Карнавальный дракон.

сегодня ты всю эту ночь меня не отпускай завтра мы c тобой проснёмся абсолютно чужими на её руках остаётся розовая краска, на губах — остатки горького алкоголя, что у кровати вместо воды стоит. он не помнит сколько времени назад решил выключить, остановить все часы, чтобы не вспоминать, сколько минут, часов, дней прошло. удалил все виджеты, разбил все экраны и ссыпал их стеклом в углу. в холодильнике только пакетики и банки с горькой апельсиновой газировкой. по десять кошмаров за ночь. по двадцать штрафов в почтовом ящике за превышения. послания помадой на боку слишком красивого и слишком дерзкого для этого города bmw бирюзового цвета. обледенелого, до такой степени, что не отдерёшь ночью, когда в минус десять по цельсию — и в три часа по московскому — заводит мотор. в надежде чего? похуй. в его сторис красивая кто-то, кого он сжимает прямо сейчас, уверен. откидывает красивый синий последний айфон на соседнее сиденье, делает глоток апельсиновой колы, ставит рядом с ручником. обещаю, апельсиновая кола тебе в аду будет сниться. он небрежно рвёт agent provocateur рукой, которая полчаса назад искала пакетик, приклеенный к водосточной трубе. она такая красивая, а он опять себя не помнит. внутренности смёрзлись под крышей на чердачном пролёте, куда заглядывали настырные звёзды. весь вечер был о тебе а ночью я трахал других — кто это? — он трахает меня в перерывах между тобой и ещё кем-то. тут и agent provocateur не спасёт. он смеётся, уперевшись двумя руками в стену, пока за спиной нимфа проскакивает за дверь с ботильонами и курткой в руках. закуривает, откидывая розовую чёлку с глаз, которую через секунду уже сгребает и тянет больно назад чужая ладонь. меня не страшит ад я уже в аду — она в курсе твоего звания? — завали. — в курсе, конечно, вон, твои звёзды с лестничной площадки светят, — кивает на китель, брошенный у стола. — как же ты з а е б а л. — ты слишком красивый для мусоров, — касается губ и получает с размаха. на кулаке остаётся розовая краска. среди стольких душ тут я тебя найду ради этого — по ебаному гололёду, между приступами самоуничтожения и самовлюблённости. белая рубашки мятая, закатанные рукава, кожанка (как он ещё не умер от холода в этой чёртовой столице), лезвие на шее на цепи, это чёртово лезвие, которое до смерти будет сниться. — я тебя люблю. — ты просто хочешь трахаться. — да. звёзды меркнут и закрываются, и луна закрывает солнце, а зрачки — радужку, и белое становится чёрным, а вода превращается в виски. как никто никогда бы не смог.