эффективно избегать разных опасных ситуаций — эту же модель он показывает детям, но не настаивает на её принятии. И ученики, и их родители запоминают Мори как самого доброго и отзывчивого учителя средних и старших классов. Если требуется какая-то помощь, он всегда старается её оказать, даже если дело совсем не касается его предмета или даже обучения в целом. Поэтому утверждение, что это Ии предложил помочь классам, ушедшим на труд, в сборке и покраске лавок, кажется сомнительным.
— Стало быть, у вас урок пропал? — интересуется Шимадзу.
— Не пропал… — качает головой Мори. — Его изначально не должно было быть, но в расписание он почему-то внесён. Ии уже третий урок разбирается, какие уроки и когда должны быть. А ещё не известно, кто это расписание составлял…
Класс Ранмару разделяется и присоединяется к классам Хаякавы и Шимадзу. Учитель основ безопасной жизнедеятельности не помогает распределяться — знает, что дети самостоятельные и с такой простой задачей справятся легко. К тому же он короткими объяснениями успел заинтриговать учителей труда, и даже если бы хотел помочь детям, не смог бы.
— То есть расписание составлял не Хонда? — в один голос, лишь с разной интонацией спрашивают Хаякава и Ёшихиро. Переглянувшись, они решают, что продолжит один, и эту задачу берёт на себя Шимадзу. — А хоть какие-нибудь предположения, кто это делал вместо него, имеются?
— Н-нет… — даже заикается от такого напора Мори.
Искорка, зажёгшаяся в глазах Шимадзу Ёшихиро пару мгновений назад, потухает. Он и не стремится скрыть своей разочарованности.
— А ведь даже хорошо, что не ясно, кто наделал столько ошибок при составлении расписания… — неожиданно для учителей вновь подаёт голос Ёшихиро. — Можете себе представить, что было бы, если б возникли подозрения на директора? Ишида был бы вне себя от радости, и точно что-нибудь учудил бы…
— В этом Вы правы… — почти шепчет Хаякава.
Мори Ранмару неловко мнётся, но всё-таки решает сказать:
— Вам, должно быть, очень интересно узнать, кто же сумел сделать столько ошибок, но, к сожалению, я не успел спросить это у Ии. Думаю, он может знать ответ на этот вопрос…
— Не волнуйся. Мы знаем тех, кто может обладать такой информацией. Собственно, те же имена будут и в списке подозреваемых…
— Это ведь не расследование…. — мягко останавливает рассуждения на эту тему Хаякава.
Шимадзу не рад этому, но и сам понимает, что лишние слова могут привести к неприятным последствиям. Однако новый вопрос отвлекает его от мрачной задумчивости, и он так резко разворачивается к Мори, что тот отшатывается.
— Погоди, а что с двумя другими учителями, которые также преподают основы безопасной жизнедеятельности?
— В-вас интересует, не отменили ли у них уроки? Насколько знаю, сегодня в это время должен быть только один урок по основам безопасной жизнедеятельности. Так как несколько классов остаются без кабинета, расписание требует полного пересмотра. А пока учеников распределяют на другие занятия — слышал, что сегодня пришли все учителя физкультуры, так что часть точно отправят туда. Если же некуда, то учителя сами должны будут придумать, как занять класс. А Вы почему спрашиваете?
Поджав губы, Ёшихиро переводит взгляд на учеников и тихо говорит:
— Скоро поймёшь. И лучше готовься ко всему.
Тут Ранмару осознаёт, что имеет в виду учитель труда и не сдерживает сдавленного вздоха. Хаякава не знает, что вызвало такое напряжение у двоих учителей, но спросить не решается — лучше подождать и узнать, чем раньше времени волноваться.
А мы уже знаем, где нам просто необходимо сейчас быть. Чего мы ждём? Вперёд!
Пока на втором этаже тихо. Что ж, зайдём на урок основ безопасной жизнедеятельности — ни учитель, ни дети не будут против.
— Сегодня такой замечательный день, так не хочется омрачать его чем-то тяжёлым… Поэтому предлагаю вам обсудить, на какие темы мы поговорим, а потом выберем две или три самых интересных.
В прочем, ничего нового. Ишикава Гоэмон всегда начинает урок подобным образом. Иногда это «сегодня же праздник», чуть чаще «ну скоро же праздник» или «не так давно был праздник», но в основном звучит «сегодня такой прекрасный день» или «день и так не особо радостный». Но и предмет предназначен, скорей, для общего развития, поэтому Ишикава и не видит необходимости строго следовать программе. Этим он и нравится ученикам, поэтому в ответ те не рассказывают, что на уроках совсем не следуют программе, так что директор до сих пор не знает о своеволии учителя. В защиту Гоэмона можно сказать, что нужный материал он всё же даёт, просто не в той форме, к которой все привыкли. Бывает, что материал подаётся через истории из жизни, а проблем Ишикава успевает наживать каждую неделю, и все они связаны с директором первой эры, который сейчас преподаёт химию. Да, кое-что остаётся неизменным и по сей день.
— Учитель, мы решили выбрать одну тему, но разобрать её полностью. Нам бы хотелось поговорить о недавнем теракте… — подаёт голос староста.
— Серьёзная тема… Но если вы так хотите, то конечно!
Ишикава рассказывает не только про причины теракта, но и о том, как себя вести в разных опасных ситуациях. Обсуждение способов поведения даже переходит на более простые ситуации вроде неожиданного нападения с целью ограбления — так учитель постепенно уходит от глобальных проблем, чтобы не нагружать подростков, — когда раздаётся характерный хлопок.
— Это был взрыв?! — вскрикивает кто-то из учеников.
Из-за того, что рассказ про теракт предшествовал этому, все впадают в лёгкую панику. Но Гоэмон берёт контроль над ситуацией в свои руки:
— Мы же находимся под кабинетом химии. Это такой опыт, не о чем волноваться.
Класс успокаивается, но тут же раздаётся более сильный хлопок. Ишикава, решив проверить, в чём дело, выходит из кабинета и направляется к лестнице. Страх заставляет учеников сомневаться, но любопытство всё равно берёт верх, и они выглядывают в коридор. Не только этот класс обеспокоен происходящим — учителя всего этажа вышли и непонимающе переглядываются между собой.
Необычный звук дал повод для очередного спора двух противников:
— Как думаете, Уэсуги, этот хлопок всего лишь химическая реакция опыта или сегодня, и правда, необычный день, что на нас решили напасть?
— Думаю, Ваши варианты не верны, Такэда.
— А мне кажется, что последний вариант не так далёк от истины, учитывая, что у двух классов пропал урок основ безопасной жизнедеятельности, а Ишикава ушёл проверять, в чём дело.
Уэсуги Кэншин молчит.
Слышатся чьи-то торопливые шаги — кто-то спешно сбегает с лестницы. Когда появляется Ишикава Гоэмон, все учителя вопросительно уставляются на него. Тот махает рукой и стремится скрыться в кабинете, попутно бормоча:
— Я влезать в это дело не буду…
Шима переглядывается с Шимадзу, и после неуверенного кивка второго, идёт к лестнице. Там Сакон почти врезается в бегущего с первого этажа — похоже, звук дошёл и до туда — Мицунари. Шипя что-то себе под нос, учитель истории и обществознания одаривает недовольным взглядом уже поднявшего в примирительном жесте руки Шиму и, немного остывая, спрашивает:
— Какого чёрта ту происходит и почему с этим никто не разбирается?
— Как раз иду проверить! — весело отзывается Сакон. — Вот только то, чему я был свидетелем, говорит, что это вполне обычная ситуация.
Мицунари непонимающе вскидывает бровь, но, заслышав шаги, оборачивается и тут же вникает в происходящее. По лестнице сбегает Мацунага Хисахидэ, ещё один учитель основ безопасной жизнедеятельности, да так резво, что Шима мягко отодвигает Ишиду за плечи, чтобы освободить путь. Только Мацунага скрывается на первом этаже, учитель биологии получает лёгкий удар кулаком в грудь.
— Извините… Что же всё-таки случилось? — спрашивает Шимадзу Тоёхиса, выглядывая на лестницу.
— Как обычно — Мацунага Хисахидэ! — громко заявляет Шима и возвращается в класс.
Учителя, потеряв всякий интерес к происходящему, следуют его примеру. Только Тоёхиса не понимает, почему все так спокойны, и продолжает торчать у лестницы, ошарашенно смотря в глаза оставшегося Мицунари.
— Возвращайтесь, я с этим разберусь, — уверяет Ишида и спускается на первый этаж.
Шимадзу смотрит вслед, пока тот не скрывается, и неуверенно идёт к ученикам. События его первого дня на этом рабочем месте становятся всё более запоминающимися.
Раз уж мы упомянули Мацунагу, то следует рассказать о нём более подробно — да и событие интереснее того, что случилось только что, вряд ли предвидится. Поэтому поторопимся.
Наверное, более скандальной личности не существует. Причины не известны, но Мацунага Хисахидэ питает особую страсть сталкивать других учителей друг с другом и подставлять новеньких вплоть до увольнения — так, пусть на короткий срок, Адзаи Нагамаса потерял своё место (его вернули просьбы Оичи). Жертвами становятся почти все: интриг избегают лишь те, кто появляется только на уроках и старательно избегает встречи с бывшим учителем химии. Да, в первую эру он преподавал химию — довольно интересно, но без упора на подготовку к экзамену, — а потом его место занял директор, который удерживает новую должность до сих пор. Одно ясно — пристрастие Мацунаги никак не связано со смещением на другую должность, так как оно наблюдалось и ранее. Ученики тоже не остаются без внимания. Каждый урок у Хисахидэ классы сидят наготове, потому что с ним никогда не знаешь, чего ждать. Один раз он умудрился протащить на урок гадюку — где взял, как та не его укусила и в целом зачем это было, никто так и не догадался. Вот и сейчас учитель основ безопасной жизнедеятельности провёл внеплановое практическое занятие, которое заставило несчастных побелеть.
О, Мицунари сумел догнать Хисахидэ! Что ж, со слов самого учителя всё будет куда достовернее, чем с наших.
— Уважаемый Мацунага Хисахидэ, что Вы на этот раз устроили?!
— А разве это ваша работа — разбираться с тем, что «устраивают» другие учителя, Ишида?
Возразить нечего — Хисахидэ абсолютно прав и не в правах Мицунари разбираться с этим происшествием. Однако и сдавать позиции учитель истории и обществознания не готов. Поэтому Ишида не удерживается от сарказма:
— Да, моих прав в этой ситуации немногим больше, чем ваших на использование химических веществ. — Мацунага недовольно хмыкает, но отвечать не торопится и внимания на взгляд, который посылает Ишида Мицунари, не обращает. Особого терпения у Мицунари нет, поэтому он сдаётся: — Хорошо, можете ничего не объяснять. Я дождусь перемены и поговорю с учителем химии, у которого Вы эти вещества брали. И поверьте, я не ошибусь.
— Неужели Вы пытаетесь меня запугать? Не получится. Но позвольте Вас предупредить — такой интерес к чужим делам ведёт к плачевному концу. Или Ваше стремление узнать, что произошло, имеет другое основание?
— Не могу сказать, что это праздный интерес… — немного подумав, отвечает Ишида. — Я считаю, что такие методы преподавания опасны и потому не допустимы.
— Но это не связано с Вами напрямую, — Ишида Мицунари молчит. — Понятно. Так уж и быть, удовлетворю Ваше любопытство: я наглядным примером объяснил своим ученикам, насколько опасными могут быть химические вещества, а также показал, как справляться с последствиями реакции. Увлекательная история, не правда ли? Стоит упоминания на ваших уроках.
— Но у Вас же сняли этот урок?
— Ну, а Вас сегодня вообще быть не должно. А учеников оставлять без наблюдения нельзя — расписание оказалось неверным и для них.
— Однако это не даёт Вам право…
— Использовать химические вещества в своих целях без ведома наших дорогих учителей химии или лаборанта, — перебивает Хисахидэ. — Знаю. А также знаю, что Вам не хочется уступать, поэтому давайте остановимся на этом и разойдёмся — мне ещё кое-что сделать нужно.
Ишида Мицунари неожиданно ухмыляется:
— Например, найти класс, который предусмотрительно сбежал от Вас после первого опыта, да?
— Как.?
— На первом этаже хлопки были еле слышны. Зато я столкнулся с учениками, когда проходил холл. Не стоит волноваться, я их оставил под присмотром учителей физкультуры. Хоть какая-то польза с ошибок в расписании — они все пришли.
Кивнув, Мацунага Хисахидэ развернулся в сторону столовой.
— Погодите, — отвлекает его Ишида. — Раз уж всё свелось к расписанию, то спрошу ещё и у Вас: Вы случайно не знаете, кто его составлял?
Мацунага корчится, бросает в ответ что-то вроде «не интересует» и, махнув рукой, уходит. Вздохнув, Мицунари уходит обратно в библиотеку — где ещё можно с пользой провести время и узнать о необычных шумах (сам бы он ни за что не различил хлопок), как не в этом царстве тишины?
Звонок возвещает о конце третьего урока, а значит, нам нужно смотреть в оба и быстро уворачиваться, чтобы не столкнуться с учениками. На переменах здесь всегда так весело, особенно, когда директора нет. Ну, а мы продолжаем.
Вам не кажется, что мы попали в другое измерение, зайдя в этот кабинет? Занавешенные окна, ни одной парты — можно заметить лишь учительский стол. Но включим свет! Теперь понятно, что непонятная куча в углу — мольберты, а напротив сложная постановка, состоящая из опрокинутой корзины, связки бананов, пары яблок, кувшина и стакана молока. Обратите внимания и на количество выключателей — можно включить каждую лампу отдельно. А доска? Да на ней же плакаты с основными параметрами человеческого тела, правила построения перспективы и деления предметов на формы! Мы уверены, что если поискать, то обнаружатся ещё и планшеты для пленэра. Есть что-то необычное в обстановке: она хаотична, но не без шарма, и спокойствие охватывает, когда находишься здесь.
В кабинет бесшумно входит женщина, красивая, дополняющая пространство. Она неспешно и грациозно обходит всё помещение, поправляет шторы, осматривает постановку и чуть-чуть сдвигает яблоко, а затем занимает место за столом, доставая толстый блокнот.
Но любит свою работу. Её с детства привлекала особая, иногда неуловимая красота предметов и живых существ — настолько, что и сама выглядела необычно. Все вокруг были уверены, что Но свяжет свою жизнь с творчеством, и это ожидание оправдалось. Она отучилась на графического дизайнера, поработала на фирмы, придумывая оформления рекламных стендов, устала и получила педагогическое образование. Однако сама рисовать не перестаёт — и во время уроков, когда её помощь не требуется, — и иногда даже продаёт дизайны и выполняет работы на заказ. Да и учитель из Но хороший: от учеников не требует больше, чем они могут, помогает, объясняет, теории не требует. На ней клуб искусств, и хотя она больше любит академический рисунок и живопись, обучает желающих скульптуре и прикладному искусству, а способным советует знакомых преподавателей. Правда, Но злится, когда кто-то несерьёзно относится к её предмету, так что не стараясь хорошую оценку у неё не получить.
Женщина успевает только наметить контур будущей зарисовки: открывшаяся дверь заставляет её закрыть и убрать блокнот. На вошедшего она смотрит удивлённо и с долей неприязни.
— Мне казалось, что на этой неделе у Вас занятий нет, — говорит Но, не сводя с нарушителя глаз.
— И Вам доброго дня, — отвечает мужчина, окидывая скептическим взглядом кабинет.
Этого человека не любит не только Но. В школе нет ни одного ученика, который бы предпочёл, чтобы уроки изобразительного искусства вёл он. Работа искусствоведом и любовь к истории искусства, сочетающиеся с требовательностью, в глазах детей превращают Сасаки Кодзиро в демона. Классов ему не назначают, но на отдельные занятия охотно приглашают, и тогда спокойные уроки с короткими объяснениями и практикой сменяются на тонны никому не нужной, но расширяющей кругозор теории и истории. В такие дни даже те ученики, кто за спиной называют Но змеёй, резко меняют к ней отношение — однако не надолго. Сасаки недолюбливают и привыкшие подчиняться отличники — слишком высокомерным и искусственно театральным он им кажется. Да и родители, видевшие Кодзиро — а пересечься с ним довольно сложно — не восприняли его позитивно из-за экстравагантной внешности. Только некоторые учителя и директор относятся к этому мужчине с симпатией или интересом.
И всё же ненависть Но к Сасаки не была односторонней. Если бы они оба не были связаны с изобразительным искусством, то, скорее всего, нашли бы много общего и даже стали хорошими приятелями. Однако всё сложилось по-другому.
— По какой причине Вы сегодня пришли? — без интереса спрашивает женщина. — Неужели ошибки в расписании коснулись и изобразительного искусства?..
Сасаки Кодзиро улыбается почто по-дружески:
— Ох, нет. Меня пригласили в школу не для того, чтобы я провёл урок. Позже директор сделает объявление, и потому здесь все учителя — видимо, тот, кто составлял расписание, неправильно понял и втиснул всех, кого мог.
— Но объявление будет после уроков. Не слишком рано ли Вы пришли?
— Верно… — в глазах мужчины появляются искры злобы. — Я пришёл, как только освободился, чтобы посмотреть, как Вы обучаете детей.
От такой наглости Но на мгновение теряет возможность дышать, но нарастающий гнев приводит её в чувства. Она уже приготовилась высказать всё на этот счёт, но Сасаки, раздвинув шторы, сосредотачивается на происходящем за окном, всем своим видом показывая, что это не обсуждается. Ступор и новая волна гнева — Но почти хватает мужчину за плечо, чтобы повернуть к себе или вовсе вышвырнуть из кабинета, однако и тут ей везёт, и Кодзиро сам спешно покидает кабинет. Опешившая от такого поворота событий, даже не успев порадоваться, что не придётся объясняться перед директором за неуважительное отношение к искусствоведу, женщина выглядывает в окно.
Вид на стадион. В ожидании следующего класса Кай беседует с Юкимурой, а Мусаши неспешно прогуливается. Но решает спросить последнего, так как он оказался ближе всех, и открывают окно:
— Прошу прощения… — мужчина тут же вскидывает голову. — Миямото, Вы случайно не знакомы с Сасаки?
— Что? Да… А почему Вы так неожиданно об этом спрашиваете?
— Он только что выбежал из кабинета, хотя собирался остаться на урок.
— Чёрт… — тянет Мусаши и звучно прикладывает руку ко лбу. — Только этого не хватало!
Миямото разворачивается и собирается бежать, но женщина его вновь окрикивает:
— Подождите! Раз уж он так интересуется Вами, не могли бы Вы его задержать хотя бы на этот урок? Он точно не даст мне спокойно работать, а за урок я хотя бы успею подготовиться к его критике.
— Прикажете весь урок слушать доводы, что его фехтование лучше, и устраивать спарринги для проверки? Ладно, что-нибудь придумаю…
И Миямото Мусаши возвращается к другим учителям, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Но запоминает о своём враге новый факт и ещё раз проходит по помещению, проверяя, может ли она объяснить необходимость каждого объекта, — о блокноте можно забыть до конца учебного дня, и это огорчает.
Продолжаем знакомство с искусством — по соседству находится кабинет музыки!
Кабинет выглядит обычным: парты, учительский стол, доска… Только на стенах висят портреты великих композиторов да плакаты с названием нот. Но для того стиля преподавания, который выбрала учитель, ничего другого не нужно.
Вообще Окуни сначала преподавала танцы, но вскоре её прекрасный слух был замечен, и она стала совмещать две работы. Для неё важно, чтобы ученики слышали музыку: улавливали царящее настроение, замечали смену мелодии, осознавали, какие чувства она вызывает… Окуни сама решила получить ещё и музыкальное образование, и теперь при необходимости может объяснить роль каждой ноты в мелодии. Говорят, что она даже умеет играть на каком-то инструменте — но точно никто не знает. В средних и старших классах даже делают ставки: еда или даже деньги — самый большой выигрыш ждёт того, кто угадает сам инструмент. Однако же её уроки любят не все. Несмотря на все старания Окуни, некоторые считают такой стиль преподавания скучным и постоянно отвлекаются от прослушивания симфоний. Она же внимательно смотрит и запоминает, кто и сколько раз отвлекается, — такие у неё выполняют дополнительные задания ради хорошей оценки.
Окуни настраивает колонки, когда в кабинет заходят ученики. Судя по виду, они пришли с физкультуры.
— У нас сегодня Вы?.. — недовольно тянет девочка-подросток.
На такое женщина уже привыкла бурно не реагировать. Она спокойно поворачивается и кивает, а потом отвлекается на экран — проверяет, как работают скаченные файлы. Пару секунд кабинет сотрясает громкая мелодия, пока Окуни не убавляет звук.
— Ну почему уроки не может вести Тёсокабэ? — жалуется всё та же девочка, со стуком водрузив рюкзак на парту. — Он хотя бы прислушивается к нам, и с ним не так скучно!
— Потому что у него другое образование, — спокойно отвечает учитель.
Иногда Окуни просила себя заменить — болезнь, неожиданно всплывающий конкурс… — и более подходящего учителя не найти. Хоть Тёсокабэ Моточика и преподаёт китайский язык, музыкальное образование у него тоже имеется. Обычно он использует второе, чтобы подкреплять первое, ведь с пением легче запомнить произношение, но в исключительных случаях вполне способен вести и музыку. Тёсокабэ может прийти на урок с гитарой и даже научить желающих паре аккордов — причём не важно, китайский у него сейчас или музыка. И вроде его преподавание можно назвать традиционным (за исключением игры на струнных во время урока), ученики успешно обучается. Возможно, такой эффект возникает благодаря неординарности самого учителя: яркая внешность, мелодичный голос и своя система оценивания, по которой ставятся только итоговые отметки — он располагает к себе, и его хочется слушать. Так же и на музыке — ученики не могут перестать его рассматривать и слушать, потому что пытаются понять, как такая внешность может сочетаться с таким голосом. И как показывает время, к такому не привыкают. Именно благодаря Моточике в школу пришла Кошошо, и копилка сплетен учеников пополнилась ещё одной парой.
Отчасти поэтому девочка огорчилась — Тёсокабэ отвечает на некоторые вопросы о своей личной жизни, несмотря на то, что директор настоятельно советует этого не делать. Сейчас же такой, по её мнению, скучный урок ничем не занять.
— Я не заставляю Вас любить мой предмет или классическую музыку. Просто проявите немного уважения и терпения и поработайте на уроке, — устало вздыхает Окуни.
— Да какая польза в музыке может быть?!
Женщина вопросительно смотрит на подростка — взгляд той полон искреннего непонимания и ожидания. Оставив свои дела, Окуни начинает:
— Мы сами придаём смысл происходящему и находим выгоду в том, что поначалу кажется бессмысленным. Для меня музыка — это целый мир. Она может заставить чувствовать радость или грусть, может придать энергии или успокоить. Музыка говорит. Не всегда при помощи слов, чаще она общается через мелодию. И мне это помогает. Основная моя страсть — танец. Познавая язык танца, я пришла разбирать язык музыки. Теперь эти две сферы сопровождают мою жизнь. Я с удовольствием слушаю симфонии и смотрю на танцы, потому что хочу понять, что этим говорит композитор или танцор.
Слова заставили девочку задуматься. И не только её — все ученики сидят бесшумно, хотя звонка ещё не было. Этот урок точно пройдёт спокойно. Хотя подростки уже получили один очень полезный.
Оставим, пожалуй, их. К тому же, осталось совсем немного.
К сожалению, мы не столкнёмся с Тёсокабэ здесь — его кабинет находится на третьем этаже. Но и в составе оставшихся учителей на втором этаже мы найдём неординарную личность, так что скучно точно не будет. А ещё здесь кабинет у одного из бывших директоров, если точнее — директора второй эры. Однако предлагаем сначала разбавить искусство точными науками.
Экономика — предмет, который ученики не очень жалуют. Особенно, если его ведёт Хаттори Хандзо.
Он один из самых немногословных учителей, и даже для обоих Уэсуги составляет серьёзную конкуренцию. Что Хандзо забыл в школе, знает лишь директор и его помощник. Хаттори не вдаётся в объяснения — для чего же созданы учебники — говорит только основную информацию. По этой причине его понимают только дети с математическим складом ума, абсолютные гуманитарии же каждый раз закатывают глаза, когда учитель не видит. Более добросовестные всё же обращаются за помощью к другому учителю — Тачибане Мунэшигэ.
В отличие от безынициативного Хандзо, Мунэшигэ внимает проблемам детей и старается объяснять непонятные моменты каждому в индивидуальном порядке. Отчасти это благодаря опыту общения со студентами других специальностей во время познания курса преподавания. Отчасти благодаря жене, которая преподаёт здесь же родной язык и литературу — об их отношениях догадываются немногие, да и чаще эти отношения трактуются как деловые с нотками напряжённости. Тачибана — и это фамилия жены, которую мужчина решил взять — быстро замечает, когда кто-то не понимает то, что он говорит, и меняет форму изложения материала. И не то, чтобы его любили все ученики. Оставались и те, кто, как и у Хаттори, списывал. Но Мунэшигэ закрывает на это глаза — его вполне устраивает работа с желающими, а те, кому не интересно, получают возможность заниматься желаемым. И его также вполне устраивают результаты экзаменов, которых они с Хаттори добиваются совместно.
Пользуясь тем, что следующего урока нет ни у одного, учителя собрались обсудить преподавание…
— Спрошу напрямую, так как не вижу смысла распространяться. Вы считаете необходимым так объяснять ученикам материал? — взгляд Хандзо не выражает эмоций, даже кажется, что его вообще не занимает эта беседа. — Или же Вы по какой-то причине не можете отказать просьбам?
— Считаю необходимым. Многим ученикам требуется другое объяснение. Не всем легко даются точные науки, но это ещё не значит, что их нужно оставлять, прошу прощения за высказывание, на произвол судьбы. Я придерживаюсь мнения, что любой ученик способен понять предмет, если найти правильный подход — склад ума имеет значение, но не определяет жизненный путь. Даже считаю, что, познав сложный для себя предмет, человек расширит свою область восприятия информации и станет проще обучаться другим предметам чуждых областей.
Такой ответ многих заставил бы смутиться или, по крайней мере, поставил бы в невыгодное положение, но Хаттори не относится к этим «многим».
— Моя позиция отличается от Вашей. Я считаю, что ученики должны сами разбираться с проблемами — это повышает их способность к адаптации. Выходит, причина нашего разговора исходит из различий взглядов.
— Да… — задумчиво тянет Тачибана. — Спорить бесполезно. Оставляем всё, как есть — я помогаю желающим, Вы преподаёте согласно своим убеждениям. Что думаете?
— Похоже, другого варианта нет…
Беседа закончена и можно расходиться, чтобы не мозолить друг другу глаза, но… Резко открывшаяся дверь — она почти ударилась о стену — заставляет повременить с расставанием.
— Что же это происходит сегодня?! — восклицает довольно молодой человек.
Хандзо закатывает глаза, даже не пытаясь скрыть своё отношению к громогласному учителю, хоть и не нарочно, но посмевшему нарушить его планы. Вздрогнувший от неожиданности, Мунэшигэ выдыхает и с интересом смотрит на вошедшего (или даже ворвавшегося) — покинуть кабинет он всегда успеет, а вот узнать, что обеспокоило Наоэ Канэцугу на этот раз вряд ли.
Этот молодой человек пришёл во вторую эру, и с того времени умудряется поставить на уши, если не всю школу, то большую её часть. Нет, Канэцугу не интриган, как тот же Мацунага. Даже наоборот — один из борцов за справедливость. Только его чувствительность является причиной бурных реакций на самое малое отклонение от того, что он считает правильным. Первое время другие учителя подрывались, расспрашивали… Кто-то успокаивал и убеждал, что в случившимся нет ничего непоправимого и скоро всё встанет на свои места, кто-то молча закатывал глаза, а кто-то почти кричал, что нечего так распаляться по пустякам. Позже привыкли. Наверное, из-за особенности своего характера Наоэ и выбрал профессию учителя, но на этом не остановился и посвятил себя такому подходящему предмету, как право. Подошёл к делу настолько серьёзно, что может без особых усилий вспомнить и рассказать слово в слово любую статью в конституции и, кажется, любой страны. Учеников, конечно, так заучивать не заставляет. Но и мягким Ноэо Канэцугу не назовёшь — перепутаешь статью, и будешь тридцать раз читать ту, что спросили, и ту, которую назвал вместо нужной. Дисциплина — важнейший компонент урока у Канэцугу, и ученикам приходится с этим мириться. Не сразу, но дети начинают добросовестно выполнять домашние задания и сидеть на уроках ровно. Однако иногда появляется возможность расслабиться — любая неожиданная смена в расписании, и Наоэ в кабинете директора разбирается с этой «проблемой». Был случай, когда он возмущался из-за опечатки в расписании — неправильно было указано время, — хотя пришёл вовремя и готовый к уроку. Прошлый директор злился, но никаких выговоров не делал. Нынешний… Токугава провёл серьёзный разговор, когда учитель права в очередной раз обратился из-за пустяка. Беспокоиться после разговора Канэцугу в таких случаях меньше не стал, но теперь донимал других учителей — энергию деть куда-то всё равно было надо. Обычно это был Ишида, если удастся поймать, кто-то из Санад, а в конце дня его выслушивал Уэсуги Кагэкацу, и на удивление, последний помогал больше, хотя не успокаивал и не помогал посмотреть на проблему с другой стороны. Сегодня найти кого-то из перечисленных не хватало терпения.
Догадываясь, что стало причиной возмущения учителя права на этот раз, Тачибана всё же учтиво задаёт вопрос:
— Что случилось?
— Это возмутительно! — тут же начинает рассказывать Наоэ. — Ладно бы опечатка, ладно бы местами предметы у класса перепутали, да-к расписание и вовсе одна сплошная ошибка. Я только что пришёл, так как вчера, поздно вечером, мне позвонил Хонда и предупредил, что первых трёх уроков у меня нет, а выясняется, что в расписании они есть. Что происходит?!
— Вам потому и позвонили, что расписание ошибочно, — прошелестел Хаттори, но его слова не оказались убедительными.
— Но это не оправдывает все те ошибки в расписании! Странно, что у вас накладок нет. Только у учителей начальных классов всё в порядке, по крайней мере, не отсутствуют уроки, как у Ишиды, и нет путаницы с кабинетами, как у большей части учителей на этом и третьем этаже. И как это у кого-то в расписании стоит урок, а на самом деле его нет? Действительно — только у вас накладок нет.
— Да, с расписанием в этот раз проблемы, — пытается успокоить Мунэшигэ. — Заметили это только вчера и предупредили всех, до кого только могли дозвониться. Директор с помощником сейчас в отъезде. Поиски виновного идут всеми силами. Присядьте, пожалуйста.
Канэцугу кивает и пододвигает к себе стул. Немного успокоившись и приведя в порядок сбившееся от возмущения дыхание, он отвечает:
— Хорошо бы его поскорее нашли… А как давно директор и его помощник уехали?
— Они уехали ещё на выходных. Не думайте, что кто-то из них причастен к этой проблеме — расписание появилось только вчера, — осведомляет Хаттори Хандзо. Мунэшигэ и Канэцугу смотрят на него удивлённо, но молчат.
— Вот ещё… — вспоминает учитель права. — В расписании следующий урок закреплён за Тоётоми, но я никак не могу его найти, чтобы спросить.
— Следующий урок у Вас, так что не теряйте время и подготовьтесь.
Упрёка в словах Хаттори Наоэ не замечает, благодарит и покидает кабинет. Хандзо устало выдыхает и кладёт голову на руки — желание выходить из кабинета у него совершенно пропало.
— А Вы не знаете, кто составлял расписание? — уже на выходе интересуется Тачибана.
— К счастью, нет.
На этом этаже мы, похоже, не найдём ещё одного учителя права, тогда просто расскажем о нём по пути на третий этаж.
Тоётоми Хидэёши входит в состав учителей, которые проводят уроки не совсем по предписанию. Важнейшие законы разных стран рассматривает со стороны туриста, объясняя ученикам, за какие неосторожные действия в той или иной стране взыщут штраф — и сопровождается это хорошей долей юмора. Каждый урок — театр одного актёра, но и за дисциплиной следить не нужно, когда все заинтересованы в продолжении. А когда Тоётоми занимал должность директора, и вовсе вся школа была театром: учителя подбирались не по образованию, а по умениям, что сопровождалось большим риском, но чутьё Хидэёши ни разу не подводило. Именно поэтому прошлую эру называли «Социальный эксперимент». Однако по той же причине Тоётоми пришлось покинуть должность — проверка не одобрила учителей, которые не получали педагогического образования, и как оказалось, образование директора тоже не соответствовало положению. В итоге, почти все были отправлены на педагогические курсы, а Хидэёши стал преподавать право. Официально заявлено, что бывший директор сам выбрал себе замену, но ходят слухи, что дела обстояли не совсем так и не Токугава должен занимать эту должность, правда, в открытую об этом никто не говорит.
Вот мы уже и у цели!
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.