Конец Каникул

29.08.1976 05:23 Бледно-оранжевый «Газ-412» не спеша ехал по утренней автостраде. Так как осень ещё вступила в свои полномочия, сейчас было довольно тепло даже в лёгкой рубашке. А именно — подобная рубашка была на парне, что сидел сзади слева. Черные брюки с ремнём, кеды фирмы «Два мяча», в общем, простой подросток СССР. Спереди сидели его родители. За рулём — папа, слева — мама. Особо ничем не примечательные. Из радио играл Высоцкий. Родители что-то обсуждали, попутно сверяясь с картой. А парень смотрел на проносящиеся пейзажи. Весь путь от Куйбышева до Ленинграда он, как и отец, не уснул, а смотрел по сторонам, запечатлевая все, что они приезжали, в потрепанном блокнотике простым карандашом. Рисовать он умел только набросками. Лишь за неделю до отъезда он попросил мать научить его рисовать. Та была учителем рисования почти пятнадцать лет. Отец, как подобает любому советскому товарищу, гражданину, был сварщиков при каком-то заводе. Если детально описывать парня, то ничего особого не выделить. Глаза цвета крепкого чая с окантовкой зелёного цвета. Ну, с чаем их мама сравнивает, а отец, всегда смеясь как конь, говорит, что они цвета картошки начищенной. А парню как-то всё равно. Ему то всё равно глаз своих не видно. Что ещё? А, стоп. Когда я сказал, что ничего примечательного то запамятовал немного. У парня кудрявые патлы до плеч. Прямо по моде 70х гг. Ух сколько ему пришлось общаться и с милиционерами, говорящими что, советскому гражданину неподобающие так выглядеть, но у парня язык подвешен, как надо, так что шевелюру он всегда сохранял. Один раз один дотошный товарищ сначала орал на парня, мол, шпион Америки, а потом и вовсе, схватив опасную бритву, стал гоняться за парнем. Благо, тот бегал быстрее и успел-таки, оставив позади преследователя, забежать в телефонную будку и вызвать врачей. В общем в дурдоме на одного клиента стал больше. А бритву тот мужик выронил, когда его вязали. А наш патлатый санитар улиц спёр её и был таков. «Моральная компенсация», — подумал он, вспоминая какой-то фильм где и слышал подобную фразу. Вы подумайте, как это в довольно крупном городе, как Куйбышев, псих с бритвой бегал? А всё просто. Это в Чапаевске было, на окраине проспекта. Где дома подобно деревенским стоят. Губашево, вроде. Так о чём я? А вот. Почему переехали спросите? Отвечу. Отцу повышение дали и перевели на другой завод. А парню-то всего два года в своей школе оставалось отучиться. Но нет. Пакуй чемодан и — вперёд. Ну, он и упаковал да «вперёданул» с семьёй. — Вот и он. Стольный ЛенинГрад, — пафосно огласил отец на старый лад. И точно, вон первые дома показались. — Говорит Москва. Московское время — восемь часов. — Огласила диктор по радио. -Доброе утро, товарищи, начинаем нашу воскресную программу, с добрым утром. — И послышалась музыка. Дальше парень не слушал. Его больше интересовали крыши домов, они уже ехали по главной улице. Дальше улица Бассейная. Вот и она. Остановив машину у одного из подъездов, они принялись разгружаться. Это опустим. Опишу квартиру. Вроде, ничего необычного. Две комнаты, зал, кухня, санузел раздельный, балкон. Парень занял дальнюю комнату от входа, прямо напротив кухни. Этаж первый. А хоть и первый, да зато какой вид из окна и с балкона был. Ух. Забыл сказать, что прямо от входа будет «темнушка», или кладовка, как угодно. Парень разложил вещи, поставил в угол гитару. Плюхнулся на кровать. «Три дня и новая школа, новые люди, новое всё. Мда», — подумал он. Затем удалился на балкон, где решил запечатлеть виды утреннего города. Город уже встал, точно муравейник. Запечатлев всё что только можно, он решил проверить, не нужна ли родителям помощь. И не зря. Они как раз не могли решить куда деть патефон, а наш патлатый спаситель — тут как тут. Взял и упёр его себе, поставив родителей перед фактом сказав: -О, моё, — и унёсся в комнату. Поставил патефон на стол, присев на корточки, расчехлил футляр гитары. А там, помимо инструмента, были пластинки. С зарубежной музыкой. Queen, David Bowie, Elvis Presley, ABBA. И ещё какие-то. Импорт редчайший. Откуда спросите? И опять всё просто. Дедушка по отцовской линии на одном из кораблей служит боцманом. И не раз они заходили в зарубежные порты, не официально, конечно. Чего он только не привозил оттуда, таких гостинцев внучок ещё ни от кого не получал. А когда Пепси-Колу впервые вкусил, то на коленях умолял деда взять его с собой. Тот отказал, естественно. Отказать-то отказал, да через две недели — ящик из пятидесяти бутылок. Ну, тут мальчика удар хватил. Ничего удивительного, да. Но для такого юного возраста, просидеть в объятиях кандрашки больше двух часов — таким только единицы похвастают. Каждую бутылочку открывал, каждый глоточек делал с таким упоением, с каким воду пьёт пришедший из пустыни. Дед, кстати, баловал внука не только заграничными подарками и вкусностями. Как-то пришёл парень классе в пятом домой. А там дед из сарая выкатывает старенький мопед, без переднего колеса. Выкатил, отряхнул от пыли и заговорил. — Ну, что, внучок, просил научить ездить на мотоцикле. Вот оно, твоё наглядное пособие. Я когда-то на нём учился в твои годы. Теперь твой черёд. Починив, отмыв и сделав всё возможное, воскресили старичка. Водрузил дед внука в седло и сказал: — Не бойся, это легко. Пару столбов сшибёшь, да научишься, — и надел ему на голову шлем. А то и не шлем вовсе. А обшарпанная нацистская каска. А следом выкатил старенький, ТИЗ-АМ600, Старенький тёмно-зелёный военный мотоцикл. Как он его упёр после войны? А чёрт его его знает. Ладно, каска. Ладно, оружие какое. А мотик-то как?! А на вопрос отвечает оригинальнее некуда: — Это ещё что. Вон, сарай с заваленным входом: там коляска, пулемёт и патроны лежат, — и смеялся. В общем, обучение прошло удачно. Почти. Столб настиг его всё-таки. Но тут не всё так просто. Вилка у руля решила вылететь. Благо, на повороте, ибо парой ссадин всё не обратилось бы. Зато на обратном пути порулить мотоциклом дали. Кстати, о сарае. Правда ведь, вдруг там арсенал целый, или бункер какой. Не проверить ведь. Завален он будь здоров. Но скажу так, сарай ещё напомнит о себе. Но очень не скоро. Деда, кстати, Павел Владимирович звали. — Ещё годик — и права будут, -усмехнулся про себя парень. Подошёл к патефону, поставил пластинку. David Bowie Space Oddity. Лёг на кровать и упёрся взглядом в потолок. Задумался: «Через часик пойду. А сейчас — чай». А через часик он пойдёт учебники в школе брать. Документы туда были отосланы ещё месяц назад, так что он там уже числится. Встав и выключив патефон, парень направился на кухню. Взял чайник, налил из-под крана воды. Зажёг газ, поставил чайник. Сел лицом к окну и задумался о чём-то. Из раздумий его вывел щелчок пальцев перед глазами. Вздрогнув, он посмотрел на стоящего перед ним. Мама. Девушка 37 лет от роду, не большого роста, с родинкой на виске. Зелёные глаза. Блондинистые волосы. Обычна советская женщина. — Ты про чайник-то не забыл, боярин дубовый? — хихикнула она в конце фразы. Парень скосив брови, сказал: — Кто я? Как ты меня назвала? — пародируя кавказский акцент сказал он. И тут оба засмеялись. Посмеявшись около двух минут, они успокоились, обладатель пышной шевелюры заговорил первый. — А дубовый почему? — А потому что, я, как зашла, десять минут тут была. Ты всё это время, — она указала на дуб у окна. Под ним была скамейка. — Вон тот дуб сверлил глазами. — Может, желудёв тебе нажарить? — А нажарь! — воскликнул он, — Деда Паша говорил, что вкусная вещь! — И опять засмеялись. — Обычно говорят, муж и жена — одна сатана. А тут ещё сын — сатанёнок в придачу, — сказал из проёма папа. Рост метр восемьдесят. Брюнет. Глаза чайного цвета. Короткая причёска. Обычный советский гражданин. — Хотел чаю попить, а тут обзывают, — шкет скрестил руки на груди. — Получу права и укачу от вас. Злые вы. А вы тут останетесь и будете без меня плакать, — и задрал нос к потолку. — Ну прости, не обижайся, — сказав это мама, обняла своего сына. — Ладно уж, пропадёте же без меня, — и обнял маму в ответ. Вернёмся к чаю. Парень достал высокую пивную кружку и наложил туда пять с половиной ложек сахара. — А почему не из чашки то? — спросила мама. — Представляет, что это пиво, — усмехнулся папа. — Как бы не так. Из кружки — мало, что пить удобнее, так и влазит больше. Налил кипяток, размешал сахар и бросил щепоть грузинского из брикета. — Пиво, кстати, так себе, — и, отметая последующий очевидный вопрос, добавил, — Я с дедом Пашей и покруче пробовал. — И ушёл. Пить чай решил в комнате. Пока чай остывает, достал и надел наручные часы на правую руку. С будильником, водонепроницаемые. Один из гостинце деда боцмана. Когда чай остыл парень, залпом опустошил кружку, вышел к родителям на кухню. Те тоже чай пили. — Напомните мне, уважаемые мама и папа. Адрес храма наук в который мне надо отбыть для получения рукописей учёных мужей. — Закончив свою речь он замолчал. Секунды две длилась тишина. А потом как они смеяться стали. Просмеявшись всё же дали они ему адрес. Фрунзе 22. Туда он и направился. Вышел из подъезда и понял. Куда идти то? И людей, как назло, нет. Стоп! Есть. Вон, на той самой лавочке под дубом. Сидит кто-то. К нему и пошёл. Этот некто имел чёрные волосы длинной почти как у меня. Белая майка с надписью СССР. Шорты. Я, хоть и стеснительный, всё же переборол себя и, подойдя, спокойно сказал: — Привет, не мог бы ты помочь мне? — Сидящий даже вздрогнул, как током ударенный. И выронил из рук блокнот с карандашом. Почти как мой. Даже для себя резко, я поднял его раньше владельца. Случайно заметил там рисунок, аккуратный рисунок простым карандашом, незаконченный. Так вот, чем он занят был, что меня не заметил. — Красиво, — сказал я, протянув вещь владельцу. — Спасибо. — Он взял блокнот и отвёл взгляд. Я заметил, что у него узкие глаза. Казах? Повисла тишина. Я нарушил её первым. — Можно сесть? — спросил я, чуть стесняясь. — Конечно. — Ещё стеснительнее ответил он двинувшись чуть влево. Я сел. — Я спросить хотел… — опять я заговорил первым. — Мне школа нужна на… Секунду, — я достал из кармана блокнот. Листая его, я пропустил, как мелькнул мой утренний рисунок. — Твой лучше. — Вдруг почти без стеснения сказал мой собеседник. — Неа, я только так, набросками и умею. А у тебя всё чётко. — Нашёл адрес. — Вот, Фрунзе 22. Знаешь где? — спросил я. — Знаю, учусь там.- Он вдруг встал. — Пойдём, покажу. — И мы пошли. — А зачем тебе, если не секрет? — спросил он. — Перехожу сюда. Папу на местный завод перевели, переехать пришлось. Два оставшихся года тут учиться буду, — ответил я. — В одну школу ходить будем, — сказал он. — А возможно, и в один класс. — Я заметил, что он стал увереннее с начала диалога. — А тебя как зовут? — первый спросил он. -Витя, — ответил я. — Мы ещё и тёзки, — он усмехнулся. — А фамилии, случаем, не одинаковые? А то слишком много совпадений. — Цой, — ответил он. — Гарин, — ответил я. — Ну, хоть тут разница. Есть, — сказали одновременно мы. — Вот она, — показал он. Мы пришли. И вправду, вот она. Обычная школа СССР. — Я пойду, наверное, тогда, — сказал Цой. — Ага, я тоже, — ответил я Пожав руки, мы разошлись, я зашёл в школу. На входе вахтёр сидел. Объяснив цель визита, получил одобрение и маршрут до кабинета директора. Дошёл, постучался зашёл. В кабинете женщина лет пятидесяти. Рассказал ей, кто я и зачем, и мы стали обсуждать насущные вопросы. И под самый конец вопроса — фраза, которую я ждал в самом начале. Её я уже в кошмарах слышу. — Я надеюсь, что к началу учебного года, вы приведёт свои волосы в опрятный вид, товарищ Гарин. — Ну тут я ей выдал… — Знаете, заранее прошу прощения за то, что могу наговорить лишнего. Я, слыша эту фразу на протяжении пяти лет, понял одно. Что в советском обществе не должно быть такого. Притеснения по внешнему виду. Я считал и считаю, что важны способности и умственные качества человека, а не его внешний вид. Вот постригусь я, а толку? Умней не стану. Да и вы, если читали моё личное дело, знаете, что при малейшем желании я могу учиться на отлично и пойти на золотую медаль. — Ещё на середине своего на тот момент уже монолога я заметил, что директор замерла, смотря в одну точку с открытым ртом. Словно магнитофон зажевавший кассету. Я был более чем доволен результатом. Как я получил учебники, описывать не вижу смысла. Пришёл домой. Делать нечего, а ещё весь день впереди. Решил продолжить обучение у своей мамы в сфере изобразительных искусств. Так до вечера и просидели. Потом родители пошли ужинать, я отказался. До самой ночи лежал и слушал пластинки. А как на часах высветилось 22:32, на цыпочках вышел в коридор, родители уже спали, но лучше не рисковать. Потому ещё и набил под одеяло вещей. Мол, я тут, я сплю. Взял кеды и пошёл на балкон. Там обулся и вылез на улицу. И пошёл осуществлять мечту. А состояла она, вот, в чём. Когда мне было восемь, я увидел открытку с разведённым мостом. И поклялся увидеть его в живую. Дойдя до набережной пошёл, в сторону Кунсткамеры и Эрмитажа. Весь путь Гарин удивлялся масштабам города, и не удивительно. Куйбышеву не сравниться даже с половиной Ленинграда. Дворцовый мост. Вот моя цель. Занятно. Через 42 года я опять приду сюда. Но уже с другой целью. Но об этом потом. Через сорок два года. А сейчас я дошёл. Величественный Дворцовый мост. И как раз вовремя. Процесс начинался, гигантские половинки стальных конструкций отдалялись друг от друга всё больше и больше. Будто сейчас из-под воды появится ракета и полетит покорять звёздную пучину бесконечности. …Витя стоял заворожённый действом. От начала и до конца процесса он не шелохнулся. А когда мост опустили, он пройдя по нему, отправился гулять. Сегодня было полнолуние и безоблачно. Идеально, будто город встречал нового жителя. Так и гулял я до утра. Под утро вернулся, по пути встретив редких людей и машины. Попав на балкон так же по-шпионски, вернулся в комнату. И лёг спать. Время 03:12 «Обычно в это время я просыпаюсь, а тут всю дорого от дома не спал, и целый день, и вот — ночь», — подумал Гарин и уснул.